Паутина

Вячеслав Суханов
Автор предупреждает, что события, место действия и все персонажи, за исключением реально существующих кафе, улиц, отдельных второстепенных лиц, вымышлены.

Глава 1. Убийство медиа-магната

Ранним холодным  апрельским утром я проснулся в своей городской квартире от тягостного чувства, что сегодня со мной должно произойти что-то неприятное. Проходя на кухню, я глянул на перекидной календарь страхового общества "Россия", который мне подарил на предновогодней корпоративной вечеринке мой приятель Алексей Буров, и мне все сразу стало ясно. Сегодня было 13-е число...

Перед выходом из дома я выглянул с балкона, в чем люди ходят – очень ли холодно? Но, как всегда, никого не было видно, только соседская кошка пробежала мимо подъезда. Но она была одета как обычно – во что-то демисизонное...

На работе я чуть-чуть отвлекся от утреннего предчувствия, готовясь к очередному интервью с очередной VIP-персоной. С напряжением тыкая короткими пальчиками в клавиатуру компьютера, я раздраженно прислушивался к тому, что происходило за стеклянной перегородкой, разделяющей редакцию и столовую комнату. Там моя секретарша Аня щебетала по телефону с очередной неудачно влюбленной подругой, причем взаимные страдания, охи-ахи на тему, какие все мужики сво..., постепенно перешли на цены на итальянские сапожки в недавно открывшемся супер-универмаге "Счастливая 7я". У женщин всегда так: сначала про нас, а в конце про колготки и шампуни. Какие мы все-таки разные! Вот у нас, мужиков, глубокомысленно подумал я, все как раз наоборот - любую беседу мы начинаем с футбола, а заканчиваем разговором про баб...

Вечером на МООСОвской маршрутной "Газели" я, как обычно по пятницам, поехал в деревню, на дачу. Дачный домик я  приобрел в прошлом году на кредит, взятый в филиале "Россельхозбанка", а поставили мне его всего за четыре дня. Вызвав удивление всех соседей, которые думали, что на моем участке никогда ничего не будет, кроме двух грустных лопухов и тропинки к ближайшим кустикам, за которыми я и мои крайне редкие гости справляем малую нужду. Большой нужды у нас не бывает, потому что на даче жрать нечего. Есть только что выпить...

Проезжая мимо Лозы, я в очередной раз обратил внимание на то, как загажена территория вокруг частных гаражей. Что прежние, назначаемые районом, власти, что нынешние, выбранные зомбированным щедрыми посулами нового главы населением, никогда вывозом мусора не занимались - и постепенно красивейшая природа вокруг поселка, некогда величественно называвшегося Царь-даром, превратилась в никому ненужную свалку. Слава Богу, в очередной раз подумал я, проезжая мимо, что живу не здесь...

От заброшенного пионерлагеря "Зеленый бор" до моей деревни всего четверть часа ходьбы. Пока я дошел, стемнело. Так как свет в дачный домик я провести еще не удосужился, пришлось зажечь керосиновую лампу, купленную по случаю в фермовском военторге еще в те далекие дни, когда казалось, что стране пришел полный писец, и надо готовиться к переходу на полную автономку. Именно тогда я, подчиняясь бушевавшей вокруг панике, купил два осенних пальто московской фабрики "Большевичка" (причем ни разу их так и не надел, размерчик оказался не мой), а также коробку хозяйственного мыла, коробку стирального порошка и упаковку спичек...

В углу за стареньким диваном была припрятана недопитая с прошлых выходных бутылка шотландского виски любимой мной с советских времен марки "White Horse"*(* - кто читал детектив В. Суханова "Три слоя пудры" - тот знает. Журнал "КСТАТИ", номера 1-6/2007 - прим. ред.), что в переводе на общеприемлимый в нашей деревне язык означает "белая, совсем старая лошадь". Шучу... Или не шучу?.. А хрен его знат...
Я достал из буфета небольшой граненый стаканчик, который моя покойная бабушка, Мария Васильевна Шаткова, называла почему-то лафитником, и налил в него ровно три бульки - мою обычную вечернюю норму. Без закуси я алкоголь не потребляю. Окромя пива, конечно. Поэтому я привез с города кусочек ветчинки и зеленый пупырчатый огурчик.
Выпить было не с кем, ну да я привык. Лафитник аккуратно чокнулся о край  картины "Весна в Абрамцеве", подаренной мне знакомым хотьковским художником Пашей Исаевым.
Эх, хорошо, - подумал я, радуясь, что можно дать отдохнуть своим измученным сочинительством мозгам, потому что здесь, в деревне, у меня нет ни компьютера, ни телевизора и вообще ничего, кроме дюжины потрепанных детективов, которых без света тоже особо не почитаешь...

Засыпаю я быстро, вот только сплю плохо. То простатит, бич всех неженатых мужиков, разбудит за полночь, а то нервные мыслишки про то, что выпуск очередного номера нашего супер-популярного в городе журнала находится под угрозой срыва - и все из-за вертлявых девчонок из рекламного отдела, которые, по обыкновению, приносят рекламу в самый последний перед отправкой в типографию момент...
Но на этот раз меня разбудило нечто иное. С трудом приоткрыв тяжелые как у Вия веки, я явственно услышал чей-то вой, приглушенный расстоянием. В комнате, пахнущей сосновыми досками, было темно, как в прямой кишке у черного таракана. Я выпростал из-под одеяла сонную руку, нажал на кнопку сотового телефона и выругался - было всего полчетвертого утра. Все, уже больше не засну, - с тоской подумал я, но все-таки полежал с минуту и только затем медленно поднялся. Найдя на ощупь чайник, стоящий на столе, я сделал пару затяжных глотков и окончательно проснулся. Было холодно. Я натянул джинсы и вышел на крыльцо. И теперь отчетливо услышал: где-то тоскливо выла собака. Большая собака, судя по голосу.

Вой раздавался за деревней, со стороны пионерлагеря. Конечно, можно было и не ходить туда, но любопытство - вечный движитель журналиста - не спрашивая моего разрешения, направило мои невыспавшиеся и проклинающие все и вся ноги за окраину. В утренних сумерках больше никого не было видно. Деревня наша небольшая, а после сталинского раскулачивания, германской войны, хрущевского осовхозивания и горбачевско-ельцинской голодной перестройки, в ней никого не осталось, окромя нескольких старух. Да и кто из нормальных особей смог бы выдержать череду бесконечных издевательств над здравым смыслом и живыми людьми, почему-то называемых в Кремле реформами?! Правильно. Я с первого раза догадался, что вы думаете так же как и я. Никто. Правда, в последние годы, в эпоху Путина-Медведева, этот самый здравый смысл стал помаленьку брать верх над волюнтаризмом предыдущих руководителей, и уехавшие искать счастья в город дети бывших крестьян начали восстанавливать старые, покосившиеся дедовские домишки, но использовали их уже только как дачи. И то хорошо, хоть не среди развалин жить...
Так, размышляя о высоком и вечном, я плелся по дороге, изредка зыркая вперед, где в испачканном туманом воздухе все отчетливей слышалась непереносимая собачья жалоба.

Увидев меня, собака приподнялась и, виляя облезлым хвостом, подошла, обнюхивая мои натруженные ноги. Она явно была рада подмоге и тому, что ее нелегкую вахту можно будет разделить на двоих. Я поглядел на нее, затем на обочину и замер в легком испуге...  Неподалеку в кустах лежал труп человека. Хорошо одетого человека.
Рядом с головой, утонувшей по уши в грязной луже, валялась черная шляпа с широкими, как у еврейского раввина, полями. И тут я вздрогнул. Я узнал эту шляпу. Она могла принадлежать только одному человеку в нашем городе. Неужели?! Я наклонился и осторожно приподнял убитого за плечи.
Так и есть. Я судорожно сглотнул слюну. Отвислые, жирные как у старой женщины щеки и голый череп не оставляли сомнений в том, что передо мной лежал бывший депутат районного Совета, гендиректор местной медиа-компании Стас Ильвиров. Вот это да! - охнул я, все еще не веря собственным глазам. Как он сюда попал?! Чего он потерял в этой забытой Богом стороне?
- Вот это удача! - синхронно воскликнул мой амбициозный внутренний голос. - Первому оказаться на месте убийства известного всему городу человека! Вот это удача!! - с еще большим энтузиазмом выкрикнул он.
И я его нисколечко не осуждаю. Возможно, это прозвучит несколько цинично, но, во-первых, мы с моим внутренним голосом - журналисты, живущие сугубо за счет гонораров, а эксклюзивчик с места смерти бывшего депутата и медиа-магната позволил бы нам существенно повысить тираж любимого журнала. А это, пардон, внеочередной взнос за предоставленный банковский кредит на мою не менее любимую дачурку.
Ну, а, во-вторых, если честно, я не испытывал к умершему таким странным образом в таком странном месте человеку никаких теплых чувств, как, думаю, не испытывал их ни один человек в нашем городе. Его никто не любил. Даже жена ушла, не выдержав его самодурства и склонности к параноидальному самолюбованию.
Короче, ничего личного - надо просто шустро работать, чтобы собрать побольше информации к будущему сенсационному материалу. Я, стараясь особенно не топтаться, чтобы не затоптать следы возможного убийцы, аккуратно залез в карманы бывшего писателя, продюсера и к тому же еще певца и посредственного поэта. Кажется, он на рояле только не играл. Правда, рояль имел, но потом продал.
В пальто и пиджаке ничего не было, и это показалось мне странным. Все-таки у любого современного человека должны находиться в карманах, как минимум, кошелек, ключи и, если он человек интеллигентный, чистый носовой платок. Ну, к интеллигентным людям причислить Ильвирова можно было только с большой натяжкой, но вот кошелек-то у него обязан был быть. Ведь как-то он сюда добрался. Или его привезли и выбросили? Черт его знает...
М-да, незадача. Карманы покойного были девственно пусты. Возможно, в них уже покопались. Может быть, и убийца. Даже вероятнее всего, что убийца...

А сотовый? Где его сотовый?! Тоже нет. Я на всякий случай огляделся, шаря глазами по ближайшим кустам, но ничего путного так и не заметил. И с разочарованием опять перевел взгляд на фигуру покойного магната. И тут же напрягся: А что это там у него зажато в руке, а? Кажется, какая-то бумажка... Я присел на корточки и потянул за листок, но покойник, со свойственной ему еще при жизни вредностью, отдавать его не захотел. А вырвать я побоялся. Возможно, он пригодится милиции, которая будет разыскивать убийцу Ильвирова.
Согнувшись в три погибели, я посветил на клочок бумаги экраном собственной мобилы. И задумался. На бумажке было накарябано следующее: "Стас, я жду тебя у деревн...  (окончание фразы осталось в кулаке покойного)... Верни список. Иначе... Трифон...". И все...

Ну, что ж, анализировать все это будем позже, а пока надо все-таки вызывать тех, кого положено, и готовиться к душувыматывающим допросам. Главное, как подсказывает мне мой собственный опыт, не попасть в подозреваемые. Ведь, к сожалению, милиция, зачуханная высочайшими указаниями о повышении раскрываемости преступлений, зачастую идет по наиболее легкой дорожке и прессует в первую очередь свидетелей. А уж если какой-нибудь бомж попадется, то уж он точно будет сидеть в тюрьме! Слава Богу, что я не бомж, а известный в области журналист! И за меня есть кому заступиться...


Глава 2. Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью

Этот день, ранним утром которого я нашел в лесу неподалеку от своей дачи труп посадского медиа-магната, тянулся бесконечно. Только поздним вечером - после того, как с утра в деревню нагрянула целая толпа милицейских начальников и следаков, взявшая по причине отсутствия других подозреваемых меня в ежовый оборот, после того, как меня, не жравшего целый день, замерзшего и злого отвезли в районный околоток, где снова прессовали, опрашивали, расспрашивали и допрашивали - только тогда я, наконец, добрался до родного дома и упал без сил в горячую ванну.

Отмокая и постепенно успокаиваясь, я волей-неволей думал о том, что произошло.
Мои подозрения, что Ильвиров действительно убит, а не умер естественной смертью в неестественно далеком от города месте, подтвердил следователь. Стаса, не помню его отчества, убили заточкой, маленький след от которой на теле погибшего, я, естественно, видеть не мог – я же его не раздевал. Да и на хрена мне было это делать, если я все время думал о том, не КАК его убили, а КТО его убил и за ЧТО.
Прикидывая возможные причины убийства, я искренне недоумевал. Богатые на взрывы и расстрелы 90-е давно канули в Лету. Правда, периодически, раз в два-три года, у нас в районе продолжали отстреливать то бизнесменов, то чиновников налоговой, но обычно это люди из сферы, где куют деньги, а не из медийного круга. Хотя…  Я невольно задумался. За что убивают журналюг? Правильно, за длинный нос, болтливый язык и за угрозу опубликования компромата… Компромата… Компромата… 
И тут я кое-что вспомнил…
Однажды пару лет назад я случайно оказался на посиделках в кабинете Ильвирова. Изрядно выпив, Стас вдруг начал похваляться, что гэбэшники, уволенные со службы во времена тотальных чисток 90-х годов, якобы оставили ему компромат на всех более-менее значимых людей района, включая главу, депутатов и бизнес-элиту города. Это было как раз перед очередными выборами то ли в главы города, то ли в один из Советов депутатов, и он собирался «попридержать» кое-кого из своих ретивых конкурентов. Помнится, он даже вспоминал недобрым словом первого главу района, который, по его словам, сделал «очень хорошие деньги» на торговле разрешениями на выделение земли, а сейчас спокойно дремлет в кресле государственного чиновника. Тогда этот процесс разбазаривания народного достояния только начинался…
Таинственные архивы КГБ. Могла ли быть причина его жуткой смерти именно в этом? Могли ли быть причастны к его смерти спецслужбы? Не знаю…
Я в своей жизни сталкивался с КГБ считанное число раз. Помнится, когда я служил офицером-двухгодичником в Дагестане, в Группе Регламента Махачкалинского Полка Дикой Кавказской Дивизии Ракетных Войск Стратегического Назначения (это звучит почти так же круто, как и «Оркестр Клуба Одиноких Сердец Сержанта Пепперса» моей навеки любимой группы «The Beatles»), до меня докапывался местный «молчи-молчи» с толстой розовой харей и лживо проницательными глазками. Он хотел, чтобы я стучал на товарищей. На что я уклончиво обещал ему подумать, но так и не «надумал». И, так как с этим предложением, по-видимому, он приставал ко многим нашим ребятам, то, к моему явному облегчению, до повторного разговора дело так и не дошло…
Второй раз я встретился с сотрудниками КГБ уже в более комфортной обстановке, когда вернулся в Подмосковье и служил в военном представительстве при НИИ. К нам приехал с лекцией начальник районного отделения КГБ, солидный дядька приятной наружности, в звании полковника. Помимо серьезных вещей, он с легкой ухмылкой рассказал, что в 80-е годы доблестное отделение КГБ не поймало в районе ни одного иностранного шпиона, а на недоуменный вопрос: чем же вы тогда занимаетесь? – с юмором ответил: борьбой с сектантами и диссидентами. И рассказал смешную историю.
Однажды в автобусе из города на Скоропуху бдительными гражданами был выловлен слесарь-сантехник с ЗОМЗа, который раздавал пассажирам брошюры собственного сочинения и антикоммунистического содержания под названием «Всё х…ёво» и «Что делать».
- И что же с ним сталось? – поинтересовались мы судьбой бедолаги.
- Диссидент был снят с пробега, с ним провели профилактическую беседу, от вредных взглядов он тут же отказался и вскоре был выпущен на свободу, – под общий смех сообщил полковник.
Что же касается сменившего КГБ ФСБ, то про них ни будучи еще офицером, ни позже, когда после развала армии я пришел работать в газету «Зеркало», я ничего не слышал и не читал. Я не помню ни одной пресс-конференции, ни одного мероприятия, ни одной полусекретной операции местной спецслужбы, про которые было бы хоть что-нибудь напечатано в местной прессе. Люди работают, возможно, занимаются чем-то важным. Может, дачи себе строят. Одним словом, не знаю, не видел, не привлекался, на оккупированной территории не жил…
Кстати говоря, в городе есть только две организации, про которые ничего никому неизвестно. Они вроде бы и есть, а вроде бы их и нет. Это ФСБ и таможня. Ти-ши-на…
По этой самой причине, что они живут собственной жизнью и им наплевать, что происходит вокруг, думаю, что к нашему делу они не имеют никакого отношения.
А, впрочем, я тоже. Вздохнув, я вылез из ванны, налил себе стопочку джина «Beefeater», посмотрел по въевшейся армейской привычке программу «Время» и пошел спать. Утром нужно было нацарапать материальчик в дружественную моему журналу газету. Я все-таки был единственным очевидцем и почти свидетелем убийства заслуженного человека, и читатель всенепременно должен немедленно обо всем этом узнать. А иначе на хрена нужны средства массовой информации?! И на что я, по-вашему, должен тогда жить?!.

