Глава двадцать девятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
17 августа 1972 г.
Аддис-Абеба встретила пасмурно. Конец дождливого сезона пока ещё за горами. Из аэропорта до заветных ворот доехали на синем ветхом «сейченто». «Гуди! Гуди!» - сказал я таксисту. Послышался приветственный лай Стрелки. За железными прутьями показалось чёрное лицо; вся остальная «часть» Мохаммеда была, как всегда, задрапирована во всё белое. Приоткрыв дверцу машины, я прокричал по-русски: «Открывай! Свои!..». «Ай, геточ!» - воскликнул забэння и суетливо распахнул скрипучие ворота. Мы подкатили к самому дому. На пороге уже стояла улыбающаяся Галя:
- Аферисты! Почему не сообщили о приезде?!
- Потом, потом… Срочно давай три доллара! С таксистом расплатиться…
Она растерялась, долго не могла сообразить, где же её сумка. Конечно, в доме!.. Убежала, вернулась, принесла…
«Сейченто», дребезжа, укатило прочь. И мы с Ириной, вступая в свои законные права хозяев виллы, наконец-то снова вошли в свою, снова родную, обитель. Я – после четырёхмесячного отсутствия!
Галя поспешила накрыть на стол. Ким был на работе, то есть в офисе своего шефа, советника по экономическим связям. Мы, трое, начали обмениваться накопившимися новостями, наскоро: Галя должна была ехать в посольство, вечером она «родному коллективу» читает лекцию о царице Савской… Помню, материалы на эту тему я дал ей как раз накануне своего отъезда…
Стоп! Все эти подробности – не для дневника. Они – для будущего «романа». (Не писать же мне его теперь, по ночам!.. Когда спать? Когда работать?). Продолжая свои записи, пожалуй, нужно быть предельно кратким, фиксировать лишь основные вехи событий, расшифровкой которых займусь в более подходящее (для писательства!) время. Одним словом…
Пребывание в Каире. Равиль, посольский переводчик с арабского, страшно, именно страшно, похож на Лёню Афонина. Равиль смотрел на меня так, будто боялся, что я узнаю его, а если узнаю – значит, он… тайно воскрес… Его жена, по имени Шамиля, - беременная. Обрадовалась, что может с нами выбраться в город: «Потом насижусь!». В Москве они живут тоже в Чертаново.
Бродили по Каиру. Первый вечер в основном – пешком. Такси удалось взять только с помощью полицейского: арабы демонстративно игнорируют европейцев.
Следующий день: музей, мумии, цитадель, окрестные высоты, шашлыки. И, конечно, гизехские пирамиды! Самое острое впечатление – как я залез в «гости» к Хефрену…
Стоило мне увидеть в стене зияющее отверстие, я тотчас решил, что это – шанс! Отправив Ирину прокатиться верхом на дромадере, я поспешил к охраннику, стоящему у перекрытого верёвкой лаза. «Нельзя! Ремонт!». Проблему сняли десять долларов. Поднявшись по приставленной лесенке примерно на 10-метровую высоту, если не больше, я юркнул в тёмный узкий коридор. Пригнувшись, чтоб не зацепиться головой о каменные неровности, прошагал вниз, в самое чрево пирамиды, около сорока метров (как выяснил позже). Хорошо, что перед «экскурсией» страж «Чуда Света» не забыл дать мне электрический фонарик. Остановился я в конце коридора у «входа» в огромную погребальную камеру: примерно 5 на 14 м и высотой почти 7 метров. Кругом - тёмная могильная пустота… Вспомнил (где-то читал), что непрошеных гостей фараон может навеки вечные живьём замуровать в своём каменном склепе, загородив выход «упавшим сверху» гранитным блоком весом в две-три тонны!.. Когда я вылез на свет божий, увидел Ирину, чуть не плачущую…
Вечером была поездка на знаменитое представление под звёздным небом возле Сфинкса – «Звук и Свет». Красочное шоу на темы пятитысячелетней истории Египта! Это зрелище, продолжающееся всю ночь до первых лучей солнца, достойно отдельного очерка.
В антракте Слава, один из корреспондентов, рассказывал, как арабы выбирают себе жён. Сначала смотрят на пятки, потом уже на лицо. Если пятки круглые, значит, и жена – круглая, то бишь в теле, то есть грудастая и с толстой задницей, что важнее всего. (Под просторной национальной одеждой не всегда угадаешь).
В аэропорт нас отвозил Вадим Щ. Его сынишка (тоже романтик!) узнал меня, вспомнил, как в позапрошлом году я спросил у каирского полицейского, как по-арабски «ночь». Услышав красивое слово «лейла», я игриво воскликнул тогда: «О, прекрасная Лейла!» - чем вызвал радость у подростка, открывшего во мне своего единомышленника.
