Началось

— Началось, — взволнованно пробормотал он в трубку так, словно это у него началось и он вот-вот умрет от страха.
— Сейчас приду, — зеваю ему в ухо и сбрасываю звонок. Падаю на подушку и сонно потягиваюсь. Часы на телефоне показывают три часа ночи. Черт, легла спать пораньше…
Мой выбор колеблется между ярко-желтым сарафаном и черным спортивным костюмом. В сарафане я очень красивая. В черном спортивном костюме меня не заметят папараццы, как мухи висящие на заборе. Одеваю костюм и тайною тропою, между пихтами и туями, иду к его дому через калитку, спрятанную за живой изгородью. Мы всегда используем этот ход, когда стемнеет, если не хотим засветиться перед фотокамерами. Папараццы скорее всего знают о нем, но делают вид, что не замечают наших передвижений. Я дружу с ними, иногда выношу им чай, когда на улице очень холодно, или содовую, если очень жарко, и свежие горячие булочки. Том обычно кривит нос, фыркает, но отлично понимает, что это необходимо — они дают нам возможность совсем чуть-чуть жить своей жизнью, а в прессу не попадают мерзкие снимки.
— Началось! — подлетает он ко мне, как только я просачиваюсь в дверь на кухне. Он взволнован. Лицо какое-то мраморное, все в красно-белых разводах. Глаза блестят.
— Ты вызвал врача?
— Нет, сам отвез. Позвонил нашей акушерке. Она сказала, что надо приехать. Мы спали. А потом я почувствовал, что она как-то завозилась… И расплакалась! — Том взмахнул руками и заметался по кухне.
Я вздохнула и поставила чайник на огонь. Достала из холодильника ветчину, овощи и салат. Том нервно упал на стул и шумно выдохнул, запуская руки в волосы.
— Надо позвонить! — подскочил неожиданно и унесся в гостиную.
Том любил сандвичи с луком. Сколько себя помню, он всегда крошил в бутерброды едва ли не целую луковицу. Потом находиться рядом с Каулитцем было невозможно по определению, а Том заливисто ржал, хватаясь за живот и дрыгая ногой. За этот глупый смех ему можно было простить всё, даже луковую вонь изо рта.
Обдала кипятком тончайшие луковые кольца, борясь с собственным желудком, и разложила их на листьях салата в багете. Сделала себе кофе со сливками и кленовым сиропом, а Тому… Я несколько секунд смотрела в его чашку с черным кофе, а потом плеснула туда виски. Надо чтобы он хоть немного успокоился.
— Ничего, — сообщил он упавшим голосом. — Они сказали, что без изменений.
Том достал сигареты, вытряхнул одну, сунул в рот и чиркнул зажигалкой. Несколько секунд смотрел куда-то сквозь меня, потом вынул сигарету, раскрошил ее на стол и тяжко вздохнул.
— Чего-то я это… Того… — Zippo полированным серебряным боком проскользила через весь стол и стукнулась о мой бокал с кофе. Том виновато хихикнул.
Я поставила на стол его сандвичи и кофе. Том тут же впился зубами в багет, словно не ел до этого пару лет.
— А чего ты там не остался? — осторожно дула я на горячий напиток в высоком бокале.
Том озадаченно посмотрел в сторону, почесал затылок и шепотом сообщил:
— Боюсь.
Я удивленно приподняла брови и сдержанно улыбнулась.
— Я боюсь, — смелее пояснил он. — Понимаешь, я так ее люблю, что если увижу, как ей плохо… — Он заломил руки и вцепился зубами в ноготь на большом пальце правой руки.
— Тооом, — одернула я его, широко улыбаясь.
Том дернулся и покраснел.
— Понимаешь, если я увижу, что из-за меня ей так плохо, то не смогу больше дотронуться до нее. Я очень ее люблю. Очень-очень. И вот она из-за меня страдает. Это же больно, да? Это очень больно? Я читал… Я знаю… Я не переживу, если из-за меня ей будет больно.
Он ткнулся мне носом в плечо. Я обняла его, пряча нос в его волосах.
— Глупенький, да эту боль мечтают пережить все женщины в мире, лишь бы она была от любимого и любящего мужчины.
— Я не хочу, чтобы Мия страдала, — глухо пробормотал он, крепко меня обнимая. Резко отпрянул и снова вскочил на ноги: — Надо позвонить.
— Том! — попыталась остановить я его, но он снова умчался в гостиную.
Я лениво положила в рот кусочек ветчины из его сандвича и потерла глаза. Наверное, мне тоже надо нервничать. Но вместо этого очень хочется спать.
— Опять ничего, — вернулся он через несколько минут.
— Конечно ничего, ты же звонил десять минут назад.
— Да, но уже столько времени прошло! — возмутился он.
Я налила ему виски в пузатый стакан. Хотела кинуть несколько кубиков льда, но не успела — Том одним махом выпил содержимое, сдавленно выдохнул, вытаращив глаза, запил алкоголь кофе, который я разбавила виски, и смешно крякнул.