Утром, не успел я приехать в редакцию, как мне позвонил босс нашего Издательского дома. Меня вызывали на ковер.
Осторожно втиснувшись в его не по чину маленький кабинет, я приготовился к очередному обвинению типа «опять ты вляпался в дерьмо, которое разгребать ему», «даже дома и на даче ты находишь на свою ж…пу приключения, за которые отвечать почему-то должен он» и т.д. и т.п.
Я к этим патетическим речам давно уже привык, потому что так же давно понял: тот, кого не ругает начальство, - не журналист, а амеба. Ему место в администрации, где самое главное – вовремя угадать мнение начальника и придерживаться такого же. Знаем, проходили-с…
Это понимает и мой босс, потому что слону понятно, что деньги прессе приносит только скандал. Про то, что в стране и отдельно взятом районе все счастливы и всем довольны, вынуждены писать только муниципальные СМИ. Им за это платят из районного бюджета по 10 миллионов деревянных ежегодно. А иначе они жили бы как все мы…
Поэтому, когда ожидаемой гневной тирады не последовало, я немного забеспокоился. Когда начальник не ругает – это или хана – подписан приказ об увольнении «по собственному желанию», или, что хуже, тебе готовят какую-нибудь подлянку. Так оно и случилось.
Отводя глаза в сторону, директор спросил, не возьмусь ли я за расследование убийства Стаса Ильвирова? Об этом настойчиво просит друг покойного, посадский олигарх Андрей Федоскин. Он обещает мне необходимые средства на текущие расходы и солидный гонорар в случае раскрытия тайны убийства его приятеля. Об этом же просит меня и он, мой босс, с которым, как он надеется, мне еще работать и работать…
Вот так припирают к стенке. Хотя можно было бы сказать, что и ставят к ней. Но я не скажу. Чисто из уважения к высокому материальному положению попросивших меня товарищей. Хотя какие они мне товарищи?
- А что, милиция уже не справляется со своими обязанностями? – риторически спросил я.
- Ты не ёрничай. Разговор не о милиции, а о тебе, - поморщившись, впялил в меня свой раздраженный взор мой работодатель.
- Ну, хорошо, хорошо, я подумаю…
- Подумай, подумай, но только до завтра. И помни, это нужно не только кому-то, но и нам. Если нас просят такие люди, значит, нам доверяют. А это многого стоит…

Дома я расстроенно налил еще одну рюмашку горячительного. Опять меня втягивают в чьи-то опасные разборки. Благодаря им я попадаю во всякие разные мерзкие приключения, из которых обязательно выхожу в рваных брюках и с расцарапанным лицом. После чего пару дней не могу честно и открыто встречать вопросительно-настороженные взгляды своих товарищей по профессии. Особенно женщин, которые, возможно, подозревают во мне насильника или, что еще хуже, человека с нечистой совестью…
- Соглашайся, соглашайся – вдруг прервал мои невеселые размышления проснувшийся внутренний голос. Это нематериальный субъект, угнездившийся во мне, - большая сволочь. Он живет на моей жилплощади, хотя совершенно не платит за квартиру и не помогает мне экономить на растущих год от года коммунальных платежах. Он обжирает мой холодильник, совершенно не принимая в расчет, что гонорары посадского журналиста отнюдь не такие же, как у осиротевшей секретутки найденного мною в лесу олигарха. Он не бережет мои ветхие джинсы, заставляя меня лезть и вляпываться в черте-во-что, хитро взывая к моему чувству патриотизма и профессиональному любопытству. И при всем при этом он нагло со мной препирается, ни в грош не ставя мнение своего ответственного квартиросъемщика. Вы бы смогли столько лет жить с таким паразитом? Я нет. Но эта сволочь не уходит, пользуясь моей слабохарактерностью…

Ворочаясь в постели, я все думал, думал, думал… «И все-таки деваться некуда, на шестом десятке найти работу не очень-то просто, тем более достойную. А если откажусь, наверняка попаду в опалу, после которой и до увольнения недалеко, - тоскливо размышлял я. - Да и счетчики на воду пора ставить в квартире, а то государство обещает вскоре ободрать как липку, забывая о том, что оно нас уже и так ободрало, и не раз, начиная с 1991 года. А на все нужны деньги...»
- Ты же мечтал купить швейцарские часы «OMEGA Seаmaster», так что лишние деньжата не помешают, - снова вылез с лживым сочувствием мой внутренний голос.
- Ладно, гад. Я, действительно, хочу часы, но если со мной что-нибудь случится, тебе ведь тоже не жить! Ты это понимаешь?!
Ответа не последовало. Видно, мой сожитель наконец-то всерьез задумался над нашей общей незавидной жизненной перспективой…

Но делать нечего, поколебавшись, я набрал телефон своего босса.
- Я согласен… - сообщил я, заслышав в телефоне знакомое бульканье.
- С чем ты согласен? Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? – возмущенно просипел спросонья голос директора.
- А я хотел доставить вам удовольствие, сообщив о согласии взяться за расследование, - с легкой ехидцей ответил я. Слава богу, хоть не один я сегодня не высплюсь. Как гласит выдуманная мной мудрость: не можешь плюнуть человеку в душу – плюнь хотя бы на брюки.
Босс со злостью отключил телефон (и, может быть, даже бросил его об стену)…


Глава 3. Теория парадоксальных иллюзий

Утром молодая длинноногая секретарша директора индифферентно сообщила мне, что шеф меня ждет к 11 часам утра. Я прибыл. Директор, стараясь не глядеть в мою сторону, мрачно протянул мне не очень толстый конверт и показал на дверь. Я, понимая, что это плата за начало детективной деятельности, нарочито робким голосом поинтересовался, кто на время моего расследования будет исполнять обязанности главного редактора нашего журнала. Шеф выпучил глаза и, поперхнувшись от моего неслыханного нахальства, зло выдохнул: «Ты!!!» и повторно, но уже более энергично, брезгливо указал мне на дверь.
С чувством выполненного долга, что испортил настроение своему сатрапу, я подмигнул юной секретарше и ненароком заглянул в ее очередное глубокое декольте, чем вызвал ее справедливое, но молчаливое возмущение. Ибо декольте секретарш предназначаются не таким ничтожным субъектам, как главный редактор какого-то журнала, а директорам, президентам и, на худой конец, генеральному секретарю ООН, если он когда-нибудь переступит порог ее предбанника.

На лестнице я приоткрыл конверт и прикинул на глаз преподнесенную мне сумму. Она была в долларах, которые последнее время все время норовили упасть в семейных отношениях с евро и даже с рублем. Значит, их нужно было срочно поменять на деревянные.
Где у нас меняют валюту? Только не делайте вид, что вы не знаете. Это знают все, кто хотя бы однажды держал в руках бумажку с изображением Бенджамина Франклина. В городе валюту меняют в двух машинах, целый день дежурящих рядом с офисом Сбербанка, на Валовой. По сравнению со всякими банками, там самый лучший и справедливый курс на все валюты, за исключением белорусского рубля. Отвечаю.
А продать золото или купить по нужде бесфамильные SIM-ки без предъявления паспорта можно на Вокзальной площади или в переходе у метро «ВДНХ». Мне как раз нужна такая. Переговоры по расследованию убийства я буду вести с левого телефона, чтобы «никто не догадался, что это песня о тебе»…
Спускаясь по ступенькам, я думал, с чего бы начать и кому позвонить. Самых всезнающих журналистов  в городе было всего четыре. Причем один из них, Алексей Василеградский, известный в московских и посадских журналистских кругах тем, что обидел самого премьер-министра Израиля, за что тот в гневе даже грозился подать на него в суд, сидит сейчас где-то в Киргизии, дожидаясь тамошних президентских выборов.
Второй, Кирилл Гохран, тоже испрянул из наших весей в Среднюю Азию, правда, в другую страну - в Казахстан, где наша общая знакомая, бывшая пресс-секретарь бывшего главы Анатолия Вепрева, очаровательная и умнейшая Ирина Волкодавова, по слухам, исполняет те же обязанности, но уже при президенте страны.
К слову, о Гохране. Кирилл как-то рассказал мне замечательную историю об одном пройдошном депутате Госдумы, который избрался от некоего уральского города, жил припеваючи в столице и особо не утруждался являться на глаза избравшего его населения. Но как-то раз нужда все-таки заставила его приехать туда, и, выйдя из машины, он мимолетом спросил, а что это там народ толпится? Не его ли встречают?
Ему вежливо ответили, что это открывают только что построенный городской бассейн. Через полчаса депутат уже выступал перед народом с проникновенной речью, в которой, в частности, сказал: «Работа депутата важна и ответственна, хотя и не всегда заметна со стороны людей. Вот многие говорят: а что там наш депутат в Москве делает? Чем помогает региону? Почему совсем не бывает в области? Отвечаю. Да, приходится сидеть на совещаниях. Да, приходится целыми днями и неделями бегать по кабинетам начальства. И ведь не зря», - при этом он как бы ненароком обернулся к бассейну за его спиной. – «Вот видите, новый бассейн построили…»
На этой фразе сопровождавшие «депутата» лица чуть с ног не попадали от его наглости, ведь еще полчаса назад он и слыхом не слыхивал об этом бассейне!..
Вот так делается политика. И, опять же к слову, ТАКИЕ депутаты есть и у нас в горсовете, не будем поминать их всуе…
К чему это я? А к тому, что исключать версию, будто убийство медиа-магната каким-то концом связано с его бывшей депутатской деятельностью, пожалуй, не стоит.
Вот с этого места поподробней, как любил говаривать один литературный герой. Кто у нас более всех сведущ в местных политических интригах и разборках? Пожалуй, оставшиеся в моем списке двое журналистов. Это бывший московский торговец книжным антиквариатом, а ныне известнейший посадский журналист, вечный борец с вечной несправедливостью Саша Водкин и душа лучшего в городе новостного сайта «вэвэвэ.юань.орг», репортер и баболюб Анатолий Южанинов, на юбилей которого я написал пространное поздравление, начинавшееся с проникновенного признания его заслуг перед отечественной аэронавтикой и местной журналистикой:
 
Ты был когда-то октябренком.
Ты был когда-то пионером.
Ты был талантливым ребенком.
А стал простым пенсионером.

Ты не был бонзой в комсомоле.
Ты не был верным коммунистом.
Зато летал вверху в гондоле
И стал хорошим журналистом…

И так далее…

Да, начинать нужно с них. Именно эти ребята могут подсказать мне гносеологические корни трагической смерти нелюбимого мной и многими моими коллегами Стаса Ильвирова. Может, кто-то не въезжает, о чем я размышляю, и не понимает глубинного смысла гносеологического оптимизма или гностицизма, так я объясню – это означает, что мир познаваем, границ познания нет, необходимы лишь время и средства. Насчет времени вы уже слышали, времени мне дали, сколько нужно. Что же касается средств – их, конечно, маловато, но, думаю, добавят, если возникнет острая нужда. Так что самое время начать познавать.
Так кому же была выгодна смерть Ильвирова? Замешана ли в этом политика? - Я вышел на улицу, подальше от чужих ушей, и набрал номер Водкина.
- Сашок, хочешь открыть в моем обществе бутылочку «Кьянти»? Если да, то жду тебя в подвальчике нашего с тобой любимого арт-кафе «Сан-Марино». Там все расскажу…
Заинтригованного Сашка не надо приглашать дважды, уже через полчаса он садится ко мне за столик, что стоит у стены, рядом с огромным аквариумом, в котором уже давно тоскует без пары одинокая черепаха. Я сажусь к черепахе спиной, потому что не могу смотреть на нее спокойно, ибо не понимаю, отчего отдельные люди думают, что жизнь в сытой тюрьме оправдывает их безжалостный приговор на пожизненное заключение несчастной рептилии…