Представителю египетской авиакомпании я подарил бутылку водки. Таможенник заметил и до самой посадки преданно сопровождал меня, надеясь получить такой же подарок; но, увы, запасы мои были полностью исчерпаны, а наша с Ириной тощая ручная кладь не могла вызвать ни малейшего повода, чтобы придраться.
Лекция Галины о царице Савской прошла успешно. По возвращении из посольства она продолжила «отчёт» о деятельности Бюро за время нашего с Ириной отсутствия.
Из её откровений: «Докажите, что можно работать и без Розова! – говорил мне как-то при встрече посол. - Что Вы его так защищаете?..»
- Вообще-то, ваша семья вызывает у всех нездоровый интерес, - заметила она в заключение.
Пятница. 18 августа.
Появилось солнце. На душе повеселело. Лакеч принесла из дому кастрюлю уота – очень кстати: соскучился по настоящей эфиопской остроте!
Звонил Андрей. Хочет повидаться. Встречу назначили на завтра. Его жена Люся только и сказала в трубку: «Привет!» - словно вовсе и не расставались.
Ездили обедать в «China Bar» с четой Петренко, по случаю успешного финансового отчёта Гали. Потом заехали к Варваре в госпиталь. Усталая. Но сразу оживилась, когда начала рассказывать о своём новом директоре. Чувствует она себя «в изоляции». Из-за полного взаимопонимания с Ал. Петровичем - «ревность остального коллектива», то же чувство и со стороны его жены. Ситуация знакомая: когда посол выказывал свои симпатии к Ирине, восставала послиха; когда он открыто проявлял благоволение ко мне как к работнику, рождалась ревность у остальных.
Госпитальные завистники Варвары (ведь она внештатно зарабатывает! в АПН) постоянно настраивают посла против неё. «Гнать её пора!» - таков, по свидетельству Галины, его нынешний настрой. Видимо, у Варвары наступают трудные времена. «Загружают меня в госпитале день и ночь! – жалуется В. – Каждый, кому не лень, требует переводчика. Хватит ли меня и на Бюро АПН? Не знаю…» Но снова оживилась: «Дира, в смысле – директора, прозвали «Джокондой»! Он всегда улыбается… Очень мило!»
19 августа.
Вчера Йешитэла напомнил мне: «Завтра суббота, сэр…», затем спросил: «Будем работать, как раньше?» - то есть, как до «правления» Гали. Я решил восстановить прежний порядок и твёрдо ответил: «Да!», хотя по субботам Бюро чаще всего не работало, так как мы с Ириной на уикенд обычно уезжали из Аддисы. Но пока что думать о каких бы то ни было загородных поездках слишком рановато…
Сегодня у нас обедали Ражевы. Андрей рассказывал: «В твоё отсутствие в посольстве распустили слух, будто ты залез в казну. Наверно, это после того, как в референтуре прочитали твоё письмо к Ирине, где ты писал, чтоб она скорей расплатилась с долгами. Посол надеялся, что ты не вернёшься, и хотел моими руками состряпать против тебя дело. Но я говорил: «А где факты? Фактов-то нет!..».
Перед отъездом в Москву мне действительно пришлось взять в долг некоторую сумму у экономического советника и в Балча-госпитале, поскольку на банковском счету Бюро, как назло, практически ничего не оставалось. Как только из Москвы был получен очередной перевод, Ирина тотчас расплатилась со всеми моими кредиторами. Но какими же нетерпеливыми оказались недоброжелатели!.. Да бог с ними! Жизнь продолжается!.. Симка скоро ощенится.
Вечером ходили в «Амбассадор» на фильм «Пять золотых драконов», брали с собой Люсю. Её Андрюша укатил в кинозал «Хайле Селассие» на реслинг: эфиоп против европейца. «Пятнадцать долларов за билет! – сказал он, покидая нас. – Я, единственный из посольских, иду на это зрелище. Все наши ужасались. Не могли скрыть свою жадность!».
После кино мы с Ириной сидели у камина. И я почему-то спросил: «Хотела бы ты, чтобы сейчас был тысяча девятьсот семидесятый год?..». «Я не смотрю назад, - ответила она. – Я вижу восьмидесятый».
Воскресенье, 20 августа.
Вчера у эфиопов был праздник – конец поста. Дал 10 доллара забанье Бахару, сыну Мохаммеда, уехавшего на 10 дней в родную деревню возле Харара. Абабуля получил свой «конверт» утром, когда чистил камин.
