“Ночь. Москва. На улице идет дождь. Он молча барабанит по стеклу и стекает тонкими ручейками с грязных крыш. Завтра, кажется, нужно будет куда-то идти… Куда идти? Зачем?” – мысли проносились в голове со скоростью ветра.
Катя дописала пару строчек конспекта и с легкой душой отложила от себя учебник, отодвинув его на самый краешек стола. Теперь можно привычно развернуть новый вордовский лист и мерно застучать по клавиатуре, выписывая все новые и новые строчки какой-нибудь неинтересной истории, но важной лишь для нее одной.
“Допустим, его звали Алексей. Алексей…. А фамилия…. С фамилией сложнее… Ладно. Пусть будет Ветров”.
Еще немного и будет написана первая глава. Написана и оставлена на месяцы, годы. Но эта история никогда не покинет ее разум и уж тем более сердце.
Катя посмотрела на часы – около двух ночи, поздно, слишком поздно настолько, что скоро станет слишком рано.
“Перед сном не забыть молитву, и чашку с чаем, не забыть завести будильник, не забыть… “ Но веки уже слипаются и хочется спать невыносимо. Она неохотно выключает комп, затем делает пару шагов и падает на кровать, забыв даже выключить свет.
***
В Лунном Городе было темно. Там только что прошла гроза, и ветер спешил разогнать сгустившиеся тяжелые тучи.
Катя поежилась от вечернего холода. Вокруг был очень густой и темный лес.
“Интересно, где я оказалась на этот раз? Уже несколько лет подряд эти сны не дают мне покоя. Что ждет меня сейчас?”
Она еще раз огляделась по сторонам, в поисках хотя бы небольшого просвета среди устрашающих крон деревьев, которые шумели и перешептывались своей листвой, словно желая навести еще больше ужаса и страха.
- Я не боюсь. Слышите? Я не боюсь! – крикнула в темноту Катя, но от этого стало еще страшнее.
Где-то вдалеке заухала сова, а рядом с лицом пронеслась летучая мышь.
“Главное собраться и не падать духом. Это просто сон. Очередной кошмар, связанный с этим ужасным местом. Ну и что, что оно мне снится на протяжении года. Это не такая уж и проблема, пора было уже привыкнуть”.
Катя побрела вглубь леса, надеясь хоть как-то выбраться, либо погибнуть и проснуться у себя дома, утирая соленые капли со лба.
“Ну уж нет… Я так просто не сдамся. Испугаться какого-то леса!” – уговаривала она себя и упрямо пробиралась сквозь колючие ветви кустарников и заросли крапивы дальше в лес.
Прошло десять минут, затем двадцать… Через какое-то время страх куда-то улетучился, осталось непреодолимое желание прийти хоть куда-нибудь. Мгновение и перед ней оказался старенький домик на небольшой лесной поляне, увитый диким виноградом, со ставнями на окнах. На самой крыше был установлен флюгер в виде кота, тянущего за нитку луну с неба, словно это не небесное светило, а какой-то обыкновенный клубок из особенных, лунных ниток. На самом крыльце сидел кот, отчего-то зеленого цвета, с длиннющими усами и терся спиной о деревянные перила, выгибая спину и распушая хвост.
- Эй, как ты здесь оказался?
Кот довольно улыбнулся, гортанно мурлыкнул и вопросительно уставился на Катю.
Она лишь протянула руку его погладить, как он исчез.
Из леса донесся протяжный вой. По спине пробежалась толпа мурашек.
“Надо попасть в дом!” – пронеслась единственная мысль, перед тем, как из леса вышло ЭТО. Оно не имело ни рук, ни ног, у него не было оформленного тела. Казалось, что это только тень. Но эта тень ежесекундно приближалась к ней.
Не теряя ни минуты, Катя бросилась к двери в надежде ее открыть, но та оказалась крепко заперта и поддаваться не желала. Тень была уже совсем близко, когда Катя в отчаянии хотела было броситься назад и на что-то наступила.
“Ключи!” – не мешкая и доли секунды, она дрожащими руками открыла дубовую дверь и вбежала внутрь дома, плотно закрыв за собой засов.
В доме было темно. Пахло воском и гнилым деревом, где-то в углу скреблись мыши. Но здесь было спокойнее, чем снаружи.
