ЗВЕЗДЫ ЗНАЛИ ВСЁ.
И вновь жеская лежанка превратилась для Джироламо в ложе для пыток. Опять презренное порождение богини Никты брат могучего Танатоса коварный Гипнос надменно издевался над истерзанной душой и измученным телом старика.
Крепко издевался! Посулит ему чуточку покоя, и тут же мчит прочь испуганной кошкой, оставляя после себя беспорядочно гудящий рой встревоженных мыслей. Чего только в том рое нет! Джироламо, как можно чаще хотел думать о том замечательном веке, в котором ему довелось жить. Самом просвещенном веке, каких не было никогда прежде. Ему хотелось восхищаться тем, что сейчас, в его время люди открыли для себя весь земной шар! Весь! А весь шар – это гораздо больше той трети, какую знали в древности! Много больше! Джироламо хотел радоваться этой, выпавшей на его долю удаче, но радостные мысли были в одно мгновение раздавлены мыслями злыми.
И вот уже из гудящего хаоса всплывает залитый кровью эшафот и испуганные глаза Джакобо. Его Джакобо! Старшего сына! Его любимца! Джироламо никогда не забудет этих глаз! Никогда!
Так же, как не забудет блудливого взора Пьеро. Вот оно исчадье ада! А ведь это всё она! Прикидывалась бедной овечкой, а в сущности своей была порождением злобной ехидны! Подлая Лючия! Это она испортила его детей! А может, это были и не его дети?! Нет, Джакобо его сын! Только его! Его оклеветали, но жена Джакобо, эта стерва Франческа, заслужила смерти! Порция крепкого яда – вот достойная награда за её наглое беспутство. Поделом ей! Молодец Джакобо! Бедный Джакобо. Как он тогда смотрел на отца. Какие это были глаза! Джироламо хотелось в тот миг самому подставить шею под тяжелый меч палача. Только бы спасти сына! Только бы спасти! Но он не положил свою голову на кровавую плаху. Он знал всё наперед.
Джироламо ночью разговаривал со звездами, и они опять приоткрыли перед ним плотную завесу грядущего. Джироламо умел понимать звезды. Он хорошо помнил, как насмехался баварский граф над предсказанием о скорой гибели. Он даже пытался в своих глупых речах поиздеваться над провидцем. И многие смеялись вместе с ним. А некоторые даже ржали, как тот необъезженный жеребец, сбросивший наглого насмешника в кучу серых булыжников. День в день сбылось предсказание...
Вот тогда уже никто не смеялся. И потом никто никогда не смеялся над Джироламо. Все уважали мудреца. Только дурак Пьеро был не таким как все! Это порождение гнусной Горгоны! Этот беспутник! Нет такого греха на свете, в котором не погряз бы этот подонок! Он презрел всё на свете. Всё, даже свой святой сыновний долг! И именно потому не дрогнула рука Джираломо, отсекая блуднику ухо!
Это было даже приятно. Как он верещал! Словно свинья на бойне. А ведь это всё она. Как она могла тогда променять его, мудрого Джироламо на того слащавого барона?! Но она добилась своего! Тридцать один год на белом свете это всё, что могли позволить провидение и Джироламо для грязной потаскухи! Все беды его только из-за неё! Да если б не она….
Старик застонал, потер холодной ладонью ноющее колено, осторожно поднялся с лежанки и шаркающей походкой побрел к окну. На улице потихоньку начинал хозяйничать рассвет, и уже появились силуэты одиноких путников на узкой городской улице. Подлая ночь уходила, уступая место тяжкому дню.
Еще немного и духота, густо перемешанная с множеством смрадных запахов, уничтожит спасительную прохладу туманного утра. И вновь рубаха стает липкой от пота. И вновь начнет сплетаться в змеиные клубки разноцветье пляшущих кругов в глазах старика. И вновь ему будет нечем дышать. Раньше Джираломо, погрузившись в работу, мог ничего не замечать: ни духоты, ни болей в суставах, ни тяжести в животе. Но это все было раньше. А сейчас …
Старик присел на краешек скамьи у окна и взял со стола первый попавшийся под руку свиток. Это было одно из его старых предсказаний. Он тогда больше недели отслеживал пути небесных странников, готовя гороскоп для короля Франциска. Не меньше десятка ночей провел Джираломо в высокой башне, наблюдая нервный путь меленькой королевской звездочки. До боли напрягал он глаза теми ночами и узрел злые отблески красного Марса возле крошечной звезды Франциска. А потом, по только ведомой ему одному формуле, Джираломо вычислил череду поражений для короля на ближайшие два года. Точно вычислил. Звездочет просил властелина не затевать никаких войн в это время. Настойчиво просил. Как только мог предупреждал о несчастье! Но глупость неисправима. Король легкомысленно махнул рукой на эти предостережения и скоро оказался в тесной каменной яме, оплеванный сверху веселым победителем.
