Страницы из неизвестного дневника. Ноябрь 61г

Дмитрий Ромашевский
               

   Когда мы сжигали старый хлам из купленного нами дачного дома, в руки мне попалась  связка каких-то тетрадей. Я открыл одну из них. Это были дневники какого-то ребёнка. Крупным детским почерком, чернилами были сделаны наивные  записи, вызвавшие у меня улыбку. Я, было, хотел уже бросить находку в костёр, когда, развернув другую тетрадь, увидел, что почерк там уже изменился, страницы исписаны шариковой ручкой, и то, что я начал читать,  заинтересовало меня. Итак, эти несколько раз подмокшие и объеденные мышами рукописи надолго стали моим чтением.
   

                1961-й год. Ноябрь

  6 ноября

    Я окончила 7-й класс.  На экзаменах, конечно, волновалась. Математику я сдала на «4», а всё остальное – на «5».
  Летом бегала со Стрелкиной во дворе, ездила на дачу. К нам приезжал мой брат с семьей. Он старше меня на 14 лет. У него уже двое детей: Петя и Галочка. Петя – очень забавный и озорной мальчик, а Галочка ещё не умеет говорить. Когда её спустили с рук на пол, она стала ходить по комнатам и всё осматривать, встала перед зеркалом шкафа и долго смотрела на своё отражение. «Человек смотрит на мир: пригоден ли он ему?» - смеясь, сказал папа. Я вспомнила горьковского воробьишку, ведь эти слова оттуда, и засмеялась.
   Женя недавно вернулся из Багдада, где он проходил языковую практику, скоро он опять туда поедет уже работать, его жена и дети будут ждать его на родине.
    В августе мы с мамой ездили в Ессентуки. Сначала мы остановились там, у опрятной на вид хозяйки в чистой уютной комнате с двумя большими окнами. Когда вечером легли спать, под окнами расположилась шумная компания, молодые люди рассказывали анекдоты, сопровождая каждый взрывом смеха. Наконец, они  разошлась, и нас стали кусать клопы. Их было столько! … они ползли по свежевыбеленным стенам, по ковру, по скатерти круглого стола. Мы зажгли свет и не спали всю ночь.
   Наутро,  взяв чемоданы, мы пошли без оглядки от этого страшного места. Да! Когда мы уходили, хозяйка спросила:
- А что вы делали с клопами?
- Давили и смотрели на них - сказала мама.
- Что вы?! – воскликнула она. - Надо было налить в стакан воды и  туда их складывать!
   Мы нашли другую квартиру. Нам посоветовал её на вокзале уезжавший седой интеллигентный человек. Это была маленькая комнатка с большим окном, кроватью и раскладушкой, больше там ничего не было, но не было и клопов.
  По вечерам во дворе я играла в карты с двумя соседскими мальчишками – Русланом и Валерой. С мамой мы четыре раза ходили в театр. У меня осталось хорошее, светлое воспоминание о хозяйке дома Наталье Александровне, которая работала фотографом в парке.
   10-го – мой день рождения, мне будет пятнадцать.
  Читаю «Тихий Дон».

10 ноября.
 
   Мой день отметили с папой и Стрелкой. Мама уезжала на конференцию врачей в  Липецк.
   Папа приготовил винегрет и налил нам по рюмочке кагора. 
  Сегодня все мальчишки опоздали на историю. А вообще, радости не было. Всё надоело. Всё!

11 ноября

  Уроки прошли весело. На анатомии  мальчишки выпустили трёх диких голубей, пол урока их ловили. На историю они все опять опоздали.
  В школе взяла два билета на вечер «Учись красиво танцевать» в Дом пионеров. Ходила с со Стрелкиной. Ей понравилось, мне – не особенно.
   С первого класса я в очень хороших отношениях с Инной Свеженцевой. Она до 6-го класса была отличницей, но заболела и перестала ходить в школу. Арахноидит заставил её пропустить год учёбы, она лежала в московском институте. Сейчас Инна учится в вечерней школе.
  В пятницу она просила меня зайти к ней. Зашла к ней сегодня после уроков. Ещё на лестнице услышала, что в квартире у них творится что-то неладное: Инна плачет, а её  младшая сестра Люська кричит:
- Всё равно убью! Пусти!!!
- Бей! Бей! - говорила Инна и плакала.
  Я постучала в дверь, долго не открывали, наконец, дверь распахнулась, и навстречу мне вылетела  Люська. Я её, правда, не совсем нежно вернула назад, и оказалась свидетелем страшной сцены. В понедельник обязательно расскажу всё Марии Григорьевне и  директору.