- Кан?
Катя попыталась разглядеть во мраке старого дома того, кто произнес это имя.
- Катя, – ответила она в неизвестность.
Через некоторое время она смогла различить в темноте своего собеседника. Это был невысокий человек, укутанный в теплый плащ, со шляпой на голове и черной повязкой на глазах. Вероятно, он был слеп.
- Почему тебя не было здесь так долго? – спросил он и попытался что-то найти в воздухе слепой рукой.
Катя удивилась.
- Меня? Мы разве знакомы?
Слепой некоторое время помолчал, видимо, эта новость заставила его о чем-то задуматься.
- Я видел тебя три года назад неподалеку от этого места. Я обещал отдать тебе ключи от дома и нарисовать друга.
- Нарисовать друга? И как ты мог меня видеть? В эти кошмары я попадаю уже несколько лет, но ни разу не слышала о тебе и не видела ничего кроме темного леса и этих ужасных теней.
- Это не тени, это твои страхи, - поправил ее человек.
Глаза уже совсем привыкли к темноте, и Катя смогла различить обстановку дома. Небольшой столик у заколоченного ставнями окна, кроватка у стены, словно для маленького ребенка, очень узенькая и короткая, печь из красного кирпича и выцветший гобелен на стене.
- Ты совсем ничего не помнишь? – спросил ее слепой.
Катя покачала головой.
- Я даже не знаю, что ты имеешь в виду. Наверное, ты меня с кем-то спутал.
Но слепой покачал головой.
- Я очень хорошо помню твой голос, Катя.
- Откуда ты знаешь мое имя? И как твое?
Слепой вздохнул.
- Три года назад ты сама сказала мне его. Но только ты говорила, что тебя зовут немного иначе – Кан. Мое имя – Алексей. Но ты можешь звать меня просто Художником, хотя другие еще добавляют к этому “Слепой”.
- Любопытно. Слепой Художник… А как ты сюда попадаешь? Тоже через сны?
- Не совсем. Я нарисовал картину и рисую ее и поныне. Эта картина – то, что ты видишь сейчас вокруг себя. Как ты оказалась здесь, я не знаю. Три года назад надеялся узнать, но ты куда-то исчезла…
Катя задумалась, пытаясь вспомнить хоть что-то подобное.
- Странно. Я ничего не помню.
Художник пожал плечами.
- Может, это и к лучшему.
- Может. Послушай, а как ты рисуешь, если ты слеп? Или ты слеп только в этой реальности? – спросила Катя, пытаясь отвлечь себя от мысли, что с той стороны двери толпятся, перешептываясь, ужасные безликие тени.
Художник пожал плечами.
- Когда-то, до того, как я ослеп, меня научили рисовать чувствами, научили рисовать с закрытыми глазами. Так что мне не составило труда продолжать рисовать после того как… Как…Мне пришлось надеть повязку, – последняя фраза далась ему с трудом. – Тебе снятся какие-нибудь сны, кроме подобных этому?
Катя покачала головой.
- По крайней мере, я их не помню. А что это за место и почему оно такое страшное?
Художник вздохнул.
- Эта история началась довольно давно, я тогда еще был мальчиком… Это место я назвал Лунным Городом, ибо здесь очень редко светит солнце. Первое, что здесь появилось – река Тьма. Она – основа всего Города. Без нее все развалится. Это граница между мраком и светом. Дальше начали появляться лес, бескрайние цветущие поля, крики чаек… Я все это рисовал, отдаваясь какому-то неведомому мне прежде забвению. Но потом я встретил тебя. Ты была очень маленькая, по крайней мере, мне так показалось… Ты все так же спасалась от теней. Но, клянусь, их создал не я! Тогда ты говорила мне, что этот мир – часть тебя. А потом… Потом после некоторых событий ты исчезла, и я решил тебя найти. Но не нашел… Ты появилась сама, здесь снова через много лет. И ты ничего не помнишь. Кстати, сколько тебе на самом деле лет?
Катя немного замялась.
- Восемнадцать и еще чуть-чуть. А тебе?
- О, я очень стар! – сказал он с улыбкой. – Мне уже двадцать семь лет!
Катя улыбнулась.
- Не правда. Это еще не старость!