Ну, да ладно. Пора о тяжком и сокровенном. Я рассказываю приятелю без излишней детализации историю про убийство нашего общего знакомого и прошу выдвинуть какие-нибудь версии. Покусывая сыр «Пармезан» из заказанной мной на деньги посадского олигарха сырной тарелки, которую Саша всегда заказывает в виде закуски к любимому «Кьянти», мой коллега начинает размышлять. Хотя по всему видно, что процесс смакования красного сухого напитка нации макаронников явно не способствует его мыслительной деятельности. Саша наплевательски относится к еде, зато очень разборчив в винах и всегда возмущается, когда практически на всех мероприятиях, проводимых в городе и районе, подают вино очень плохого качества. Кроме, - обычно добавляет Сашок, - экс-председателя райсовета Владимира Боголюбского, который специально для уважаемого журналиста заказывал его любимое «Кьянти». Возможно, отсюда и проистекает такой его разный подход к оценке деятельности разных районных чиновников, на который одни из упомянутых господ обижаются, а другие нет.  Господа «небожители» должны помнить, что журналисты тоже люди, от внимательного к ним отношения зачастую зависит и результаты их аналитического творчества…
Ковыряясь вилкой в аппетитной мясной лазанье под электропиано джазмена Островского, играющего в соседнем зальчике, я осторожно навожу Сашу на версию о войнах и интригах в местной чиновничьей среде. Могли ли они стать причиной искомой трагедии?
Саша задумывается, мимолетом раскланиваясь с проходящим мимо главным редактором журнала «Арт-Посад» Валерой Воробьевым. 
- По большому счету, - говорит он, - у Ильвирова был видимый конфликт только с одним человеком во власти – с Вепревым. И, пожалуй, с его людьми в Совете депутатов.
- А в чем суть разногласий?
- Это не разногласия, это была настоящая ненависть. Но мне не хотелось бы об этом говорить, так как я с глубоким уважением отношусь к Стасу. Относился, - запнувшись, поправился Водкин.
- Да ладно. Теперь ему уже все равно, а мне нужно разобраться с этим делом. Ты же понимаешь, что его смерть не должна остаться безнаказанной.
- Ну, хорошо… Ты помнишь, что Ильвиров вначале приветствовал  приход нового главы района Анатолия Вепрева, но что-то у них потом не сложилось?
- Помню. Стас как-то при мне жаловался, что никому верить нельзя. Он всем помогал на выборах, надеясь на последующую помощь его газете и телеканалу, а люди, пришедшие к власти, очень быстро забывали о своих обещаниях. Его разочаровал и Вепрев, и будущий мэр Тегеранов, и многие другие.
- Вот поэтому он и не любил их всех, а при случае не упускал возможности сделать им какую-нибудь бяку.
- Ну и что?
- А то. Мне рассказывал один старый знакомый из администрации, что Вепрев, наученный саботажем предыдущего Совета, состав которого достался ему в наследство от предыдущего главы, решил идти таким же макаром и провел в следующий Совет большую группу своих сторонников, которые очень не нравились Стасу. Понятное дело, обидно, когда приближенные к районному олимпу люди имеют возможность устраивать свои делишки, а ты нет. Вот Ильвиров и начал форменное мочилово в своих СМИ и самого главы, и провепревских депутатов. Но в такой ситуации не следует забывать о том, что кое-кто может включить административный ресурс, и тогда тебе тоже могут дать по шапке, если ты не очень чист в своем бизнесе.
Вепрев призвал придворного журналиста Василеградского, чтобы тот накопал компромата на Ильвирова. Для этого Алексея допустили ко всем документам на недвижимость Стаса, оформленных в администрации. Леша со свойственной ему въедливостью нашел нарушеньица (и существенные!) в оформлении документов и доложил Вепреву. Глава сообщил Стасу, что тот играет с огнем и может лишиться кое-какого своего имущества, нажитого «непосильным» трудом. Стас заткнулся, но, естественно, затаил дикую злобу.
- А депутаты?
- Одновременно депутаты, которых мочил Стас, тоже предприняли свои шаги. Они нашли еще одного залетного журналиста по кличке Арон Фишман и тоже дали ему задание замочить вражину, сообщив ему при этом массу любопытного из жизнедеятельности фигуранта. Сам понимаешь, город наш небольшой, ржавого шила в дырявом мешке не утаишь. Фишман оказался дошлым, а самое главное – злым на перо журналистом. Он в пересмешку к книге Ильвирова, мнившего себя писателем земли Радонежской, создал памфлет, в котором выставил оппонента на всеобщее посмешище. Тот и на этом фронте вынужден был заткнуться…
- Хм. Да, представляю его раздражение. И что же было потом?
- А потом, как мне рассказали, Стас решил сделать ставку на нового кандидата в главы Владимира Долгополого, которого двигала область, и в случае его победы рассчитаться со всеми его обидчиками, удалив их из власти.
- Вполне логично.
- Долгополов победил, Вепрев растворился в тумане. Но оставались враги Стаса в Совете. Их полномочия заканчивались гораздо позже.
- Но он, как полагаю, и с ними рассчитался…
- Правильно полагаешь. И тут интересы Стаса полностью совпали с намерениями нового главы, который по совместительству возглавлял местное отделение «Единой России».
Половину мандатов в новый Совет должны были получить списочники от политических партий. Естественно, что львиная доля голосов в Совете прогнозировалась от правящей партии. В которую, к слову, входили, как это часто бывает, и приверженцы Долгополова, и сторонники прошлого главы.
Вот тут тандем главы с медиа-магнатом и замесил интрижку. Все участники конференции местного отделения партии получили указивку за кого и как голосовать. И административный ресурс сработал на все сто процентов! Никто из оппонентов в новый состав депутатов не прошел. Председатель старого Совета Боголюбский, предвидя такой поворот, на конференцию «своей» партии вовсе не пошел, а его зам Сигнальщиков пришел, по-видимому, еще на что-то надеясь, ибо накануне имел переговоры с главой, якобы пообещавшим включить его в партийный список.
Очевидцы рассказывали, что когда подсчитали бюллетени, Сигнальщиков побледнел. Ему чуть не стало плохо. За них с Боголюбским «странным» образом проголосовало одинаковое число делегатов – за каждого по двенадцать. Остальные 33 были против…
Рука кукловода «демократического централизма» была видна без вопросов. Правда, потом глава лил крокодиловы слезы и божился, что он тут не при чем. И даже извинялся перед проигравшими за решение партийного большинства. Но еще один очевидец рассказал, что накануне конференции он пришел к главе на прием, но его попросили подождать. Пока он сидел в предбаннике кабинета, туда один за одним заходили какие-то люди и тут же выходили. Посетитель, тоже член партии, с удивлением опознал в заходивших будущих участников партийной конференции. Как он позже догадался, по-видимому, шел их индивидуальный инструктаж…
- Саша, но при таком раскладе, скорее бы мстили главе, а не Ильвирову. Он-то тут причем?
- Глава, возможно, чувствовал какую-то вину и ни за что не хотел признаваться в содеянном. А вот Стас… Стас не скрывал своего злорадства и безудержно хвастался, что это именно он так расправился со своими врагами…

Саша допил бокал, поставил его на опустевший стол и вопросительно посмотрел на меня.
Я задумался. Я понял тонкий Сашин намек на толстые обстоятельства. Правда, он ни на чем не настаивал, просто изложил политическую версию. Как я и просил.
Но всех этих людей, сторонников Анатолия Вепрева, я знал поименно и достаточно близко, еще по выборам, в которых участвовал лично. В основном, это были порядочные, интеллигентные люди. Мысль о том, что среди них мог быть заказчик кровавого преступления, просто не укладывалась у меня в голове. Одно дело вести холодную, информационную войну с политическими оппонентами, но связь с криминалом…
Нет, этого быть не могло, тем более что вся история криминальных разборок в районе за последние 10-15 лет железно свидетельствовала об одном: НИКОГО не убивали из-за кресла или депутатского мандата, убивали ТОЛЬКО из-за денег. В версии, которую рассказал мне Водкин, и намека не было на присутствие каких-либо денег или долгов.
Нет, я с облегчением откинулся на спинку металлического кресла. Это немыслимо. Однозначно, корни преступления нужно искать в чем-то ином. Там, где пахнет деньгами…

Глава 4. Доминанта нечестности

Несколько дней после встречи с Сашей Водкиным прошли в обычной редакционной текучке и суете. На время я забыл о расследовании. Босс тоже молчал, не напоминал. Но бесконечно оттягивать продолжение неприятного дела было нельзя, иначе бы меня ждали суровые «санкции» руководства.
Как-то вечером после работы я позвонил еще одному из своих многочисленных знакомых - главному редактору самого продвинутого интернет-издания города Анатолию Южанинову. Он тоже много чего знает, хотя, к сожалению жаждущей сенсаций толпы, не обо всем разрешает себе писать. Договариваюсь о встрече на завтра.

В редакции «вэвэвэ.юань.орг» немноголюдно. Две дамы на ресепшене и директор тире главный редактор в кабинете. Анатолий сидит в привычной позе у компьютера, строчит очередные новости. С неохотой оторвавшись от любимого дела, протягивает руку и предлагает садиться.
Поговорив о том, о сем, осторожно завожу разговор об убийстве Стаса Ильвирова.  Когда-то Толик работал под его руководством и измученный теорией зарплатного минимализма, насаждаемой тогдашним шефом, плюнул на интересный, но мало финансируемый сверху проект и ушел в свободный полет. Поэтому, предполагая приобретенную естественным образом  нелюбовь собеседника к покойному, подыгрываю первому, называя убитого медиа-магната  разными нехорошими эпитетами. Поддакиваю, соглашаюсь, удивляюсь, восхищаюсь гениальностью сидящего передо мной журналиста, три года то ли от жадности, то ли от нищеты не платящего членские взносы в местную организацию Союза журналистов Подмосковья, и жду. Жду ответной реакции, из которой хотелось бы выцедить несколько интересных для моего расследования фактов. И, наконец, дожидаюсь.
В череде нескольких своих фантастических версий убийства Анатолий выдвигает одну, которая мне кажется заслуживающей внимания.
Оказывается, примерно с год назад  глава сельского поселения Валерий Мордохин решил «осчастливить» местное население одного из поселков строительством в нем аж 14 жилых домов, для чего собрался вырубить лес, посреди которого испокон веку стояли дома его жителей. Часть жителей на сходе поддержала инициативу предприимчивого главы, наивно полагая, что строительство позволит «реанимировать» умирающий поселок, расположенный вокруг небольшого завода, давно дышащего на ладан. Другая же часть населения, менее значительная по числу, восприняла в штыки планы вырубки леса, который они сами сажали в 50-60-е годы прошлого века. Тем более что прецедент по всенародной защите лесопарковых зон на Островке и Черниговском лесу уже есть.
Между инициативной группой и главой возник конфликт, в котором сторону борцов с главой занял и публично поддержал в своих средствах массовой информации вечный защитник прав униженных и оскорбленных Стас Ильвиров. Правда, он всегда делал это не без некой личной материальной либо пропагандистской выгоды. А в чем ТУТ был его личный интерес?! Это вопрос, на который мне, по-видимому, придется попытаться найти ответ позже.
И, кстати говоря, многозначительная деталь - поселок этот расположен совсем рядом с деревней, возле которой нашли тело убитого магната. Что навевает некие логические умозаключения. Притянутые пока за уши, но все же…
Я задумываюсь на мгновенье. Все эти совпадения чрезвычайно подозрительны. И, раз пока нет других убедительных версий, остановлюсь пока на этой.
Как говорил Штирлиц, из разговора запоминается последнее. Для отвода глаз я спрашиваю Южанинова, а не кроется ли тайна смерти его бывшего шефа в отношениях с руководителем райсовета нового созыва, куда, как известно, он сам не захотел идти по причине неприязненных отношений с Константином Негодицей.
- Вряд ли, - подумав, не согласился Толик. – Константину Валерьевичу было глубоко плевать на отношения с каким-то Ильвировым. У него выстроены прочные связи с главой и с областью, и он мог спокойно отдаваться своим причудам…
- Каким таким причудам? – удивился я.
- Да, знаешь, чего только не придумают наши российские чиновники,  дорвавшись до власти…
- Например?
- Например, рассказывают, что не успел Негодица стать спикером Совета, как тут же потребовал передвинуть трибуну в конференц-зале администрации, в котором идут заседания депутатов.
- Зачем???
- Ему было неудобно поворачивать голову, когда с трибуны кто-то выступает. Вот он и отдал команду установить трибуну прямо перед собой. На что ответственные товарищи из администрации, занимающиеся безопасностью, ему резонно заметили, что помещение аттестовано соответствующими службами, к трибуне проведены необходимые коммуникации, и поэтому ее никуда двигать НЕЛЬЗЯ. Тем более что она стоит уже так почти полвека. И, знаешь, что сделал Негодица?
- Нет.
- Он приказал изготовить трибуну на КОЛЕСИКАХ. За счет бюджета, разумеется, - захохотал Южанинов. Я невольно захохотал тоже.
- Затем Константин Валерьевич увидел по телевизору у Президента Дмитрия Медведева новый IPad и потребовал себе такой же. В Москве сотрудники аппарата Совета,  измученные закидонами своего нового начальника, такого не нашли, пришлось заказывать  на родине Президента - в Питере. И на КАЖДОЙ планерке он спрашивал, когда его привезут…
- Да, развлекаются господа чиновники. Как будто дел поважнее нет. Например, в здравоохранении и образовании.
- Да и не только в Совете. Ты замечал, сколько пластиковых окон поставили в Белом доме во время кризиса? А до этого почти полвека стояли обычные…
Я вздохнул. Нет, никогда наша страна не будет жить нормально, потому что именно она рожает из своих недр подобных чудо-руководителей. Они НАС считают дебилами, мы - их. Мы перестаем ходить на выборы, они снимают барьер явки и графу «против всех». Вот так и сосуществуем. Смех, да и только. Только горький…

Поблагодарив Южанинова за ценные идеи, я как бы невзначай попросил его дать телефончик одного из лидеров инициативной группы поселка, «восставшей» против планов своего главы. Он дал.
Через пару дней я созвонился с этим человеком,  и мы договорились встретиться.

Поздно вечером следующего дня я уже сидел в компании трех человек, представляющих активистов сельского поселения, бесстрашно выступивших против вырубки деревьев в родном поселке. Все они ветераны местного завода, но, как ни странно, среди них двое коммунистов, а один человек - поклонник прозападных либеральных взглядов. Правда, в одном они едины – постройка новых домов в поселке - так, как ее задумал Мордохин, - ничего хорошего жителям не принесет.
- Почему? – спросил я.
- Да очень просто. У нас в поселке население три тысячи человек, 20 многоквартирных домов. Мордохин хочет построить еще 14 домов. На первый взгляд, вроде бы благое дело. Но это только на первый взгляд. Во-первых, коммуналка у нас почти умерла. Питьевая вода ржавая и не соответствует никаким санитарным нормам. Котельная едва справляется с отоплением и подачей горячей воды в СУЩЕСТВУЮЩИЕ дома. Очистные сооружения почти умерли. Трубы в земле тоже полвека не менялись. И если всю эту полудохлую систему нагрузить практически еще таким же количеством новых домов и жителей, поселку придет конец.
- А, может быть, ваш глава включит в инвестиционный контракт на строительство новых домов восстановление старой коммунальной системы или даже постройку новой…
- Мы задавали ему этот вопрос. Он чуть не посинел от злости. Единственное, что он нам ответил – это то, что в новых домах будет автономное отопление и горячая вода. А холодная вода, канализация, очистные и электроподстанция – все останется старым. Кстати, электричества нам уже не хватает, периодически гаснет свет в домах…
- Понятно. А что же во-вторых?
- Во-вторых, эти дома строятся для бывших военных. Они приедут сюда со своими семьями. Это практически удвоение жителей поселка. Амбулатория наша на столько людей не рассчитана. За пенсией мы сейчас в сбербанке практически не стоим – потом будем стоять часами, потому что все бывшие военные – это пенсионеры.
Работы у нас не хватает и для теперешнего населения, многие ездят работать в Посад или даже в Москву. На те немногочисленные рабочие места, которые еще есть, конкурс вырастет как при поступлении в МГУ. А дальше вступают в силу объективные экономические законы – чем больше предложение рабочей силы, тем ниже зарплата. Зарплаты, соответственно, упадут, а многие старые жители вообще потеряют работу.
Но на всех здесь, на месте, работы не хватит  - многие новенькие поедут в город. Тогда и маршрутки придется брать штурмом. Короче, со всех сторон караул!
- А что же все-таки обещает глава? Ведь что-то он обещать должен? Может, улицы ваши раздолбанные в три слоя асфальта закатать…
- Обещает несколько квартир для очередников, среди которых наверняка окажутся работники его администрации. Обещает отремонтировать детский садик и покрасить крышу у школы. И все.
- Да вы что?! В городе на каждый новый дом масса инвестиционных обременений – это и деньги, и строительство социальной инфраструктуры: школы, детсады, где их нет, ремонт коммунальных коммуникаций и так далее! Что-то это все дурно пахнет. Что-то здесь не чисто…
- Конечно, не чисто. Мы узнавали, кто тут собирается строить. То ли какая-то ассоциация отставных военных, то ли фонд какой-то. Темная контора, у них даже сайта в интернете нет. Подозрительно все это.
- Да, подозрительно…  Но ничего нового тут нет. Действует обычная коррупционная схема. Отставные генералы создают фондик, через оставшихся на службе многозвездных друзей выбивают подряд на строительство, заинтересовывая откатами друзей наверху и местных чиновников внизу – и вот денежки полились во все карманы. А то, что военным здесь негде будет работать, и то, что практически своим строительством они раздавят и так неблагополучный в социальном плане поселок – этих уродов не волнует. Свой интерес соблюден – и ладно!
- Да, именно так, - подавленно подтверждают мои собеседники. – Теперь вы понимаете, что мы боремся не только с вырубкой леса, который нам безумно жалко, но и за благополучие нашего поселка, и против криминала во власти.
- Понимаю, - соглашаюсь я. – Но подскажите, пожалуйста, почему вас поддерживали городские СМИ? Какой им был в этом интерес? – Я специально не называю пока имя интересующего меня Ильвирова.
- Ну, не так чтобы все СМИ были за нас, однако несколько газет и телеканал, принадлежащие господину Ильвирову, нас действительно поддержали. За что мы ему, конечно, благодарны.
- А кто бы мог рассказать мне об этом поподробнее? - интересуюсь я.
- Один наш депутат поселкового Совета. Он поддерживал связи с Ильвировым. Жаль, что того убили. Теперь про наши проблемы никто не вспомнит…
Я помолчал для приличия, вполне разделяя озабоченность уставших от беззакония местной власти людей. Они боролись за правое дело, за интересы своих сограждан, но победят ли они в этой изматывающей борьбе, я не знал.
Поговорив еще немного, я попросил телефон упомянутого депутата, искренне пообещав ветеранам поддержку их благородной борьбы со стороны нашего журнала – и мы расстались.
Вернувшись домой и махнув для «сугрева» рюмочку «Белой кобылы», я нервно потер руки. Пожалуй, наше дело выходит на следующую - может быть, даже ПРЕДфинишную -  стадию…

