Записки любознательной женщины

               
                ЧАЙ ЗА КУЛЬМАНОМ

Проектный институт. Одиннадцать часов утра. Перерыв для производственной гимнастики. В углу, невидимые за большим кульманом, мои коллеги пьют чай. Наталья газету читает. Вдруг отрывается от неё и начинает:
- Ну вы подумайте только, что люди пишут!  - И зачитывает:

                «Как вы прекрасно сшиты,
                руки моей любимой!
                Как ты отлично вырезан,
                мой самый близкий лоб!
                Как вы прекрасно вылеплены,
                Руки моей любимой!
                Как ты несносно склеен,
                Характер моей жены!»

- Это что же получается? - продолжает она, - У любовницы ему всё нравится: и руки, и губы. От своего лба он вообще в  восторге. А характер жены ему видите ли не нравится!
Тут Ергин дожевывает сухарь и вступает:
     - Наташа, постой!
Но Наталью уже  не остановить:
- Какой, а!  Вот все они, мужики, такие!
    - Да остановись же ты!  -  отбирает у неё газету Ергин,- Это всё об одной и той же женщине написано. Пока она замуж за него не вышла, она ему  нравилась. А как вышла замуж, так испортилась. Вы же все, женщины, такие!
Тут в спор вступают все остальные и после долгих дебатов приходят к выводу, что всё это написано о любимой жене,  и что так не бывает.
___________________
       
  Опубликовано в газете"Красноярский комсомолец", потом найду,
когда         



            __________________________________


                ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА


    Это было, когда я работала в проектной организации. Помню, была в нашей мастерской одна очень красивая молодая женщина. Стройная, с белокурыми  волосами, длинными и пушистыми. Глаза у неё были синие, синие. А ресницы темные, густые и длинные. Так и хотелось надеть на неё старинный наряд: прекрасная бы царевна из неё получилась. Мне всегда доставляло  удовольствие  смотреть на неё.  Я даже немного жалела, что с моими проектами она никогда не работала. Как-то не приходилось просто. 
  И вот однажды пьём мы чай в перерыве, как это обычно бывает у проектировщиков. Разговор заходит о евреях. Как всегда, в компании находится антисемит, который видит все беды в наличии на земле этой нации.
   Я не  вслушиваюсь в разговор, он привычный и скучный. Я разглядываю прекрасную царевну: то, как она изящно держит чашку с чаем, как красиво стоит, оперевшись на кульман.  «Вот уж где  гений чистой красоты» – думаю. И тут моя красавица вступает в общий разговор. Она задумчиво произносит только одну   фразу:
- Да… Видимо правильно делал Гитлер, что их всех уничтожал…

     …И всё.  На этом всё кончилось. В этот самый момент  её божественная красота стекла с неё, как сверкающая, золотая вода. Она внезапно как будто потухла. Глаза  из бездонных превратились в пустые. Изящество куда-то исчезло. Губы, так красиво очерченные ещё секунду назад, стали  тонкими. жабьими, ярко раскрашенными. И вся она вдруг показалась мне такой  глупой-глупой…
 
     И сколько потом мы ни работали вместе, я уже никогда не видела её красивой. Пыталась,  всматривалась. И не видела. Даже жалко было своей потери.
___________________________________

опубликовано в газете"Красноярский комсомолец когда - не помню
               
               
                ЗЕРКАЛО


    Дочь ушла на концерт. Вот уже двенадцать часов, а её всё нет. Вся изволновавшись, я не выдерживаю и иду встречать её к автобусной остановке.
    Холодно. Свищет ветер. Фонари освещают редких и хмурых прохожих. Все  спешат поскорее попасть в тепло, в уют, туда, где их любят и ждут, короче – домой. И только моя дочь пропадает где-то. И чего ей дома не сидится? Какой концерт стоит того, чтобы мать так волновалась? У меня уже сердце болит, валерьянки наглоталась. Уже желудок от страха скрутило. Ну всё! Как появится, я ей прямо скажу: «Последний раз тебя отпускаю так поздно! Я тут с ума схожу, а тебе и горя нет! Всё! Больше никогда…»
     И тут мне начинает казаться, что я где-то уже слышала эти слова…
     …Ну конечно, мне их говорила мне моя мама  лет двадцать  тому назад.

1993Г.

