7 марта
В субботу приезжал Женя устраивать свой перевод на работу в среднюю полосу. Он худой, плохо подстриженный, некрасивый и совершенно неинтересный. Достал из маленького чемодана разорванные домашние тапочки и поставил за дверь старые ботинки «прощай молодость». Ещё март, а он в летнем костюме и в той же шапке, которую когда-то купила ему мама.
Мы, лёжа на диване, почитали с ним английскую книжку, которую он привёз мне, а потом долго молчали не оттого, что хотелось помолчать, а просто не о чём было говорить.
Пришла с работы мама и почему-то сразу переменилась ко мне, стала очень раздражительной и говорила со мной с какой-то нескрываемой неприязнью. Когда мы сели обедать, она открыла холодильник, что-то звякнуло и разбилось – это была большая банка с протёртой с сахаром смородиной.
- Ой, Боже мой! Боже мой! – вскрикнула она, сложив руки на груди, как будто собиралась молиться, и вдруг заплакала, запричитала, подбирая осколки и пытаясь собрать сироп. Она плакала, сидя на корточках, и мне было больно и немного стыдно за неё перед братом.
После обеда, Женя достал из кармана маленькую коробочку. Я подумала: это кольцо для мамы. Оказалось, это дешёвый жёлтенький напёрсток с цепочкой, такой же, как валяются на прилавках во всех наших магазинах. Когда мама вошла с кухни, он спрятал коробочку за спину, вероятно, хотел сделать ей сюрприз 8-го марта, но, как всегда, раздумал и сказал:
- Посмотри, что я тебе привёз!
Напёрсток оказался мал даже мне. Он огорчился, но очень немного, а я подумала: вот так и идёт наша жизнь, и почему-то она похожа и на разбитую банку с сиропом, и на этот ненужный дешёвый напёрсток, и на наши окна на север.
После обеда брат читал что-то, лёжа на диване, потом они с отцом долго играли в шахматы, а я собралась в школу на вечер.
Договорились идти со Стрелкой. Я долго одевалась, смотрела на себя в зеркало в своём новом платье, переделанном из маминого. Я – некрасивая, самовлюблённая девочка, уже, конечно, девушка, с тоскливым выражением лица душевнобольной. Долго и безуспешно пыталась завязать свой прямой и длинный лошадиный хвост; пришла мама и попыталась завить его на раскалённую вилку, получилось ещё хуже.
В школе Стрелка выглядела очень эффектно: высокая, яркая, в своём чёрном платье с белым кружевным воротником. Её сразу стали приглашать танцевать.
Мне вдруг стало очень весело. Я хохотала и досаждала этим Свете. Все наши мальчишки были слегка пьяны; но, учителя этого не заметили.
Танцуя с одиннадцатиклассником Матвеевым, я говорила с ним о литературе и с учёным видом ему поддакивала, стараясь скрывать, что мне было смешно. Оказывается, он пригласил меня, чтобы спросить, зачем я просила у него «Бабий Яр» Евтушенко.
- Зачем?! Да просто почитать. Для себя и отца, - ответила я.
Со мной всё время говорил маленький очень симпатичный еврей из параллельного класса. Когда мы танцевали и я клала руку ему на плечо, чувствовала, какой он худенький и хрупкий.
8 марта. Воскресенье.
Встали поздно. Мама уже успела сходить на рынок. Мы ей так ничего и не подарили.
После обеда, смотрели телевизор. Глядя на женщин-героев 41-45 годов, я почему-то чуть не заплакала; оттого, что было трудно сдерживаться, сильно заболела голова. Может быть, это от маленькой рюмочки водки, которую купил Женя.
Я торопилась скорее уйти к Марине, казалось, ещё немного, и уже не будет сил… Мама даже не поцеловала меня; но когда я вернулась за забытой открыткой и флакончиком духов, чтобы порадовать больную, она, сжалившись, всё же поцеловала меня на прощанье.