Глава 5. Вечер ржавой трубы

Депутат поселкового Совета Михаил Гришин ждал меня возле моего дома. Мы с ним договорились встретиться не в его поселке, а в городе, подальше от глаз наших возможных недоброжелателей. Ведь ситуация становилась опасной – я, как мне показалось, нащупал выход к убийце Стаса Ильвирова…
Михаил Лукич поздоровался, и рукопожатие его, к моему удивлению, оказалось очень крепким, что никак не соответствовало его почти семидесятилетнему возрасту.
Мы поднялись по лестнице в квартиру. Я поставил чайник, достал из холодильника нехитрый набор холостяцких закусок и початую бутылку виски. Но он отказался: «Извините, не буду. Возраст…»
Поговорив о том, о сем и испробовав мой фирменный чай, заваренный из обычного черного с добавкой «Графа Калиостро», мы перешли, наконец, к делу.
Гришин признался, что к поддержке поселковой оппозиции Ильвирова привлек он. Когда в поселении началась фронда против незаконной вырубки леса и беззастенчивой застройки поселка на деньги подозрительного столичного фонда, он встретился со старым своим знакомцем Ильвировым (они пересекались, когда Михаил Лукич работал еще в районной администрации) и попросил информационной поддержки благому народному делу. К его удивлению, Стас легко согласился. Как показалось Гришину, во-первых, Стасу польстило обращение к нему за помощью целого поселка, во-вторых, эта достаточно скандальная, а, значит, выигрышная, тема привлекла бы к его СМИ внимание всего района. И, в третьих... – тут Михаил Лукич задумался.
- Что в-третьих? – невольно заинтересовался я.
- Мне показалось, что наша просьба совпала с его личным отношением к Мордохину. По-видимому, у них был какой-то конфликт, - медленно произнес Гришин.- Но в чем его суть и истоки, клянусь, я не знаю…
- А вы не слышали о неких СПИСКАХ, которые почему-то оказались в руках Ильвирова и которые могли чем-то угрожать главе поселения? – осторожно спросил я, вспомнив о записке, зажатой в руке покойного медиа-магната.
Гришин побледнел.
- А вы откуда о них знаете?!
- А вы откуда? – ответил я выстрелом на выстрел. И тут же пожалел, увидев, как схватился за сердце пожилой человек.
- Значит, вам все известно... – прошептал Михаил Лукич, нервно растирая левую сторону груди.
- Известно. Но не все. Расскажите мне, пожалуйста, что это за списки и почему они были так опасны?
- Ох, не хотелось бы мне об этом вспоминать, да, видно, делать нечего. – Михаил Лукич откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой. – Значит, дело было так…
И он поведал мне, как однажды случайно зашел в кабинет главы поселения, когда тот на минутку вышел. Опять же совершенно случайно он увидел на столе, рядом со стопкой других документов, некий листок бумаги, на котором были коряво нацарапаны какие-то фамилии и какие-то цифры. С удивлением он узнал эти фамилии – это были чиновники районной администрации, в основном из структур, занимающихся выделением земельных участков. Всех их депутат знал как облупленных еще по периоду работы в администрации. Внезапно что-то заподозрив, он спонтанно схватил злополучный листок, смял его и сунул в карман пиджака. Тяжело дыша, Гришин выскочил из кабинета. За дверью никого не было. Он постарался взять себя в руки, принял обычный вид и незаметно вышел на улицу.
Внимательно изучив дома похищенный документ, Михаил Лукич  с удивлением и естественным отвращением честного человека, понял, что у него в руках бомба. Это был список чиновников, получивших взятки (в документе были указаны их размеры) за незаконное разрешение на выделение участков леса под постройку жилых зданий некой ассоциацией отставных военных. Кто-то (понятно, кто) подбивал итоговую сумму, по-видимому, для предъявления заказчику аферы со строительством.
Не являясь героем, Гришин запаниковал, не зная, куда деть этот взрывоопасный листок. Но уничтожить его он тоже побоялся. Никому из местных приятелей он доверить тайну не решился, а взял и отвез документ Ильвирову. И только тогда вздохнул с облегчением, когда избавился от него.
Закончив рассказ, Гришин тяжело вздохнул и вытер пот со лба. По всему чувствовалось, что воспоминания, которые он всеми силами хотел забыть, дались ему нелегко.
Мне стало жалко этого, безусловно, честного, человека, который, по-видимому, и не подозревал, что именно его «кража» и стала катализатором организации убийства его старинного знакомого. Который, по всей видимости, использовал полученный документ для шантажа Мордохина. За что и поплатился…
Да, пожалуй, все так и было. Мне все стало ясно…

В полупустой маршрутке утром было мало народа. Во-первых, потому что началась суббота. Во-вторых, застряв, как обычно, в огромной пробке перед железнодорожным переездом, люди выходят, не дожидаясь открытия шлагбаума, и идут на вокзал пешком.
В динамики и в уши из радиоэфира вверчивалась бодрящая песня Шнура «Выборы, выборы,  кандидаты – пидоры!» из фильма «День выборов». Оставшиеся немногочисленные пассажиры слушали, соглашаясь, и молчали, думая каждый о своем. Я же размышлял, что расскажу шефу, с которым созвонился накануне. Выслушав мой зашифрованный на всякий случай рассказ, он помолчал и произнес:
- Образно говоря, надо встретиться. Доложишь все поподробней. Жду тебя утром, часиков в десять…
Водитель переключил радиоканал на местный. В эфире были новости. Все как обычно: лучшие люди района и города собрались, посовещались, приняли решение. Забыв о предыдущих. И вдруг приятный женский голос произнес неожиданное: «Вчера вечером было совершено хулиганское нападение на депутата Михаила Гришина. Как показывают свидетели происшествия, двое неизвестных напали на депутата в районе поселка Ферма и нанесли ему несколько ударов стальными трубами по голове. Испугавшись подбегающих прохожих, нападавшие скрылись. Депутат Гришин был срочно доставлен в военный госпиталь на Ферме, а затем перевезен в районную больницу. Он до сих пор находится без сознания. По факту нападения возбуждено уголовное дело…»
Как же так?! Что же это такое? Где мы живем?!! Что происходит??? – бешено запульсировало у меня в голове. Причем так бешено, что женщина напротив удивленно вскинула на меня глаза. Я вскочил и попросил водителя немедленно открыть дверь, а затем, задыхаясь, выскочил наружу. Гришин, получается, пострадал из-за меня. Значит, за ним следили, дождались, когда он вышел из моего подъезда и напали. Значит, они что-то знают. Знают теперь, что это я занимаюсь расследованием. И знают, где я живу…
Я остановился. Да, знают, где я живу…
Ладно. Сейчас нападавшие затаятся, пока правоохранительные органы их разыскивают. Значит, мне временно ничего не угрожает. Нужно срочно сообщить все шефу, втравившему меня во все это дерьмо.
Я чуть ли не бегом помчался в центр, где размещался офис нашего босса.
Одно мне понятно, подумал я на бегу, теперь, когда из-за меня пострадал добрый, хороший человек, это расследование становится моим ЛИЧНЫМ делом. И пусть мои недруги напрягутся - я ОЧЕНЬ злопамятный индивид…

Глава 6. В гостях у олигарха

Босс был уже в курсе. Все-таки информация у него налажена как надо. Друзья, а значит, информаторы, у него есть везде. Когда я вошел, он мрачно сидел за столом и разговаривал с кем-то по телефону. Не прерывая разговор, он кивком указал мне на кресло.
Переговорив, босс положил телефон на стол, немного помолчал, а затем устало произнес:
- Ну, что? Вляпались мы с тобой?
То, что он не отделил мои проблемы от своих, мне, признаться, понравилось. Когда начальник не умывает руки в тяжелой ситуации, когда он верит в тебя и готов разделить с тобой всю ответственность – это дорогого стоит.
- Да, пожалуй. К сожалению, из-за нашего расследования пострадал человек. Это плохо…
- Да уж, хорошего мало, - буркнул шеф.
- Но с другой стороны, нападение на депутата Гришина косвенно доказывает, что мы на верном пути. Тропинка, по которой мы идем к цели, вот-вот закончится. У меня почему-то вызревает такая уверенность…
- Но с каждым днем становится все опаснее! Рассказывай, что ты там накопал? Почему, образно говоря, после твоих похождений какие-то отморозки нападают на депутатов и бьют их трубами по голове?
Я подробно рассказал о событиях последних дней – о встрече с инициативной группой поселка, о разговоре с депутатом Гришиным и о том, как он похитил черновик списка коррумпированных чиновников и передал его медиамагнату Стасу Ильвирову.
- Как думаешь, Гришин может нам что-то рассказать? Чьи фамилии были в списке? Что говорил Ильвиров, когда депутат передавал ему список? Как он собирался использовать этот гремучий материал?
- Вряд ли это возможно сделать, - усомнился я. – Я позвонил по дороге знакомому врачу в районной больнице. Он сказал, что Гришин находится в коме, и врачи говорят, что это надолго.
- Да-а-а, - задумчиво протянул босс. - Образно говоря, заказчика преступления мы с тобой установили. Но реальных фактов у нас нет, одни домыслы. Что думаешь делать?
- Во-первых, нужно встретиться с Андреем Валерьяновичем Федоскиным и все ему рассказать. У него совершенно другие возможности, связи в прокуратуре. Может, он, узнав подробности, чем-нибудь нам поможет, подскажет…
Во-вторых, нужно срочно выставить охрану Гришину. Не факт, что отморозки не попытаются его добить.
- Охрану нужно не ему, а тебе! Его-то уже наверняка охраняет милиция. Но в одном ты прав, – решил босс, снова берясь за телефон, - нужно обо всем известить Федоскина…

До Семхоза – нашей районной Рублевки - мы домчались за четверть часа, свернули куда-то вправо, чуть-чуть поплутали среди узеньких улочек и, наконец, остановились перед железными воротами огромного особняка с башенками, слева от которых высилось что-то наподобие вышки с охранником. Кованые ворота, мощная стена и вышка - все это выглядело как редуты крепости, которые ее обитатели собираются защищать от нас до последней возможности. Живут же люди! – сплюнул я в приоткрытое окошко «Фольксвагена».
Пока я рассеянно рассматривал бастионы замка одного из самых известных местных олигархов, босс вышел из машины и что-то сказал в переговорное устройство. Минут через пять, по-видимому, после того как о нас доложили хозяину, ворота медленно открылись и мы въехали во двор.
Я огляделся. Справа от дорожки возвышался внушительный замок красного кирпича, чуть поодаль от него, за небольшим парком, виднелись еще два здания. Как рассказывал мне один депутат горсовета, не раз бывавший здесь, там у олигарха был 25-метровый бассейн, в котором плескалась вся политическая элита города и района, а чуть правее - беседка для переговоров, в центре которой стоял огромный круглый стол, а напротив него - камин с портретом хозяина в форме старшего лейтенанта – ностальгия по армейской молодости.
Все остальное  пространство занимала огромная клумба с какими-то кустами. Может, это были еще не распустившиеся цветы – я в этом плохо разбираюсь. У меня дома живут несколько кактусов и какое-то ползучее растение, которое изредка радует меня красивыми, но очень вонючими цветочками. За что я ему по-холостяцки благодарен и поливаю раз-два в неделю неживой, но отстоянной водой  из-под крана. Мои домашние растения, в отличие от моего противного внутреннего голоса, как ни странно, ни  на что не жалуются – значит, по-видимому, их все устраивает.

Мы простояли возле дома под пристальным взором охранника никак не меньше четверти часа, пока не открылась дверь шикарной веранды, и из нее не вышел высокий подтянутый мужчина лет шестидесяти. Это был Андрей Валерьянович Федоскин, гендиректор строительной компании, построившей, как говорили, один из первых торговых центров на Вокзальной площади Сергиева Посада. Очень богатый и достойный человек, однако, опять же по разговорам, страдающий тягой к общенациональной русской болезни, во время приступов которой он раз в год на месячишко бросает все дела и уезжает отдыхать и лечиться в Загорские Дали, в бывший санаторий 4-го Главного управления Минздрава СССР. Но, как говорится, кто не без греха?!
Андрей Валерьянович сухо поздоровался с нами и жестом пригласил в дом. Но во внутренние покои мы не пошли, а свернули вслед за хозяином на огромную веранду, сплошь заставленную горшками со всякими экзотическими растениями и цветами. По всему было видно, что хозяин (или хозяйка) явно неравнодушны к флоре и окружают ею себя везде, где только могут.
Федоскин скупым жестом указал нам на стулья вокруг стола, сделанного, как мне показалось, из цельного куска то ли дуба, то ли еще какого другого прочного дерева, а значит, стоящего уйму денег во всех конвертируемых валютах. Мы уселись. Так же молча олигарх кивнул шефу, разрешив начать доклад. Босс, слегка сбиваясь от волнения, подробно изложил суть нашего визита и последние детали расследования, включая нападение на депутата Гришина...
Во время доклада Федоскин мрачно смотрел на говорившего и лишь изредка, когда речь заходила о моих «подвигах», посматривал на меня.
Мне, честно говоря, было пофигу. Я особо не переживал, в отличие от босса, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке. Я встречался почти со всеми местными миллиардерами, бывал у них дома, многим писал статьи по их просьбе. Я единственный местный репортер, который побывал даже в Пивной башне Троице-Сергиевой лавры, где за день до меня пили молдавский коньяк глава района Вепрев с шахматистом Анатолием Карповым.
Меня удивить ничем невозможно, окромя огромного гонорара тысяч так в сто любимых мной британских фунтов стерлингов. И то любимых исключительно из-за моей застарелой  любви к ансамблю The Beatles. Но, судя по обстановке, таких денег мне никто платить за мой риск не собирался. А поэтому мне было скучно, и, если бы не чрезвычайные обстоятельства, я давно бы махнул к себе домой и очиполлинился глоточком-другим «Старой кобылы», трепетно дожидающейся меня посреди по-холостяцки пустого холодильника.