А утро было солнечное! Встал рано. С нетерпением ждал, когда проснётся Ирина. Хотел поскорее увлечь её во двор на зелёную травку поиграть в бадминтон. За нашим каменным забором, на веранде ветхого двухэтажного домика сидел старик-эфиоп и следил за нашей игрой. Вечером заныли мышцы: вот как ослаб я за время болезни!
Абабуля отвязал Стрелку, чтобы «шир-шир» по двору, то есть побегала, погуляла. Он никогда не называет её по имени, просто - «Тыллик вушя», Большая собака.
«Эфиопиэн геральд» разоблачила вчерашних «шарлатанов от реслинга»: их борьба была явно «отрепетирована». А Андрей – в восторге (он звонил), никакой подделки он не заметил: вот что значит наша советская неискушённость в этом виде «капиталистической» борьбы без правил!
Андрей (наверно, как амхарист) во всём старается подражать эфиопам. Даже от американских сигарет отказался, курит только «Аксум». Зато от русской водки, в пользу эфиопской медовухи, он явно никогда не откажется.
Сегодня Люся по телефону рассказывала Ирине о том, как наши в июне проводили соревнование по плаванию в честь Дня авиации. Андрей занял второе место, после Ф-ова. Видя, что его главного соперника ему никак не обогнать, он, плывя сзади, ухватился за его трусы… Громогласно матерясь, победителю пришлось вылезать из бассейна голышом. Так был завоёван приз – плавки!
Сегодня у нас обедала «Межкнига». А. О. жаловался, что однажды возле бензоколонки какой-то полицейский чин занял у него купоны на сумму в 35 долларов: «Наверное, так и не вернёт. Все они такие!..». И далее: «Купил бы я своей дочери «Москвича», да боюсь, что скажут люди. Кругом одни завистники!».
Пили, ели с аппетитом. Ирина предложила ему ещё, вторую, добавку (третью отбивную). Отказался: «…Сколько ни ем, всё равно не поправляюсь. Я ведь сортсмен!». И то правда: все здешние гебешники – крепыши.
Мало-помалу перешли на «сплетни». А. О. – о «Маше»: «Я дежурил. Раздаётся звонок по внутреннему. Узнаю голос - послиха: «Кто у телефона?» Я ответил – такой-то. «Позовите нашего шофёра!» А дальше совсем разнервничалась, затараторила: «И вообще – почему не здороваетесь?! И называть себя нужно сразу же, как только поднимете трубку!..».
Досталось от А. О. и «Алёше»: «Как-то на Выставке я организовал рекламный просмотр фильма. Несколько раз ломалась аппаратура! Вот Виктор был отличный киномеханик. Я только его и приглашал к себе домой крутить фильмы. Приплачивал ему за это. Посол узнал, вызвал. Спрашивает: «Почему Виктор, а не Лось?». Отвечаю: «Потому что Виктор лучше. И плачу я ему не из своего кармана и не ради своего удовольствия. Мои гости, а они всегда нужные, не должны испытывать неудобства из-за плохой квалификации киномеханика». «Ладно, ладно, - говорит он. – Пришёл бы, посоветовался бы сначала…». Неужели у посла есть время заниматься такими пустяками?!».
В 16.00 приезжал поляк Суслов, врач-педиатр, со своей женой, певицей. Преподнёс Ирине букет цветов. Джентльмен! Просит, чтобы Ирина помогла его супруге провести концерт на Выставке. Привезли ноты. Назначили репетицию. «Кому-то надо быть паяцем!» - прокомментировал Р., болгарский атташе по культуре. Он по пути к своему «другарю» Мытареву заехал к нам на чашку кофе, поздравить с возвращением. Его слова по поводу предстоящего концерта – не под влиянием ли М. (его стиль)?
Понедельник, 21 августа.
Встал рано. От душа отказался – холодно. Зарядка, обтирание, кофе… Хотел принять валерианку. Готовился к походу в посольство. Моросит дождь.
Дежурный - стажёр Боря К. – встретил радостно. Рангом повыше – сдержанно. Расспрашивали о торфяном пожаре в Подмосковье, о «Волге», купленной в «Берёзке» ещё во второй отпуск (до сих пор на стоянке, законсервированная), о том, что слышно насчёт сертификатов, не отменят ли?.. Здоровьем моим никто не интересовался: раз приехал, значит, всё окей!
Макарыч, зав. референтурой, рассказал анекдот. В отделе кадров. «Фамилия?» - «Рабинович». – «Имя, отчество?» - «Пейс Срульевич». – «Национальность?» - «Русский». – «О, нет! С такими данными мы лучше настоящего еврея возьмём!».
