глава2 ИВС

Вячеслав Мурашев 2


Кто не был – побудет                Кто был – не забудет… 
 
       Герой повествования - Виктор Зубатов, по кличке Зуб. Такое прозвище ему дали за умение сильно бить кулаком в лицо противника – постоянно выбивал зубы. Виктор, младший семье, родился в Минске в 1959 году. Отец его работал во втором автопарке – возил продукты; мать, домохозяйка, торговала на Комаровском рынке овощами. Два старших брата были грозой Комаровки. Кое-как окончил школу рабочей молодежи, отслужил в армии и пошел работать автослесарем в престижный автоцентр по ремонту автомобилей «Жигули». На работе платили мало,  детали к «Жигулям»  были в большом дефиците, и Зуб сколотил группу по краже запасных частей. Преступный бизнес процветал, но, сколько веревочке не виться – конец всегда будет…
* * *
На совещании в уголовном розыске Советского района. Докладывал сам начальник.
     -     В нашем районе участились случаи краж лобовых стекол. Засады результата не приносят, - Майор Чернинин был раздражен.
     - Открывают машины довольно профессионально. Надо к   специалистам автосервиса присмотреться, - добавил заместитель капитан Голова.
     -   Судя по месту преступлений, злоумышлиники живут в поселка, - стал рассуждать, стоя у карты района, майор Чернинин.


      -   Есть там два аса по «Жигулям»: Гольдин и Зубатов, - робко подал голос  молодой сотрудник.
      -  У тебя старая информация, - встрял участковый лейтенант Каменский. - Гольдин погиб в автомобильной катастрофе. А вот Зубатов Виктор остался.
    -  Будем брать на живца, - сделал резюме майор Чернинин. – Всю кодлу.
     Чтобы собрать досье, потребовалось не больше двух недель. На то и подсадная утка.
     * * *
      - Вставай сынок. На работу опоздаешь. Завтрак готов, - мать трясла Виктора за плечо. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Домой он пришел в четыре утра – снимал лобовые стекала с новеньких автомобилей «Жигули». Как известно, самое воровское время это три  ночи. Народ спит, как жито продавши. Кому не спится в ночь глухую? Вору и фую… Зубатову Виктору – слесарю престижного автосервиса - не спалось частенько – он «делал деньги»… От сельхозпоселка, где жил Виктор, ехать на работу приходилось с двумя пересадками через весь город. На проходной надо быть в восемь утра… иначе за опоздание выговор и торба с лишениями:  премиальных, тринадцатой зарплаты, очереди на право покупки ковра, и других прочих стимулов социалистического трудового энтузиазма. Виктор на всю жизнь запомнил как погиб сосед Петр, который работал на заводе. Имел семью: жену и двух детей школьников. Жил во времянке размером четыре на три: печь, две кровати и стол. Шестнадцать лет Петр стоял на учете  на получение квартиры от завода. Несколько раз опоздал на проходную, пару раз  пришел с запашком и блестящими глазами. Мало того – как то соблазнился горстью гаек, оттопыривших карман, и очередь Петра на получение заводского жилья вроде как попятилась. Наконец, после шестнадцати лет вдыхания миазма огненных печей, Петр стал первым марафонцем. До бесплатной железобетонной коробки - трехкомнатной квартиры в образцово – показательном районе новостроек оставалось рукой подать. В день получки он на радостях отметил это событие с работягами. Милиция, прекрасно зная заводской распорядок, задержала всю бригаду – у ментов свой план, который надо выполнять и перевыполнять. Составили протоколы. Все бы ничего, если бы не укусила Петра злая муха собственного достоинства. Он  стал сопротивляться. На него скоренько завели уголовное дело… Пришел бедолага домой, взял веревку да и повесился. Вдова квартиру, конечно, не получила… Жалко, только это еще цветочки по сравнению с тридцатыми годами. При Иосифе Виссарионовиче не пришлось бы волокиту с квартирой устраивать. Опоздал на работу - тюрьма. Брежнев тоже не подкачал. При нем столько тунеядцев расплодилось, достойных насильственных сельхозработ  (проституток, фарцовщиков и прочих разных деловых).  Виктор же относился к категории «деловых», ему катастрофически не хватало времени и денег для полноценного отдыха.
- Сейчас встану, - пробормотал он, пробуя оторвать голову от подушки.
     Во всем теле слабость, в голове туман.
