Они были странной, не сочетающейся парой. Словно на куче гниющих отбросов вырос прекрасный цветок. Ромашка. Или подснежник.
Она — тоненькая и гибкая, как зеленая веточка. Белоснежное платье плотно облегает небольшую упругую грудь, стекает по тонкой талии на округлые бедра и рушится вниз пышным водопадом подола над стройными загорелыми ногами. Русые волосы струятся по плечам расплавленной платиной. Слегка вздернутый носик с редкими точками темных веснушек на переносице. На щеках, когда улыбается — а улыбка не сходит с ее лица, — появляются маленькие треугольные ямочки, вершиной вниз, словно следы от выпавшего из булочки изюма.
Он — огромно-бесформенный. Впечатление такое, словно природа начала лепить его тело и отвлеклась на что-то другое. Да так и забыла вернуться к незавершенному процессу художественной лепки. Сальные, неопределенного цвета волосы, грязными сосульками свисают на шею. Испитое, опухшее лицо. Маленькие, глубоко сидящие глаза, над которыми нависают тяжелые надбровные дуги. Лицо питекантропа или деграданта. Впечатление усиливается сутулой спиной и длинными руками. За одну, свернутую кренделем, держится спутница, вторая свободно свисает, достигая колена.
Они идут по разбитому тротуару. Прошел дождь и многочисленные рытвины, большие и маленькие, залиты водой. Девушка, словно виноградная лоза к опоре, льнет к своему спутнику. Она пытается идти с ним в ногу, но на один его широкий шаг приходится ее два маленьких. От этого девушка смешно подпрыгивает и семенит, стараясь не отстать. Похоже, это нисколько не смущает ее: лицо девушки, с восторженной улыбкой обращено в сторону спутника, который похоже совершенно не обращает на нее внимания.
Когда на пути попадается лужа, занимающая половину тротуара, мужчина отстраняется от девушки, чтобы пройти по сухому. Ей приходится идти по воде, через лужу. Странно, но, кажется, она не замечает промоченных ног.
Очередную лужу обойти невозможно, грязная вода разлилась от стены дома до бровки тротуара. Не раздумывая, мужчина толчком отправляет спутницу в лужу. Девушка падает ничком. А он переходит залитую водой яму по лежащей, как по бревенчатому мостику. И не мешкая, следует дальше. Поднявшаяся девушка — как ни странно, платье остается таким же белоснежным и сухим, на нем ни пятнышка грязи — догоняет спутника и вновь берет его под руку. Улыбка не сходит с ее лица.
Сцена шокирует и возмущает окружающих. Слышны возгласы, адресованные паре: «Ты что творишь?!» «Совсем совесть потерял!» «Дура! Разуй глаза, не могла себе лучше найти?», «С быдлом связалась!», «Совсем гордости нет!» и другие в том же духе.
А они идут сквозь толпу, словно по пустому полю. Ее лицо все с тем же восторженным выражением обращено к нему, он — глумливо ухмыляется, щеря пеньки полусгнивших зубов.
И только один, убеленный сединами старик молча смотрел, улыбаясь своим мыслям. Вот он поднял руку, привлекая внимание людей и, дождавшись тишины, сказал:
— Вы напрасно волнуетесь и возмущаетесь. Это ни к чему не приведет. Кто-то из вас назвал спутника девушки быдлом. Вы не ошиблись, его имя и есть Быдло. А ее, ее зовут — Любовь.
— Она что, не могла выбрать более достойного своей любви? — выкрикнул кто-то.
— Как это ни печально, но Любовь — слепа, — спокойно ответил старик.
И, помолчав, добавил:
— И глуха.