Проясняется, кто мутил воду во время моего отсутствия. Консул и председатель «месткома». Всё беспокоились насчёт моих «долгов». Есть долги - значит, в казну залез, - такова их логика. Посла настраивали. А «казна» мне сама была должна: зарплата, билет на самолёт и т. д.
Всю первую половину дня Ирина провела на Выставке: репетировала с польской актрисой.
Приезжала Варвара с новым «диром». Обсуждали, как провести 25-летие госпиталя, чем может помочь АПН. Дир – действительно «Джоконда». Улыбается, но делать будет всё явно по-своему. Одессит!
Вечером съездили с Ириной на почтамт, дали телеграмму родным в Москву, потом заехали в «Кокеб». Кофе по-ирландски! И. делилась своими впечатлениями о С.:
- Трусоват! Боится даже собственных чувств!.. Как-то на приёме подходит, спрашивает: «Что это Вы такая печальная?». «Отчего же мне радоваться, - говорю. - Муж уехал…». А он: «В самый-то раз развлечься!» - «Что ж, я не против. А Вы?» – «Только не здесь! Здесь – стена! Невозможно!» – «Вы думаете, это могло бы случиться в Москве?» - «Вот там – никаких запретов!» - «Разве чувства можно запретить?» - «Их можно попридержать». – «Но они могут и уплыть». – «Если они глубокие, то и до Москвы смогут потерпеть…», Вот такие нынче рыцари. После того вечера я перестала его уважать, как раньше…
Несмотря на закопошившуюся (замечательное вшивое словечко!) «ревность», я понимаю Ирину. Да, система сильнее страсти!
Вечером у камина разгадывали кроссворд из белогвардейской газеты.
Среда, 23 августа.
Обедали с Сусловым и его женой Барбарой в ресторане у «Лёни» (на родном, китайском, он – Линь). Врач-педиатр и певица оперетты из Люблина. Ему 41, ей 30. «Почему я не с мужем?.. Если брошу работу, то потеряю её навсегда». Добрую половину совместной, 11-летней, жизни они провели в разлуке. Он учился в России, работал в ГДР, теперь вот Эфиопия. Барбара собирается «погостить» у мужа месяца два-три, в однокомнатном номере второсортной гостиницы. «Потом уже вряд ли приеду сюда – дорого!». Выглядит она старше своих лет. Лицо красивой еврейки, застывшая серьёзность. Если вдруг засмеётся, то очень громко, взрывообразно, повторяя: «Прекрасно! Это прекрасно!» - но и тогда лицо как маска. Барбара – прима в оперетте, мечтала об опере. Её мнение об Ирине:
- Ирина – единственный настоящий концертмейстер в Аддис-Абебе. Пушина, русская эмигрантка, продержала ноты четыре дня и отказалась. Француженка говорит, что ей понадобится три-четыре недели. Итальянец признался, что не сможет, потому что теряется на сцене. А мне даже оркестр так хорошо не аккомпанировал, как Ирина…
После репетиции на Выставке с 15.00 до 18.00 пили кофе в «Рандеву».
Вечером сидели у Петренко. Витя Б., шифровальщик, заводил Высоцкого; потом и сам пел под гитару русские романсы. У него красивый голос!
Люся Р. – худенькая, бледная: «Ничего! Добраться бы мне до Москвы, я ему отомщу!..». Она имеет в виду своего Андрюху. Его с нами нет. По её словам, «где-то опять пьянствует». «Недавно с диром госпиталя купили у Телахуна поросят. Андрей ехал сзади, увидел открытый багажник, понял, что что-то неладно. Оказывается, по дороге, на обратном пути, из багажника госпитальной «Волги» выпал мешок с поросёнком. Андрей нашёл его в канаве. Телахун обрадовался, ведь его могли обвинить в обмане. В благодарность он выставил Андрею три бутылки виски и в придачу сливки со своей фермы. Вот чудак! Это же дороже, чем поросёнок!.. Но насчёт виски, наверно, Андрей врёт, чтоб меня обмануть. Наверно, он купил их, из собственной зарплаты…».
Л. жалуется, что он совсем извёл её, дома не бывает, по барам всяким шляется. «Работа, говорит, такая!.. Чтоб его от виски и сливок опять понос прихватил!».
Сегодня же был в «Артистик принтерс». С журналом всё в порядке. Вечером – «Доктор Живаго». Наконец-то!
Ирина где-то забыла зонтик.
Четверг, 24 августа.
