ЧЕЛДОН
Автобиографический роман
Памяти моего отца посвящается
ПРОЛОГ
Скользя взглядом по полкам книжного магазина, не задумываешься, что все эти ярко-кричащие и совсем скромные обложки это – мысли, судьбы, затраченное время, и, простите, количество чернил. Для меня не существует - VIP, каждый человек способен на все. «Способен на все» - звучит пугающе, но в тоже время вдохновляет как штормовое море. Прочитав эту книгу, кто-то найдет в ней юмор, порой черный, а некоторые сочтут за неуважение к традициям и привычкам целых народов, скажут, мол, я не созидатель, а скорее разрушитель, но ведь вы не станете отрицать, что, например, театральный критик – профессия. Воинская часть, утерявшая знамя, превращается в стадо, ее срочно и с позором расформировывают – так держите крепче ваши знамена, они вам еще пригодятся! И не забывайте: критиковать критика – тоже профессия!
У бродяги мемуаров нет, — есть клочок жизни.
Клочок там, клочок тут, — связи не ищи.
В. Гиляровский. «Москва и москвичи»
глава 1. ПАСПОРТ
Талаги. Это странное cлово вызывает двоякое чувство в душе всякого архангелогородца. Так называется областной аэропорт, и такое же название в народе носит находящаяся неподалеку психиатрическая лечебница. Когда в Архангельске говорят: «Я из Талаг», то обычно уточняют, иначе подозрений не миновать.
Последние дни марта 1991-го.
Насрать!
Я сижу в сортире, в настоящем общественном туалете перед зданием аэропорта, переделанном в кафе предприимчивыми кооператорами. Со мной моя Ириша — жена, друг, любовница, собутыльник. Скоро на посадку, и это не останется без внимания. Дело в том, что Ириша - бортпроводник, она работает в этом аэропорту. Ириша любит подчеркивать для пущей важности, что это «режимная контора» Однако, это не мешает ей тащить после каждого рейса, мешками, разную снедь, объясняя это тем, что якобы пассажиры отказались от обеда!
Ириша исполнила мечту своего детства – она полетела в свой первый рейс через два дня после совершеннолетия. В том первом рейсе на Ирише были белая блузка и взятая на прокат у тети темно-синяя юбка, форменным был лишь фетровый «пирожок». Это старшая подруга, Лена, одна из первых бортпроводников авиаотряда, заразила Иришу мечтой и помогла устроиться. Ириша пошла на курсы бортпроводников только через полгода, отработав все это время без диплома, обучалась прямо на борту у коллег, нарушая все законы и инструкции.
Во время нашего бракосочетания Ириша пожелала взять мою фамилию. Кадровичка, выправлявшая Ирише новые летные документы по этому поводу заметила: « Я даже новую ручку взяла, что бы твою новую фамилию красиво написать!» Если она так среагировала на шесть славянских букв, из которых складывается «новая фамилия», то трудно представить чтоб с ней сталось, если б она увидела паспорт «исконного носителя фамилии» в декабре 1990-го, вероятно и вовсе б охуела!
В декабре 1990-го, на мое 25-летие, в мой паспорт вклеили новое фото, под которым я, вместо подписи, написал свою фамилию … на иврите, в то время активно мною изучаемом. Моя выходка повергла паспортистку в шок. Она оторвала зад от стула, взяла паспорт в руки, прокрутила его на 360°(!) и, налившись кровью, прошипела: «Вы что себе позволяете?! Ведь это же документ!» Затем она схватила телефонную трубку и приказала мне покинуть кабинет и ожидать в коридоре.
Первый звонок, я думаю, она сделала в Талаги (второй вариант!), а затем, наверно, связалась с компетентными органами, где ей объяснили, что я оформляюсь на ПМЖ в Израиль, и что мне недолго осталось издеваться над людьми.
Паспорт и без того имел стремный вид. Вспоминаю, как в день получения «основного документа гражданина» я выпивал с друзьями, и мне удалось получить паспорт буквально за несколько минут до закрытия паспортного стола. Когда я вернулся в компанию, один мой друг предложил отметить событие. Он полистал новехонький, пахший свежей типографской краской паспорт, согнул его и сунул в стакан с зубровкой. Я выдернул паспорт из стакана, он был весь мокрый. Я из-за этого подрался с моим другом. А паспорт так и остался покоробленным с первого и до последнего дня.
