(война)
Сидорина, студента пединститута, вызвали в военкомат.
-Вы заканчиваете исторический факультет, - то ли спросил, то ли сказал утвердительно военком.
-Да.
-Армии нужны образованные люди. Есть мнение направить Вас на курсы красных командиров. Согласны?
-Так точно, - почему-то перешел на военную терминологию Василий.
В общежитие возвращался почти вприпрыжку. Распирала радость. Открывалась прекрасная перспектива. Красная Армия пользовалась авторитетом у народа. Автопробег по пескам Кара-Кума, конный марафон киргизских всадников в Москву, спасение челюскинцев, подвиги Чкалова в сознании молодежи связывались с патриотизмом. А патриотизм - это защита родины от многочисленных врагов. Армия - оплот непобедимости Советского Союза. Широкая пропаганда успехов и достижений отвлекала от мыслей о сталинских репрессиях. Сидорину понятны и близки были энтузиазм и эйфория современников. Тем более, что он лично участвовал в лыжном пробеге Москва-Ленинград...
Успешно окончил курсы. Получил направление на должность политрука артиллерийской батареи. Часть дислоцировалась в Молдавии. Спросил любимую девушку:
- Ты согласна?
По глазам понял, что согласна. Расписались в ЗАГСе и уехали с одним чемоданом на двоих.
Несмотря на неустроенный быт, их медовый месяц, казалось, не будет иметь конца. Любимое дело; Кишинев, утопающий в зелени; вокруг высокие холмы, почти горы, укрытые садами и виноградниками. А какая романтика в непривычных названиях: Баймаклия, Дурлешты, Тараклия, Кайнары, Кагул!
И, вдруг, безмятежное счастье рухнуло в одну ночь. Фашисты бомбили Кишинев.
Сидорин схватился, побрился (красноармейцы не должны видеть своего политрука в неприглядном виде ни при каких обстоятельствах), оделся.
Прибежал посыльный:
-Товарищ политрук, приказано прибыть в часть.
-Иду, - а сам подумал:
-«Что приказывать? Неужели задержусь?»
Поцеловал жену. Бросил взгляд на растущий живот. Как-то она спросила:
-Ты хочешь сына или дочь?
-Все равно, любимая. У нас будет много детей.
Забежать домой больше не довелось. Прислал бойца с запиской:
«Уезжай к родственникам в Казань. Береги себя и нашего...» не дописал, помня предыдущий разговор.
А война, словно водоворот, закрутила, завертела, засосала. Потери личного состава и техники. Окружения и прорывы. Боль и страдания. Оставили Молдавию. Вот уже и пол-Украины позади. Порой, отступая, приходилось обгонять беженцев. Стыдно было смотреть им в глаза. Нередко слышали от женщин:
- Защитнички. Смажьте салом пятки, чтобы легче было улепетывать.
Единственным утешением было только то, что подразделение Сидорина ни разу не оставило позиции без приказа.
В душе накапливались ненависть и злость к агрессорам. Призывы Ильи Эренбурга «убей фашиста!» и новая песня «Вставай, страна огромная!» нашли глубокий отзыв у красноармейцев и командиров. Поэтому нередки были случаи, когда бойцы Красной Армии бросались с саперными лопатами на вооруженных до зубов врагов.
Однажды батарею окружили. Политрук повел артиллеристов в рукопашную. Сам сцепился с мускулистым немцем. Оба понимали, что, как в бою гладиаторов, только один из них может остаться живым. Противники молча тянулись к горлу друг друга. Пущены в ход руки, ноги, головы. Немец впился зубами в нос. Василий не чувствовал боли, не видел крови, только дышать стало нечем. Как-то дотянулся до шеи. Вот артерия, а вот и кадык. Сдавил и оцепенел. Казалось, не будет конца этому объятию непримиримых врагов. Но вот фашист обмяк, пополз вниз. Политрук изловчился, выхватил кинжал и всадил по самую рукоятку в шею над ключицей.
Это был первый немец, убитый им в рукопашной. От этой схватки остался на всю жизнь рубец на носу.
А сколько их полегло от пуль и снарядов политрука, не сосчитать.
- Я их не звал на мою землю, - мысленно говорил он в минуты раздумий.
Военные дороги привели Сидорина на Северный Кавказ. Часть стала на переформирование и пополнение. Перевели дух. Занялись розыском родных и близких. Перед началом наступления пришло письмо. Любимая и желанная сообщала, что вместе с дочкой ждут его и надеются на скорую встречу. Описала, как на машинах и повозках, опасаясь разродиться, бегом и ползком добиралась до Казани.