Амарэ, мой самый ценный амхарский переводчик, пришёл в офис мрачный. Говорит, что не попал в ежегодный список абитуриентов на учёбу в СССР. Для него это чуть ли не горе. Все годы работы в Бюро АПН (со дня его открытия) он надеялся, что заслужит право учиться в Советском Союзе. И вдруг такое разочарование! Я снова, как это делали и мои предшественники, пообещал помочь, хотя знал заранее, что нет никаких шансов, особенно - после моей размолвки с Мытаревым. По телефону один из работников Выставки сообщил мне, что Москва утвердила только пятерых из 25 рекомендованных. Гетачеу, бывший коллега Амарэ и тоже «ветеран» Бюро (как известно, вовремя мною уволенный), оказался среди счастливчиков; понятно - за какие такие заслуги. Не дай бог, Амарэ обидится и уйдёт из Бюро, например, в ЮСИС или «институт Гёте»! (Информационно-культурные центры США и ФРГ). Нужно сделать всё возможное, чтобы удержать его. М.б., Москва разрешит увеличить ему жалование?..
Сегодня после обеда Ирина до позднего вечера репетировала с Барбарой. Завтра концерт.
От вчерашнего «Доктора Живаго» мы ожидали большего. Чувствуется, что этот фильм делали не русские. «Создаётся впечатление, - заметила И., - будто в Петербурге тогда все ходили в чёрном… А плакаты?.. «Ты нужен родине!». Их несли рядом с портретами царя, идя на фронт. Неужели тогда были такие плакаты?..».
Звонила Люся Р. Собираются в отпуск, довольно неожиданно. Просит обменять ей местные доллары: «Может, у вас остались американские?.. Хотя бы двадцать. У Андрея есть только десять. Но он говорит, что этого хватит, чтобы расплатиться в туалете, а большего, мол, не надо. А я сомневаюсь…».
Был неожиданный звонок из ресторана «Кокеб»: «Сэр, Ваша супруга забыла зонтик… Теперь у Вас есть предлог снова заехать к нам на чашку кофе. Рады будем Вас видеть. сэр!».
Воскресенье, 27 августа.
В пятницу с утра был на почтамте, гасил конверты первого дня; серия марок посвящена ХХ олимпиаде в Мюнхене. Затем съездил в Дом Африки к г-же Карам, она - то ли алжирка, то ли марокканка, возглавляет филателистический клуб работников ЭКА, в чью компанию принят и я, поскольку имею банковский счёт в валюте, т. е. не в эф. долларах. За время моего долгого отсутствия там накопилось немало ранее заказанных мной серий африканских марок. Будет, что послать в Лагос Мише Зеновичу.
Но самое главное: вечером на Выставке состоялся концерт Барбары. Среди гостей из числа VIP был посол США. Оксана Масленникова (от имени всех наших!) заявила: «Мы аплодировали только Ирине!». (Масленниковы вернулись в Аддису ровно через 3 года, теперь Володя – в дипломатическом ранге третьего секретаря).
После концерта заехали к Ражевым. Люся – одна, купает Олечку. Передала Ирине кое-что из украшений на хранение, сказала: «Если вернёмся, пригодится. Если нет, привезёте в Москву».
Подъезжаем к нашему дому, видим: во дворе две машины! Одну узнал – пана Суслова. Он, Барбара и дипломаты из польского посольства привезли корзину роз для Ирины. С часок посидели у нас, пили кофе с коньяком, рассуждали по поводу «милощи» - любви (по-польски), решили: не все ещё знают, что это такое.
Суббота. В 10.30 провожали Ражевых в скоропалительный отпуск. Возвращались из аэропорта в мрачном настроении. Подействовало скопление «наших»? Или слова Андрея, сказанные полушутя? - «Вряд ли нам позволят приехать назад… Помнишь, по дороге на Лангано, возле Адамитулу, есть живописная гора с какими-то руинами на верхотуре. В прошлом месяце на обратном пути в Аддис-Абебу мы остановились неподалёку, по нужде. Наш главный тоже возвращался… Стоим мы на обочине, делаем своё дело, смотрим вдаль. Глядя на эту гору, я возьми и скажи вслух: мол, остался бы я тут навсегда, построил бы на вершине домик… В общем, размечтался!.. Видели бы вы, с каким подозрением посмотрел на меня мой шеф!..».
