Она была художницей

Александр Балбекин
Дверь со скрипом распахнулась. Прозрачные листья в вихре вальса ворвались в ее комнату, облепили стены, потолок, прильнули к черному кружевному платью.
С появлением его, в миг, ветер утих, оставляя лиственный узор на стенах в загородном доме, куда она пригласила его вчера.
Он вошел осторожно, на цыпочках пробрался к окну.
Чего или кого он боялся?..
Видимо, собственной тени, что выросла на глазах, бросилась в ее объятия.
Обнаружив огромную тень, женщина вздрогнув, отпрянула слегка.
Необычное, однако, утро.
Вначале бушующий ветер-живописец. Потом, эта гигантская тень.
И, наконец, он, с тряпочной сумкой, в уродливой шляпе с круглыми полями, с обнаженным торсом до пояса.
Накаченные бицепсы, как у хоккеиста, шоколадный загар возбуждали, влекли.
Странным показался помятый галстук до самого гульфика кожаных брюк, облегающих бедра. Соблазнительные выпуклости безудержно манили.
«Зачем галстук-то желтый?» - Тая в умилении от его прикосновений, пульсировало в мыслях.
Уродливая шляпа - куда не шло. Но желтый, помятый галстук  при шикарной волосяной щетине, распятьем, вонзающейся в пах, никак не вязался в ее воображении с атлетической фигурой долгожданного гостя.
Она привыкла к его причудам. Но, не до такой степени?!
Неделю назад, так же перед его приходом, закатилась бочка с кровавого цвета краской. Фонтаном забрызгала стены, потолок, пол мерзостно пахнущей, вишневого цвета краской.
Смотреть на то зрелище было невыносимо. Будто из пожарного шланга, стремглав, бесшумно выплескивалось из всех щелей кровавое, липкое, керосиновое. 
Она закрыла глаза, бросилась к подоконнику. Хотела выпрыгнуть в окно.
Но появился он.
Тогда не было тени.
И он был весел, нежен, обольстительно ласков, умилительно мужественен.
Это и спасло ее от прыжка в темное пространство сада.
К тому же, он горячо, бархатисто нашептывал прямо в ухо:
  - Я не я – я его тень… ты, ведь, этого хотела?..
  - Я… я хотела видеть, тебя, в яви.
  - Я пришел.
  - Ты – сон?
  -  Потрогай, убедись.
У нее закружилась голова.
Он уложил ее на, заляпанную краской, панцирную сетку, прильнул горячими губами.
Почему-то ко лбу?..
Было приятно, но очень страшно.
Она, вми, проснулась.
  - Где, ты, милый?
  - На мольберте, - мелодично прозвучало за окном, растворилось  в предрассветной дымке.
- Как жаль, что приходится начинать все сначала, - протирая лосьоном заспанное лицо, еле слышно прошептала она, оглядываясь на вчерашний, забытый ею у окна, перевернутый портрет.