Но Художник лишь засмеялся.
- Ты придешь еще?
Катя пожала плечами.
Не знаю. Это зависит от моих снов, но скорее всего да. Как мне найти тебя?
- Просто позови. Я услышу.
***
В старенькой Московской квартирке мерцал неясный свет. В дальнем углу заваленной всяким ненужным хламом комнаты, склонился над мольбертом человек. Какое-то время он словно вглядывался в картину, будто ища в ней что-то особенное, выискивая недостатки. Но, секундой спустя, в дверь раздался режущий слух звонок. Человек обернулся. На глазах его покоилась черная повязка. Он был слеп.
Художник осторожно, выверяя каждый свой шаг, прошел к двери.
- Кто пришел? – спросил он, машинально открывая цепочку двери.
- Сосновский Дмитрий и Панушкин Евгений Витальевич, у него своя галерея и он хотел бы предложить вам работу.
Алексей Ветров слегка посторонился, пропуская гостей в прихожую. Один из них, Сосновский, был очень худой и длинный, в очках и кожаным портфельчиком в руке. Недавний знакомый Художника, заинтересовавшийся его картинами.
Второй человек был, скорее, пожилого возраста с чрезвычайно умными профессорскими глазами.
- Вы и есть тот самый Алексей Ветров, Слепой Художник, который месяц назад поверг московскую публику в шок, нарисовав живую картину?
Алексей лишь только улыбнулся уголками губ.
- Да. Это я. Но Вы ошибаетесь, картина не была живой, это имитация.
Но Панушкин его не слушал, проходя на кухню и рассказывая дальше о своих планах.
- Сосновский Дмитрий, наверное, рассказывал Вам обо мне. Я владелец крупной галереи в центре города. Дела у меня идут вполне неплохо, так что я могу позволить себе такую роскошь, обратиться к Вам, Художник, с некоей просьбой.
- Внимательно Вас слушаю.
- Дело в том, что в моей галерее осталась пустая округлая зала. Я долгие годы берег это пространство под что-нибудь эдакое, но так ничего и не нашел до Вашего появления. Сначала я решил попросить Вас, Художник, написать для меня просто пару картин, но затем подумал и решил предложить Вам более интересное занятие.
- Что же это?
- Я хочу, чтобы Вы расписали эту залу целиком. Создали там особенный живой мир, как случилось и с той картиной, которую Вам пришлось продать, чтобы погасить долги. Уверяю Вас, тех денег, что заплачу я Вам, хватит на триста лет безбедного проживания в России.
Художник задумался.
- Идея мне нравится. Она неплоха. К тому же мне довольно интересна. А вот деньги Ваши оставьте себе. Я возьму только за рабочие траты и немного за работу. Так, как получают обычные Художники.
Евгений Панушкин лишь нехорошо усмехнулся, подумав про себя: “Все вы такие, от денег отказываетесь, а потом требуете неизвестно чего, когда припрет. Гордые все больно стали. Ну уж нет, я этого так не оставлю. К тому же, я предлагаю в три раза меньше, чем мог бы предложить Сосновский”.
- Нет-нет, что Вы! Я от чистого сердца! Возьмите деньги, иначе я обижусь! – сказал он вслух.
Но Художник повернулся к нему спиной и медленно подошел к окну, будто бы мог там что-то разглядеть.
- Чистое сердце чисто от предрассудков и заблуждений толпы. Ваших денег я не возьму. Можете свалить перед прессой это на то, что меня просто очень заинтересовало Ваше предложение. Когда я могу приступить к работе?
Панушкин только развел руками.
- Приступить к работе? Да хоть сейчас!
- Что ж, тогда я бы пожелал начать работать немедленно.
- Водитель ждет нас у подъезда. Он отвезет нас в галерею. Краски и все необходимое уже там.
***
Галерея находилась в большом двухэтажном здании на Новом Арбате. Роскошью собранных в ней картин она могла бы ровняться с Питерским Эрмитажем. Однако, Художник не видел всего этого, он лишь усмехался, каким-то шестым чувством ощущая, что это место ему не нравится. Слишком уж слышны были шаги от простора комнат, слишком громкими были голоса сопровождавших его людей.