      «Завтракать не буду, - подумал он. Через пятнадцать минут глянул на часы. – И побриться тоже не успею». Он выкраивал дополнительные минуты, чтобы полежать в постели. В конце концов привычка к спортивным тренировкам сделала свое дело. Виктор был кандидат в мастера по боксу. Он за пять минут оделся и торопливо вышел из дома. К  проходной, несмотря на забитый людьми транспорт и две пересадки, прибежал запыхавшись, но   вовремя, без одной минуты восемь. Следующая неприятная процедура – это переодевание. Несмотря на то, что спецодежду стирали каждую неделю, через два дня работы в смотровой яме одежда насквозь пропитывалась отработанным маслом, тормозной жидкостью и грязью. Брезгливо одел фирменную промасленную спецовку, спрятал недопитую бутылку (в раздевалке в шкафчиках под грязной одеждой слесаря прятали спиртное)  и спустился в цех.
     - Заменишь на бежевой шестерке вкладыши и разбитый поддон картера, - сказал  начальник Виктору. – Сделаешь к четырем, получишь на бутылку.
     «Что – то шеф расщедрился. Не иначе неслабо взял с клиента. Отсоединю подушки крепления, вывешу двигатель до «жопы» и, откручу поддон. С вкладышами придется повозится. Часов за пять управлюсь» - рассуждал Виктор. Он стол в смотровой яме, разглядывая низ автомобиля ожидая, когда после обязательной мойки  с днища стекут последние капли воды и моторного масла.
     «Бутылка «Коленвала» стоит три рубля шестьдесят две копейки, а мы ночью лобовое стекло скоммуниздим и триста рублей в кармане. Если бы не клиентура, которой постоянно нужны стекла, давно бы бросил это занятие. Руки в ресторане стыдно на стол положить – черные  как у негра, - накачивал себя Виктор раздражением. (При  «развитом» социализме генсека Ьрежнева водка в магазине была исключительно двух сортов – «Московская» за три рубля шестьдесят две копейки,  на этикетке - прыгающие буквы похожие на коленчатый вал, за три рубля шестьдесят две копейки. Ее покупали работяги.  «Экстра»  за четыре двенадцать, ее  употребляла «вшивая» интеллигенция.  Для правящей элиты выбор горячительных напитков был в более широком ассортименте: водка Посольская, Беловежская, коньяк армянский и, в фирменных глиняных бутылках рижский бальзам. Грешно забыть и ликер «Старый Таллин». Стеклянные реки Советского шампанского – обязательно. Союзные республики и страны социалистического лагеря наперебой предлагали свое: венгерское «Токайское», болгарская «Варна», югославские вермуты, грузинские вина. Хоть залейся высококачественным  копеечным винным изобилием. Про закуски на голодный желудок разговор не получится… Дешевая селедка таяла во рту, да и колбасы не застревали, как нынче, в горле. Жалко наших детей,  поздно родились, не узнать им, пожалуй, вкуса настоящего шоколада и конфет… Куда все делось?…
     Пасть военно-промышленного комплекса СССР требовала новых финансовых вливаний.
Народ жил гадая, что может подорожать. Постепенно прилавки пустели, цены взвинчивались. Сначала - на ювелирные изделия, меха, мебель, деликатесы. Люди шутили: золото подорожало, но на жизненном уровне трудящихся это не отразилось. О «ветчине и прочей антисоветчине» писали поэты, возвратившись из-за бугра.
     После прихода к власти Андропова водка подешевела, и благодарный народ прозвал ее «андроповкой». Уж как, бедный, радовался. Даже в кино повалил во время рабочего дня. Хоть на выходе из кинотеатра его с нетерпением ждали спецавтобусы, примерно такие, на которых возят на кладбище. Прогульщиков и либеральных начальников нещадно наказывали. И поделом! Жалко - быстро умер генсек. От гранита коррупции в партийно – бюрократической номенклатуре и продажной милиции отбил только маленький кусочек.  Зубило взял другой, помоложе, и «процесс пошел». Наступило время «нового мышления». Он это слово произносил с ударением на первом слоге.)
- Что ты там копаешься? – нетерпеливо спросил шеф.
     -   Все будет абдельмах*, - ответил Виктор, открывая металлический ящик с ключами. За это слово-паразит коллеги прозвали его «Абдельмах». (Попроси ключ на тринадцать у Абдельмаха). Но прямо к Виктору так никогда  не обращались – боялись увесистого кулака. Зубов-то во рту только три – будет два! Потом к нему приклеилось кличка «Зуб».