В эту же субботу вечером были в китайском ресторане с Ассадуром и Хасмик. Ирина по-прежнему была не в духе, почти не ела, пила только чай. Ассадур решил нас развеселить, стал рассказывать, как он в Лондоне обзавёлся «второй женой». Летал он туда специально, чтобы поболеть за «Арарат». Лондонская переводчица, армянка по происхождению, подвела его к нашим футболистам знакомиться. Как всегда, «вовремя» появились фоторепортёры… «Только я вернулся в Аддис-Абебу, звонит Налбандян. Говорит: давай тыщу, не то обо всём расскажу твоей настоящей жене!.. Оказывается, в армянской газете, издающейся в Лондоне (Налбандян выписывает её), появилось фото, где я с переводчицей, а внизу подпись: «Супруги Ворперян из Эфиопии приветствуют футболистов из «Арарата»… и так далее. Так что теперь Хасмик у меня не одна!..».
- Теперь мне ясно, где ты пропадаешь, - заметила Настоящая жена.
Воскресенье. День был снова солнечный. Играли в бадминтон. После завтрака поехали в Бишофту. Любовались природой. После больших дождей холмы как изумрудные! Кажется, будто видишь эту красоту первый раз.
Помню, как напутствовал меня Ким П., провожая в Москву, словно предчувствовал: «Возвращайся, в любом случае… Даже ползком!.. Посмотри вокруг – какая прелесть! А вилла ваша!.. Таких домов нет в России и у министров!..».
По дороге в Бишофту встретили императора. Он возвращался в столицу из своего загородного дворца.
Понедельник, 28 августа.
Перед отъездом Ражевых хотел подарить Люсе на память стихотворение – как-то не получилось. Подождём до новой встречи!
В далекой стране Абиссинии,
За тысячи вёрст от Руси,
Средь гор, что как небо синие,
Мы встретились с Вами, Люси.
Вам звезды удачи на небе том
Светили с начала пути.
И, верно, Вас звёзды-лебеди
Решили на Землю спустить.
С тех пор навсегда Вы с нами...
Хоть годы не катятся вспять
И землю опять сапогами
Стараются в грязь затоптать,
Мы Грешную любим, как прежде.
И лишних не нужно слов:
Ведь есть на Земле надежда,
Ведь есть на Земле любовь!
Вы — истинная эфиопка:
Так искренне, так от души
Вы мне прошептали робко
Желанное слово "иши"*...
В далекой стране Абиссинии,
За тысячи вёрст от Руси,
Средь гор, что как небо синие,
Я Вас полюбил, Люси.
* «да» (амхар. яз.)
С утра – в посольстве. Ездил в связи с «профвзносами». Дрожжин предупредителен и вежлив, будто вовсе и не катил на меня бочки во время моего продолжительного отсутствия.
После обеда Ирина навестила Айну. (Кажется, она пятая, по счёту, официальная жена корреспондента «Правды»; а он и не скрывает этого).
Вечером к нам в гости приезжали С - ны. Алла - о своём супруге: «Обычно его никуда не вытащишь, а тут сам говорит; позвони Розовым». Посидели хорошо! Непринуждённые разговоры: о Москве, о Каире, о «Докторе Живаго», о барахле по дипломатической выписке… И ни слова о работе – таков у нас здесь этикет.
По TV показывали фильм из серии о «бонанзе» - «золотом дне». В данном случае – о «неудаче»: женщина, укушенная псом (м. б. волком), медленно приближается к смерти… Отличная пропаганда вовремя делать уколы против бешенства!
Вторник, 29 августа.
Пока не было хозяина, то бишь меня, все машины вышли из строя. Пришлось насчёт Ренушки обратиться к частнику - итальянцу Сильверио, по рекомендации Вартана Джеррахяна. В Эфиопии всё, как у нас в России, по блату и не без поллитры. В местное отделение фирмы «Рено» перестал обращаться после прошлогоднего инцидента в связи с пропажей запасного колеса. (Всё, как у нас!).
Я пригласил Сильверио в гости, на кофе с коньяком… Он попал в Африку 6-летним мальчиком. Его отец, инженер по телекоммуникациям, после войны не захотел возвращаться в Италию. Сильверио за все 33 года жизни в Эфиопии выезжал из страны только дважды: в Италию и в Венесуэлу - к родственникам. У него двое деток, свой дом на Боле-роуд, свой гараж (до открытия советско-эфиопской компании «ЭФСО» ремонтировал всю советскую технику), свой магазин «Sacchi», свой мотобот на озере Бишофту, там же «свой» (постоянно снимает) тукуль, свой… и т.д.
Свёз в цензуру статью о предстоящем юбилее Балча-госпиталя. А заодно выдал цензору его ежемесячную «зарплату» (обычно несколько сотен долларов) за «неурочную» работу над нашими, всегда «срочными», материалами для «Радуги», иначе – за поддержание «режима благоприятствования». (Всё, как у нас!).