12 ноября. Воскресенье.

   15-го мне придётся играть на концерте в музыкальной школе. Что-то плохо получается.
    Всё чаще возникают разногласия с мамой, всё труднее становится мне и ей. Утром мы  поссорились.
   Я вспомнила сейчас, что забыла написать, как я прыгала со стога! На следующий день, когда я приехала из Ессентуков,  мы с Женей Болотовой поехали на дачу,  на колхозном поле залезли на огромный скирд. Когда бегали на его вершине, увидели вдруг, что целая ватага деревенской шпаны поднимается к нам. Стало ужасно страшно, путь назад был отрезан. Я сказала, что надо прыгать вниз, Женя не решалась. Я прыгнула первой с высоты примерно четырёх метров и угодила своей же коленкой себе в лицо. Проболела после этого два дня, на третий снова поехала в Дмитровку и опять прыгала, но уже удачно.
   Воскресный день прошёл скучно. Встала поздно, почитала Шолохова, потом играла, потом опять ругалась с мамой и отцом,  потом села за уроки. Приходил мой дядя, папин брат. Пользуясь его присутствием, за обедом хлебнула рому и пуншу, после чего он подумал, что я опьянела, заметив моё красное распухшее после удара лицо.
  Вечером ходила гулять в осеннем пальто. Ждали со Стрелкой, что придут мальчишки, но никто не пришёл.

13 ноября.

   В школе рассказала Марии Григорьевне о Свеженцевых. До разговора Люська пыталась передо мной извиниться, передала мне записку от Инны  на грязном и мятом телеграфном бланке:
«Тонечка, милая!
Прошу тебя, ради меня, только меня, отказаться от своего намерения. Я, возможно, сегодня зайду к вам.
                Инна.
 Р.S. Извини меня за небрежность».
Но разговор с Марией Григорьевной всё-таки состоялся. Она сказала, что подумает.
   Ходила в музыкальную школу, получила «4».  Играть, может быть, буду в субботу.
    За час сделала все уроки и ходила гулять со Стрелкой. Опять были только вдвоём.

14 ноября.

   Голова болит ужасно. В школе взяла билет в народный театр.
   Аркашка Безносов собирается мне что-то сказать, по его славам что-то очень важное. Наверное, у него новый роман.
   Дома скучно. Вечером снова гуляли со Стрелкой.

   15 ноября. 

       Я окончательно больна, наверное, скоро слягу. Болит голова, горло.
       В классе творится ужасное. Вчера Кравченко заболела желтухой. Удивительно, что я первая поставила ей этот диагноз. Сегодня с уроков ушла Суслова, её тошнило.
      Перед химией принесли нужные препараты. Многие толкались около стола, а на уроке директор обнаружил в графине для питьевой воды, правда, пустом, кусочек натрия. Мог бы произойти несчастный случай. Оказалось, что натрий бросил в графин Немытов.
   Безносов рассказал мне то, что собирался поведать недавно, дал прочитать какие-то письма. В первом письме на серой обёрточной бумаге какая-то девочка, которую Безносов называет Муськой,  она же себя – Марией, пишет, что она обижена на него за то, что так  долго ждала его, а он  не пришёл. От аркашкиной соседки она узнала про Лену Чернову и то, что он приходил к ней в гости. Она стыдит его, упрекает и прощается навеки.
  Во втором письме полное примирение. Это – ответ на аркашкино письмо: она долго плакала, уткнувшись в подушку, и даже «ревела, как дура». Вот ещё дословно: «… за то, что ты, напился, Аркаша,  то ты, ты… сам понимаешь! Мне бы не  хотелось, чтобы так кончилось наше знакомство, ведь ты у меня – первый».
  Не понимаю я эту Мусю: ей семнадцать лет, а Аркашке четырнадцать. После уроков Безносов мне долго рассказывал про этот роман, говорил, что познакомился с ней где-то за городом, что «бил за неё по морде» какого-то баяниста, что и её «бил по морде», что напился и ещё много всякой чепухи.
   Пришла домой и легла. Завтра, наверное, не пойду в школу. Пропал мой билет в народный театр.