     - Дай накидной на семнадцать, - попросил Виктора одноглазый автоэлектрик Гриша.

*Абдельмах –  Правильно абгемахт, все в порядке /искаж. немецкий/

     - Слушай, у японцев вместо автослесарей стали роботы работать. И вот работ в смотровой яме  канючит: где ключ на семнадцать… где ключ на
семнадцать? А другой робот сверху отвечает: - Где… где? В манде! - рассказал анекдот Виктор, протягивая ключ Грише…
     «А если вкладыши нормальные, то менять их не буду. Ехать без масла с пробитым поддоном – это надо быть в стельку пьяным или круглым дураком. Владельцы «шестерок» не из этой категории. Приемщик постоянно
оформляет ненужные работы – страхуется …»
     - Помоги машину откатить, - позвал сиплым голосом бригадир по кличке «Гидролиз». Бригадир был почтенного возраста и имел солидный стаж работы в таксомоторном парке.  Как –то молодые коллеги решили подшутить над ним.
      - Зайди в наш «кабинет»,  - позвали его в смотровую яму и поднесли  стакан «шпаги» – спирт из антиобледенительной системы. Летчики из аэропорта привозили на автосервис этот спирт канистрами. Бригадир взял стакан, залпом выпил, занюхал рукавом и спросил:
      - Гидролиз, что – ли?
      Все рассмеялись.  А «малек» - так называли  новичков, рассказал подходящий анекдот: «Полетел самолет через Северный полюс в Америку и пропал. Объявили всесоюзный розыск. Армянское радио не отреагировало, а белорусское нашлось: «Самолет а****зиуся»…
     Не остался в стороне от темы одноглазый автоэлектрик Гриша.
     - Вчера Миколаич лаялся, сказал он. - Клиент в «бардачок» положил бутыку. Забирает с ремонта свою тачку – водка лежит, а туалетной воды «Спартакус», похожей на коньяк, триста граммов,  96 градусов - нет: выпили. Сирийццы  нам поставляют…
      Глаз он потерял выполняя интернациональный долг в «братской Чехии». В 1968 году в Праге он неосторожно выглянул из бронетранспортера и камень, брошенный из толпы, попал прямо в глаз. Когда автослесаря злились на Гришу, то называли его оккупантом.
     С приходом  на СТО нового  начальника цеха Михаила Николаевича, жизнь слесарей изменилась. Миколаич мертвой хваткой взял все в свои руки, халтуры на работе прекратились, чаевые стали перепадали редко. При бывшем начальнике механикам была вольница – тот редко находился на производстве, а если и присутствовал, то большую часть времени - в подсобке с очередным благодарным клиентом. Когда оттуда начинал слышаться пьяный гогот, специалисты автосервиса спокойно работали на свой карман…
     К смотровой яме подошел начальник цеха.
- Зубатов, - позвал он. – Выйди на минутку, - в  коридоре его ждали двое
молодых мужчин.
     - Зубатов Виктор  Анатольевич? – спросили они.
     - Да.
     - Уголовный розыск. Надо поговорить. Пройдем в машину, - в милицейском «уазике» ему надели наручники…
      Виктор все отрицал. Его привезли в райотдел и завели в кабинет на втором этаже. За столом сидел капитан, напротив парень в штатском.
     - Даю шанс написать явку с повинной. Твои подельники уже раскололись. Признаешься – получишь условно, - следователь смотрел прямо в глаза Виктора.
     - Вы что, судья? – с сарказмом спросил Виктор. Капитан отвел взгляд и
стал поправлять микрофон магнитофона, стоявшего на столе.
     «Магнитофон не работает… На понт берет» – понял Виктор.
     - Тебе пальцы дверями сразу прижать или потом? Сколько ты колес снял с машин? - спросил опер, похожий на спортсмена. У Виктора наступило секундное замешательство. Ему стало не по себе.
     «Колеса я не воровал… только стекла», - промелькнула у него мысль. Он успокоился.
     - На работе… бесчисленное множество, - ехидно проговорил Виктор. И серьезно добавил: - Что мне светит?
      Моложавый капитан открыл уголовный кодекс и ткнул пальцем в статью.
      «От двух до пяти лет», - прочитал Виктор.
-  Полтора-два года я тебе гарантирую. Будешь примерно себя вести – через год отправишься домой, - убедительно говорил капитан. - Начнешь упираться – получишь на всю катушку. Судьи не любят лжецов и воров.
