Холодное осеннее утро. Ранний час, солнце встало недавно, но тотчас же было загорожено рваной ширмой серых облаков. Недавно забрезживший свет тут же погас. Не совсем – отдельные его стрелы пробивали завесу и достигали закованной в первые ледяные щиты земли. Не в силах растопить лед, не в силах превратить в воду снег, они падали на землю и тихо отражались, уходя обратно в серую высь.
Холодное оконное стекло. Как приятно прижаться к нему лбом… Создается впечатление, что так можно облегчить головную боль. Никак не могу к ней привыкнуть, хотя казалось бы, уже пора – столько раз подряд просыпаюсь с больной головой… Но что больная голова… Можно постоять вот так, убедить себя, что все проходит и в конце концов пойти и выпить таблетку. Прозаично избавить себя от боли физической. Она вовсе не страшна. Боль душевная, сердечная – гораздо страшнее. Потому что ее нельзя унять ни одним лекарством в мире…
Сегодня снова больно и…радостно щемит сердце. Не могу понять, отчего. Или понимаю, но не хочу себе признаться…Это не важно. Грусть без причины – тоже вполне обычное явление. Так больно, и так приятно… Боль на грани наслаждения. Наслаждение в приступе боли…Определенно, у меня скрытая склонность к мазохизму…
Более странного пограничного состояния нельзя придумать. Это сравнимо с балансированием на лезвии бритвы. Сделаешь шаг вправо – окунешься в тяжелое, давящее отчаяние. Влево – захлестнет девятый вал бешеной радости, трепета и вдохновения. Пойдешь прямо – усилишь ощущение сердечной боли. Я предпочитаю ходить налево…
Сегодня не изменяю своим предпочтениям.
Прижавшись лбом к холодному стеклу, оглядываю раскинувшуюся за окном обыденную картину. Обыденную для тех, кто все время смотрит под ноги, не находя ломаной секунды, чтобы поднять взгляд вверх… Или даже просто оглядеться вокруг… Это так просто, на самом деле. Просто люди об этом забывают, считая что эта серая реальность, в которую они вросли – предел мечтаний…Наивные.
За моим окном старые, высокие, позолоченные кистью осени рябины. Неделю назад они были одеты в густое одеяние из листвы; сегодня от него уже почти ничего не осталось, только на самых верхушках радостно желтеют последние листочки. Но несмотря на то, что внешняя яркая красота осенних деревьев практически сошла на нет, они все же еще красивы.
Сочетание алых ягод и девственно белого снега несказанно радует глаз. Тоненькие листики никнут под кучками снега, гаснет их желтый огонь; зато красным пламенем горят спелые гроздья… Я любуюсь этой неброской красотой и чувствую, как по щекам текут горячие слезы. Алые ягоды – словно кровь на снегу. Увядание природы – как триумф смерти, за которой придет новая жизнь. Скоро эти яркие шарики попадают наземь, где их безжалостно растопчут грубые подошвы чьих-то ботинок. Красное пламя догорит.
Я понимаю, что хочу догореть вместе с ними, лишь бы только не было этого ощущения одиночества. Рука сама тянется к оконной задвижке. Пара движений – и окно будет распахнуто. Один шаг – и желание исполнится. Я всегда хотела гореть, а не тлеть.
Но вместо этого беру в руки альбом и карандаши. Вдохновение, рожденное из боли, пришло вновь. Пока оно приходит – я не в праве сгорать.
Нечеткие линии покрывают бумагу. Вслед за ними приходят более выраженные штрихи. В рисунке – моя боль. Моя грусть. Моя беспричинная печаль. Я рисую, не отрываясь, в течение нескольких часов. Когда на бумагу ложится последний штрих, я чувствую дикую усталость. Но усталость стоит того, чтоб заполнить зияющую пустоту в душе, расплескать застоявшуюся, накопленную в течение недели грусть.
Мне грустно… И этим все сказано.
Рисунок отправляется в новенькую папку, а я все же открываю окно. В комнату врывается холодный воздух, а вместе с ним на белый подоконник, сделав изящный пируэт в воздухе, ложится золотой листок рябины…
Начинается новый день…
7 октября, 2006г.