Было холодно. В автобусе полно пьяных. Дверь с парадного крыльца в больницу, где лежала Марина, была закрыта. Я подошла к другой двери во дворе и стала стучать. Чей-то голос спросил:
- Кто там?
Это была Марина. Она провожала своих приятельниц, пришедших навестить её.
- Я боялась, что ты не придёшь, - сказала она и поцеловала меня в щёку.
Мы прошли в небольшой холл, сели на диван. Вдруг санитарка позвала её, и она побежала наверх в палату, а я осталась одна. Было совсем темно. За окном догорал закат, на фоне краснеющего неба чернели ветки дерева. Неслышно проходили мимо люди. Мне было спокойно и не хотелось думать ни о чём. Вспоминался такой же, только осенний, вечер, и мы, маленькие, с Женей Болотовой играли на крыше погреба, детство… Неужели оно ушло уже навсегда?
Вернулась Марина, принесла какой-то свёрток, сказала, что это – подарок маме от её пациентки, которая уже давно не встаёт с кровати и лежит здесь же в больнице. По лестнице спустились больные женщины в халатах и толстая девочка. Марина захохотала, и на меня пахнуло вином.
- Мы сейчас выпили, - сказала она.
- Зачем так много?
- А все пили по стольку.
Лицо её было красным, и она казалась какой-то беспомощной. Она показалась мне почти сумасшедшей.
- Я красивая? – спросила она.
- Да я бы не сказала.
Марина огорчилась. Ко мне подлетела девочка и чмокнула в щёку.
Мы ушли в тёмный коридор и долго сидели там, обнявшись. Я отворачивала своё лицо, чтобы она не почувствовала моих слёз. «Зачем мы все такие несчастные, такие жалкие?» - спрашивала я себя и не находила ответа.
- Может быть, это стыдно, но я тебя люблю, - шептала Марина, - люблю больше, чем Оленьку и Машутку. Я тебя люблю, как мою ушедшую юность.
А я всё не могла удержать слёз, и всё во мне кричало: зачем мы такие несчастные?!
11 марта
Я убеждаю Нату, что мы идём грабить Ювелирторг, она мне начинает почти верить.
20 марта
Через два дня начнутся весенние каникулы. Я так устала к концу четверти!
Вчера Лера специально очень сильно оцарапала мне руку. В этот момент в глазах у неё было что-то холодное и злое, было ясно, что она сделала это не случайно.
Я не подала виду, что мне больно, но стало как-то неприятно.
Всё чаще она раздражает меня, когда так нахально, запросто пытается влезть в мою жизнь, в мои мысли… А я, боясь её обидеть, даже давала читать ей свой дневник и с тяжёлым чувство смотрела, как она с жарким интересом перелистывает страницы моей жизни. Я знаю мои записи глупые, серые, но это – моя жизнь!
Сейчас она поглощена новым увлечением - Катей, и это увлечение уже идёт на убыль.
21 мая
Прошло ещё два месяца жизни. Приезжал Женя, он был в бодром настроении и прилично выглядел, пробыл у нас три дня и поехал на Курскую Магнитную Аномалию, теперь он будет там работать. Днём ходили с ним в театр. Пьеса называлась «Чужая женщина». В зале было мало народу и очень холодно. Дважды посетили буфет, где он пил пиво и ел крошечные бутерброды с чёрной икрой.
Выйдя из театра, я поехала к Марине, а Женя – за билетом на поезд.
Этим же вечером ходили с Мариной в кино на нашумевший фильм «Тишина». Он не произвёл на меня большого впечатления, поразила только одна фраза. Когда героя исключали из партии, он сказал одному из активистов: «Ты думаешь, что партия состоит из таких дубарей, как ты?». Когда шла домой, я всё думала об этих словах, и в конце концов пришла к мысли, что партия действительно состоит из "дубарей", ведь нельзя же допустить, что в партии было так много сознательных, идейных врагов, которые сейчас куда-то исчезли.