- Долго еще? Я изрядно устал бродить по этим бесчисленным безликим комнатам, - сказал Художник, обращаясь к Панушкину.
Тот ничего не ответил, оскорбившись словами Художника и лишь молча распахнул перед ним дверь в маленькую круглую комнатку с высоченными стенами, словно уходившими в саму вечность.
- Вот мы и на месте.
Алексей Ветров осторожно приблизился к одной из стен и провел по ней ладонью.
- Интересная будет работа. Могу я высказать еще одну просьбу или условие?
- Разумеется! – расплылся Панушкин в масляной улыбке.
- Я бы хотел работать не отвлекаясь ни на что, не прерываясь. Я попрошу, чтобы мне постелили здесь на полу и приносили изредка еду. Работа займет у меня четыре-пять дней.
Панушкина эта просьба очень удивила.
- Впервые вижу такую самоотверженность. Что ж, Ваша просьба, Ветров, будет исполнена. Я сейчас распоряжусь… А пока… Приступайте к работе!
Как только дверь за Панушкиным захлопнулась, Алексей тяжело вздохнул, нащупал на полу краски и кисть и, осторожно обмакнув кисть в зеленую краску, вывел на белоснежной стене еле отчетливый силуэт кота. Еще пара мазков и кот принял более четкие очертания, а мгновением спустя немного шевельнул хвостом и спрыгнул со стены.
- Ну что, Лаврентий, как тебе моя новая задумка? – с улыбкой спросил Художник.
Зеленый кот распушил хвост, потерся о ноги Художника и вполне внятно ответил:
- Ммммр, неплохо-неплохо….Только одного не пойму, что ты здесь рисовать задумал? Ведь Лунный Город ты не будешь выставлять на показ всем и вся.
Алексей покачал головой.
- Нет, не Лунный Город. Здесь будет особенное место, где каждый найдет себе что-то по душе. Это будет и сон и явь…
- Как бы ты не заигрался, Художник… То, что ты многому научился и во многом превзошел своих учителей за эти годы, не говорит, что ты теперь имеешь власть над миром большую, чем они. Ты – обычный человек.
Но Художник лишь отмахнулся от него.
- Не говори ерунды. Ты вообще кот, даже ненастоящий, а нарисованный.
- В этом мире живо все. Не эти ли слова ты воспринял серьезно впервые тогда, на скалистом берегу у моря?
Алексей задумался.
- Прости, я не прав. Я и в самом деле не прав. Но идею свою я все равно нарисую.
Зеленый кот лишь лениво махнул хвостом и улегся на паркетный пол, наблюдая как кисть, по велению Художника, танцует на белой стене.
***
Синие узоры расползались орнаментом по белым стенам. Художник рисовал зиму. И рука его, выводившая краской извитые полоски и ленты, чуть дрогнула под пристальным взглядом кота Лаврентия.
- Что ты рисуешь?
Художник усмехнулся.
- Сейчас я создаю время и покой.
- Я бы выразил это иначе, - заметил кот.
- И как же?
- Смерть.
- Смерть? - Художник даже на какое-то мгновение перестал рисовать.
- Да.
- А не угодно ли тебе знать, дорогой Лаврентий, что смерти не бывает. Смерть – это отсутствие жизни. К тому же, мое время максимум можно назвать сном. Здесь каждый будет видеть то бескрайние белоснежные пустыни, то крутые ледяные горки и смеющихся детей. Но здесь не будет одного – счастья.
Еще пара мазков и Художник переместился к другому краю стены.
- Ну а здесь, что ты нарисуешь?
- Музыку. – ответил Алексей Ветров и нарисовал всего две белые линии, которые сложились в удивительно тонкий и изящный силуэт вольной морской птицы – чайки.
- Но почему она олицетворяет музыку?
Художник вздохнул.
- Чайка – посланник моря. Море – стихия. Стихия – первоначало всего сущего. Музыка моря совершенна. Это и крики чаек, и пение ветра и соленые брызги, шум прибоя. Но, каждый увидит здесь что-то свое. Для того, чтобы попасть в мой мир, нужно знать все ключи. Нужно знать меня.
Поэтому попасть сюда могу только я и еще один человек…
- Кан?
Художник кивнул, а затем отчего-то закрыл лицо руками.
- Она уже не вернется. Я не верю.
