А мальчик оказался прав… .
Помнится, в одной из своих сказок Г.Х. Андерсен написал, что ребенок оказался наблюдательнее, чем все взрослые: «Господи боже, послушайте-ка, что говорит невинный младенец! - сказал его отец». Да это из сказки «Новое платье короля». Замечательная сказка, и какие ассоциации она вдруг вызвала?
Сегодня накрыли меня воспоминания детства, юности, зрелости. К чему бы это? Да, вероятно, старею. Время от времени я вспоминаю школу, медицинское училище … . Самые запомнившиеся моменты. Их много, память пока хранит, и далеко не с негативным оттенком.
Моя прическа.
Вероятно, только носители кучерявых волос знают, что это за мука. Кучерявые волосы не возможно как следует уложить, невозможно привести в надлежащий аккуратный вид. Эта «растрепанность» всегда была моей «ахиллесовой пятой». Единственное средство – стрижка под ноль. Так я проходил первый класс, второй и третий. Сегодня рассматривая школьные фотографии, только я на них как, толи призывник, толи зэк на фоне моих аккуратно подстриженных и причесанных одноклассников и одноклассниц. «Что он у вас ходит растрепанный? Вы бы ему гребенку дали!», - отчитал как-то мою маму директор Кежемской школы Каменев Иннокентий Иванович. Ох, и везет мне на эти «репрессированные» фамилии! Каменев, позднее Бубнова, еще позднее Зиновьев. Но речь не о них, а о моем внешнем виде. На следующий день я появился в классе с гребенкой в волосах, придерживающей мои непослушные локонишки. Постепенно волосы привыкли и буквально с четвертого класса я ношу прическу с зачесанными волосами назад. Главное – соответствующая их длина: если они очень короткие – торчат в разные стороны.
Нажал на кнопочку и … .
В четвертом классе я был самым безграмотным из учеников. Да к тому же еще и с корявым почерком. Вот не давался мне русский, хоть убей. Это тоже было в четвертом классе. Наша учительница однажды меня спросила, отчитывая за безграмотность: «Вот куда ты, Чупров, с такой грамотностью пойдешь? Куда?». Маленький худосочный нахал, с гребенкой в голове, спокойно ответил: «Писателем буду». Выслушав длинный монолог, о том, что писатель должен уметь писать грамотно, я ответил, что когда вырасту, будут приборы, что сами за меня напишут, что я им скажу. «Да такого ни когда не будет! Все это сказки Носова!». Она ошибалась, а я терпеливо ждал своего часа, когда «Microsoft Office Word» проделает за меня основную работу по выделению неправильно написанных слов, а мне останется только исправить, нажать в меню на «печать» и лечь спать. Или, вставив в окно редактора весь текст, нажать кнопку «Вставить», - отправить текст через соответствующий портал во Всемирную паутину.
Профессор всех профессиональных наук.
Учился я в пятом классе. Наша учительница и классный руководитель одновременно была творческим человеком. Собственно, не будь ее хоть и корявых попыток, как-то оторвать нас от «проклятия места рождения и жительства», вряд ли кто-нибудь из нас, и в первую очередь я, смогли бы хоть на мгновение расправить вдруг обнаруженные крылья и вспорхнуть над удручающей реальностью. Поселок, хоть и называющийся «городского типа», но поселок лесорубов и в тайге.
Однажды учительница решила сделать опрос, типа, кто кем хочет стать. Одни за другой поднимались мои одноклассники и мечтали о будущем. Кто-то решил стать педагогом, кто-то врачом, многие трактористами. Шоферами, или инженерами. Измайлов заявил себя как будущего поэта. Я сидел во втором ряду, на второй парте, дошла очередь и до меня.
- Профессором, - ответил я.
- Просто профессоров не бывает, – пыталась уточнить учительница, - Нужно сказать каких наук.
Где мне, пятикласснику, знать такие тонкости, поэтому ответил» «Всех профессиональных наук».
