Всю зиму Асхат Рафикович проболел. Кое-как перемогаясь, он тем не менее дел своих не забросил, продолжал работу юрисконсульта по договорам с разными местными фирмами. Хворь была непонятная: тело ломило, в голове шумело, хотя кровяное давление было в норме, да и по другим анализам выходило, что нет причин для беспокойства.
Но к весне терпеть стало трудно, и Анишев позволил себе сделать длительную передышку, подлечиться. Договорившись с партнерами о приостановке действия своих договоров, он обратился уже к знакомому психотерапевту. Тот изучил все справки и анализы, провел свои расспросы и объявил:
- Дорогой Асхатик, ничего особенного, просто от перегрузок ты на грани нервного истощения. Сиди дома, гуляй, читай про любовь, про кино забудь, откопай где-нибудь обычный велик – и айда по загородным тропкам. Обливания и растирания – само собой, еще лучше - какую-нибудь тамагочи заведи.
Асхат Рафикович ушел от врача окрыленный. Даже ломота в теле на время прошла. Май уже заканчивался, и Анишев расчистил балкон, наставил ящиков и горшков – решил зелень выращивать взамен тамагочи. В июне все пошло в рост, открытый проем балкона укрылся под вьющимися стеблями фасоли, создавая уютный и прохладный зеленый полумрак.
И в один прекрасный день, вернее – утро Асхат Рафикович вышел в свою микрооранжерею, чтобы повозиться с со своими зелеными «тамагочи», и услышал удивительные звуки, напоминающие клекот, смешанный воркованием и курлыканьем. Осторожно раздвинув бобовые лианы, он не дыша посмотрел туда, откуда доносилась птичья песня. На нижнем наружном карнизике балкона он увидел гнездо, над которым хлопотала большая птаха с оперением серо-песочного цвета, очень похожая на голубя. В гнезде была кладка из трех пестрых яичек.
Анишев испытал прилив незнакомого чувства. В нем было и удивление, и непривычная для мужчины нежность, и даже чуть-чуть гордости. Так же осторожно он отделился от фасолевой занавеси, на цыпочках прошел в комнату, бесшумно достал свои цифровой фотоаппаратик и снова вышел на балкон. Расширив зазор между ближними к гнезду бечевками, Асхат Рафикович едва успел запечатлеть птицу. Услышав легкий щелчок, она вспорхнула и закружила над балконом.
Анишев вернулся в комнату, оделся и отправился на факультет биологии с принтерным отпечатком сделанного снимка. На кафедре зоологии с интересом просмотрели снимок и установили, что балкон юрисконсульта облюбовала горная горлинка, которую казахи издавна называли «когершин». Что ее привлекло, объяснить затруднились – вероятнее всего, некоторые колебания в климате да сосновые посадки вокруг дома и во дворе школы сложились в благоприятные для этой птицы условия. Вот она и примостилась к балкону, посчитав его утесом или выступом скалы.
Асхат Рафикович почти летел домой, высчитывая, где и сколько купить корма на базаре – орешки там, ягодки, семечки. Вскоре, набрав всего того, что насоветовали зоологи, он устроил для своей горлинки кормушку. Птичка смогла спокойно высидеть птенцов, и уж столько радости было у одинокого человека, когда в гнезде наперебой запищали детеныши.
Горлинка привыкла к человеку, даже брала корм из ладони. Но перенести гнездо внутрь балкона не позволила. И это было правильно – через какое-то время спустя птенцы подросли, и мать учила их вылету.
Про хворь Анишев и забыл. Прошли ломота и боли, сон стал крепким, а тут и партнеры стали теребить – пора, мол, дела стоят. Юрисконсульт вернулся к работе, и сейчас иной раз слегка грусти: скоро осень, и пернатые его «тамагочи» улетят. Но ведь они могут вернуться!