Кот Лаврентий лениво махнул зеленым пушистым хвостом.
- Чушь, Художник. Она не может не вернуться. Твоя Кан уже вернулась. Там, в твоих картинах.
- Но я не был там уже несколько дней. Что если она не найдет меня там и пропадет опять, как тогда, на несколько лет. Я не выдержу. Она единственная, кто понимает меня. Кому я могу доверять. Потому что она оттуда…
Кот заинтересовался.
- “Оттуда” – это то место, где ты жил с отцом Антонием, а затем с Ри и Соль?
Алексей кивнул головой.
- Да. И это место называется Юность. Время, когда от тебя зависит почти вся твоя будущая жизнь. Если бы я знал, что случится с отцом Антонием, я бы никогда не ушел к Ри.
- Мда, та еще беда. Кстати, не напомнишь, что с ним случилось?
Художник еще раз вздохнул и принялся за рассказ.
- В то утро я с Ри отправился через горы к отцу Антонию. Как рассказал Ри, какой-то старый пастух нашел его в одном из ущелий, стонущего и зовущего на помощь. Пастух вытащил старика, доставил домой, но ничем помочь не смог, он умирал.
Когда же я распахнул дверь старенького деревянного дома отца Антония, то внутри на полу я увидел уже остывшее тело со множеством ссадин, в одежде, заляпанной кровью. После похорон Ри ушел обратно к себе в горы, я же остался жить в доме отца Антония, ежедневно успокаивая свою душу тем, что рисовал, совершенствуя, свой особенный мир. Каждый день я встречался с маленькой девочкой, Кан, подолгу разговаривая с ней обо всем на свете, не желая расставаться до тех пор, пока картина сама не выкинет нас. Но потом… Потом она пропала, ты же знаешь, Лаврентий. Я ждал ее год, затем еще…. Но тщетно. Тогда я приехал искать ее сюда, в Москву. Она как-то говорила мне, что живет здесь. Но как я ее найду? Как?!
***
В крохотной Московской квартирке надрывалась ручная канарейка. Ей хотелось петь, ей хотелось весны и счастья… А вот кому-то еще было очень плохо.
“ Скажем так… - мерно стучалось по клавиатуре, - вот если бы люди научились понимать мысли друг друга, исчезла бы ложь? Не думаю… Врать можно и в мыслях. Ведь врут же как-то люди самим себе. А вот если бы они научились читать чувства? Это дороже ценилось бы. Чувства не лгут. Никогда. Хотя, я бы не хотела встретить такого человека. Слишком уж запутано все во мне. Я ведь страшная врунья. Причем вру только самой себе, но с каким вдохновением. Наверное, это единственное, что спасает от тягот жизни, от каких-то переживаний ненужных…”
Катя отложила ноутбук с колен и, сладко потянувшись, свернулась калачиком на погрызенном молью диване и уснула.
Лес… Пустой и холодный. Лишь ветер раскачивает кроны высоких деревьев себе на потеху.
- Художник! Где ты? – крикнула девушка, но никто не отозвался, не вышел к ней.
“Что ж, думаю, стоит найти тот дом, что я видела здесь в прошлый раз”.
Катя побрела по узенькой тропинке, обжигая руки высокой крапивой. Через какое-то время она действительно вышла к деревянному домику. Дверь была в нем раскрыта нараспашку. На крыльце грелся под весенними солнечными лучиками зеленый кот.
- Мммрррррррр! Приветствую тебя, Екатерина!
Катя с сомнением покосилась на говорящего кота, но все же ответила.
- И тебе того же, кот! Можно мне пройти в дом?
Кот будто назло развалился посреди дверного проема и не желал уходить.
- Лаврррррррррррррентий!
-Что?
- Лавррррений! Меня зовут так. Это мое имя!
Катя улыбнулась.
-Кто же тебя так назвал?
- Он.
- Кто?
- Алексей Ветров, Слепой Художник.
- Хорошее у тебя имя. Слушай, Лаврентий, а где сам Художник? Я пришла его навестить.
- Нет его. Он работает.
Подул холодный ветер. Катя начала замерзать.
- Хорошо. Передавай ему привет! Теперь я могу пройти в дом?
Кот лишь покачал головой.