- Леня, ты хочешь стать ученым-энциклопедистом? – пыталась уточнить учительница. Тогда для меня эта реплика была «вопросом на засыпку», а моя мечта - стала несколько обидным прозвищем. Интересно, сегодня, когда я профессор Академии естествознания (ну, чем не «всех профессиональных наук»?), помнит ли кто-нибудь из моих одноклассников этот, казалось бы, незначительный эпизод из нашей с ними школьной жизни и думали ли они, что мои мечты сбываются? А со временем я узнал, что профессором можно быть и «по кафедре …», и по «специальности …». А науки или профессии тут совершенно не причем.
Не с твоим умом!
Как только не шутит Природа? Порой она может дать женщине физиономию Магдалины, таз, как карету императрицы Екатерины Великой, и косую сажень в плечах сельского молотобойца (а может и косу и сажень одновременно). Именно такими выглядели наши бесплодные преподавательницы по акушерству и гинекологии. Но как бы они не выглядели, как бы за личиком иудейской блудницы не скрывались их мужеподобные черты, все они нескрываемо ненавидели нас, учащихся медицинского училища мужеского полу. Самое нелюбимое мною помещение в роддоме – родильный зал. Пять столов, порой заполненных роженицами, истошные крики, - все то, что приведет неподготовленного мужчину к импотенции. И хотя меня готовили долго и основательно, именно родильный зал я недолюбливал. Вырвавшись, очередной раз, из родильного зала подышать хоть и не свежим, с металлическим привкусом ультрафиолета, но воздухом коридора, я лицо в лицо столкнулся со своей преподавательницей:
- Чупров, что ты не в родовой!
- Да, вот, Элеонора Алексеевна, решил наедине подумать над главой кандидатской диссертации, - отвечаю я.
- Не с твоим умом, Чупров, о кандидатской думать, марш в родовую!
Не права была Элеонора Алексеевна. Я - кандидат психологических наук, хоть и семнадцать лет спустя.
Мной подтирать не будут.
Работал у нас на кафедре старший преподаватель, впоследствии, ставший доцентом, - весьма хороший специалист, но сильно пьющий, как и многие алкоголики - талантлив. Прославился тем, что помимо среднего уровня научности писулек по педагогике комвоспитания, писал еще и очень хорошие статьи в местных газетах. Последние у него действительно выходили замечательные. Что и говорить, талант. Правда, как и каждый талантливый человек, особенно не признанный вовремя, он имел горб в виде выпирающих гордыни и тщеславия. Однажды его статью, как следует, подсократив, напечатали в издательстве «Политиздат». Понимаю, вмиг у читателя возникли в воображении большие книги в коленкоровом переплете. Ни чего подобного. Напечатали статью в отрывном календаре для женщин.
- Вот, Чупров, учись. Тебе такая известность и не снилась!
- Александр Николаевич, зато мной в деревнях в сортирах не подтирают и не будут, - парировал я.
Расцвет моего «публицистического» пришелся на эру Интернета. Действительно, кому придет в голову такая блажь, как прочитать, распечатать, а потом пойти в сортир в огороде, чтобы подтереться? Как говаривала одна моя знакомая: «Поспешай медленно».
Итого.
Вряд ли мои учителя, одноклассники и даже преподаватель с кафедры что-либо о психоанализе, а уж тем более о теории Адлера знавали. Тем не менее, именно их, порой не всегда лицеприятным педагогическим приемам стимулирования я стал тем, кто я есть, достиг того, что они от меня ожидали и что в меня закладывали столь парадоксальными, на первый взгляд, педагогическими приемами. Они не говорили мне в лоб, что видят меня насквозь, не именовали себя «психологами», «психотерапевтами», «экстрасенсами», о двух последних они вообще. Вероятно, не догадывались. Они просто честно выполняли свой профессиональный долг, шаг за шагом, по эстафете передавая из рук в руки, формировали мою личность. Думаю, им есть чем гордиться, а я благодарен им.