Франциск потом каялся перед Джироламо. Он даже обнажил голову по этому случаю. Вот бы тогда этому дурню Пьеро посмотреть на отца. Вот тогда бы он понял, кто есть кто на этом свете. Непременно бы понял. Сам король склонял голову перед мудростью Джироламо. Но это было потом.
Так же потом было и предсказание для этой вертлявой девчонки Екатерины. Её дядя, богатый флорентийский купец Джулиано, высыпал тогда на стол перед Дмироламо добрую горсть золотых монет, заказывая предсказание судьбы для своей прыщавой племянницы. Стоила ли она этих денег? Тогда точно нет! Но звездочет заметил вдруг яркое сияние возле звезды девчонки. Такое яркое, какого он еще не видывал в своей жизни. И тогда Джироламо понял, что эту вертихвостку ждет большое будущее. Он пытался ей втолковать о своем открытии, но тщетно. Хлопая пушистыми ресницами, Екатерина хотела лишь знать одно – когда она родит своего первенца. Глупая овца! Она никак не хотела взять в толк свое грядущее величие. Первенец! Да вовсе не первенец её интересовал! Ей не терпелось отдать под осквернение свое чрево! Все они такие! Отродье первой блудницы Евы! Все они такие! Все!
Старик сильно стукнул сухим кулаком по каменному подоконнику и сморщился от боли. А все-таки он любил их! Крепко любил! Как же они тогда были прекрасны! Как они опьяняли его тогда! И Лючия в свои пятнадцать лет была свежа, словно сверкающая в утренних лучах весеннего солнца капля росы на белом упругом лепестке. Как она была тогда хороша! И вдруг! Там где порхала прекрасная бабочка, сидит злой ядовитый паук.
Восьми лет не прошло, и эта подлая тварь сбросила свои прекрасные одежды, обнажая перед Джироламо гнусное черное нутро! А как она извивалась застигнутая первый раз на месте преступления! Как она могла променять Джироламо на этого слизняка? Да и ладно бы только это! Она же испортила всех его детей! Не будь Лючия столь беспутной, да разве таким вырос бы Пьеро?! Это она свела Джакобо с гадюкой Франческой! Перед своей смертью свела. Это всё из-за неё! Из-за неё! Эх, если бы можно было бы повернуть жизнь назад!
Тут старик встрепенулся и замер, будто неопытный вор, застигнутый на месте кражи. Он опять подумал о том, о чем не желал сейчас думать больше всего на свете. Давно уже не желал Джироламо даже мимолетной мыслью коснуться этого и каждый день думал. Как он был тогда глуп! И зачем он решился сделать себе предсказание? Зачем? Семьдесят пять лет. Какими далекими были эти годы в тот день для Джироламо.
У него столько времени было впереди, что он даже рассмеялся, вычислив год своей смерти. И не только рассмеялся, а в тот же вечер во время веселой попойки рассказал друзьям о дате окончания своего земного пути. Все тогда смеялись вместе с ним. Он думал, что ему еще очень долго жить! Наивный человек! Эти подлые семьдесят пять подкрались к нему, как умудренная суровой жизнью змея к глупому лягушонку. И вот они уже здесь – его семьдесят пять. Мало того, эти семьдесят пять уже на исходе. Через три дня ему будет семьдесят шесть. Всего лишь через три дня. А как хочется еще пожить! И неважно уже, что тело разламывает постоянная боль, и что кошки отчего-то постоянно скребут на душе! Все не важно! Все можно перетерпеть. Лишь бы только видеть ночное небо с мириадами мерцающих звезд и рассветный туман рождающегося утра. Что может быть прекраснее этого? Ничего! А, может, все-таки не сбудется предсказание? И что тогда? Проснется Джироламо через четыре дня утром и ….
И первым примчит к нему этот одноухий щенок Пьеро. «Неужели ты ошибся, отец? – затявкает он, радостно мечась по отцовскому жилищу. – Что же ты врал мне всегда, уверяя в безошибочности своих предсказаний? Что же ты? Значит ты отец никакой не мудрец, а трусливый лгун! Лгун! Лгун! Ха-ха-ха!» А следом за этим подонком рассмеется и весь город. Точно рассмеется.
- Никогда не бывать этому! – задрожал старик, проворно пал на колени и, пошарив рукой под широкой лавкой, достал из-под неё закопченную склянку.
Умирал Джироламо на широкой лавке, глядя в широко раскрытое окно. А там, в окне, из светлой голубизны неба ему улыбались бледные звезды. Звезды знали всё.