- Нет еще. Он просил задать тебе один вопрос.
- Какой?
- Он спросил, ты бы хотела найти его? Увидеть и встретиться. Не здесь, во сне. А просто так.
Катя задумалась.
- Вряд ли это возможно, но в целом - да.
Кот усмехнулся.
- Тогда Художник просил передать тебе и просьбу. Когда ты сейчас проснешься, ты не вспомнишь ни про меня, ни про Алексея. Но тебе нужно его найти. Поэтому он передает тебе приглашение на одно мероприятие, где ты сможешь с ним увидеться. Оно не пропадет, когда ты проснешься. Оно будет с тобой.
Закончив эту фразу кот исчез, а Катя, уже возжелавшая наконец попасть в тепло и уют дома, поняла, что просыпается.
***
Утро выдалось пасмурным. Да и весь оставшийся день тоже. Катя только что завалила экзамен по экологии, и теперь, отчаянно утирая злые слезы на саму себя, брела вдаль по московской набережной. Ветер дул в лицо, а капли дождя отчаянно пытались стать солеными.
- Идиотка! Тупая дурра! Ну как я могла? Я же все знала… Все! Абсолютно все!
“Надо позвонить маме…” – пронеслась отчаянная мысль в голове.
Катя полезла в карман ветровки, пытаясь там нашарить мобильный телефон, но вместо этого рука ее наткнулась на какую-то бумажку.
Катя вытащила ее из кармана.
- Пригласительный билет на выставку “Панушкин и КО”, специальный гость программы “Слепой Художник”, - прочитала Катя вслух.
Посмотрев, что дата выставки 4 июля 2011 года совпадает в точности с сегодняшним днем, Катя решила на нее пойти.
“Все равно уже деваться некуда. Я полная неудачница!” – сказала она себе и, закинув за плечо увесистый рюкзак, побрела в сторону метро.
***
В залах скопились толпы народа. Было очень шумно, ничего не было видно из-за вспышек фотокамер.
Художник с Лаврентием стояли в дальнем углу большой залы, предназначенной для фуршета высокопоставленных гостей. Панушкин был где-то рядом. Кажется, он давал кому-то интервью.
На Алексея Ветрова можно было заглядеться. Одет он был как никогда: Черные очень дорогие брюки и белоснежная рубашка. Черная же лента на глазах. Лаврентий тоже отличился, накрахмалил зачем-то усы и теперь приковывал взгляды окружающих.
- Она придет? – спросил Художник кота Лаврентия.
Тот лишь улыбнулся довольной усатой мордой.
- Придет… Уже пришла!
Художник подался вперед, будто желая разглядеть таинственную гостью своим слепым взглядом, но лишь досадливо сделал шаг назад.
- Ничего не выйдет! Я даже не увижу ее!
- Ты ведь знаешь, что это ложь, в которую ты отчаянно поверил, не так ли? – усмехнулся кот. – Стой здесь, я позову ее.
Важной кошачьей походкой графа Лаврентий прошествовал через весь зал ко входу и, увидев в толпе робкое девическое лицо, расплылся в широкой улыбке.
- Приветствую Вас, леди! Вы самая почетная гостья здесь!
Катя удивленно посмотрела на зеленого говорящего кота. Странно было видеть такое создание, но девушке отчего-то казалось, что она его уже где-то видела.
- Эээ… Здравствуй!
- Прошу проследовать за мной! – мурлыкнул кот и повел гостью за собой.
Чем ближе они подходили к Художнику, тем больше Кате казалось, что здесь что-то не так. Все эти гости, важные персоны, смотрели на нее с презрением и недоумением, будто вопрошая, что она делает здесь. И кот этот, зеленый, доверия не вызывал никакого.
Художник же, наоборот, ждал этой минуты будто всю свою жизнь. Он жаждал увидеть, далеко ли она… Скоро ли придет… Но не мог. И сердце его лишь отчаянно билось, пытаясь вырваться из грудной клетки.
- Здравствуйте! – произнес кто-то, но Алексей узнал бы этот голос из тысячи других.
- Здравствуй, Катя. Я, честно признаться, и не верил, что эта встреча произойдет…
Катя с недоверием окинула взглядом Художника. Его манера говорить… Его голос ей о чем-то напомнил. И… И откуда он знает ее имя?!