Внимательно выслушав пространный доклад моего шефа и задав несколько уточняющих вопросов, Федоскин встал и начал медленно прохаживаться по веранде. Мы следили за его монотонным патрулированием – шеф встревожено, я – равнодушно.
Наконец олигарху надоело ходить, он снова уселся в кресло и произнес скрипучим голосом:
- Суть дела мне ясна. Спасибо за работу. Значит, судя по вашему рассказу, за всем этим делом стоит глава поселения Мордохин…
Он встал и снова стал расхаживать по веранде, что-то сосредоточенно обдумывая и изредка бросая на нас косые оценивающие взгляды.
- Вы, надо признаться, блестяще справились с заданием (при этих словах мой босс приятно покраснел. Вероятно, от врожденной скромности). Но мне от вас нужна еще одна услуга – вы должны найти искомый список, из-за которого, предположительно, и убили моего друга, – на его лице заходили желваки.
– Все что касается вашей безопасности, я сделаю, приставлю к вам по паре моих ребят. Кроме того, я помогу Гришину, раз он пострадал из-за нашего расследования (Федоскин тоже сказал «нашего», что мне опять-таки понравилось). Я, если позволит его физическое состояние, переведу его в московскую больницу. Там он будет под присмотром лучших врачей и моей охраны. Я помогу его семье. Это мой долг. Кроме того, попробую узнать о ходе следствия в прокуратуре. Если что узнаю, то незамедлительно поставлю вас в известность. Но главное – мне нужен этот список. Вы должны мне его достать! – он в упор посмотрел на меня. – Что это за Трифон, который упомянут в записке, найденной в руке Стаса? Вы его знаете?
- Нет пока, но постараемся разузнать.
- Значит, вы беретесь за это дело?
Я кивнул, но при этом, не обращая внимания на возмущенное шипение шефа, ненавязчиво потер в воздухе большим и указательным пальцами. Олигарх слегка взмахнул рукой:
- Да-да. Я дам вам денег. Деньги вам нужны… Кроме того, я обещаю вам солидный гонорар, который вы получите, если достанете список. Он нагнулся, написал цифру на клочке бумаги и показал нам. У меня отвалилась челюсть. Сколько там было написано – мое личное дело, но ОЧЕНЬ много. Внутренний голос, не вытерпев, «толкнул» меня, фигурально выражаясь, прямо в бок, чтобы я скорее соглашался. Я для приличия помедлил самую малость и…  согласился. В конце концов, это моя работа…

Во время обратной дороги шеф попилил меня за безобразное, как он выразился, поведение, но увидев, что я его почти не слушаю, остыл и спросил, что я собираюсь делать.
Все меня сегодня спрашивают, что я собираюсь делать, а у меня мысли только об одном – как бы для начала слегка промочить горло и отдохнуть. А вот после двух-трех часов сна я готов размышлять и делиться пространными планами насчет своих дальнейших действий. И первым пунктом в этих планах будет, скорее всего, поездка в дачный поселок, возле которого я обнаружил труп Стаса Ильвирова. И поиск там некоего Трифона, про существование которого я, честно признаюсь, совсем забыл. Я ведь бываю на даче нечасто и слабо знаком с тамошними обитателями. Надо поговорить с соседями – может, и отыщется какой-нибудь Трифон. И, дай бог, может, он и окажется тем, кого мы ищем. С этой мыслью я слегка придремнул, раскинувшись на упругих подушках заднего кресла боссовского внедорожника…

Утром следующего дня в дверь моей квартиры позвонили. Я глянул в глазок – перед входной дверью стояли два среднего роста парня, одетые в темные куртки. Вид у них был вполне приличный. Это явно были не те отморозки, что любят бить ни в чем не повинных людей. Я открыл дверь и отступил в сторону. Парни вошли в комнату, представились и сообщили, что Андрей Валерьяныч прислал в мое распоряжение машину и их. Для охраны моей персоны.
Спешно позавтракав, я оделся и спустился во двор. Там меня ждала «девятка» весьма раздолбанного вида с обоими парнями внутри. Когда я влез в нее и попробовал пошутить насчет ее преклонного возраста, один из парней на полном серьезе сообщил, что она только с виду такая и что под ее капотом стоит форсированный движок, позволяющий развивать скорость почти до двухсот км в час.
Ну, по хреноватенькой дороге до моей дачи особо-то не разгонишься, так что скоростными характеристиками своего утлого драндулета они меня не слишком напугали. Я вообще-то не стритрейсер и бестолковой быстрой езды не люблю…

Ну, в путь, мой друг! – сказал я себе. - Вас ждут впереди засады и погони!
Упаси бог, конечно…

Глава 7. Цианистый калий

До дачного поселка, в который превратилась в последние годы обычная подмосковная
деревня, мы добрались без особых приключений. Правда, пару раз мне показалось, что за
нашей машиной следят – какая-то японовидная тачка настойчиво держалась за нами
поодаль, но где-то в районе пионерлагеря отстала. Я указал на нее одному из парней. Он
оглянулся  и внимательно на нее посмотрел, запоминая номер.

В деревне, где я живу, в будний день обычно никого не бывает. Дачники – люди
работящие, а иначе на что бы они строили себе многоэтажные домищи, скромно
называемые в налоговых декларациях садовыми домиками?! А «строителей» дачных
домиков стоимостью не в один миллион долларов в деревню в последнее время
понаехало немало. Взять хотя бы моего соседа, адвоката Газпрома, который протянул
через поля и леса к своему дому отдельную линию электропередач, или скромного судью
из соседнего района, построившего рядом с моим трухлявым домишкой нехилый
трехэтажный особнячок из кремлевского кирпича. Праведный, видимо, судья был, раз
такие доходы имеет, причем, конечно, только с зарплаты. Не отстают от штатских и
московские генералы, нонешние и бывшие. Совсем недавно они отхватили приличный
кус пашни от земель сельскохозяйственного назначения, принадлежащих одному из
городских колледжей. Чтобы построить за высоким забором свои особнячки и баньки.
Прямо за нашими задами.
Впрочем, есть подобные особнячки и у наших начальничков – и у бывших глав района, и
у нынешнего. Правда, в других местах – в Посаде, на Гражданке, в Семхозе. Спрятан от
посторонних глаз и солидный домик главы Совета депутатов, построенный в деревушке
у Ваулинского водохранилища, подальше от городка, где он довольно долго был главой.
Чего уж там, порезвились руководители в эпоху ельцинско-путинского застоя, почерпали
ложкой из бюджетно-откатного котелка!..

Я открыл перекошенные от старости, плохо смазанные ворота, и «жигулишки»,
подпрыгивая на рытвинах естественного ландшафта моего дикозаросшего (потому что не
ворую!) участка, резво вкатились во двор, стремясь спрятаться в тень огромного
сиреневого куста, посаженного еще моей покойной мамашей.
Пригласив гостей в «избу», я поставил чайник, соображая тем временем, что бы
предпринять и кого бы спросить о таинственном душегубе Трифоне.
Пожалуй, стоит сходить к соседке напротив, бабке Тамаре, – решил я. Она осталась
последней из прежних жителей, познавших раскулачивание, войну и послевоенную
разруху. Правда, бойкая старушка зачастую была «под шафе», по причине нескончаемых
семейных войн с произведенным на свет потомством в виде трех сыновей, пятерых
дочерей плюс такого же количества их жен и мужей, гнездящихся под одной крышей и
отстаивающих перед мамашей свой приоритет в домашнем имуществе, из-за чего и
происходили нескончаемые ссоры и разборки, но соображала бабка Тамара исправно. А,
значит, должна была знать всех, кто тут жил, живет и приезжает на дачный отдых.

Пока ребята пили чай, я перешел улицу, зашел в калитку и, не обнаружив бабульки в
обозримом пространстве, постучал в дверь террасы.
- Кто там? – тотчас отозвался из сеней звонкий старушечий голос.
- Тамара Васильевна, это я, ваш сосед, Слава Шатков.
-  А-а-а. Заходи в избу, - приоткрыла она дверь.
- Привет, бабуля, - поздоровался я, проходя в дом и разувшись на входе. Внутри царила
немудреная деревенская обстановка – русская печь с кастрюлями, крынками да
махотками, справа от нее кухонный стол – для еды и житейских пересудов, а слева
комната,  хоть и тесная, но чистенькая, с портретами покойного мужа да некоторых из
детей и внуков. Одним словом, крестьянский быт 60-х годов прошлого века, как будто и
не заметивший ельцинской революции, гайдаровских реформ и путинского расцвета
коррупции. Здесь жили по-старому. И это действовало на человека моего поколения
умиротворяюще, успокаивало. Я даже на секунду забыл, зачем пришел.
Но бабуля смотрела на меня выжидающе, в ее глазах разгорался огонек предвкушения
продолжительной обоюдоинтересной беседы, которая скрашивает собой скучную
повседневную жизнь обитателей заброшенных властями всех эпох деревень. Ее душа
требовала продолжительного обстоятельного разговора.
И я ее не разочаровал, присев за стол и с громаднейшим удовольствием отдегустировав
пару стаканчиков топленого молока с пенкой. Отдав должное одному из вкуснейших
национальных русских напитков, который не попробуешь ни в одном самом крутом
ресторане мира, и перемыв косточки большинству родственников и соседей, а затем,
естественно, персонально каждому из теперешних руководителей района и сельского
поселения, мы, наконец, дошли до главного.
- Тамара Васильевна, вы слышали про убийство городского  у вашей деревни? – спросил
я нарочито безразличным голосом.
- Слышала. Как не слышать? Все слышали.
- А что люди говорят? За дело человека убили или так?
- Ну, скажешь тоже! Откуда нам знать?!
- А у нас поговаривают, что какой-то Трифан замешан в его убийстве…
- Егерь?! Да брось ты! Он мухи не обидит, когда тверёзвый.
- А, может, он, как раз был пьяный?
- Нет, - твердо ответила старушка. – У него ребенок болеет. Он уже несколько месяцев не
употребляет. Жена с дитем в больнице ночует, а он тут, на хозяйстве. Аж почернел весь,
сердешный.
- Да ладно?! Вы-то откуда знаете? – подначил я.
- Знаю! – отрезала Тамара Васильевна, напрочь отметая мои подозрения.
- А где он живет? Пойду, поговорю с ним. Для местной прессы интересно будет что-
нибудь новенькое про убийство раскопать, – приподнялся я, показывая, что пора и честь
знать.
- Сходи-сходи, да только он ничего тебе, шустрику, не расскажет. Потому как ничего не
знает.
- А все же где его искать? – уперся я.
- Да на въезде в деревню. Там его барак с краю, у пруда. Там его и найдешь. Он дома
сегодня…
Распрощавшись с соседкой, я поспешил к оставленным мной ребятам.

Мои сыскари-телохранители придремывали – один на диване, другой в кресле у окна, из
которого можно было следить за деревенской дорогой и подходами к дому. «Грамотно
сидит», - невольно подумал я, заходя в дом. Парни мигом поднялись, вопросительно
глядя на меня. Я махнул рукой, как Чапаев: «За мной!»

В продолговатом одноэтажном домишке с облупившейся краской, в котором когда-то
много лет назад была деревенская школа, стояла тишина. Только скрипела от сквозняка 
распахнутая дверь небольшого сарайчика, справа от входа в жилье разыскиваемого нами
егеря.
Я секунду помедлил, инстинктивно оглянувшись посмотреть, тут ли моя охрана, и
решительно постучал.
- Заходи, - пробасил голос изнутри.
Мы вошли. В полутемной, прокуренной крепкими сигаретами комнате с почти напрочь
занавешенными окнами за столом сидел коренастый мужчина средних лет, одетый в
полувоенную форму, как принято в последние годы у молодежи, лесников и охотников.
Не удивляясь такому большому количеству нежданных гостей, егерь показал нам на
диван.
- Чего надобно? – лаконично спросил он.
- Вы Трифон?
- Ну, я. А в чем дело? И кто вы такие?
- Нас прислал близкий друг убитого недалеко от вашего дома человека. Очень большой
друг. Мы ищем убийц этого человека… Говорят, в руке убитого нашли записку, в
которой ему угрожает какой-то Трифон. А другого Трифона, кроме вас, в деревне нет. Что
скажете?

- А ничего не скажу. Я к этому делу отношения не имею. Меня менты тоже прессовали:
признавайся да признавайся. А мне признаваться не в чем. Я дома с соседом был, чай
пили. Он подтвердил, что я в ночь убийства никуда не выходил.
- Ладно. Но, может, слышали чего? Может, видели что-нибудь необычное накануне
вечером?
- Ничего я не слышал. Мы побазланили с приятелем и спать легли… Хотя… - он
задумался. – Машина проезжала, здоровенная такая, внедорожник. Где-то ближе к
полуночи. Я как раз встал, чтобы форточку прикрыть и видел ее.
- А какой марки и какого цвета была машина, часом не заметили? – напрягся я.
- Случайно заметил. Infinity, темная. Но точно цвет не скажу – уже темновато было, но
точно, что не светлая.
- А откуда ты такую редкую марку машины как Infinity знаешь? – недоверчиво вторгся в
беседу один из моих парней.
- А у свояка моего такой же кроссовер. Он бизнесмен.
- Понятно. Ну, ладно, бывай здоров, - попрощался я, и мы вышли на свежий воздух.