Вечером в посольстве показывали фильм «Расскажи мне о себе». Какое же убожество!.. Говорят, чужая душа – потёмки!.. Помню, как-то в разговоре с послом я упомянул эту поговорку. А.Д. сразу встрепенулся: «В нашей среде такое не должно быть!».
Красавица Л., жена «супермена» С., снова беременная. («Ношу хорошо!»). По совместительству со своими супружескими и пр. семейными обязанностями работает педиатром в Балча-госпитале, рассказывает о Лере К.: «Её история болезни самая пухлая. Ещё бы! Если не еженедельно, то раз в месяц обязательно сдаёт своё… добро на анализы. Зав. лаборатории жалуется, что ей уже осточертело смотреть на её г. А Лера просит ещё и зонд на дом. Буду, говорит, сама зондировать себе печень, мол, так мне спокойнее. У её матери тоже какая-то мания. Заблокировала квартиру, никуда не выходит, сидит на сундуке с добром, боится, кабы не убили грабители…».
Между прочим, Ассадур рассказывал, что в Аддис-Абебе воры залезают в дома абсолютно голыми да ещё обмазывают всё тело маслом, чтобы, легче было выскользнуть, если схватят.
Четверг, 31 августа.
В первой половине дня наконец-то состоялась первая ссора между И. и Г.
- Вот уже две недели я слышу одно и то же! - сказала Г. – Где зонтик, где утюг, где фонарь, где то, где другое?..
- И где третье - машина?.. Надо же было довести её до такой степени, что до сих пор починить не могут!.. А где книги Вадима, которые ты брала ещё до моего отъезда?..
- Завтра привезу!.. Жалею, что согласилась остаться в вашем доме…
Упрёки Ирины обоснованы. Но всё равно нельзя давать волю нервам. Всё уже в прошлом, всё позади.
После работы ездили в гости к Лакеч. Её муж специально приезжал за нами на своём Фольксвагене. У них комфортабельный дом: пять комнат, служанка, забанья… (Окна домов у эфиопов чаще всего закрыты ставнями, зато двери, если они есть, - нараспашку. Иногда, в домах бедноты, нет дверных створок, и дверной проём издали зияет словно чёрный зев камина. Вся эта «архитектура» - под влиянием тукулей, которые строятся без окон).
Кроме хозяев и нас с Ириной, были Эстер (старшая сестра нашей «Ляки») с мужем и их друг – бывший глава департамента по борьбе с малярией; ныне он - один из управленцев на текстильной фабрике в Бахр-Даре. Забавный, умный малый. Учился в Америке: нет, не на медика и не на текстильщика – изучал… философию. Его дипломная работа – «Элементы гуманизма в марксизме». Ничего себе!
- Многие, в том числе и у нас в Эфиопии, называют себя марксистами, - говорит он, - но на деле они ничего не смыслят в теории Маркса.
Я вспомнил, как преподаватель марксизма-ленинизма в МГИМО (некто Плетнёв, по фамилии) на семинарах, потрясая перед носом нерадивых студентов толстенной книгой, негодовал: «Разве вы изучаете «Капитал»?!. Вы золото топчите грязными ногами!..»
Заговорили об Университете дружбы народов. Сожалели, что его дипломы не признают на Западе. «И всё-таки хорошо, - сказал Философ, - что двери этого учебного заведения открываются для всё большего числа молодых эфиопов». «Но всё ещё плохо для Амаре», - заметил я, чем вызвал общее сочувствие по отношению к моему невезучему работнику.
Бывший философ-марксист, а ныне высокопоставленный императорский чиновник, недолго пробыл в нашей компании. Прощаясь с ним, я поблагодарил его за гуманное отношение к идеологии страны победившего социализма, но особо – за малярию, которую он в своё время, к моему великому сожалению, так и не поборол. Он понял мою иронию и пообещал, что «с победой марксизма в Эфиопии» - обязательно исправится.
Дети Эстер – мальчик 6-ти лет и девочка 3-х с половиной, когда здороваются или благодарят, то почтенно наклоняют свои курчавые головки. Такое не увидишь ни в одной русской семье.
У сынишки нашей Ляки подведены брови и наложена синева под глазами. «Это, - объясняет она, - для красоты и от сглаза». То же самое я видел в Индии.
Воскресенье, 3 сентября.
А Амаре действительно невезучий. В пятницу не пришёл на работу. Вчера, с синяками на лице, приходил объясняться, рассказывает, что в четверг ночью на него напали бандиты, избили и ограбили: «Возьмите всё, только не бейте!..». Наверное, забрёл в бардак.