_______________________

    Опубликовано там же

________________________________________________________

                КАКИЕ ВРЕМЕНА - ТАКИЕ НРАВЫ


     Сын прибегает домой:
      - Мама, скорее дай мне нож! Моего друга бьют!
    
      Сыну – три года.

1993Г.
 


                МЕЧТЫ  СБЫВАЮТСЯ
               
                Планы и мечты первого лунного дня    
                сбываются в тот же месяц.
                (Лунный календарь)




      Я хотела, чтобы он не покидал меня.
      А он мечтал похудеть.
      В результате он заболел и не смог уехать. Исхудал, осунулся. Так и промучил меня весь месяц своим плохим настроением.


                ТАЙНА ЖЕНЩИНЫ               


      Красноярское утро. Уже не зима, ещё не весна. Морозы кончились, тепла ещё нет. Всё вокруг уже не белое, хотя ещё не зелёное. Так, серость сплошная. Еду в автобусе на работу. Обычный маршрут, обычная давка. Стою, людей разглядываю.
      Передо мной сидит  простая российская женщина. Лет  примерно  сорок пять - пятьдесят.  Одета просто, добротно, без претензий. И вдруг…
      Нет, не может быть…
      Я опять внимательно  оглядываю женщину. Серо-малиновое пальто, серо-белый  берет, серо-желтый шарф. Химзавивка,  маленькие  глаза прикрыты безресничными веками.  Широкое  лицо с коротким носом. Вид  женщины, у которой в семье культ еды и рыхлый муж на  диване.  Полные  руки с рабочими  пальцами лежат на обычной  коричневой сумке.
     Но на этих пальцах – такой  маникюр! На  длинных ногтях  лак зелёного цвета, а по нему – роспись:  растительный орнамент в стиле модерн.   Филигранная, мастерская работа. А в кончик одного из ногтей вдето крохотное колечко.
     Вот это  экзотика!
     Этот маникюр должен быть  не здесь, а на ногтях какой-нибудь топ-модели, сидящей в дорогом ресторане… Играет томная музыка… Её зовущее тело слегка прикрыто где-то посередине… В одной руке она держит тонкий бокал, уже наполовину  пустой, в другой – длинную сигарету… А рядом очередной новый русский с бритой башкой, бросивший ради неё две семьи, подносит ей зажигалку, привезённую из Монако…
    Воображение улетело в другой мир, но толчок автобуса возвращает в реальность.
    Нет, ничего не понимаю…  Вновь и вновь  оглядываю сидящую передо мной женщину.  Может быть, обувь что-то подскажет? Её  ноги скромно поджаты под сиденье. Я терпеливо жду. Наконец она меняет позу. Смотрю - обычные чёрные сапоги, теплые, удобные  и немодные.
        В растерянности  перевожу взгляд за окно. Ба! Я не просто проехала свою остановку, я уже на другом берегу Енисея!
         И тут она поднимает на меня глаза. А глаза-то у неё зелёные-зелёные! Светлые и молодые! И как-то так получается, что мы одновременно чуть-чуть, совершенно  слегка, но понимающе улыбаемся друг другу…
      И тут  – остановка. Я выскакиваю и бегом  - через дорогу.

      И уже трясяь в автобусе, везущем меня в обратную сторону  через светлеющую в позднем рассвете реку, я торжествующе думаю: «Никто и никогда...  Никто и никогда... Никто и никогда -  не разгадает - загадку - российской - женщины!».
_____________________
1993
   Опубликовано тоже в "Красноярском комсомольце"                ______________________________________________________


                МОСТ


- Что такое «мост»? – спросил меня семилетний мальчик.
           -  Это такая дорога, которая создана для того, чтобы преодолеть преграду. Ну, например, - реку, – ответила я.               
          Мальчик помолчал и вдруг выдал:
- А земля – это мост всей нашей жизни!
          Он очень серьёзно смотрел куда-то вперёд своими серыми глазами, и я, опешивши, уже в который  раз поразилась, какие они у него огромные и  умные.
         - Я надеюсь, что ты не понимаешь, насколько ты  прав, - сказала я.


         …Потому что, - согласитесь, -  было бы очень обидно узнать, что то, до чего ты додумалась только к седым волосам,  есть всего лишь – детская истина.

                ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ


         Забежала я поутру на рынок. Покупателей почти нет. Продавцы – кто товары раскладывает, а кто уже разложил и скучает.
         Одна продавщица другой  через проход кричит:
         - Ой, представляешь, что у меня сегодня было! Прибегает ко мне мой отец! В пять часов утра! Весь в трансе! Говорит, застал мать с любовником! Прямо в  квартире!
         А я уж спиной всё это слышу, потому что проскочила прилавок, где её крик  начинался.
         Купила быстренько, что мне надо было – и назад.
         Прохожу мимо того места, откуда подробности сыплются, а там уже группа из женщин образовалась. Я не поленилась, протиснулась. Взглянула на рассказчицу.
         А ей лет уж давно за сорок…
 
1996             
               
                ВОЗРАСТ ЖЕНЩИНЫ

   Мой возраст существует только в России. Когда я приезжаю в другую страну, он исчезает. Там я просто – женщина. 
   Впрочем, не просто. Там я – красивая женщина. И мужчины, независимо от их возраста, меня замечают.
   В России меня ценят как работницу, любят как мать и уважают как шефа. Но когда я иду по улице,  я -  невидимка. Если мужчина и заметит меня, то только как предмет, который ему помешал по какой-то причине.
    Когда я иду по Лондону,  на меня смотрят продавцы сквозь стеклянные витрины магазинов, с меня обязательно кто-то не сводит взгляда  в метро, со мной знакомятся в поездах, а если я однажды купила кофе в каком-нибудь лоточке, продавец и через несколько дней узнает меня, проходящую мимо, и помашет мне с лучезарной улыбкой. И при этом совершенно неважно, сколько ему лет и какого цвета его кожа. То же самое и в других странах.
    И вот был со мной однажды такой случай. 
    Едем мы с сыном в поезде посреди прекрасного города Лондона, народу полно. Рядом с нами парень стоит, красоты- необыкновенной. Почти темнокожий, но с европейскими чертами лица, гладкие черные волосы, девичья кожа и большие глаза. Национальность сходу и не определишь, видимо много рас вложили свои гены в это чудо природы.  Стою, разглядываю, глаз оторвать не могу. Потом народ повышел маленько, сели мы, он напротив оказался. Тут я и одежду его разглядела. Смотрю, и одет-то он красиво, стильно,  вкус ощущается явный, что для Лондона не слишком обычно. На меня, вроде, не смотрит, но мне это и на руку: разглядывать не мешает.
   Тут мой сын что-то спросил меня, тыкая в карту метро. Я ответила.
   И вдруг  этот экзот открывает свой совершенного очертания рот, улыбается мне; нет, прямо светится весь  счастливой  улыбкой  и произносит на чистейшем русском языке:
   - Откуда вы?
   В первый момент мне показалось, что я ослышалась. Это было, как если бы с вами заговорила картина.
   А он еще шире улыбается и повторяет вопрос:
   - Откуда вы приехали?
Тут я очнулась от удивления.
   - Из России, - говорю, -  из Красноярска. А вы?
   - А я из Латвии.
  И вот за эти несколько мгновений, которые ушли на  диалог по-русски, я физически почувствовала, как, начиная с макушки головы вниз до самых подошв, серой волной по мне прокатился мой возраст. Как будто кто-то  быстро свернул меня  в рулончик, как сворачивают живописный холст. И я сразу же стала солидной  дамой-матроной, а молодой человек стал  годиться мне в сыновья. 
    Тут и остановка подоспела. Мы вышли. И в центре города на знаменитой станции «Лондон Бридж» постояли немного, как на крохотном островке под названьем Россия. Он по-прежнему радостно улыбался. Но мое отношение  к нему уже было уже чисто российским. То есть практически бесполым. Окажись он кем-то другим -  турком, индусом или итальянцем, я бы, не задумываясь, сказала: «Вы очень милый человек. Вам куда? Пойдемте с нами».  Но только не россиянину.  Мы поболтали немного, и я первая попрощалась. Разошлись мы в разные стороны.
   И только потом я подумала, что ведь та сторона, куда отправился он, никуда не вела. Там были только рельсы, забранные в высокие стены, и конец платформы. Так что получается, что он ушел просто в Другую Сторону.
    Вы скажете, что Латвия это уже не Россия. Я тоже потом так подумала. Но думать это одно, а чувствовать – это совсем другое.
                          