Пиши повинную… На душе сразу легче станет…
      Виктор задумался. Он понимал, что прямых доказательств нет.
     «Что делать?» 
      - У меня голова сильно болит. Отведите меня в «обезьянник»...
     Вечером его опять вызвали на допрос. В кабинете сидел его хороший знакомый лейтенант Каменский. Лейтенант жил недалеко от Виктора и он оказывал участковому различные услуги. Высокий лейтенант, улыбаясь, подошел к Виктору, снял наручники и поздоровался за руку. У Виктора отлегло от сердца.
     « Он свой… Коля мне поможет. Надо с ним посоветоваться» – решился Виктор и стал рассказывать как он стал на преступный путь.
      - Судью я возьму на себя, - сказал участковый. – Получишь условно, - положил лист бумаги и продиктовал Виктору текст явки с повинной.  Они вышли из кабинета. В кабинете у начальника уголовного розыска Чернинина их уже ждали: майор и капитан Голова.
      - Езжайте на обыск. А тебе, Виктор, советую ворованные детали выдать добровольно… - сказал Чернинин.
    Они сели в горбатый запорожец лейтенанта и поехали домой к Виктору. Он зашел в свою времянку и вынес ментам ворованное лобовое стекло.
     - Мама, не волнуйся, меня скоро выпустят, - растерянно, не своим голосом произнес Виктор.
- Что он натворил?… Это все твои ночные походы… - запричитала,
 пожилая женщина, вытирая слезы уголком платка.
     - Дайте ему одежду попроще и телогрейку. Можно сапоги или кеды, -
хмуро проговорил статный капитан Голова. – Из еды: сало, масло, сахар…
 «Хорошо, что отец на работе», - пульсировала у Виктора мысль. Он
достал «заначку». – Сколько денег взять? – спросил он.
     - Можно побольше. Деньги и в Африке деньги, - ответил лейтенант…
     Лейтенант снял переднее сиденье пассажира и закрепил его на крыше багажника. Кое-как Виктор с капитаном стиснулись на заднее сиденье, держа в руках лобовое стекло. По дороге заехали в «Шашлычную». Им быстренько накрыли стол в банкетном зале, подальше от любопытных глаз. Виктор заказал бутылку водки и три порции фирменного блюда – шашлык по-грузински. Выпили не чокаясь. Виктора потянуло на разговор, но он вспомнил, что где-то читал, как следователи НКВД специально угощали подследственных водкой, чтобы развязать ему язык. Прощальный ужин на воле Виктор Зубатов провел молча…
     Его привлекли к уголовной ответственности по статье 141 часть 2 УК СССР  – кража, совершенная повторно либо группой лиц.
    Виктора поместили в изолятор временного содержания. Он представлял собой  маленькую камеру на четверых размерам два на четыре.
 Деревянные нары, на местном языке «сцена», никогда не ведали постельного белья. В углу мрачнела параша. Торжественная массивная дверь была обита железом. Ее значение как бы обесценивалось квадратным
 окошечком  для передачи пищи – кормушкой.  Глазок для наблюдения извне никогда не скучал. Камеру постоянно  освещала тусклая электрическая лампочка, вмурованная над дверью и закрытая решеткой – «луна». Свет не давал спать и жилец закрывал глаза снятой майкой. Тесное, душное помещение вызывало клаустрофобию.
     «Зверей, пожалуй, содержат лучше», - уныло подумал  Виктор, увидев это убожество впервые.
     В камере его затошнило. Мышцы болезненно ныли и судороги сводили тело. Ныли кости… Голова отказывалась думать о чем-либо. Мозги как будто раскалывались… Он не находил места. Стал стучать в двери. Открылась кормушка. Молодой надзиратель посмотрел на Виктора.
      - Мне плохо! Выпустите меня… Я умираю…- еле проговорил Виктор.
     Через пять минут пришел фельдшер и дал две маленькие белые таблетки. Виктор забылся коротким тревожным сном…
    На  третьи сутки клацнул дверной запор. На пороге - пьяная, небритая личность.
      - Привет, - коротко поздоровался он. Виктор поприветствовал его. Он был рад  любому человеку.
     - Ничего… Откинусь. Я этой биксе еще покажу… - пробормотал, дыша   перегаром, мужик в ватнике.
     - Какой биксе? – не понял Виктор.
     - Баба моя. Сдала, сука, ментам. Я ей в ухо врезал, чтобы много не
пиликала, - дыша перегаром стал объяснять мужик.