- Значитца, так, - задумчиво произнес я, когда мы возвращались назад, в город. - В Посаде
и окрестностях таких редких машин как кроссовер Infinity  не так уж и много. Конечно,
имеет ли все это отношение к убийству – никто не знает. Но других версий на настоящий
момент у нас нет. Значит, нужно искать машину и того, кто в ней сидел. Шанс найти то,
что нам нужно, есть. Значит, будем искать. Согласны?
Моя гвардия буркнула «да»…

Через два дня мне позвонил Федоскин и сказал, что за мной выслана машина, нужно
срочно поговорить.
В Семхозе, в знакомой крепости-усадьбе посадского магната меня уже ожидали. Не
успела подъехать наша машина, как ворота тут же распахнулись, заглотив нас, как
попавшую в мышеловку крысу.
Сам Федоскин ждал меня в бассейне, сидя в халате на одном из многочисленных
кожаных диванов вдоль стены. Я подошел к нему полустроевым шагом и уже хотел было
шутовски отрапортовать: «По вашему приказанию прибыл!», но он прервал мои
поползновения строгим жестом. Я остепенился и присел рядом, всем своим видом
изображая почтительность.
- Вы молодец, – сказал олигарх и сделал паузу.
- Да? – удивился я.
- То ли вам необыкновенно везет, то ли вы необычайно умный сыщик, - добавил Андрей
Валерьянович и снова замолчал.
- А что случилось? Я в курсе своих талантов вообще, чай не последний журналист в
Московской области, но не понимаю, о чем идет речь в частности? О чем мы говорим?
- Вы нашли убийцу. – Федоскин поднял глаза и в упор посмотрел на меня.
- Я?!!!
- Знаете, кому принадлежит Infinity?
- Нет.
Федоскин чуть помедлил, как великий театральный режиссер, добиваясь наибольшего
драматического эффекта. Правда, публику в его театре представляла всего одна
полунищая по сравнению с его несметными доходами жалкая личность, но ему хотелось
эффекта. И он его добился.
- Кроссовер принадлежит… приятелю главы поселения Мордохина, одному из бывших
начальников милиции района… - он сделал еще одну невыносимо долгую паузу, – по
фамилии Трифонов! И дача у него в том же дачном поселке, возле которого убили Стаса.
- Как его фамилия?! Трифонов?! Конечно, вот в чем соль – не Трифон, а Трифонов!
Просто рука покойного Ильвирова, в которой я читал записку от его убийцы, закрыла
окончание фамилии. Так, значит, Трифонов?– ошеломленно повторил я. – Так вот в чем
дело!
- Мы уже установили, кто он, что он и с кем он. Он точно дружит с Мордохиным, он
наверняка по уши замешан в этом грязном деле. Надо его брать.
- Может, сдать его полиции?
- Нет! – отрезал Федоскин. – Я хочу допросить его сам. Мне нужно знать, где списки,
которые были у Стаса. И только этот человек может рассказать мне о них.
Он встал, заканчивая разговор.
Я молча кивнул распухшей от неожиданных новостей головой и тоже встал, прощаясь…

- Глубокой ночью четыре здоровенных амбала зверской наружности, одетые во все
темное, прокрались в подъезд дома, где проживал подполковник милиции в отставке,
шестидесятилетний Олег Григорьевич Трифонов. Мужчина был в разводе, а две дочери
от распавшегося в конце жизни брака были замужем и жили в Москве. Значит, дома,
кроме искомого Стасоубийцы, никого быть  не должно.
Старший из темных личностей поднял руку. Самый мелкий из его людей тут же приник к
замку, поколдовал над ним с минуту, и дверь бесшумно отворилась. Группа
неопознанных лиц тихо проскользнула в квартиру.
Я, слегка, дрожа от вполне понятного волнения, стоял на лестнице, ожидая сигнала.
Буквально через несколько секунд дверь приоткрылась, и меня жестом позвали внутрь.
- Что-то уж очень быстро они его связали, - еще подумал я, закрывая за собой дверь чужой
для меня квартиры. И нехорошее предчувствие оправдалось…
На кухне, за столом, упав лицом в тарелку с остатками закуски, полулежал полный
человек в майке и милицейских брюках на подтяжках. Он был мертв. Это было видно и
без вызова врача. И мертв он был давно, как минимум, день или два. Причем никаких
видимых следов насилия я не заметил. Нет, его не задушили, не застрелили и даже не
зарезали как Стаса Ильвирова.
Я, преодолевая отвращение, проверил карманы его форменных брюк. Они были пусты.
Тогда я, отогнав посторонних в коридор, занялся осмотром того, что было на столе. Все
говорило за то, что здесь ужинали (или завтракали, или обедали) двое человек. Но стакан
с недопитой водкой возле початой бутылки «Путинки» стоял один. Я оглянулся,
подсвечивая себе потайным фонариком. Еще один такой же стакан стоял на мойке.
Совершенно чистый.
Я снова обратил свой взор на стол. Прямо перед лицом безвременно почившего ветерана
милиции стояла еще чашка с давно остывшим чаем. Я нагнулся и осторожно понюхал.
О-о-о! Чай пах миндалем. Да. Бедного  дядю отравили. Потому что миндалем пахнет
только одно вещество на свете - цианистый калий…
Я быстро осмотрел квартиру покойного в поисках нужного мне документа. Его нигде не
было. Правда, под подоконником в спальне я обнаружил небольшой тайничок, в котором
лежало тысяч тридцать рублей и приличная пачка долларов, завернутая в полиэтилен.
Еще там лежала заточка, маленький воровской нож с деревянной ручкой и длинным
шилообразным лезвием. Возможно, именно ею и убили Стаса Ильвирова. Вот это
находка!
Там же валялась небольшая записная книжка с какими-то записями. Я торопливо
пролистал ее. На одной из страниц было написано: «Паук  - 20 тыс. долларов».
Я прикинул толщину найденной пачки баксов. Примерно на такую сумму она и тянула. Я
на мгновение задумался и решительно положил в карманы заточку, предварительно
замотав ее в полиэтиленовый пакет, и пачку неправедно нажитых хозяином квартиры
американских тугриков. А вот рубли, скорее всего отложенные из пенсии бывшего
ветерана, я оставил на месте. Пусть они по праву достанутся его дочерям. Будет на что
похоронить неправедно жившего отца.
Я махнул рукой, и группа никем неопознанных лиц растворилась в тумане…

Глава 8. Сифилис совести

Федоскин молча выслушал мой доклад, потом брезгливо взял в руки пакет с заточкой, с
полминуты поразглядывал его, вертя так и эдак, и наконец положил на стол рядом с
пачкой долларов из тайника покойного Трифонова. К деньгам он не проявил ни
малейшего интереса.
- Значит, вы думаете, что именно от этого предмета принял мученическую смерть Стас?
- Думаю, да, - я утвердительно кивнул головой.
- Ладно. Если так, то мы тогда точно установили, кто убийца…
- Не факт, что убивал сам Трифонов. Это могли быть и его люди. Например, те, кто напал
позже на депутата Гришина.
- Может быть, может быть… А где же списки, ради которых и закрутилась вся эта
катавасия? Что вы думаете по этому поводу?
- В доме их точно не было. Мы тщательно все осмотрели. Единственное место, где они
могли находиться – это тайник в спальне. Но там их тоже не было. Там были только
доллары и нож. - Я не стал говорить олигарху про оставленные мной русские рубли.
Думаю, эта информация к делу не относилась. – Но сумма что-то не очень большая для
человека, разъезжающего на Infinity.
- А как вы думаете, - Федоскин, по привычке расхаживая по комнате, внезапно
остановился. – Почему егерь не опознал машину Трифонова? Ведь он же имеет дачу в той
же самой деревне.
- Он сказал, что было темно, и цвета кроссовера он не разглядел. К тому же он вспомнил
про Infinity только в разговоре с нами.
- И наверняка догадался, чья была машина, но не сказал! – Федоскин зло сверкнул
глазами.
- Ну, вы знаете деревенских! Они своих соседей – а Трифонов, как оказалось, давно уже
там живет - чужакам не сдают.
- Но вы-то тоже местный и тоже живете в деревне давно!
- Все это так, но я пришел с чужими и что-то расспрашивал. Зачем ему какие-то
неприятности, да еще от бывшего милицейского начальника? Мы-то расспросили и ушли,
а ему там жить. Впрочем, Андрей Валерьянович, не в егере суть. Он и так нас вывел на
правильный след. Давайте о другом. Вы в прокуратуре о расследовании убийства  узнали
что-нибудь? Как продвигается уголовное дело?
- Никак! – помрачнел Федоскин. – Они сейчас больше думают о том, чтобы не попасть
под раздачу в связи с делом о крышевании казино областной прокуратурой. Вы же
слышали, арестованы многие руководители прокуратуры. Пошла чистка на местах. Им ни
до этого убийства, ни до чего бы то ни было еще. Пока, конечно. А у нас времени нет.
Поэтому мы все будем делать сами, ни на кого не рассчитывая. Вы согласны? – он резко
остановился прямо перед моим креслом.
- Так точно! («Куда уж деваться, если и так влез в эту грязь по самые не балуй?! – мрачно
подумал я про себя). Что прикажите? – я встал «во фрунт».
- Не ёрничайте! Сейчас не до шуток. Мы не нашли списки, а они мне очень нужны. Это
раз. Мы знаем, кто убил Стаса и кто его заказал, но преступная связь между исполнителем
и заказчиком преступления не прослеживается, кроме факта их некой дружбы. Но из-за
дружбы на убийство не идут, тем более такого влиятельного человека, как Ильвиров. Это
два. Так?
- Так-то так, но вы сами только что дали ответ на свой вопрос. Не из-за дружбы, а за
хорошие деньги. Мордохин, скорее всего, оказался в безвыходном положении. Ильвиров,
получив от Гришина списки коррумпированных чиновников администрации,
причастных к незаконному оформлению разрешения на выделение земельного участка в
пределах границ городского поселка, решил пошантажировать ими нелюбимого главу
поселения. А строительство домов в поселке уже началось, откаты от ассоциации
отставных генералов были получены. Думаю, получены на всех уровнях. Процесс пошел,
как любил говаривать первый и последний президент СССР. А тут такой конфузец!
Ильвиров поставил под удар весь откатный бизнес главы. И пожаловаться некому!
Чиновникам в администрации лучше было не говорить о шантаже. Они бы сами
Мордохина закопали. А генералам – тем более. Проблему нужно было решать самому. И
срочно. Вот Мордохин, пораскинув мозгами, и вспомнил о своем старом собутыльнике –
отставном милицейском подполковнике Трифонове.
Я замолчал.
- Продолжайте, продолжайте, - продолжая расхаживать по кабинету, нетерпеливо
попросил меня олигарх.
Я отпил минеральной воды из стакана и продолжил излагать свою версию.
- Я думаю, Трифонов, как все менты, имел свою агентуру и связи с криминалитетом. Он
все детально продумал и написал записку Ильвирову, приглашая его на встречу к себе на
дачу. Была пятница, день будний. Народу в деревне мало. Вечер. Время и место были
выбраны идеально.
- Какой же у него был план, как вы думаете? – спросил заинтересованно Андрей
Валерьянович.
- Думаю, изначально Трифонов убивать Стаса не собирался. И Мордохин ему это не
поручал. Они думали припугнуть, договориться, попробовать выкупить список или что-
то в этом роде. Но, на всякий случай, ребят своих Трифонов привез и спрятал возле
дома…
- И?..
- А дальше случилось следующее. Скорее всего, Стас угроз не испугался и заломил такую
цену, что у Трифонова сдали нервы. Они повздорили. Может быть, даже подрались. И
Стас, который, как приехал, отпустил такси, выскочил из дома и разъяренный пошел по
дороге прочь. Трифонов в панике выскочил тоже и послал за ним своих архаровцев. А те
его, пардон, замочили и обчистили…
- Возможно, все так и было, как вы рассказываете, – задумался Федоскин. - Но остается
один вопрос. Где списки? То, что их нет у Стаса дома и в офисе – это точно. Мы все там
перерыли. Полиция тоже. И ничего не нашли.  Значит, Стас взял списки с собой на
встречу с Трифоновым?
- Думаю, да.
- И тогда они должны быть либо у Трифонова, либо он успел передать их Мордохину.
Так?
- Думаю, они у Мордохина.
- Почему?
- А кто отравил Трифонова? Ну не его же бандиты?! Это явно не их почерк. Вот сунуть
нож под ребро бизнесмену или отоварить депутата трубой по голове – это их метод.
А тут явно видна рука интеллигента Мордохина!
- А за что Мордохину было травить Трифонова? Не вижу логики.
- Все просто как трояк. Трифонов списков до встречи с Ильвировым не видел, но когда
тот запросил за них немыслимую цену, а тем более, когда Трифонов позже воочию
увидел, какой компромат он держит в руках, – вот тогда в нем проснулась жадность, и он
решил воспользоваться моментом и тоже пошантажировать главу поселения. Вместо
Ильвирова.
Но вот незадача - цена вопроса оказалась для Мордохина неподъемной. Кроме того, у
него не было не только такой суммы, но и времени. Проблемы росли как снежный ком.
Он не ожидал, что молодчики Трифонова убьют Стаса. Если до этого момента шел
подковерный торг о цене выкупа документа, то после убийства ситуация вышла из-под
контроля. Дело приняло серьезный оборот – убийством занялись прокуратура и полиция.
Земля загорелась под ногами незадачливого коррупционера. Под угрозу попали не только
строительство каких-то домов, будь они неладны, а вся карьера, кресло главы и даже
свобода! Цена вопроса выросла многократно! А тут еще верный приятель предал и даже
угрожает.
Вот Мордохин и мочканул коллегу, сначала споив водочкой бывшего приятеля у него
дома, а затем незаметно подсыпав ему в чай цианистый калий…
- А списки?
- Думаю, списки он забрал…
Федоскин перестал маячить у меня перед глазами и сел.
- Тогда у нас остается один вариант действий. Мы должны допросить Мордохина…
- Может, сдать его органам? – попробовал я увильнуть от ответственности.
- Нет! Я же сказал, мы сделаем все сами! – резко произнес олигарх, зло сверкнув на меня
глазами. – Мне нужны эти списки, как вы не понимаете! Это же такой инструмент! –
выпалил он и неожиданно осекся, настороженно зыркнув в мою сторону.
Но я сделал вид, что не расслышал конца фразы, так неосторожно выболтанной
всемогущим местным миллионером. От греха подальше. Но тут проснулся мой
внутренний голос, который ехидно буркнул: «Ага! Так вот зачем Федоскин затеял все это
расследование! Ему нужна не месть за смерть Стаса, а списки коррумпированных
чиновников администрации, чтобы потом шантажировать их и вершить с их помощью
свои делишки…»
«Заткнись! – зашипел я. – Я и без тебя догадался, зачем ему все это нужно. Ты жрать
хочешь? А-а-а… Я тоже. А журналистика по продажности вторая по древности профессия
в мире. Мы и так влезли в эту грязь по уши. Так что молчи и слушай…»
Федоскин сел и неожиданно громко позвал:
- Нюша!
На террасу вошла пожилая женщина. Наверно, служанка.
- Нюша, принеси, пожалуйста, бутылку коньяка, – сказал олигарх, стараясь не смотреть в
ее сторону.
Она вопросительно посмотрела на него, не трогаясь с места.
- Да я не буду, это для гостя, – неожиданно покраснел Федоскин. Ах, да, я совсем забыл,
что он был алкоголиком.
Нюша так же молча ушла и тут же вернулась с непочатой бутылкой «Gaston de Lagrange».
Федоскин привычным жестом откупорил бутылку и наполнил примерно на треть один
фужер. При этом кадык на его шее дважды судорожно скакнул ввех-вниз, прямо как
скоростной лифт. Он пододвинул бокал мне и зло посмотрел на не собиравшуюся, по-
видимому, уходить служанку. Она следила, чтобы хозяин не пил. Такова, наверно, была
команда ее хозяйки.
В такой нервной обстановке не подегустируешь волшебный напиток. Но из приличия я
выпил его медленно, придав своему лицу слегка восхищенное выражение. Хотя должен
признаться, коньяки я не люблю, даже такие изысканные. У меня от них болит голова.
Как вы уже знаете, я предпочитаю виски или хорошую водку. Когда нет денег – «White
Horse», а коли уж есть, то «Chivas Regal» или «Dewars», как писатель Сергей Минаев. Но
в гостях не разбежишься…