В субботу Петренко ездили в Амбо. А у нас с И. был спортивный день – бадминтон. Впервые почувствовал себя хорошо, по-спортивному. Поздно вечером Галя позвонила Ирине: «Забудь, что произошло в четверг…». Слава богу, помирились!
Сегодня собирались в бассейн, но, оказалось, он закрыт на ремонт. Мы с И., Петренки и Витя Б. остались в «Гионе» пообедать: у Гали с Кимом 15-летие супружеской жизни! Витя разливал бутыль водки… из кармана, чтоб не засекли. Ким вспомнил, как в ресторане в Мэкэле Генка Т., будучи под градусом, учинил скандал: «Что вы мне подаёте бурду!.. Где горох? Одна вода! Подайте горох! Я дипломат!..».
Обед в «Гионе» мы завершили кофепитием в «Кокебе», а чаем – у нас. Затем рванули в «Генет», играли в боулинг.
После разминки с кеглями Ким повёз Галю и Ирину в кино, а я Витю – в посольство. Но по дороге мы с В. решили снова «размяться», но уже в баре, в котором В., по его признанию, однажды «познакомился» сразу с четырьмя шармутами. Из этого грязного (во всех смыслах) заведения я увёз Витю в приличный бар на авеню Хайле Селассие. Но мой подопечный ещё долго оставался под впечатлением своих воспоминаний о том злачном месте, где одна из шармут, опять же по его собственному признанию, сама надела ему «пластик». Наверняка, расхвастался, по пьянке.
Пятница, 8 сентября.
В четверг ужинали в гостях у Ёжки Г., вместе с его коллегами – советниками посольств СССР и Болгарии, естественно - с жёнами. Долго искал его виллу, хотя бывал у венгров несколько раз, правда, всегда после «коктейлей». Когда снова заехал не в тот переулок, Ирина не выдержала: «Останови машину! Дай мне карту!..». Но вот и «Гольф-клуб»! Значит, где-то совсем рядом…
С. весь вечер был необычайно бледен, даже спиртное не помогло. Говорит, что страшно устал, замещая уехавшего в отпуск посла. Алла теперь «по праву» играет роль примадонны.
По рассказам Г. П.: А. намеренно сообщает всем, что якобы в ЦК ей лично рекомендовали работать на нашей посольской Выставке - библиотекарем. Валя З., тоже мечтавшая об этой должности, «посочувствовала»: «Но там ведь очень трудно сейчас! Народ подходит, спрашивает Ленина. Нужно правильно объяснять, что книги эти на дом не выдаются. Нужно уметь побеседовать по-английски на политические темы…». «Ну это так же, как на приёмах!» - авторитетно парировала Алла. В ответ В. только фыркнула шепотом: «И язык–то она уже четырнадцать лет учит на приёмах…».
Манговы приехали с опозданием на целый час, задержались… в ЮСИС: обмен опытом! Три года эта пожилая чета (до поездки в Эфиопию) работала в Италии. Мангов – советник болгарского посольства; низкорослый, коренастый, седовласый. Я слышал от кого-то из дипломатов, что он участвовал в антифашистском сопротивлении (Болгария воевала на стороне Германии) и попал в плен. Интересоваться подробностями я не стал: в «нашей», заграничной, среде это не принято – лезть в душу. Мадам М., вроде бы филолог по специальности, кое-что поведала мне о болгарском поэте Пэневе (?), который в 1959 году застрелился.
Хозяева вечера – Ёжка и Ева – замечательные ребята! Вообще, я к венграм не равнодушен: они более других искренни, ведут себя естественно, непринуждённо. Играли в рулетку, расстелив миниатюрный игральный «стол». А всё остальное – как в настоящем казино!
Суббота, 9 сентября.
Снова были в «Кокебе». О этот «Irish coffee», который так полюбила Ириша! А какой вид отсюда на город, на императорский дворец! «Jubilee Palace» построен в 1955 в ознаменование 25-летия коронации Хайле Селассие. Среди садов и водоёмов – личный зоопарк императора: львы, газели, обезьяны…
Помню, во время экскурсии нас подвели к клетке с ягуаром. Смотритель приоткрыл дверцу и предложил войти за решётку, дабы поздороваться с пятнистым красавцем. Ирина смело вошла, протянула хищнику ладонь, и тот стал жадно её лизать…
«Какое приятное ощущение!» - сказала она, ничуть не беспокоясь за свои музыкальные пальчики.
Её примеру последовали другие. И потянулись руки к ласковому зверю…
А между прочим, завтра - дипломатическая почта.
(Продолжение – «Из хроники года Святого Матфея». Гл.30)