                БЕССОННИЦА


   У меня опять бессонница. 
   Я потихоньку встаю, укрываю детей и мужа.  Собираю свою подушку и одеяло. И  ухожу в другую комнату. Здесь  вроде прохладнее.
   Не успеваю улечься, как раздаётся цоканье. Это идёт мой пёс. Он белый с черными пятнами, чистопородной дворянской породы, размером с большой портфель. Зовут – Малыш. Он тихо садится  возле дивана и пристально смотрит мне в глаза. Вскоре к нему присоединяется кошка по имени Киска.  Чёрная и пушистая,   она сидит аккуратно, обмотавшись хвостом, и тоже неотрывно  смотрит мне в глаза. Так мы и играем в гляделки, пока я не отворачиваюсь.  Теперь внизу видимо думают, что я уснула, потому что  пёс делает то, что ему запрещается. Он потихоньку прыгает на одеяло и укладывается у меня в ногах. Через секунду к нему присоединяется кошка. Слышно, как они там осторожно возятся, наверное, опять обнимаются  и вылизывают друг друга. Потом затихают…  Киска начинает  мурлыкать…  Вот она замолкает…  Начинает храпеть пёс.
   И на самой свистящей его ноте я начинаю сочинять сказки…

Примерно 1993г.

                СВЯТАЯ ДЕТВОРА

        Когда мой отец был ещё мальчишкой, стал он участником одного интересного случая.
       Играл он с другими такими же босоногими деревенскими мальчишками возле старого разрушенного дома. И среди развалин они обнаружили  глиняный  горшок, полный блестящих твёрдых кружочков. И придумали очень интересную забаву.
     Пошли они с этим горшком на только что вспаханное поле, чтобы никакие деревья не мешали, и стали бросать вверх блестящие кружочки.  Взлетает такой кружок  в воздух и пока летит сначала вверх, а потом вниз, очень красиво сверкает на солнце!
    Когда  перекидали  в воздух все кружочки, пошли по домам обедать.
    А у одного мальца  один из кружочков а кармане застрял. Не успел он его в воздух запустить, забыл. Сидит  за столом и, пока мать щи разливает, играет этой игрушкой.  И тут вдруг мать увидела, ахнула. Отобрала, отцу показывает.  Тот сразу: «Откуда?!» Мальчонка и рассказал.
    Через полчаса уже вся деревня  была на том поле. Неделю землю  перекапывали. Хоть бы один нашли.
     А мальчишкам объяснили, что кружочки те, которыми они в небо кидались, были  золотыми монетами.
     Полный горшок золота…

 

                ЯЗВОЧКА
 
    Когда я еще носила пионерский галстук и на «пятерки» отвечала уроки про нещадную эксплуатацию крестьян в царской России, я однажды решила расспросить свою бабушку о ее тяжелой дореволюционной юности.
    - У пана робылы, - коротко ответила моя украинская бабушка и                замолчала.
    - Бабуся, тяжело было, наверное, - подсказывала я, желая продолжения. - Пан-то  сильно злой был?  Мне показалось, что бабушка не хочет вспоминать плохое.   
   -  Пан у нас був хороший. Добрый  и дуже грамотный. Дай йому, господи, царство нэбэснэ, - совсем не по правилам ответила моя бабуся. Я-то знала точно (в школе проходили), что помещики все злые были.
   «Вот он – опиум для народа, - до старости извергов чтут», - подумала я и засобиралась в библиотеку, чтобы по книжкам более реально подготовиться к завтрашнему уроку. Но бабушка после паузы продолжила свой рассказ, и мне пришлось задержаться.
   И так я  узнала, что летом 1917 года, будучи семнадцати лет от роду, во время работы на панском поле моя бабушка обнаружила у себя на ноге язвочку.   Но не это меня удивило. Тогда  я вообще представляла себе дореволюционных крестьян  всех в струпьях с ног до головы. Удивило меня то, что первое, что она сделала, это показала ее пану! Выходило, что и пан собственной персоной был в поле, что опять-таки совершенно расходилось  с моим представлением об эксплуататорском классе.
    И что совсем уж меня поразило, так это то, что пан тут же отправил ее домой. Да при этом еще и пообещал, что заплатит за этот день так, как если бы она работала!
    Мало того. В тот же день он сам лично заявился к ней  «в хату», как называла свой дом бабуся, со своим врачом. Это я уже слушала как полную фантастику, потому что, судя по школьным учебникам, этого в принципе не могло быть.
   Они вместе осмотрели бабушкину болячку и очень многозначительно переглянулись. Врач тут же вручил ей какую-то мазь (совершенно бесплатно!) и велел сидеть дома  неделю и никуда не выходить. А пан за это пообещал полностью оплатить ей все это безделье.
         - И вот, - вспоминала бабушка, - сыжу я у хати, пряду кудэлю (пряжу то есть), писни спиваю, а до мэнэ хоть бы яка жыва душа прыйшла. Уси пидружки позабувалы.
    И вот уже неделя миновала, началась другая. Пан с врачом ее навещают, а больше ни один человек не приходит. Даже домашние в избу не заходят, во дворе едят, на сеновале спят. Оно вроде бы и понятно, лето на Украине жаркое, но все же… 
   Дней через десять язвочка на ноге затянулась, и бабушке разрешили выйти в поле. Как она набросилась на подружек! Вы, дескать, что же меня так легко забыли? А те стоят, смотрят на нее во все глаза и крестятся:
  - Слава богу, Фрасынка, мы вже нэ чаялы тэбэ живу побачить (увидеть то есть).
    Тут бабушка и узнала, что у нее была чума.
    Есть такая форма ее, кожно-бубонной называется.  Я потом в справочнике посмотрела. 
    А дни своей чумы бабушка и потом вспоминала. И всегда радостно. Считала их последним отдыхом в своей жизни.