Дома хотела поговорить об этом с Женей, но он отказался обсуждать это со мной.
Когда мы ехали с Мариной в кино, я рассказала ей о гинекологе. Сейчас мне не страшно об этом говорить, но раньше я очень хотела забыть всё это и не думать ни о чём, что с этим связано.
Мама давно хотела сводить меня к этому врачу. Ната вступила в аэроклуб, и, чтобы её допустили до прыжков с парашютом, она должна была посетить этого гинеколога. Мы решили сходить в женскую консультацию вместе. В последнюю минуту я, конечно, испугалась и позвонила маме, чтобы она ждала меня там после работы.
Перед тем, как осмотреть меня, маленькая горбатая врач долго писала что-то в истории болезни, потом последовал неприятный осмотр, и я вышла из кабинета. Мама поговорила с врачом и оставила меня ждать Нату. Проходя по коридору, врач вдруг опять пригласила меня. Сев за стол, она начала издалека:
- Я, конечно, матери ничего не сказала, может быть, это твоя тайна; но половая связь у тебя была.
Я стояла перед её столом. Что я могла ответить? Испугавшись, я глупо улыбнулась и прошептала:
- Что вы?! Нет.
Она долго говорила, что у меня какие-то надрывы, что, если у меня будет муж, он будет на меня «в претензии», так как в первую брачную ночь у меня может не быть крови… Я ответила только, что очень жаль, что она это не говорила в присутствии мамы.
Выскочив из женской консультации, я бегом догнала маму и на улице всё рассказала ей. Она вернулась к гинекологу. Оказывается, врач даже не записала ничего в мою карточку. Дома мы с мамой плакали.
Только сейчас я понимаю, что это была гнусность и, может быть, глупость этого врача. Мне было неважно, что у меня есть какие-то надрывы, но было страшно, как будто я попала в какой-то совершенно другой мир, в другую жизнь, стыдно и жалко себя.
22 мая
Приходила Ната. Она влюбилась в моего брата и вечером приехала опять, чтобы проводить его на вокзал. Мы висели на подножке перегруженного автобуса, а когда всё-таки пролезли внутрь, пьяного вырвало прямо на нас. В довершение всего мы поругались с другим пьяным, который громко кричал, что он - учитель истории.
23 мая
Была у Марины, видела её усталой и подавленной. Провожая меня, она сказала, что между ней и её мужем происходит «начало конца». Мне не хочется этому верить. Это страшно.
В автобусе на первом сиденье сидела пьяная молодая женщина без ног. Она пела и, резко и высоко задирая свои обрубки, кричала: «Едем на футбол!». Публика смеялась, а одна молодая пара даже сравнила это с вечером отдыха.
2 июня
Я перешла в 11-й класс, лучше было бы сказать переползла. Сдавала Абраше зачёты, удивляюсь, как она не оставила меняна на осень, как Натку.
На второй день каникул ко мне пришли Ната и Наташа, сказали, что наш класс завтра идёт в поход. Мне нездоровилось, но я всё-таки решила пойти, и Мышка, скрепя сердцем, отпустила меня.
Утром следующего дня мы с Наташей отправились на вокзал. Оказалось, что Натальи Николаевны, нашего классного руководителя, нет с нами – в последнюю минуту она вспомнила, что у неё выпускной вечер. Мы сели в поезд и поехали одни. Играли в карты, смеялись. Сошли на станции Железница и долго шли по лесу. Устали. Разбили на поляне свой маленький лагерь.
Странная вещь эта физиология. Как она действует на мальчиков и девочек, и как это бывает противно.
Прошли два дня в лесу, не оставив приятных впечатлений, кроме большой и круглой луны над полем за маленькой речкой, её серебристого чудного света. Что же, может быть, мои впечатления дороже, чем впечатления других девчонок. Я не завидую им.