     - Давай знакомиться. Меня Виктором зовут, - и протянул ему руку.
      - Николай, погоняло Микола, - пошутил вошедший, но за руку не поздоровался. – Ты первый раз? – спросил он.
     - Да, попал по глупости.
     - На тюрьме за руку не здороваются, ответил он в ответ на удивленный взгляд Виктора. - Пожмешь руку козлу и сам козленочком станешь. На тюрьме много чего нельзя: матом посылать, обзывать. Все надо обосновывать… Отвечать за свои слова. В «семье» можно здороваться за руку…
     - Дома и так все здороваются, - Виктор недоумевал.
    - Я имею в виду зону, - улыбнулся Микола, - семья на зоне – это когда объединяются и помогают друг другу. Близкие по духу люди. Тебя учить и учить.
     - Да я наслышан, - уныло протянул Виктор. – Он встал и стал нервно ходить по два три шага туда – сюда. - Да и одет ты, как рабочий, а ведешь себя как  интеллигент, - заметил Виктор.
      - Вор я. По жизни вор…  а тюрьма – мой университет. Пять ходок у меня. Я старый каторжанин,   как в старой песне, - и пропел, - бродяга я,  а… а… а…  Помолчал немного. -  Как приду к биксе пьяный… Она сдает меня… Ничего. У ментов на меня ничего нет. Скоро выпустят… - и криво улыбнулся.
     У Виктора промелькнула мысль, что с ним неплохо передать на волю записку.
      «А что передать? Подельники сидят. Знакомые вопросы не решат… опасно. К родителям его не пошлешь. Обворует»…
     - Это хорошо, что ты вор. Я тоже за кражу попался. Правда, первый раз…
     - Вор в тюрьме профессия почетная… Будешь спать на нижних нарах. В тюрьме главное: не верь, не бойся, не проси, - стал учить Виктора опытный зэк.
     - Я по глупости попался, - опять сказал Виктор. - Подельник лобовое стекло с «Жигулей» менту продал, - и Виктор подробно рассказал Миколе свою историю.
     - Все по глупости попадаются. Никто по умному в тюрьме не сидит…  Ты, наверное, на воле много дел нафуевертил? – Николай трезвыми глазами
пристально смотрел на его.
Виктора осенило:
     «Он спецом выпытывает меня»
     - Да так… по мелочевке, - уклончиво ответил он. Наступила тягостная пауза. – Я в повинной все написал, - не выдержав, сказал Виктор.
     - Я тебе, братишка, если что могу помочь…  Ну, а заначка у тебя есть? –
настойчиво спросил Николай. Он нетерпеливо постукивал холеными
 пальцами по нарам.
   - Все на кабаки уходило. На работе копейки платили. Поэтому и начал воровать… - Виктор отвел глаза.
     - А где ты работал? – опять спросил М икола.
   - В автосервисе. «Жигули» ремонтировал.
    - А покойного Бороду знал?
    - Это мой друг, - Виктор перестал ходить. – А ты его откуда знаешь?
    - Да так, знакомым машину ремонтировал, - уклончиво ответил Микола.
     «****ит, - подумал Виктор. – Мы все халтуры вместе делали», - и это укрепило его в решении не говорить лишнего.
       Открылась дыра в металлической двери размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Служака поставил алюминиевые миски с супом и кашей, металлические кружки с чаем и два ломтя хлеба. В каше лежало по рыбной котлете.
    -  Как в больнице, - заметил Виктор. - Я есть не хочу. Можешь мое взять.
   -  Здесь ты задержанный. Кушать надо, что дают. Другого не будет. В тюрьме пайка гораздо хуже - с аппетитом уплетая вторую миску, сказал Микола. – Нам, повезло, парень. Мы не в мраморной камере. Там полежишь сутки на мраморной кровати: почкам и печени можешь сказать до свидания.
  -  На, вот, еще сало мать положила, - протянул ломоть Виктор сокамернику.
     - Знатная «бацилла». Можно на хлеб вместо масла мазать, - похвалила «наседка» сало.
     - Отец делает по своему рецепту. Покупает на рынке свежину и три дня вымачивает в специальном рассоле: соль, сахар, чеснок и специи разные. Потом пересыпает солью и держит в деревянном ящике.
  Утром открылась дверь.
- Николай Иванов?
- Я.
- С вещами на выход…
   Виктор его больше не увидел. Через день его самого перевели в следственный изолятор на улицу Володарского.