Случилась эта история давненько, в лихие девяностые… Приехал в наш город самый настоящий немец, бахуист-миссионер. Не в том смысле, что это самое,.. а в том, что он – религиозный деятель секты с подобным неприличным названием. Хотя оно, название, должно писаться чуточку иначе. Мы, художники, простили залётному гостю его сектантство и решили по-своему принять, чтобы не вздумал нас, грешников, в своё стадо сманивать. Водку покупать не стали – преднамеренно раздобыли самогон, дабы он, немчура, душу нашу загадочную глубже постиг. Помню, понюхал он наш национальный напиток и сморщился, как старый башмак.
– Кхак мофшна этта питт?! Этта питт нэ мофшна!
– Это пить нужно! – уверили его хором и тут же доказали собственным примером.
Убедился, что мы почему-то в живых остались, и, как Сократ цикуту, мужественно опрокинул в себя содержимое стограммового гранёного стакана.
– Этта питт нэ мофшна! – упрямо воскликнул сквозь слёзы, когда восстановилось дыхание.
– Самогон – напиток настоящих бахуистов, ибо все мы – дети Бахуса, – ответили ему и засунули в зубы приличный ломоть солёного сала с чесноком. Скривился, прожевал и опять за своё:
– О, майн Готт! Этта шрафт нэмофшна!
– Можно, можно! Скоро за ушами трещать будет.
После третьей стопки он уже не выдрючивался, понял: «этта» пить и жрать всё же можно и даже нужно.
Зная, чем закончится встреча на международном уровне, я вовремя тихо исчез.
Наутро Петер, – так звали нашего бахуиста, – проснулся в квартире моего коллеги. Голова с непривычки трещала, самочувствие, судя по виду, было мерзопакостное. На кухонном столе уже стояла приготовленная бутылочка лекарства казённого разлива и нехитрая закусь. Прежде он пошёл в ванную комнату себя привести в порядок: душ принять да побриться. Разделся – оп-паньки! – а воды-то горячей нет. Пришлось одеться. Вышел из ванной и советует хозяину срочно вызвать сантехника – он, мол, мигом всех осчастливит горячей водичкой. Ему отвечают, что горячей воды давным-давно нет, что воду привыкли греть на плите и сейчас ему устроят отечественный комфорт в тазике. А он настырный, принялся неразумных славян поучать, как просто от напасти избавиться: мол, надо только позвонить куда следует, мигом прибежит сантехник и всё наладит.
Ну, блин, непонятливый какой! Не может уяснить, в какое царство-государство его закинула судьба. Это у них в Германии, где всё держится на строгом порядке, через пять минут сантехник обеспечит горячей водой, а в нашей Скифии совсем другой расклад.
А почему, спрашивает, трубы для горячей воды есть, а воды нет? Ну никак не поймёт, болезный, что трубы на всякий случай не вырезали: а вдруг в двадцать втором веке воду горячую всё же дадут!
А почему, опять интересуется, вы не требуете от бургомистра и его подчинённых исполнения своих обязанностей? Не могут работать – изберите других. А ещё вспомнил, что у них там, в Европе, отсутствие бытовых удобств возможно лишь после стихийного бедствия, да и то строго регламентировано по времени. На устранение последствий природных стихий или крупных аварий отведено лишь пять-семь дней. Отсутствие любых удобств есть страшное преступление власти, в этом усматривается нарушение прав человека, а потому карается законом.
Наивный! Он не знает, что наше законодательное поле уже давно заросло, превратилось в волчий лес. Вся Украина стала заповедником зверья лютого. Популяризировать права человека ныне не принято, наша юридическая дремучесть – ценнейшее достояние власти.