— Не понимаю, чего ты не волнуешься? — прокряхтел он, прижимая сандвич к носу.
— Смысл? — дернула я плечами.
— Ты что?! У меня же Мия рожает!
Я снисходительно улыбнулась. Том расплылся в мечтательной улыбке и очень ласково проговорил:
— Доченьку… Мия хочет, чтобы ее звали, как тебя.
— Ой, вот нет! Спасибо! — замахала я на него. — Не надо. Очень приятно, но не надо.
— Фрея, — протянул мое имя Том, словно пробуя его языком, слушая его звучание. — Фрея — богиня любви и весны. Моя доченька обязательно будет богиней. Такой же красавицей как ты.
— Перестань, — улыбнулась я.
— Моя принцесса. Я буду любить ее и баловать. Я куплю ей маленького пони… И щенка…
— А вдруг у нее будет аллергия на щенков и пони?
Том, мечтательно закативший глаза, посмотрел на меня как на не достойнейшего червя.
— У моей принцессы никакой аллергии не будет, — припечатал твердым голосом. — Надо позвонить! — подпрыгнул неожиданно.
Я смотрела на захлопнувшуюся за его спиной дверь и улыбалась. Когда-нибудь у меня тоже будет маленькая принцесса, я буду покупать ей наряды и украшу ее спальню кружевным балдахином.
— Опять ничего, — раздасадованно поджимал губы Том, вернувшись на кухню. — Фрея, можно тебя попросить? Давай еще раз детскую проверим. Я боюсь, что что-то пропустил.
У Мии всегда был потрясающий вкус. Детская была настолько продуманной и идеальной, что к ее возвращению надо было всего лишь смахнуть пыль с мебели. Том ходил по комнате, поправлял и без того идеально лежащие игрушки, переставлял флакончики с детской косметикой на комоде, выдвигал ящики и проверял, все ли детские вещи лежат на местах.
— Я заехал в супермаркет на обратном пути, — немного растерянно проговорил он. — Я не знал, какие памперсы ей купить. Я взял всех по одной пачке, — Он за руку подвел меня к стулу, на котором лежали чуть ли не два десятка упаковок памперсов.
— Зачем же так много?
— У моей принцессы должно быть все только самое лучшее, — нравоучительным тоном произнес Том. — Но я не знаю, какие памперсы лучше. И вот еще, посмотри… — Он протянул мне рацию радио-няни. — Я тоже купил несколько моделей. Вдруг одна из них выйдет из строя.
— Все будет хорошо, — обняла я его.
— А если она умрет? — быстро зашептал он мне в ухо. — Ты не понимаешь… Если она умрет, я же… Я не справлюсь один.
— Ты не один. И никогда один не будешь.
— Фрея, как мне быть, если она умрет?
— Никто не умрет, Том.
— А если умрет Фрея? Я читал… Я знаю… Иногда роды оканчиваются смертью ребенка! Я читал, что даже при хорошей динамике беременности, может быть летальный исход.
— Не читал бы ты гадость на ночь.
— Фрея, что мне делать? Если Мия умрет… А если умрет Фрея?
— Том, — я несильно тряхнула его, посмотрела в глаза. — Никто не умрет.
— Я так боюсь, Фрея, я так боюсь… Мне надо позвонить! Вдруг они уже умерли!
Истеричка… И у ног этой чертовой истерички в истериках валяется весь мир. Я поправила белье на кроватке, завела за держатели-крючки тонкий балдахин. Маленькая люлька-корзинка стояла тут же. Белоснежное белье по периметру расшито Мией маленькими цветочками. Эта люлька будет стоять у них в спальне, чтобы Мие было удобно вставать к ребенку по ночам. Фрея… Это так мило с их стороны назвать дочь в честь меня…
— Это я виноват, — раздалось жалобное сзади. Я вздрогнула и обернулась. Том страдальчески смотрел на меня. — Я виноват. Мы вечером занимались сексом. Совсем чуть-чуть и очень-очень осторожно. Я не видел ее так долго, так соскучился по ней. А потом она завозилась ночью… И расплакалась… Сказала, что во сне описалась. Она так плакала, как будто я обязательно ее после этого брошу. Она… Фрея, она действительно думала, что я ее брошу!
— Ты же знаешь, беременность сделала Мию очень мнительной.
— Да-да, я успокаивал ее, а оно текло… Я тут же позвонил врачу… Врач сказала, что Мия спит, что они наблюдают за ней и не дадут ей умереть ни за что на свете. Фрея, а если вопрос будет стоять — Мия или моя маленькая принцесса, то что мне делать? Я же не смогу выбрать.
— Каулитц, ложись спать, а? — поморщилась я недовольно. — Ты несешь бред и действуешь мне на нервы.
— Останешься со мной? — жалобно сделал он бровки домиком.
Я обреченно вздохнула.