После таких писем хотелось быстрее пройти весь путь обратно, вышвырнуть врагов и вернуть былое счастье. Но поступательное движение вперед не было таким быстрым, как при отступлении. Путь лежал через Белоруссию. Как ни деревня, то одни угли, как ни город, так развалины. Снова встречают женщины, старики, дети:
-Освободители наши, родненькие, как мы заждались...
Набирая темпы, Красная Армия теснила противника по всему фронту. Вот и вышли на границу с Восточной Пруссией. Некоторые думали, что войне пришел конец:
-Выбросили незваного гостя, и все.
-Нет, - разъяснял замполит артиллерийского полка Сидорин. - Если фашиста не уничтожить, он снова пойдет войной. Надо добить зверя в его логове.
И били. Сопротивление было яростным. И потери были такие, что замполит не успевал запоминать не то что рядовых, но и офицеров. Поражал и бесил фанатизм врага:
-Ведь уже ясно, что разгром неотвратим. Зачем лишнее кровопролитие?
А Кенигсберг стоял неприступной крепостью. Порой вяло, а иногда бешено обстреливал подступившие войска.
Как-то весенним днем после совещания в блиндаже командир полка предложил офицерам покурить на воздухе. Теплая погода, зеленая травка, пение птиц заставили забыть на миг, что война рядом.
-Василий Федорович, распорядись насчет табачку, - сказал командир, обнаружив, что не взял с собой курево.
Сидорин отошел. В это время не то прошуршал, не то глухо просвистел фугас. Замполит инстинктивно прильнул к земле. Еще подумалось:
-Вот посмеемся потом, как весь штаб прохлаждался на травке...
Взрыв был такой силы, что, казалось, Земля раскололась. Деревца пригнулись, словно былинки. Осыпались комья земли, булыжники. Развеялся дым. Замполит поднялся, а товарищей нет. Подбежал к тому месту, где оставил их, а там зияет воронка, дымятся клочья обмундирования - и ни одного живого...
Из оцепенения вывел командир разведотделения:
-Товарищ замполит, привели пленных. Прикажете отправить в штаб дивизии?
-Постой. Покажи.
Хотелось увидеть подавленных, кающихся, растерянных воинов вражеской армии. Подошел. Конвоиры построили пленных. Молодые, почти юнцы хоть и офицеры. Наверное, последний резерв Гитлера. Похоже - фанатики. Смотрят вызывающе, надменно.
-Ваше имя, номер части? – обратился Сидорин к правофланговому.
В ответ плевок в лицо. В глазах помутилось. Застучало в висках. В мыслях пронеслось:
-Вместо того, чтобы на коленях просить о пощаде за все злодеяния, за гибель моих товарищей, эти сопляки считают себя героями... Рука лихорадочно расстегнула кобуру. Металл пистолета не отрезвил. Отступил на шаг и разрядил обойму в живую мишень. Через мгновение у ног лежали трупы фашистов по количеству патронов в магазине. Конвоиры опешили. Никогда не видели таким замполита. Считали его мягким и добрым. Подбежал особист* с сержантом и рядовым:
-Товарищ подполковник, сдайте оружие. Я должен Вас арестовать.
В особом отделе дивизии допрашивали без пристрастия. Никто не напоминал о международной конвенции - «пленных не убивать», о русской традиции - «лежачих не бьют». Обвинение сводилось к тому, что расстрелянные могли быть носителями развединформации.
Приехал начальник политотдела дивизии:
-Ну, что, Аника-воин, нервы сдали? Ладно, попробую вызволить. Солдаты говорят, что, похоже, немцы хотели напасть на тебя, - хитровато улыбнулся он.
Держали под арестом недолго. Начальник особого отдела дивизии сказал на прощание:
-Знаем, на передовой с первых дней войны. За спинами других не прятался. Были ранения, имеются награды. Идите.
Надо добивать врага. Но держите себя в руках.
Этот случай, а может, то количество горя и крови, которое довелось увидеть за долгие годы войны, побудили Сидорина сразу же после победы уйти из армии.
-Хороший ты офицер! - сказал на прощание начальник политотдела дивизии. - Мог бы служить и дальше. Армии такие нужны. Но и восстанавливать страну кому-то нужно. Ты, я помню, учитель. Иди, сей «разумное,доброе, вечное».
Может, это была последняя из войн. Будь прокляты те, кто их развязывает!..
* Особист - сотрудник отдела контрразведки.