                _______________________               
                НЕПОНИМАНИЕ

 Брат моего деда был астрономом. Он жил в Ленинграде и однажды прислал моему деду такое письмо: «бросай всё,  добывай паспорта, и перезжай ко мне вместе со всей семьёй».
Была весна, земля родила. Жить стало легче, жить стало веселее. Мой дед решил: «сдурел братишка», и пошёл садить сад. Да и пол камнем в доме надо было выложить. Дело-то на Украине происходило, где древесина была в дефиците.
И посадил дед сад. И пол в доме камнем выложил.
А тут как раз и раскулачиванье  подоспело.
Всю семью моего деда вместе с детьми на Соловки увезли. Мой маленький дядя, которому тогда едва три года исполнилось, вскоре  там умер. А мою маму и еще двоих  детей разрешили забрать из лагеря родственникам. Приехали за ними их дядья и увезли назад на солнечную Украину. Остались дед с бабкой одни на Соловках погибать.
Вернулась мама домой, а там всё разрушено.

С тех пор прошло много лет. Никогда мама моя не говорила о своём детстве. «Не хочу вспоминать» – отговаривалась. Но когда ей исполнилось семьдесят семь, кое-что  рассказала  и добавила, пожимая плечами:
- Ну, я понимаю, почему людей уничтожали: они жить кому-то мешали. Но зданья зачем сносили? Сады зачем вырубали?  Зачем скот в хлевах запирали и живьем жгли?

________________

Тоже опубликовано где-то там же


                ГОМОН

Иду я как-то среди наших Красноярских дворов. Весна. Уже листва молодая на деревьях. Хорошо так, тепло…  Расслабилась я. Вдруг слышу – сплошной гомон какой-то. Вроде птицы щебечут, но  не так как-то. Прислушалась – а это детский сад на прогулку вышел. Детишки радостные бегают за забором, галдят, кричат разное, и все одновременно.  Улыбнулась я про себя:
    - Вот ведь какой гвалт подняли, ни слова ни разберёшь, как ни прислушивайся. И как эти бедные воспитательницы это выдерживают…

      Иду в другой раз там же. Уже листва подросла, темнеть стала. А хорошо вокруг так, что и не выскажешь.  Расслабилась я. Вдруг опять слышу - гомон какой-то. Вроде детишки галдят, но не так как-то. Огляделась – а это в том же детском саду воробьи на  деревьях расселись и кричат, чирикают  все одновременно.
- И что разгалделись, твари неразумные… - подумала лениво и дальше пошла.
А потом вдруг как стукнет в голову! Я аж остановилась:
     - Так ведь точно так же  дети галдели. Точно так же!   А ведь о них я не подумала «твари неразумные». Какое же я право имею так о воробьях думать? Ведь я просто их языка не знаю!

   Я до сих пор об этом думаю, когда смотрю на птиц, на животных, на деревья, на облака… На звёзды.