  16 ноября.

      Вчера вечером прибегал Борька из соседнего подъезда, передал записку от Полунина. Прочла и развеселилась: Полунин вообразил, что я – блондинка с голубыми глазами. Написала ему холодный вежливый ответ.
  В школе рассказала про это Безносову. Он удивился, что я полученную записку порвала и сказал:
- Ты что ж думаешь,  что он тебе больше ничего не пришлёт?
- Пришлёт, и всё порву!
- Зря. Я бы их собирал для коллекции.
  Я считаю, что всё это просто глупо, несмотря на то, что Полунин учится в 10-м классе.

  Когда шла в музыкальную школу, во дворе видела Борьку и Стрелку. Она висела на форточке и с ним разговаривала с третьего этажа.
   По музыке получила «3».  Играть буду через месяц.

17 ноября.

  Прибегала Стрелка, принесла сдержанную записку от Полунина.
  Читала Шолохова. Это замечательно, а главное – правдиво! Правда очень много значит, и её трудно написать даже в наше время.

18 ноября.

  На анатомии мы с Аркашей очень хорошо поговорили: он опять мне рассказывал о Муське, потом мы начали вспоминать, как учились в 1-м классе и так дошли до 8-го.
   В 1-м классе ему очень нравилась Женя Болотова. Один раз он подложил ей в парту открытку «Три богатыря» и ничего не написал. Это было в начале учебного года, и писать он ещё не умел.
  Мы часто играли в снежки через забор дома, где мы тогда жили. Однажды мальчишкам никак не удавалось прорваться к нам во двор. Нас было двое – я и Женя, а мальчишек много. Одному  мы разбили нос,  его звали Псютиком. Он заплакал и пошёл домой, а оставшиеся ребята попросили двух пареньков лет тринадцати перелезть через забор и открыть им калитку. Один из них стал взбираться на забор. Я вооружила Женьку мёрзлой кочерыжкой, а сама стала защищать левый фланг; но Женька испугалась и отдала кочерыжку мне.  Когда над забором появилась голова парня, я вскочила на стоящий рядом ящик и изо всех сил стукнула его по носу. Он скатился вниз и ребятам сказал: «Там слезть нельзя».
    Аркашка врал мне, что однажды убежал из дома от отца, ему пришлось лезть в окно, менять номер на велосипеде и приехать в деревню к бабушке.
  Я часто болела, и Безносов и Шилов всегда навещали меня, читали мне «Незнайку». Когда меня выбрали председателем совета отряда, они возили меня на санках домой и кричали: «Председателя везём!»
    Как приятно было вспомнить всё это. Мне почему-то уже сейчас жалко, что всё это прошло, и кажется, что я уже никогда не буду чувствовать той детской радости, которую испытывала тогда.

  К шести часам надо было идти в общеобразовательную школу убирать класс. Когда я уже оделась, пришла Стрелка, сказала, что Полунину надо было со мной серьёзно поговорить. Он ждал во дворе, но не заметил, когда мы вышли. Мы быстро перебежали в светкин подъезд и потом осторожно вышли на улицу.  Я была рада, что удалось избежать этого разговора.
  Стрелка пошла со мной на уборку. Ребята пришли почти все, только Безносова не было. Мальчишки выпили и были какими-то злыми.
  Назад возвращались вчетвером: я, Стрелка, Николашка и Сидорчук, к которой привязался Уточкин – маленький рыжий тип, в прошлом году чуть не зарезавший человека. Ко мне тоже привязывался какой-то пьяный; но добрались мы домой благополучно.
   Вечером читала Шолохова. Как искренно он пишет! Надо много знать, много читать, тогда только можно с уверенностью смотреть на жизнь.