Через четверть часа меня позвали в кабинет. Кроме хозяйки там находились еще две дамы с напряженными лицами, видать, специально приглашенные на меня посмотреть. Они стояли вряд вдоль стола — «трибунал тройка», бля! Хозяйка кабинета с пафосом заявила, что о советском паспорте еще сам Маяковский писал, и что каждый нормальный, подчеркнув, советский гражданин с гордостью и уважением носит этот документ. А напоследок добавила, что без таких как я, оказывается, воздух станет чище и кислорода будет больше. А воды?! Я взял паспорт со стола, развернулся, сделал пару шагов в направлении двери и ... выстрел в спину… Шутка.
Моя выходка вызвала изумление не только в совучреждении, но и в посольстве Голландии в Москве, на Большой Ордынке, где в то время ютились дипломаты моей исторической родины. Я приехал туда в надежде получить израильскую въездную визу на полувизу. Визу на полувизу - каламбур какой-то получается!
Тем, кто не знает расскажу, что это были за такие визы-полувизы.
После арабо-израильской войны 1967-го года произошел разрыв и без того хрупких дипотношений между СССР и Израилем. И все кто выезжал на ПМЖ по израильским визам, вплоть до путча 1991-го, лишались автоматически советского гражданства. Как было указано, дословно: «при пересечении любого пограничного контрольно-пропускного пункта» (исходя из этого факта, я имею полное право отнести себя к «третьей волне» эмиграции). Полувиза - это такая зеленоватая бумажка, которую облепляли печатями, штемпелями и подписями «компетентные органы» обеих стран. Она, эта виза-полувиза, до сих пор со мной путешествует как память.
Среди будущих лишенцев она, бумажка эта, на начальном этапе называлась — полувиза, а на заключительном этапе — полная виза. Бланк полувизы выдавали в ОВиРах по месту жительства на основании приглашения на ПМЖ из Израиля. Затем все без исключения будущие лишенцы направлялись в Москву на Большую Ордынку и, если везло, получали израильскую въездную визу. Далее в своих ОВИРах, опять же если везло, получали разрешение на выезд, и это уже была — полная виза.
Я занял место в огромной очереди у посольства и стал терпеливо ожидать.
Я никогда не видел столько соплеменников разом. Они сюда съехались со всех уголков и весей необъятной «родины-мачехи», так, я думаю, большинство и считало, даже без кавычек.
Сама по себе очередь - это живой социальный организм, где существуют свои законы и иерархия. На тех, кто спрашивает: «Кто крайний?» с презрением смотрит крайняя треть очереди. Тот, кто спрашивает и без того смущен и растерян, и нужно быть по натуре публичным человеком, или эксгибиционистом, чтобы выдерживать пристальные взгляды множества незнакомых людей. Затем эта треть удивляется, что есть, оказывается, идиоты, которые пришли еще позже их! Чувство что ты уже не крайний всегда прибавляет настроения. Треть посередке это — средний класс. Эти уже обжились, обтерлись в очереди, они в курсе всех дел и новостей, они знают, сколько отстояли и сколько предстоит простоять. Это из них выдвигаются делегаты, которые проверяют порядковые номера, написанные чернилами на тыльной стороне ладоней. И, наконец, треть во главе — аристократы. Они самодовольные снобы, и иногда даже могут вам ответить, через губу, а чаще, просто не удостоят вас вниманием. Теперь возьмите все это и помножьте на продовольственные талоны и пустые прилавки конца Перестройки и непростой еврейский характер. Короче, тот еще был ambiance. Этакий симбиоз из очередей в Мавзолей и гастроном.
