Июньский день заканчивался, но солнце, словно в каком-то азарте плавя асфальт, стекла и крыши домов, все еще пылало на небосводе. Листья на деревьях обвисли, почти не давали тени, люди дышали с трудом. На вокзальном перроне, сгрудившись прямо у рельсов, пассажиры с неистовой жадностью смотрели в сторону приближавшейся электрички. Наташа уже представляла, как встанет под открытую форточку, где будет ветер, будет прохлада!
–– Ну и жарина, –– повернулся к ней парень в милицейской рубашке. Рубашка от пота липла к его груди. –– Ездил в Москву на соревнования. В поездах продохнуть невозможно. Диплом первой степени получил.
Но ей было не до него: подошла электричка. В вагоне, кинув на скамью свои вещи, Наташа встала у форточки, не желая никому уступать это место.
–– Тень. Хорошо, –– парень встал рядом, утерся платком.
–– Осторожно, двери закрываются, –– предупредил динамик.
Электричка медленно проползла мимо пригородных строений, миновала железнодорожный мост и стала набирать скорость. Выкинув за окно обе руки, Наташа хватала в них ветер, волосы растрепались, в голову дуло, дышать стало легко.
–– Я вот тут с краю… –– парень тоже высунул руку.
–– А нет других окон?
–– Да я не буду мешать. Вы до Жуковки?
–– Готовим билеты! –– вошла в вагон контролерша.
Наташа достала из сумочки свой билет, и вернулась к окну. Скошенный луг, томительный запах неубранных трав, глиняные пролысины, куртины верб, лес вдалеке, кажущийся прозрачным…
–– Как вас зовут? –– отвлек ее парень. –– Нам еще два часа ехать вместе. Меня –– Станиславом.
Контролерша прошла мимо них, ничего не потребовав.
–– Милиция. Уважают, –– усмехнулась Наташа.
Парень обиделся:
–– Напрасно вы так. Просто я никогда не обманываю, у меня, наверно, на лбу это написано –– на меня поглядят и проходят мимо.
«Ну и тип, –– она попыталась спрятать улыбку, и не смогла. –– И как таких в милиции держат?»
Парень, однако же, продолжал:
–– Все равно это трудно: узнать, кто честный, кто нет. Меня, например, даже друзья предавали. Даже близкий друг предал. Я при встречах потом стыдился смотреть на него. А он –– ничего. Он получил двадцать тысяч. В благодарность, что помог свести со мной счеты.
Наташа вздохнула:
–– Низость овладевает людьми…
–– Вот видите, –– воодушевился попутчик, –– я еще на перроне понял, что вы человек хороший. Можно даже сказать, замечательный. Как вас зовут?
Всерьез принимать его было нельзя, и не всерьез принимать –– тоже нельзя.
–– Наташей зовут. Хотите печенья? –– предложила она.
–– Нет, мы к Яринской подъезжаем, я сбегаю за мороженым. Стоянка в Яринской двадцать минут, здесь электрички пережидают товарные составы.
–– Как в «Мимино»: «С пассажирами ничего не сделается, а куры протухнут».
Доехав до Яринской, народ кинулся к сиротским ларькам, торчавшим с боков не то площади, не то обыкновенной поляны. Ларьки уже были закрыты, деревянный вокзал тоже закрыт, и солнце укрылось за горизонтом. Сначала не замечали зловеще-глухой тишины, толкаясь взад и вперед по перрону. Но когда заработало «сарафанное радио», всполошились: где диспетчер, где машинисты? Оказывается, железнодорожное полотно впереди искорежено: ночью с рельсов сошли два товарных вагона. Утренняя электричка дальше Яринской не пошла, с обеденной произошло то же самое, обе электрички завернули назад.
–– Зачем же билеты нам продавали? Зачем обманывали?.. Цены вздрючивают каждый квартал, а условий как не было, так и нет!..
Вдоволь навозмущавшись, стали ждать, чем закончится. Возвращаться назад не хотелось: тлела надежда, что дорогу успеют отремонтировать. Комары затянули голодный звон. Пришлось укрываться в вагонах.
Наташин попутчик подсел к ней поближе.
–– Вы замужем?
–– Товарищ милиционер, –– окликнула его женщина с вязанием в руках. –– Сходите к машинистам, скажите: пусть включат свет.
–– Да где они, машинисты-то? Чего напрасно человека гонять?
–– Люди добрые, закройте же окна, комаров набралось!
Электричка вдруг дернулась и покатила.
–– Го-осподи!! –– ахнули хором. –– Ни о чем не предупреждают! А если кто под колеса попал?!
Без остановок промчались мимо двух станций, затем динамик оповестил:
–– Дальше не едем. –– Двери с шипением раздвинулись.
–– Да едрит-твою! –– весь вагон встал на дыбы.
–– Тихо, ребята! –– злорадно раздалось в полутьме. –– Сейчас костер разведем. Запалим у самого электровоза.
Это дикое предложение неожиданно получило поддержку. Кинулись к выходу. Слышалось: «У-уу... Болото! К электровозу, к электровозу, пусть знают!..»
Наташин попутчик взял ее за руку:
–– Идемте?
Помог ей спуститься с подножки, и осторожно пошли вперед. Болото давно пересохло, ноги проваливались в глубокий мох. Станислав поднимал с земли какие-то ветки, набирая в охапку, Наташа шагала за ним, стараясь не потерять из виду.
Костер заполыхал прямо под носом у машинистов. Вполне вменяемые люди орали песню из «Бременских музыкантов»:
Не желаем жить, эх, по-другому!
Не желаем жить, эх, по-другому!
По краю ходим мы,
По краю ходим мы,
По краю ходим мы, по краю ро-оо-дно-ому!
–– Кончай дурака валять! –– резко откинулась дверца кабины. –– Все по вагонам! Отправляемся!
Станислав наклонился к Наташе:
–– Вы позвонили домой, что задержитесь?
Она, смеясь, только махнула рукой.
Электричка мчалась, как на пожар. Пассажиров болтало. Наташа держалась за Станислава, он за нее.
–– Нажми-ии! –– выл в темноте восторженный мужской голос. –– Взлетим как «Боинг»!
А за окнами, словно и впрямь уже летели по небу, стремительно двигались звезды. Наташа со Станиславом упоительно целовались…
–– Елки зеленые! –– очнулся кто-то в вагоне. –– Ни автобусов, ни хрена в этот час! Как домой-то попасть?