- Кто Вы?
- Я тот, кто знает тебя так, как не знает никто другой.
Катя покачала головой.
- Я Вам не верю. Это ложь!
- Проверим?
Катя поежилась не то от холода, не то от какого-то нехорошего предчувствия.
- Нет уж, извините, мне пора! - Катя уже собиралась уходить, как Алексей не выдержал и взял ее за руку.
- Останься… - попросил он.
Но на Катю словно что-то нашло. Она с силой вырвала руку.
- Да что Вы себе позволяете?! Вы… Калека!
С этими словами она выбежала из зала, проталкиваясь сквозь толпу изумленных зевак.
“Да как он посмел…Как он мог? Но… Откуда он знает меня… И я наверное обидела его этой фразой… про калеку… Глупая!” – Катя уже хотела вернуться и извиниться, но что-то остановило ее, и она побрела домой, размышляя над прошедшим днем. Более всего ее волновала двойка по экологии.
***
Вечер был наполнен тоской. Вечер был удивительно тихим. Алексей Ветров вернулся в свою старую квартирку. Открытие зала произвело на публику яркое впечатление, было много престижных предложений, но он от всего отказался. Единственная цель, ради которой он был здесь, вырвала свою ладонь из его рук с выкриком: “Калека!”. Да! Он калека! У него душа покалечена! Потому что нет на свете ни любви, ни ласки, ни заботы и понимания. Нет этого. Не осталось истинного благородства. Все умерло вместе с отцом Антонием, в его старом домишке в горах. Нет... Нет… Он не будет так жить! Ему не нужна эта жизнь… Такая жизнь! С этими мыслями он, спотыкаясь на каждом слепом шагу, осторожно по стенке добрался до выхода из квартиры.
***
Вечером Катя впала в депрессию. Мысли о Слепом Художнике не давали ей покоя. Если днем она ни о чем и думать не могла, как о полученной двойке, то сейчас… Сейчас что-то изменилось. И это что- то заставило ее бросить все и, ничего не объяснив родным, умчаться назад в галерею…
Поздно вечером она оказалась у старого здания, в котором располагалась выставка Панушкина. Дверь оказалась открытой, и Катя свободно прошла внутрь. Свет был погашен… Лишь шаги словно впечатывались в пол, эхом отзываясь на каждое движение. Девушка прошла две или три залы в полной темноте, пока ее внимание не привлекла маленькая округлая комната. Рука невольно нашарила на стене выключатель. Вспыхнул свет.
Краски заиграли тысячами искр. Где-то высоко наверху мерцало созвездие лебедя, мчались кометы, метеориты, падал в ладони звезды…. На стенах по синему небу летела белоснежная чайка над бурлящим и пенящимся морем, а рядом с ней примостился зеленый кот… Тот самый!
Кот, будто живой, спрыгнул со стены.
- Приветствую!
Катя робко улыбнулась.
- Я… Я просто так… Я зашла посмотреть…
Кот лишь усмехнулся.
- Неправильно смотришь. Представь, что ты уже там… Внутри! Ну же! Не бойся!
Катя, преодолевая смущение и страх, всмотрелась в картину, и ее словно закружило в бешеном водовороте иллюзий. И вот перед ней, настоящее синее море… И чайка, та самая, в небе кричит и зовет кого-то… И вот к ней навстречу идет он… Ее Художник… Ее и только! И не нужен ей никто другой, лишь бы быть с ним рядом…
- Господь! Как многое не видим мы… - вырвалось у нее, и в тот же миг иллюзия исчезла, и Катя вновь оказалась всего лишь в небольшой округлой зале.
Кот сидел на полу, отчего-то зеленая мордочка его была наполнена грустью и тоской.
- На улице! Поторопись! – крикнул он и исчез, а Катя уже неслась к выходу.
***
В этот миг Художник думал лишь о том, как ничтожны люди и как ничтожен он сам. Ему казалось, что все на свете не имеет смысла. Что все есть только ложь и фальшь… Злая подделка. Ну если так, то ему нужен лишь оригинал. Так пусть настоящей станет хотя бы смерть!