Самые шустрые аиды придумали здесь такой гешефт. Вдоль очереди на кромке тротуара стояли лотки, небольшие раскладные столики, на которых была разложена особая литература: хорошего качества, отпечатанные в Израиле книжки, самиздатовские брошюрки и просто листы с печатными текстами. Примерное содержание этой литературы: « Что значит быть настоящим евреем?», еврейский календарь, прейскурант(самиздатовский) цен на прод и хозтовары в Израиле, от хлеба до автомобилей. Когда я приехал в Израиль, то увидел, что цены указанные в лоточных прейскурантах не соответствовали действительности, они были явно занижены. Не знаю, откуда брались такие цены, и для чего. Возможно, это была сохнутовская(Сохнут — Еврейское агентство) затея, и цены указывались такие, чтобы не отпугивать будущих олим хадашим(новых репатриантов). Если моя теория ошибочна, тогда ответьте, откуда могли попасть к советским лоточникам сотни экземпляров книжек отпечатанных в Израиле, и почему никто не гнал коробейников от посольства? стоило лишь попросить об этом дежурившего у входа в посольство милиционера. Пропаганда, понятно, сохнутовская, а цены? Здесь я теряюсь в догадках. Я больше никогда не встречал, чтоб обычный лист формата А4 с печатным текстом, любым, продавался по такой, несусветной, цене. О ценах на израильские, превосходного полиграфического качества книжки я вообще умолчу. Их, книжки эти, я уверен, должны были распространять бесплатно. Я сам получил таким образом, в подземном переходе, Новый Завет от «Братьев Гедеоновых».
В очереди беспрерывно завязывались споры и дискуссии о жизни на нашей новой родине. Если вдруг кто-то говорил, «по секрету», вроде того: «Мне вчера ночью(почему-то все ****или по-ночам) брат из Хайфы звонил!», то сразу становился похожим на пчеловода открывшего улей, и у очереди в этом месте вырастала грыжа. Робинзона Крузо меньше бы заинтересовало появление корабля на горизонте, чем интерес очередных услышать вести из Израиля.
Наконец я впервые попал на территорию иностранного государства!
Находящиеся во внутреннем дворике посольства остатки очереди придерживаются былого порядка, людей постепенно уводят внутрь здания сотрудники посольства.
На крыльцо из здания вышел мужчина, по всем видно работник посольства. Он встал чуть в стороне от входа, достал сигарету, закурил. Тут к нему полез с вопросами «Одессит». С чего Одессит взял, что посольский понимает по-русски? Разве все сотрудники посольств обязаны знать язык страны, где работают? Не думаю. Да и был он какой-то смуглый, и не походил ни на ашкеназов, ни на горских, ни на бухарских.
Когда мы еще толпились на улице, я наблюдал за одним типом. Он стоял на несколько голов впереди меня. Колоритный такой дядечка. Я назвал его про себя — Одессит. Сам я в Одессе никогда не был, но его акцент, манера говорить, темперамент подтолкнули меня к этой мысли, вероятно, под воздействием рассказов юмористов и анекдотов. Вообще, хочу заметить, в России полно чудаковатых, эксцентричных и экстравагантных людей. Так вот, этот Одессит прохаживался вдоль очереди и задавал, чуть ли ни каждому, один и тот же вопрос: « Ви откуда пгиехали?» Когда подошел мой черед, я ответил, что приехал из Архангельска. На что Одессит, выразив сильное удивление, воскликнул: « И шо, там тоже эвгэи живут?!».
Одессит спросил посольского о ночном ракетном обстреле Израиля Ираком(дело происходило в самый разгар операции «Буря в пустыне»). Но как ни странно, посольский ответил на чистом русском. Он рассказал, что большинство «скадов» были сбиты «пэтриотами», а остальные ракеты упали в пустынных районах Израиля. Услышав, что все обошлось без жертв и разрушений, люди стали хлопать в ладоши, как это делают пассажиры после удачной посадки авиалайнера.
Затем Одессит задал посольскому следующий вопрос. Суть каверзного вопроса была такова: нельзя ли тех, кто пожелает отправить на время, ну пока «буря» не стихнет, в Америку или Канаду, а затем вернуть их на историческую родину! И рассказал, как его сосед якобы таким, чудесным, образом очутился в Торонто.
Подобные слухи, действительно, в очереди циркулировали. Я сам слышал, как рассказывали о самолетах с репатриантами, которые изменили из-за обстрелов курс и приземлились ни то в Канаде, ни то в Америке, или даже в Австралии.
Посольский, как и все дипломаты, оказался находчивым мужиком, он улыбнулся в ответ на «шутку» Одессита и выдал следующее. Он заверил, что нас ждут в Израиле с распростертыми объятиями, что другого места для евреев на этой Планете — нет, и что все мы, без исключения, — самые смелые и мужественные евреи, настоящие патриоты, потому как обращаемся за визами в такой тяжелый для Израиля момент!
