- Доктор, поехали.
- Мугу, – сонно собираюсь в кучку, сажусь. Глаза разлеплять не хочется. С самого утра гоняли как сидоровых, до койки удалось добраться лишь часа полтора назад, а времени на часах… э-э… 4 с небольшими минутами. – Что там, Танюша?
- Мерцалка. Женщина, – диспетчер потряхивает за плечо сладко сопящего на кургузом диванчике фельдшера. – Леша. Лешенька… просыпайся. У вас вызов.
- Говновызов, – не открывая глаз, поэтично отзывается Леха, молодой, но уже бывалый, шестой год утюжащий линию фельдшер. После чего, подумав и, видимо, не найдя в себе больше подходящих рифм, чтобы выразить переполняющие организм чувства, неохотно вылезает из-под одеяла, одевается и бредет за чемоданом. Всё это – не просыпаясь. Сказано же, бывалый. Зубр. Я люблю с ним работать.
Таня оставляет сигналку и беззвучным привидением уплывает в диспетчерскую.
Через минуту мы уже в машине. Говорим Андрюхе адрес, складываем руки на груди кренделями и, опустив забрала капюшонов, лепимся друг в друга. Еще три-четыре минутки можно спокойно и относительно комфортно поспать. Больше не получится, в ночи доедем быстро.
- Приехали, отцы, – докладывает водитель и, включив плафончик на потолке, тянет из бардачка газету. – Идите спасайте.
Похватав папку, чемоданы и пару пузырей с растворами (со стороны посмотреть - эдакие провинциальные родственники, только что с вокзала, спешат обняться с близкими и согреться горячим чаем), шагаем к двери подъезда. Угу, закрыто. Домофон. Набираю номер квартиры, жму кнопку вызова. Посипев и попикав, домофон осторожно и вкрадчиво интересуется:
- Кто?
Просыпающийся Леха находит домофонское любопытство возмутительно бестактным, несвоевременным и неуместным. Высунув голову из-за моего плеча, он выражает свое недовольство молодецким рявком в самую дырочку:
- КОНЬ В ПАЛЬТО !
В аллейке через дорогу с дерева сваливается ворона, где-то в глубине двора срабатывает автомобильная сигнализация, из нашей машины беспокойно высовывается Андрюха с монтировкой в руке, а дверь подъезда с легким чмокающим цоком открывается. По-моему, домофон в таинстве её открытия поучаствовать не успел. Лехин рык её раньше распечатал.
Машу водителю рукой – мол, нормально всё, отдыхай пока, - и ползу к лифту. Запихнувшись вслед за Лехой в тесную кабинку, ворчу с укором:
- Ну нафига ты так, Леха… Давно жалоб не было?
- Да пошли они в писю, док! – не принимает упрёка напарник. – Кто к ним в четверть пятого утра, сразу после вызова, в дверь звонит? Настырный ухажёр младшей дочери, которой еще учиться, учиться и учиться?... Я чо, блин, должен голосом Чебурашки в каждый домофон паспорт с табуретки с выражением зачитывать?
Ответить я не успеваю, мы приехали. На площадке нас уже встречает очень смущенный дядечка самого интеллигентного вида.
- Простите меня, пожалуйста, – виновато суетится он, помогая проносить наше имущество в двери. – Закрутился вокруг жены, подскочил к кнопке и на автомате брякнул…
- Ничего страшного, – с княжеским великодушием извиняет Леха. Видно, впрочем, что ему уже слегка неудобно за ночной крик раненного в задницу марала.
… Пациентка – под стать супругу, тоже очень вежливая, утонченная дама слегка за шестьдесят. Здороваясь со мной, смотрит испуганной птичкой. Мне страшно неловко. Мысленно грожу Лехе всеми мыслимыми и немыслимыми карами и старательно скрываю неловкость нарочитотой деловитостью. Опрашиваю (ишемическая болезнь сердца, атеросклеротический кардиосклероз, пароксизмальная форма мерцания предсердий более пяти лет, нечастые – три-четыре раза в год – пароксизмы, купирующиеся бла-бла-бла… лечилась бла-бла-бла… регулярно принимает бла-бла-бла… ощущение перебоев в работе сердца в течение последних полутора часов, общая слабость, дурнота… приняла бла-бла-бла-бла-бла…), осматриваю, тычу в уши фонендоскоп, измеряю давление, выслушиваю… Хм, пульс, сердцебиение ритмичные, давление в норме, губки, ногти, слизистые розовенькие…
Поворачиваюсь к Лехе. Тот, ловя взгляд, ответно изображает молниеносную, заметную только мне пантомиму, выражающую шквал сожаления, стыда и глубочайшего раскаяния.
- Сигизмунд Лазаревич, - прошу я. – Будьте добры …
- Э-э… - теряется Леха лишь на мгновение. – Сию минуту, Елизарий Карлович. Сейчас всё сделаем, в лучшем виде.
И, заулыбавшись глазом, «Сигизмунд Лазаревич» начинает споро разматывать провода и накладывать электроды, что-то успокаивающе бурча пациентке. Спустя минутку протягивает мне кардиограмму:
- Грудные снимать?
- Снимем, от греха, – говорю. И сравниваю стандартные отведения с пленкой полугодовалой давности из архива болезной.
Вскоре Леша подает мне пленку с грудными отведениями.
– Ну что, уважаемая Елена Сергеевна, особо придираться мне, слава богу, не к чему. Кардиограмма вполне приличная. Прошу простить за профессиональное хамство, кое-какие возрастные изменения присутствуют, но в общем и целом все очень неплохо. Сердце сейчас работает так, как надо; ритм, частота нормальные, давление тоже…
- Ну что вы, Елизарий Карлович, какое хамство, - стрельнув быстрым взглядом на внезапно поперхнувшегося Леху, как-то очень повинно начинает частить леди, - Вы понимаете, у меня действительно были перебои. Я всё-всё приняла, как назначали. Мне, правда-правда, не помогло. Вот… и вызвали. А когда ваш коллега (еще один испуганный взгляд в сторону Лехи) в домофон… эмм.. крикнул, у меня так – хоп! – и разом все прошло… Извините меня, пожалуйста.
- Господь с вами, Елена Сергеевна, – смеюсь я. – За что же тут извиняться? (А про себя думаю: «Извиняться, кажется, кому-то другому впору. Погоди, погоди, Лешечка»…) Прекратился приступ, и замечательно. Я очень этому рад.
- Я бы знал, - улыбается муж, - сам бы на Елену Сергеевну прикрикнул как следует. Построже.
- Теперь знаете, – вздыхает Леха с видом человека, только что потерявшего эксклюзивный патент на ноу-хау. – Можете пользоваться.
Сначала тоненько хихикает Елена Сергеевна, следом прыскаю я. Спустя мгновение вместе с нами заразительно хохочет хозяин дома. Какое-то время Леха стойко сопротивляется, сворачивая провода и пытаясь солидно хмуриться, но, в конце концов, не выдерживает и он. Ржём как добрые лошадки; долго, до изнеможения, до слез.
До сих пор интересно, что тогда подумали соседи (если подумали). Сами прикиньте – время около пяти утра, а за стеной – внезапно! - крыловский хохотун-квартет на добрую сотню децибел. Действительно, какие-то - проказница-мартышка, осел, козел да косолапый мишка.
То есть нет. Не козел. Зубр.