Дома я пересчитал промежуточный взнос от семхозского миллионера. Он был
приличный и соответствовал стоимости индульгенции за все мои прошлые грехи и даже
будущие. Уж очень нужны были Федоскину эти злополучные списки.
За статьи, которые мне иногда заказывают местные бизнесмены и политики, мне обычно
платят от пяти до тридцати тысяч рублей. Правда, иногда обманывают, как первый глава
города, которому я на выборах даже не статью написал, а выпускал целую газету под
высокопарным названием «Держава». Но Бог карает тех, кто меня обижает. Все знают,
что с ним стало…

Глава 9. Как развести олигарха

О господи, как же мне не хотелось влезать в это дело! Поручение олигарха могло
закончить всем чем угодно – не только добычей таких вожделенных для Федоскина
списков коррумпированных чиновников, по самые прыщавые уши замешанных в даче
разрешения на выделение земли для незаконного строительства, но и даже возможной
смертью Мордохина, этого насквозь прогнившего мздоимца, если он откажется отдавать
эти списки. Могло ли быть такое? Да легко! Примеров из совсем не благостной жизни
нашего района можно вспомнить десятки. Его будут мучить, пытать, а я, как ни крути,
буду одним из фигурантов этого безобразия.  И когда полицианты все-таки докопаются
до исполнителей смертоубийства обезумевшего от жадности главы поселения - а
исполнителями наверняка будут люди из службы безопасности Федоскина (вряд ли такое
щекотливое и многоприбыльное для себя дело он доверит посторонним) - то кто-нибудь
из них наверняка укажет потом на меня, как на одного из организаторов этого
богомерзкого, с какой стороны не возьмись, дела.
- Тьфу! - я подпрыгнул и заметался по комнате, беспорядочно размахивая руками, а затем
подскочил к холодильнику и за неимением лучшего варианта с омерзением влил в себя
полстакана отечественного джина, выпущенного каким-то подмосковным колхозом. И
тут же содрогнулся от мерзкого вкуса этого противного напитка, видимо, настоенного на
неочищенном керосине. А еще и от мысли, что из-за денег – пусть и больших – мне
придется измазаться в дерьме местных криминально-коррупционных разборок. Все-таки,
несмотря на то, что я постоянно общаюсь с местной политической и бизнес-элитой, почти
поголовно утопающей в криминале, мне до сей поры удавалось избежать участия в каких
либо разборках между противоборствующими кланами.
- Вот именно, до сей поры, - злорадно прошипел мой внутренний голос...
- Тьфу! – еще раз сплюнул я с балкона прямо на проходившую подо мной и ничего не
подозревающую кошку. Получив смачный плевок, зверек от неожиданности скакнул на
месте и ломанулся прочь. А я пошел на кухню. Думать. Думать, как избежать
трагического для себя развития событий.
Нет, Мордохина мне не было жалко. Хотя бы за то, что он дал команду натравить
продажных отморозков на депутата своего поселкового Совета Михаила Лукича
Гришина, до сих пор находящегося в реанимации одной из московских клиник. Из-за
чего меня будет вечно мучить чувство вины.
Мордохин во многом был виноват – и в том, как торговал разрешениями на
строительство бесчисленных дачных кооперативов для жирующих столичных
партократов и плутократов, как безжалостно вырубал в поселке ни в чем неповинный
лес, посаженный нашими отцами и дедами, и в том, как совместно с бывшим
заместителем главы района организовывал управляющую компанию, у которой сначала
не было даже велосипеда, чтобы доехать до места аварии, а потом появились миллионные
счета в левых банках. И в том, как месяцами оставлял поселок без горячей воды, как
превратил его в бесконечную мусорную свалку. И как, проиграв на повторных выборах,
ездил по деревням и соседним воинским частям, слезно умоляя командиров дать
проголосовать за него солдат. А после затеял пересчет избирательных бюллетеней и
победил с умопомрачительной разницей - всего в три голоса. Короче, клейма на нем
ставить было негде. Урод и есть урод.
Но быть замешанным в его убийстве я не хотел. Слава богу, я выполнил поставленную
передо мной задачу – нашел исполнителей и заказчика убийства Стаса Ильвирова, а
дальше, по моему твердому убеждению, замешенному на изредка просыпающейся во мне 
ответственной гражданской позиции, к этому делу должен был быть привлечен ЗАКОН.
В лице его не очень умелых и порядочных внутренних органов, часть из которых недавно
вовсю крышевала в области сеть подпольных казино. Но что делать?! – Какой народ –
такая и власть…

Так что же делать? – задумался я. Как увернуться от исполнения опасного поручения
найти и доставить Мордохина под ясны очи господина олигарха?  Как избежать греха на 
душу?
Идей не было…

По телевизору показывали фильм по роману шведского писателя Стига Ларссона
«Девушка с татуировкой дракона». Я в полглаза следил за сюжетом, время от времени
отвлекаясь на свои не очень веселые мысли. Досмотрев детектив до конца, я встал и
снова пошел на кухню.
Делать нечего, я достал уже выкинутую в мусорное ведро недопитую бутылку, налил
полстопки и сделал еще один глоток проклятого колхозного джина, настоянного если не
на керосине, то уж наверняка на вонючем курином помете. Тем более, что куриного
помета в городе птицеводства хватало. И надо же – тут меня осенило! Может, гнилой
алкоголь интенсифицирует мыслительные процессы?! Или финал фильма навел меня на
нужное решение?
Всё было гениально просто! Нужно только найти способ сдать Мордохина полиции! С
потрохами и его вонючими списками! И тогда мне ничего не нужно будет делать! Но
обтяпать все нужно таким образом, чтобы Федоскин, не дай бог, меня ни в чем не
заподозрил, а то мне будет бо-бо…
 
Я снова возбужденно забегал по комнате. Весь вопрос, как и КОМУ слить информацию
об организаторе убийства Стаса Ильвирова, чтобы человек убедился в абсолютной
достоверности полученных сведений и, не задумываясь, тут же переправил бы эту
информацию в полицию или прокуратуру. Тогда молодчики Федоскина не успеют
исполнить захват Мордохина, списки коррумпированных чиновников попадут к
правоохранителям, и, глядишь, проблема рассосется.
И какие же тут могут быть последствия? – я присел на диван и задумался.
Во-первых, Мордохин не знает пока, что за ним и его списками охотятся люди
Федоскина. А если не знает, то и не сможет показать на меня полиции. А это ведь
замечательно! Тем самым я выполню свою главную задумку – избегу ответственности за
участие во всем этом деле. Хотя, честно говоря, я ничего особо криминального и не
натворил, окромя проведения частного расследования и незаконного проникновения в
чужое жилище.
К тому же Мордохин должен меня благодарить за то, что я отдал его в руки
правоохранительных органов, а не в руки молодчиков олигарха! Все-таки тюрьма – не
могила, - совершенно здраво подумал я.
Во-вторых, Федоскин, узнав, что коррумпированного главу поселения повязали
доблестные люди в фуражках, не сможет использовать злополучные списки в своих
гнусных целях, еще больше разворовывая пока еще сохранившееся от прихватизации
народное достояние. И к тому же не обагрит свои руки и совесть злодеянием, от которого
его уберегут Судьба и Я, как ее проводник и исполнитель.
В-третьих, преступник Мордохин получит по заслугам. Убийство Ильвирова будет
раскрыто, как и должно быть в правовом государстве.
И последнее. Деньги Федоскина останутся у меня. Ведь я выполнил его задание найти
организатора и заказчика убийства посадского медиа-магната. И при этом совесть моя
будет чиста. Ведь так? Я прислушался к своему внутреннему голосу. Он молчал. Значит,
он был согласен…

Теперь нужно было придумать самое главное - КОМУ слить информацию о Мордохине и
его злодеяниях. Это должен быть более-менее известный в городе, но глуповатый
человек, который не заметит подвоха и тут же побежит с полученной информацией в
правоохранительные органы.
Размышлял я недолго. Такой человек был. Я усмехнулся. Кандидатура для осуществления
моего плана была идеальной. Это депутат Лариса Вениаминовна Симеонова – глуповатая
страхолюдина с выпирающими из гипертрофированных внутренних комплексов
амбициями и огромным неопрятным париком. Она прославилась тем, что, невзирая на
невообразимую глупость и ничем не подкрепленную напыщенность, всегда побеждала на
выборах в Совет депутатов. В  то время как ее соперники бестолково тратились на
дорогостоящие агитационные материалы, хитрованистая Лариса Вениаминовна лично
обходила максимально возможное количество квартир в жилых домах ее избирательного
участка и лично разговаривала с избирателями. Людям это нравилось. Они за нее и
голосовали. Кроме того, ее поддерживали не только многочисленные организации
инвалидов и ветеранов, интересы которых она самозабвенно отстаивала, но и отдельные
представители власти, которых Симеонова тоже всегда взаимообразно поддерживала,
получая взамен административный ресурс, а иногда и материальные блага. Например, в
виде незаконно выделенной двухкомнатной квартирки в городишке, где она жила,
причем старую, однокомнатную, защитница угнетенных не отдала несчастным
очередникам из бесконечной очереди, а оставила родной сестре. Хм.
Второе обстоятельство в пользу выбора именно ее кандидатуры состояло в том, что
Лариса Вениаминовна, можно сказать, дружила с убиенным Стасом Ильвировым, и он
однажды, то ли в насмешку, то ли искренне подарил ей… велосипед, на котором она
потом рассекала по улицам избравшего ее сдуру городка ученых и инженеров.
Такая точно не упустит пропиариться участием в «раскрытии» преступления в среде
нелюбимых ею чиновников, - с удовольствием подумал я. И заодно, не подозревая ни о
чем, поработает на мой гениальный план.

Сказано – сделано. Я шустренько напечатал на компьютере анонимку, подробно изложив
в ней все злодеяния богомерзкого Мордохина, включая убийство Ильвирова и
Трифонова, нападение на депутата Гришина, а напоследок польстил глупой депутатше,
что если она, «безусловно самая честная и порядочная» представительница угнетенного
народа поторопится сообщить обо всех этих преступлениях полиции, то, быть может, та
обнаружит списки коррумпированных чиновников администрации, с которыми она,
Лариса Вениаминовна, ведет непримиримую войну. И так далее.
Я запечатал конверт, и, не указывая обратного адреса, бросил его в почтовый ящик.
Канцелярия Совета депутатов должна была его получить денька через два-три. А я пока,
чтобы спрятаться от олигарха, сказался сильно больным и, отпросившись у шефа, лег на
недельку в госпиталь на Ферме, где время от времени лечу свои военно-пенсионерские
болячки. И затаился в засаде, следя за местными новостями, позванивая знакомым
журналистам и ненавязчиво расспрашивая их о событиях в городе. Несколько дней все
было тихо, исключая непрекращающиеся перебранки между городским Советом и главой
города, про которого один из местных острословов написал:

«Голубые-голубые
Лезут мэры из щелей.
Голубые-голубые.
И не любят голубей…»

А потом началось…

Глава 10. От сумы и от тюрьмы…

В полдень, на четвертый день своего добровольного «заточения» в госпитале я
обессилено лежал в больничной палате после замечательнейшей процедуры с
трехлитровой «очистительной» клизмой, которую ежедневно добросовестно исполняла
над нами крепкая круглощекая медсестра с садистским выражением лица. Как мы горячо
обсуждали в своем узком кругу, явно обделенная в личной жизни регулярным мужским
вниманием.
Но… Вы бы видели, читатель, какое непередаваемо радостное настроение возникало у
тех из моих товарищей по несчастью, кто успевал ПЕРВЫМ добежать после означенной
процедуры до ближайшего туалета. А остальные больные, не такие шустрые и
подвижные, придерживая спадающие, заранее расстегнутые штаны, нервно переминались
перед закрытыми дверями и жалобно скулили, упрашивая поскорее впустить опоздавших.
Вот тогда-то многие из них и начинали горько сожалеть, что, прикрываясь своими
большими звездами на погонах, пренебрегали в свое время ежедневными занятиями
физкультурой и спортом, основной дисциплиной в которых на старости лет становился
стремительный бег на короткие и средние дистанции. С раздутым желудком до
ближайшего сортира. Да-с.
А первые из нас… Кайф от очищения организма, напоминающий своими чувственными
оттенками подлинный оргазм, повергал счастливчиков, освободивших свои кишечно-
желудочные тракты, в состояние почти полной эйфории и непроходящего блаженства…
В такие минуты на меня накатывало вдохновение, и я, включив на iPadе «Дом
Восходящего Солнца» полузабытой нынче группы Animals, начинал сочинять свои
очередные послеклизмовые «психоделические» нетленки…

Я не прогрессивен
И не актуален.
Я - агрессивен
И аморален.
Я - для застолен,
А не для спален,
Но не бессилен,
Не транссексуален.
Я роком морален -
Попсой не опален,
Я - заЛиверпулен
И заДжетроТаллен...

Вот такая, блин, вечная молодость…
Вот так я и лежал в почти полной прострации, прислушиваясь к блюзу моего школьного
детства и к вяло рождающимся в мозгу поэтическим строчкам, когда мне позвонил на
сотовый журналист Саша Водкин и сообщил, что арестован глава сельского поселения
Мордохин…
Началось!
Я приподнялся на кровати и, жадно вслушиваясь в Сашину скороговорку, для приличия
удивленно ахал и охал, громко поцокивая языком, но ничем себя, кажется, не выдал,
несмотря на полное отупение от проделанной надо мной безжалостной процедуры. А
потом новости посыпались как из рога изобилия...

Интернет и местные средства массовой информации заполонили многочисленные
сообщения о событиях в Сергиевом Посаде. Как написало одно уважаемое интернет-
издание, в районе прошли обыски в кабинетах чиновников нескольких администраций, в
город понаехали следователи из областной прокуратуры, в здание на Советской площади
ворвались ребята в черной униформе в масках на голове – спецназ, началась выемка
документов, затем допросы и даже аресты. Журналисты оживились, скучная рутинная
жизнь с репортажами с детских утренников и бесконечных городских мусорных свалок
закончилась – начались домыслы, умыслы и замыслы.
Когда я решился, наконец, высунуть нос из госпиталя, процесс был в полном разгаре.
Чиновники, беззастенчиво делившие между собой и московскими покровителями
земельные участки, получавшие откаты и взятки за разрешение на выделение земли и
строительство на ней бесконечных загородных замков, коттеджей, пентхаусов и просто
жилых домов, как в раскрученном мною случае, пачками вызывались на допросы. И,
истекая холодным потом, ждали свое участи в бесконечных очередях в кабинеты
следователей. Их охватил страх. Очко-то не железное. Как издавна считалось в народе, от
тюрьмы и от сумы не зарекайся. А тюрьма реально замаячила на горизонте многим из
них. Как уж тут не испугаться?!