Здесь я полностью искренен. Я уверен, что ни один из нас, стоявших во дворике посольства, за свою длинную или короткую жизнь, никогда и ни от кого в свой адрес подобного не слышал. Тут начались настоящие овации, некоторые даже прослезились.
Чтобы окончательно обезоружить «вольнодумца», посольский, раздавив в пепельнице недокуренную сигарету, подошел к Одесситу, взял его под руку и провел в здание посольства. Без очереди!
Один из сотрудников посольства проводил меня в кабинет.
Когда мы вошли в кабинет, мы еще раз поздоровались, а я на всякий случай сказал еще и «Шалом!» Мы сели за стол, по разные стороны. Я разложил перед посольским свои документы: паспорт, вызов на ПМЖ, полувизу, свидетельство о рождении, военный билет. Посольский принялся их внимательно изучать. А я тем временем разглядывал заграничный офис и самого посольского.
Посольский. Это был первый, если не считать угрюмых охранников на входе, которые нас шмонали, израильтянин, увиденный мною так близко и отчетливо. Говорил он по-русски чисто, без акцента. Ему было лет около сорока. Внешностью, если обобщить, он походил на читинского сидельца Ходорковского. Интеллигентное еврейское лицо. Не зная тогда ни о существовании Ходорковского, ни его биографии, мне показалось, что этот посольский - бывший совгражданин, возможно, когда-то работавший по профсоюзной или комсомольской линии, и пересаженный в более благоприятную почву.
Офис. Скромная обстановка, как в жилконторе. Рядом со мной стояла еще пара свободных стульев. Вдоль стены, справа от меня, громоздился большой несгораемый шкаф. На противоположной стене висели больших размеров карты СССР и Израиля. Окно за спиной посольского было зарешечено пластиковыми полосками жалюзи. Если не считать стоявшего на столе монитора компьютера, в то время еще диковинного у советских начальников, то я не мог представить такое убранство даже на областном уровне, не говоря уже о каком-нибудь союзном министерстве. В России «место» начальника это – МЕСТО.
Паспорт сразу привлек внимание посольского. Он был удивлен, я думаю, не меньше той тети из паспортного стола. Он смотрел, то внимательно в паспорт, то оценивающе на меня. Затем он попросил меня подождать и вышел из кабинета, прихватив с собой все мои документы.
Он вернулся через несколько минут, не один. Второй, возможно, был его начальником, он поздоровался со мной на иврите(!), подошел к столу, склонился над монитором и принялся щелкать по клавиатуре, бросая на меня взгляды поверх монитора. Затем он что-то сказал на иврите моему посольскому и вышел. Так я впервые услышал живой иврит.
Не берусь утверждать почему, может быть слишком экстравагантно смотрелась подпись на иврите в советском паспорте(а я-то думал, что моя новая родина это оценит!), но посольский предложил, именно предложил, предоставить к уже имевшимся документам еще и свидетельства о рождении родителей, дедушек и бабушек.
Срок действия полувизы подходил к концу. На почту надежды не было. Здесь дело даже не во времени - не дай Бог потеряются оригиналы, а на новые копии в посольстве смотрели косо, я сам слышал разговоры в очереди. Получалось, чтобы предоставить доказательства моего, смутного, происхождения, мне нужно лететь к родителям на Алтай.
Я, в надежде на снисхождение, попытался объяснить посольскому где находится Алтай, и даже предложил вместе поискать его на карте СССР. Не помогло. «Ваши проблемы!» Интересно, какие документы «предоставили» фалаши (эфиопские евреи) в африканской пустыне, когда их эвакуировали по авиамосту во время спецоперации под кодовым названием «Ковер-самолет» спустя пару месяцев после моего приезда в Израиль. Фалашей было тысяч двадцать, а может больше. Я ничего против них не имею, но все же. Или такие претензии выдвигались исключительно к смутьянам из революционной России?! у которых «этот ген» в одном месте свербит! и партии свои создают, и в Кнессет лезут, и газетенки свои дурацкие печатают.
Так … далеко … меня даже родной ОВиР не посылал!
Делать нечего, лечу на Алтай.