Он знал, что рядом с галереей есть небольшое озеро. Довольно тихое, но глубокое. Как раз то, что нужно. Если умирать, то красиво… Вода – прекрасное орудие убийства. Вернее, самоубийства.
О том, что это может явиться смертью не только тела, но и души, он не думал. Ему было все равно.
Слепой Художник прислушался к плеску воды. Шаг, шаг, еще шаг… Уже ближе… Когда-то так же он слышал плеск реки Тьмы, когда-то так же он решительно сделал свой первый взмах кистью…
“Ну же, Художник! Что же ты трусишь!” – уговаривал он сам себя.
И вот терпенье кончилось, шаг вниз, словно в вечность полет!
***
“Удивительно, -думали люди, - Как это маленькая и хрупкая девочка смогла вытащить из воды того парня, слепого! По-хорошему, так оставить бы его там погибать, не думает, что делает!”
Катя плохо помнила, как все произошло. Просто она увидела, как он шагнул в озеро, а потом сознание словно отключилось и у нее не осталось выбора. Затем приехала скорая, подоспела милиция. Все о чем-то ее спрашивали, что-то хотели, она что-то отвечала невпопад.
- Да что же это.. . Что же со мной происходит! – думала она, провожая Алексея в больницу, ежедневно приезжая к нему с апельсинами. Так же она размышляла по вечерам, за долгими разговорами по телефону с Художником. И отчего-то ее сердцу было беспокойно… Быть может… Это любовь?
Эпилог.
- Слушай, раз уж меня выписывают сегодня, я хотел бы спросить тебя, Катя…
Хрупкая девушка удивленно подняла на него глаза.
- Ты бы… Ты бы хотела уехать со мной? Туда… В горы… Там, где я провел свое детство и юность. Мы бы поселились неподалеку от Ри и Соль… Я бы смог очень много рисовать…
Художник улыбался, но Катя погрустнела.
- Я бы с радостью… Ты же знаешь, как я этого хочу! Но… Дело в том…
- В чем?
- В том… Сможешь ли ты?
- Потому что я калека? – горько усмехнулся Алексей Ветров.
Катя промолчала.
- Да. Смогу. А захочешь ли ты? Сможешь ли ты быть с калекой, одна, в горах, там, где нет никого, лишь синий ветер?
Катя помолчала немного.
- Да. Я согласна. Я знаю, что это будет трудно… Что это почти невозможно, но я согласна… Даже если мы умрем там вдвоем. Потому что ты мне дорог и большего счастья, чем быть вдвоем с тобой, на свете для меня нет!
Художник улыбнулся еще раз.
- Что ж… Тогда…. Раз уж мы собираемся жить в месте… Я думаю… Мне стоит хотя бы раз взглянуть на тебя! – он рассмеялся.
- Но…
С этими словами Алексей потянулся, продолжая смеяться и, немного повозившись с узлом на повязке, легко опустил ее с глаз. Черная тряпица упала на грязный больничный пол.
На Катю смотрели голубые глаза. Живые смеющиеся голубые глаза… Зрячие!
- Как ты?! Откуда?!
Художник вздохнул, еще раз улыбнулся и принялся рассказывать.
***
В тот день, когда я покинул домик отца Антония я понял раз и навсегда, я найду ту, что так затронула мою душу во что бы то ни стало. Ты же пропала тогда, помнишь?
Я приехал в Москву, в надежде получить хоть какую-то поддержку, но чем больше я здесь жил, тем больше понимал, что в этом городе нет людей, есть лишь одни жестокие звери. Зависть, клевета, ложь, воровство, тщеславие, безмерная гордыня… На это невозможно было смотреть! Тебя я искал очень долгое время, но не нашел никаких зацепок, пока ты сама не объявилась. Но до этого времени я рисовал, мои картины пользовались успехом, кто-то говорил, что они живые… Я многому научился за это время! Но люди, опять же, не давали мне покоя. Тогда я впервые открыл подарок отца Антония, в надежде разгадать, зачем он мне. Тогда я решил, поклялся, что не сниму повязки с глаз, пока не найду той, что разделит мое бремя. Пока не найду ту девочку из Лунного Города. Но отец Антоний ошибся в одном… Повязку я носил всего несколько лет… Он же напророчил очень много… Хотя, может, она мне еще и пригодится! Главное, что теперь я с тобой.