Федоскин, как ни странно, мне не звонил. Шеф тоже. Я, отмокнув дома в ванне, и
посмотрев новости по местным телеканалам, не выдержал и позвонил сам. Телефон
олигарха не отвечал. Шефов мобильный ответил.
- Ты уже выписался? – удивился шеф. – Срочно в редакцию! Я там.

В редакции шла обычная суета. Щелкали клавиши ноутбуков и компьютеров, топтались
посетители, кто-то громко разговаривал по телефону, а в кабинете директора сидел сам
хозяин и с кем-то тихо беседовал по телефону. Привычным жестом он указал мне на
кресло. Я сел и стал ждать.
Закончив разговаривать, шеф пристально посмотрел на меня:
- Ты в курсе происходящего? Федоскина арестовали.
- Как арестовали?! – у меня отпала челюсть.
- Да так, – шеф отвел глаза. – Пришли люди в погонах и арестовали…
По тому, как он пристально на меня смотрел, я догадался, что он хотел понять, причастен
ли я к этому событию.
Никаким концом! Я ожидал всего, чего угодно, но только не ареста нанявшего меня для
расследования убийства Стаса Ильмирова олигарха. Сказать, что я был удивлен, - значит,
ничего не понять в моих чувствах. И шеф, кажется, осознал, что я на самом деле тут не
при делах, и заметно успокоился.
Я тоже, хотя и не сразу. Все-таки дистанция между мной и, возможно, заинтересованным
во мне следствием сократилась на один шаг. Правда, Федоскин ну никак не был
заинтересован кого-то выдавать, потому что это могло стать и его приговором тоже.
- А, значит, мы еще походим на свободе! - подбодрил себя я, не заметив, что высказал эту
фразу вслух.
Шеф покосился на меня с недоумением, но ничего не сказал. Его одолевали явно другие
заботы, никак со мной не связанные. Может, сокращающийся в связи с очередным
мировым кризисом рекламный бюджет фирмы и в этой связи заботы о продаже одной из
своих нерентабельных газет, может, задержки со строительством особняка на Кировке,
может, еще что-то. Но в данный момент его интересовала никак не судьба моей
никчемной персоны. А это было хорошо. Нужно было подумать, как вызволить из СИЗО
нашего высокочтимого ОЛИГАФРЕНДА. Я поднятой в приветствии рукой простился с
шефом, снова разговаривающим с кем-то по телефону, и незаметно выскользнул из
кабинета.

Нужно было что-то предпринимать. И  для начала нужно было добиться с Андреем
Валерьяновичем свидания. Или, на худой конец, передать ему весточку. Понять, что
происходит.
Сказано-сделано. Я взял такси и помчался в Семхоз. Для осуществления задуманного мне
нужны были гроши. Свои, кровные, отработанные и политые кровью, положенные в
Россельхозбанк под смешные 6,25 процента годовых, я трогать, естественно, не хотел.
В семхозовский замок заключенного под стражу другана меня пустили мгновенно. А в
гостиной меня встретили слезы, сопли и растерянность женской половины
немногочисленной семьи Федоскина. Его мадам пыталась держаться, но черные круги
под ее когда-то красивыми глазами явно указывали, что минувшую ночь она не спала. Ее
нянька тоже.
Я на скорую руку объяснил им, что мне надо. Членов семьи, как я понял из их сбивчивого
рассказа, к отцу семейства не пустили. И поэтому мои слова, что я попробую получить от
него хоть какую-то весточку, мадам очень обрадовали. А я еще раз убедился, что быть
богатым – не сахар. Видимо, и к бизнесменам тоже можно было отнести мудрую фразу,
сказанную когда-то о бандитах неспокойных 90-х годов прошлого века: «Они живут
красиво. Но НЕДОЛГО…» Покушения, кидалово, стрессы, скоропостижная смерть от
рака, тюрьма – сквозь эти пороги не все пробились, остались самые удачливые, жестокие
и беспринципные. Да и тех время от времени выкашивал мор…
Мои невеселые размышления сторожила няня хозяйки, следя как натасканная на охрану
овчарка, чтобы непонятный гость не спёр чего-нибудь из хозяйского добра. Не обращая
на нее никакого внимания, я подошел к книжной полке, уставленной многочисленными
собраниями сочинений классиков прошлого и отдельными разноформатными томиками,
и наугад взял небольшую книжицу. Под немигающим оловянным взглядом явно не
одобряющей моих действий пожилой служанки, которую, как я вспомнил, звали Нюшей,
я раскрыл книжицу и увидел, что это стихи.
Равнодушно вперив взгляд в ровные строчки, я прочитал:

Трепещет паутина.
Не покладая рук,
Ее плетет скотина,
Безжалостный паук…

И тут я внезапно ЗАМЕР от осенившей меня догадки, покрывшись холодным потом, и
еще несколько раз невольно перечитал так поразившие меня строки. Я поискал взглядом
имя автора. Это был малоизвестный широкой русской публике литовский поэт Вячутис
Суханавичус. Мне тоже его имя ничего не сказало, но… Но я понял, кто был тем самым
Пауком, заплатившим за криминальные услуги Трифонову 20 тысяч долларов (помните,
это имя упоминалось в записной книжке покойного напротив такой же суммы в
долларах?), а позже убившим его, когда отставной мент принялся его шантажировать,
разводя на еще большую сумму. Это был Мордохин, этот паук, сплетший огромную
паутину из коррупционных нитей и сам запутавшийся в своей же паутине…
Вот и совпали все мои умозаключения, вот и замкнулся круг! Я ошеломленно посмотрел
на застывшую, как цербер, Нюшу, но не встретил в ее взгляде и нотки понимания. То, что
я окончательно убедился, что ВЫПОЛНИЛ задание ее хозяина, что решил сложнейшее
уравнение со многими неизвестными, ее нисколечко не волновало. Она жила в других
измерениях, и в них не было места нашим догадкам, открытиям и озарениям.
Я отвел от нее взгляд и вздохнул. И тут вбежала запыхавшаяся хозяйка. Сунув мне пачку
денег, она стала меня о чем-то просить, но я первым делом написал ей расписку за
полученную на расходы сумму, а затем уже, торопясь к выходу, пообещал все узнать: как
у Андрея Валерьяновича в тюрьме с питанием, не сыро ли в камере и так далее – все эти
обычные женские глупости, за которые мы и любим наших заботливых женщин.

Вечером в ресторане Pent House меня ждал дядя моей бывшей жены, алкаш и
попрошайка, последнее время где-то подрабатывающий грузчиком, Володя Зарайский.
Как вы понимаете, мне тоже было противно находиться в его компании, тем более под
брезгливыми взглядами с соседних столиков, но меня свела с ним нужда. Именно ОН
был сейчас самым нужным для меня человеком. Потому что некоторое время назад…
служил охранником в местном СИЗО и даже заслужил пенсию по выслуге лет. И, как я
надеялся, у Вовы остались связи среди тамошнего служивого люда.
После пяти съеденных подряд салатов, горячих блюд и литра текилы выяснилось,
наконец, что ОСТАЛИСЬ…
Сумма за поручение доставить в камеру Федоскину записку и получить ответ была
заломлена немаленькая, но посильная. Выпив еще по одной рюмке за службу, за дружбу,
за родню и за его недавно умершую мамашу, мы договорились, что через пару дней он
мне позвонит. Союз был орошен слезами и закреплен солидным авансом. Я проводил
подельника по будущему нарушению закона до маршрутки, отвозившей его еще не
остывший, слабо мычавший «труп» домой, и тоже отправился восвояси. Отсыпаться и
ждать новостей…

И они не преминули быть.
Записка, доставленная мне поздним вечером Вовой, через пару дней после описанной
выше встречи, была весьма короткой. В ней Андрей Валерьянович благодарил меня за
помощь, передавал привет жене и, самое главное, – просил сообщить о том, что он
находится в СИЗО, некому Сергею Александровичу в Москву. Городской телефон был
указан…

Расплатившись с Вовой и проводив до двери, я позвонил по указанному номеру. Телефон
не отвечал. Возможно, номер был рабочий, звонить по нему нужно было днем. Я так и
сделал на следующее утро. Ответил молодой женский голос:
- Администрация Президента. Вас слушают.
Я обомлел.
- Мне нужен Сергей Александрович…
- Как вас представить?
- Скажите, что звонят из Сергиева Посада, по поручению Андрея Валерьяновича
Федоскина.
Через пару минут ожидания секретарша ответила, что соединяет.
- Слушаю вас, - раздался в трубке спокойный, слегка картавый, мужской голос. И я
рассказал невидимому собеседнику из всесильной организации все, что он хотел знать. В
рамках разумного, конечно.
- Хорошо, я вас понял, - трубку положили…
Я немного постоял с трубкой в руке, а затем пошел на кухню за очередной порцией
вискаря, купленного вчера на олигарховы деньги. Jack Daniel’s был хорош, жаль, я не
приготовил для него льда…
Да, дела. Оказывается, у наших местных олигархов такие связи, что не приведи господь.
Я еще раз изумленно покачал головой, смакуя американский напиток и размышляя о
состоявшемся телефонном разговоре. У кого друзья в Думе, у кого в правительстве
области, у кого в российском Союзе промышленников и предпринимателей, а у Андрея
Валерьяновича – аж в Администрации самого Президента России! Круто, ничего не
скажешь. Ну, да ладно, я сделал маленький глоток и отставил стакан в сторону, будем
ждать развития событий…

Через день мне на сотовый позвонили. Номер высветился. Это был Федоскин.
- Вы на свободе? – не скрывая удивления и удовольствия, поздоровался я.
- Да! – он довольно захохотал в трубку. – Спасибо, Вячеслав.
- Да чего уж там, - засмущался я. – Русские своих не бросают.
- Приезжай ко мне завтра где-нибудь после обеда, побеседуем, – доброжелательно
пригласил Андрей Валерьянович. – Сегодня мне нужно немного привести себя в
порядок, отмыть тюремную грязь и отдохнуть. А завтра милости прошу. Есть, о чем
поговорить.
- Слушаю и повинуюсь, – принял предложение я, и он повесил трубку.
Я свое дело сделал. Убивец Мордохин в тюряге. Мой временный работодатель – с чистой
совестью на свободе. А я в стороне. Что и требовалось доказать…

Эпилог

Вечернее солнце лениво освещало роскошную веранду, уставленную многочисленными
горшками с экзотическими цветами и растениями. Я сидел с рюмкой дорогого красного
вина в промежутке между огромным фикусом и помидором, привязанным к
вертикальной палке, с которого свешивались маленькие красные помидорчики. Запах
был неописуем.
Напротив меня, свободно развалившись в кресле, сидел Андрей Валерьянович Федоскин.
Он пил кофе и, кажется, впервые не комплексовал по этому поводу. Ведь алкоголь ему
был противопоказан.
Атмосфера была самая дружелюбная. Он, смеясь, рассказывал, как угодил в тюрьму.
Оказывается, узнав от моего шефа, что я слег в больницу, он не отступил от своего
намерения проучить Мордохина и достать похищенные им у убитого Трифонова списки.
И послал к главе поселения на квартиру двоих своих архаровцев. Один остался на стрёме
на улице, а второй, здоровяк, с которым мы ездили ко мне на дачу, проник в дом. И
нарвался на полицейскую засаду.
Надо же так совпасть, что именно в это время к Мордохину нагрянули полицейские с
ордером на задержание и обыск (сработало заявление депутатши Семионовой, - смекнул
я). А тут такой гость! Бедолагу повязали, отобрали спрятанный в кармане
незарегистрированный ствол и отправили в кутузку. Там выяснилось, что он,
оказывается, принадлежит к службе охраны Федоскина. Парень ничего не сказал, ни в
чем не признался, но заподозривший неладное прокурор получил разрешение на арест и
самого Федоскина.
- Конечно, не имея никаких доказательств моей причастности к незаконному
проникновению в квартиру Мордохина и ношению незарегистрированного пистолета
моим охранником, милиция… тьфу, никак не привыкну - полиция рано или поздно меня
бы все равно выпустила. Тем более, что и там у меня есть друзья. Но лучше рано, а то бы
я там совсем провонял запахом параши и своего соседа по камере, – улыбнулся олигарх.
- И какие впечатления от отсидки?
- Да самые нормальные. В камере отдохнул от всех дел, культурно, в спортивной форме.
Со мной, кстати, парень сидел. Оказалось (Андрей Валерьянович засмеялся), что это мне
подсадили утку, стукача то есть. Он мне говорит: «Я выхожу. Скажите, что кому
передать?» Я и говорю: «Передайте отцу Владимиру…», - это мой исповедник, он часто с
большими московскими людьми встречается, кстати, и меня с Сергеем Александровичем
именно он познакомил…
- А кто это отец Владимир?
- Да он живет возле Дома пионеров. Я домик ему там построил, такой красивый, справа
от Дворца. «Передай, - говорю, – Пусть генеральному прокурору сообщит, что Федоскина
взяли». Ну, атас прямо! А тут и ты подсуетился. Через два часа меня и выпустили…
- Вы прямо как политзаключенный…
- Да знали все в полиции, что я тут ни при чем и взять меня не за что! Это прокурор! Ну,
сделали обыск в доме, ну и что?! – так в сейфе даже заточки трифоновской не было, ни
долларов его поганых, что ты принес. Я сразу от них избавился… Так затем Лисовский…
- А, этот. Помнится, у него имя красивое какое-то…
- Арнольд. Так затем он сам ко мне в камеру освобождать прибежал. Я ему говорю:
«Арнольд, я тебя высушу и вы…бу за такие эксперименты!» - А он мне: «Ну, зато,
Андрей Валерьяныч, вы в камере посидели», туда-сюда. Ну что скажешь? Дурак дураком.
Он тут же ко мне и в друзья набиваться начал, когда узнал, на кого попал. А я уже остыл,
домой пора, а он все лебезит. Я ему: «Арнольд, ну тебя на хрен, не буду я с тобой
разводить этот… как его… разбор». И он тут же сбегал куда-то и в благодарность ружье
подарил. Охотничье! – Федоскин снова заливисто засмеялся. - Писец какой-то! А я вот
приехал вчера и тут же его приятелю из полиции подарил. Ну, на хрен оно мне?! Я не
охотник. Ружье ведь регистрировать еще надо, туда-сюда. Я и позвонил: «Приезжай.
Лисовский мне ружье подарил. А я тебе…» 

Мы посмеялись. На душе было спокойно и благостно. В руке согревался бокал дорогого
красного сухого вина, если я правильно рассмотрел этикетку на бутылке, это было
Carruades de Lafite, ценой где-то в половину моей месячной зарплаты. Но об этом
печальном факте сейчас как-то не думалось. А рядом на столе лежала в аккуратных
тарелочках моя любимая закуска под красное сухое вино - сыр с плесенью Dorblu и
испанские маслины, принесенные Нюшей, явно подобревшей ко мне с момента
возвращения домой ее любимого хозяина.
Согласитесь, хороший разговор под хорошую закуску сближает. Тем более людей,
связанных одним общим делом. Делом об убийстве посадского медиа-магната Стаса
Ильвирова, упокой господь его мятущуюся душу. Аминь…


Январь 2008 - август 2012 года. Лоза – Сергиев Посад…
Напечатано в Сергиево-Посадском журнале Inside