19 ноября. Воскресенье.

    День прошёл скучно. До обеда делала уроки, играла. Приходила Стрелка, подождала меня, пока я поела, и мы пошли кататься на санках. С нами был Борька, потом пришёл Полунин.
  Вечером смотрела польский фильм  «Карьера пана Дзымбы». Мне очень понравилось.

20 ноября.

  На счастье в школу стала носить маленького дельфина, которого я выломала из старой статуэтки.
    Когда шла домой, встретила Стёпика. Он шёл в фуфайке и, кажется, стеснялся этого. Я поздоровалась с ним и сказала: «Что же ты не заходишь к нам? Мы со Светой по тебе соскучились».
  На музыке получила «5»! Наверное, дельфин помог.
  Возвращаясь домой, встретила Полунина. Я этого и ожидала. Поговорила с ним  немного.
   Вечером Стрелка звала гулять; но мама меня не пустила, мы поссорились. В окно увидела, что пришёл Стёпик.

30 ноября.

  В школе нелады с алгеброй и геометрией. Вообще, я стала меньше уделять времени учёбе.
  За сочинение по «Горю от ума» Марьяша поставила мне «5» и сравнила меня с Чацким, а всех остальных в классе – с фамусовским обществом, потому что я одна стала писать тему, которую больше никто не выбрал. Марьяшино сравнение мне было очень приятно.
  По музыке получила «5».
  Куцый подрался  с Наташкой Сидорчук! Посадил ей огромный синяк под глазом, а она ему – маленький.
  Вечером во дворе со Стрелкой пели песни.

   Я давно не писала дневник и хочу наверстать упущенное.
   В субботу я, Сацыпёрова и Позднякова ходили на комсомольскую конференцию, первую в моей жизни. Рано утром я одела своё тёмное платье с белым воротником, взяла комсомольский билет и  поехала к Лене Поздняковой. Она живёт в старом одноэтажном доме на Соляном проезде,  в двух тёмных комнатах, тесно заставленных мебелью, но очень уютных. От них так и веет домашним теплом, не то, что у нас.  Лена очень быстро собралась, на ней была голубая юбка с белой отделкой, тёмно-синяя кофточка, на которую совсем некстати был выпущен несвежий клетчатый воротник.
  К ним зашёл какой-то человек, искавший её отца, который работает поваром в заводской столовой. Я невольно подумала, что к нам никогда не заходили такие люди, простые, рабочие,  любители выпить. 
  Пришли к  Свете Сацыпёровой. Она тоже была почти готова в синей кофточке и грязной коричневой юбке. Света – наш комсомольский секретарь. Она невысокая, худенькая блондинка, а её подруга Позднякова – черноволосая и некрасивая девочка.
   На конференции никого знакомых не было. Бросились в глаза одна беременная делегатка и молодой человек без ноги на костылях. Было жаль его.
   Я отсидела в духоте до пяти часов, слушала доклад первого секретаря обкома    «о воспитании молодого и подрастающего поколения» и о культе личности Сталина. В зале его принимали холодно, иногда даже враждебно.
  В воскресенье на вторую часть конференции не пошла, была в музыкальной школе на   аккомпанементе.

  В  понедельник мы узнали, что Безносова и Немытова не допустили до занятий, Ёлкина и Мошкарина получили выговор с занесением в личное дело за то, что ушли с истории в субботу.
  Во вторник видела Аркашку. У него день рождения. Тяжело ему сейчас. Поговорила с Марией Григорьевной, просила  за него. Марьяша – добрый человек, но тут она твёрдо мне отказала. А Елкина и Мошкарина выплакали себе прощение у директора.

    Возвращаюсь к сегодняшнему дню. В музыкальную школу не пошла. У меня как-то странно болит половина лба. Пью цитрамон, а он не помогает.