— Ну, пожалуйста, останься.
— Хорошо. Но при одном условии — ты не будешь говорить о смерти.
— Хорошо-хорошо, — торопливо закивал он. — Только не уходи, не оставляй меня одного.
Остаток ночи мы провели удивительно спокойно. Я лежала под одеялом на огромной кровати, Том сидел рядом, пил виски и гладил меня по распущенным волосам. Он молчал, иногда вздыхал и перекладывал прядки с места на место. Каждые десять-пятнадцать минут он выходил из комнаты, чтобы позвонить, потом возвращался, произносил всего одно слово: «Ничего» — и снова садился рядом со мной, вздыхал, пил виски и гладил меня по волосам. К утру Том, так и не сомкнувший глаз, выглядел хмуро, мрачно и потерянно. Видимо, за эти несколько часов он уже прокрутил в голове кучу вариантов развития событий, и теперь мог только мрачно взирать на такой недружелюбный к его не родившейся принцессе мир. Правда, надо отдать ему должное, утром он принес мне завтрак в постель. Я зевала, щурилась на него одним глазом и силилась улыбнуться. От Каулитца несло луком, перегаром и нечищеным ртом. Я смотрела на яичницу с беконом и свежей паприкой и боролась с жуткой тошнотой.
— Ничего, — устало проговорил Том, вместо пожеланий доброго утра.
— Это не страшно, — подбодрила я его, размышляя, что лучше сделать: выпить сок или съесть яичницу. Отчего меня гарантированно не стошнит?
— Ты так похожа на Мию сейчас, — улыбнулся он. — Просто одно лицо.
Я перепугано начала ощупывать свою физиономию:
— Черт! Тоже отекла!
Он рассмеялся, убрал мои руки от лица и коснулся губами щеки. Меня чуть не стошнило от кошмарного амбре.
— Том, выполни одну мою личную просьбу, а?
— Всё, что угодно для тебя.
— Кончай жрать лук!
Том густо покраснел, потом широко улыбнулся и завалился рядом со мной, едва не опрокинув стакан с соком на подносе, громко заржав, держась за живот и смешно дрыгая ногой. Ну вот, таким он мне нравится гораздо больше.
— Вот вы где, — заглянул в комнату Билл.
Я почувствовала, как по телу пробежала легкая дрожь и слегка уловимое возбуждение. Протянула к нему руку. Он подобрался ко мне на четвереньках, обнял и нежно поцеловал.
— Как вы? — провел рукой по моему боку. Рука по-хозяйски расположилась на животике.
— Ничего, — страдальчески покачал головой Том.
— Просто Мия наверняка ждет Фрею, — чмокнул Билл меня в шею.
— Как ты съездил? — шепнула я, ловя губами его губы.
— Все нормально. Как только съемка закончилась, сразу же поехал к тебе. Спасибо, что присмотрел за ней, — улыбнулся он брату.
— Спорный вопрос, кто за кем присматривал, — засмеялась я.
Том кинул на меня игривый взгляд и выпил мой свежевыжатый сок.
Мы еще немного повалялись втроем на кровати. Том жалобным голосом рассказал брату, как за ночь достал всю больницу своими звонками. Билл поглумился над истеричностью близнеца. А я чувствовала, как что-то давит внизу живота. Выбралась из объятий мужа, села и почувствовала, как подо мной совершенно против воли вдруг начало становиться мокро. Я в страхе судорожно вцепилась в руку Билла. Тому хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что случилось.
— Началось? — осторожно спросил он.
Я кивнула.
Близнецы синхронно с двух сторон приложили головы к моему животу. Мой маленький Томми тут же двинул дяде ногой в ухо. Папе повезло больше — в том месте, где Билл прислушивался к возне внутри меня, возникла шишка. Каулитцы засмеялись.
— Узнает, — сказали в один голос.
— Ты только не паникуй, — по-дружески хлопнул Том брата по плечу, доставая из кармана телефон. — Алло, миссис Стоун, у жены моего брата только что тоже отошли воды. Да… Да… Я знаю… Ничего, что у нее срок только через неделю?.. У близнецов так бывает?.. Это нормально? Не опасно?... Она не умрет?... Ага, понял, ничего страшного. Хорошо, сейчас мы с братом ее привезем. Только нам в ту же палату, где лежит Мия. Близнецы не могут рожать по отдельности. Спасибо, большое вам спасибо, миссис Стоун. — Он убрал трубку в карман и повернулся ко мне: — Фрея, собирайся, тебя ждет сестра. Мия утром мне так и сказала, что без тебя рожать не будет. Сначала должен родиться мой племянник, а потом моя доченька.
— А вдруг она умрет? — побледнел Билл, заламывая руки и закусывая ноготь на большом пальце правой руки. — Это больно, да? Это очень больно? Я читал… Я знаю…
— Началось, — простонала я, плотно зажимая уши руками.



7 мая 2011 года
Москва