Прапорщик Шебутной со своей коровистой женой пришел в гости к другу, капитану Жжётнутро. Сидят, пьют на огороде под вишнями. Вдруг капитан ни с того, ни с сего говорит прапору:- Что-то невесело. Брякни что-нибудь, а?
И тут встрепенулась баба прапора:
- Ой, вспомнила! Сегодня захожу к новой секретутке директора и говорю, мол, оформи мне командировочное в Москву. Без даты.
Та вытаращила на меня глаза:
- Кто? Я ?
- Ну, да, ты. Кадровичка в отпуске. Либо она, либо ты. Директор посылает за запчастями. Без даты.
Она аж пятнами по лицу пошла:
- Да что вы такое говорите?
Короче, долго мы с ней препирались ...
Жжётнутро глотнул водки и блаженно погладил живот:
- Ох, и жжёт, зараза! Что-то не пойму суть. В чём соль-то? Нюрка, а?
- Ну, как же, говорю, мол, мне командировку без даты, а она таращится, как дура.
- Ну и что?
Нюрка занервничала и, чтобы успокоиться, маханула «гладкий» в рот. Муж хотел её обругать, но тут же нырнул под стол, едва она на него замахнулась.
- Ладно, ты, Коля, - примирительным тоном начал хозяин, - не твоё пьёт – моё. А ты руки не распускай, мужик всё-таки. Звезданёт промеж глаз – не смотри, что маленький и бздиловатый. Объясни соль своего анекдота, что-то не врублюсь.
- Да не анекдот это!
Слезы обиды быстро навинчивались на коротенькие ресницы: Нюрке хотелось поморгать, но страх смыть тушь заставил её терпеть и ждать, пока слезы сами высохнут.
- Пятый раз объясняю, специально для поцов, что секретаршу новую прошу оформить командировку в Москву без даты убытия. Ведь поставит выезд на завтра, а я не уеду из-за погоды или ещё чего.
- Ну?
- Что, ну? Как вам, дубам, пять раз ей объясняла, а она сидит и всё больше звереет.
- Из-за чего звереет то?
Она думает, что я обзываю ее. По сути, она заслуживает, но я ничего такого не хотела сказать.
- И как же вы, договорились?
- Да где там! Директор выскочил из кабинета красный, как рак, и убежал в туалет с криком: «Ой, сейчас сдохну». Он всё слышал за дверью.
- Отругал тебя, что ли? Или её?
- Нет, пришёл весь умытый, глаза красные, правда, и говорит ей: «Клавочка, оформи ей командировочное без даты убытия». Теперь секретутка вспорхнула и унеслась в туалет. Директор засмеялся и ушёл к себе. И я ушла. Пропади оно пропадом, только настроение испортили.
- Ну, всё-таки, в чём соль? - Жжётнутро аж рот раскрыл, выражая крайнее любопытство.
Анюта вздохнула и придвинула к нему солонку:
- Издеваешься?
Долго смотрела на мужиков, потом встала и пошла, бросив на ходу:
- Да ну вас, идиотов.
Капитан засмеялся:
- Я пошутил. Хочешь послушать, как хохмят над молодыми танкистами? Танковый прикол, так сказать.
Нюрка вернулась и села рядом с мужем. Тот уже стал клониться в сторону, как тростник под ветром.
- Приезжает выпускник в свою часть и в первый же выезд на полевые учения «старики» сговариваются подшутить над молодым лейтенантом. На учениях живут в палатках. Столовая в палатке и туалет тоже в палатке. «По маленькому» туда не заходят, только «по большому». Там просто чуть ковырнут землю, и никто не ходит туда: ждут, когда молодому приспичит. Ходят к солдатам или ещё куда. И, когда видят, что он наладился к той палатке, посылают проинструктированного солдата с совковой лопатой. Он отгибает сзади край палатки и просовывает внутрь лопату. Молодой же в темноте ничего не видит, да и разглядывать некогда. В холода одевают танкисты трёхслойный комбинезон, грубо говоря. Там чёртова уйма всяких застёжек, не просто с ними справиться. Ну, сделал он дело, застегнулся и идёт к своим. А там офицеры вдруг начинают принюхиваться: «Что-то пахнет. От кого-то непонятно пахнет?» Молодой спохватывается и бежит в туалет. Смотрит, а там ничего нет, девственно чистая земля или снег. Он расстёгивает свой комбинезон и начинает лихорадочно его осматривать. Тоже ничего. Опять застёгивает и идёт к офицерам. Правильно, они опять ту же «песню» затягивают. И так раз пять, пока кто-нибудь не выдержит и расхохочется. Тут уж молодой понимает, что это коллективный розыгрыш. Мне старый танкист рассказывал. Так они молодых на чувство юмора проверяют. А ты, Коля, расскажи, как срочную служил?
Прапор потряс головой, чтобы выйти из сонного состояния и начал рассказывать о службе в погранвойсках, как он стоял в дозоре на границе с напарником и собакой. Его заклинило, и жена, не выдержав, взвизгнула и «сняла» его с дозора мощной оплеухой, когда он в шестой раз начал рассказывать свою историю. В воздухе мелькнули худые волосатые ноги, и счастливая крапива амортизировала удар тела о безучастную землю. Коля попробовал встать, но крапива справа и слева жгла ему руки. Замычав, он обречённо вздохнул и захрапел, подрагивая торчащими над скамейкой ступнями в изношенных кроссовках.
Капитан покачал головой:
- Хиба може такэ з чоловиком робить?
Нюрка с мужем были со Жмеринки - жмериканцы, как шутил капитан, не упускавший случая блеснуть знанием языков.
Нюрка, то есть Анна, сразу перешла на родной язык:
- Та який вин чоловик? Сопля блескучая.
Затрещали кусты. К ним шёл молодой мужик из соседнего коммунального дома. Размазывая по лицу слезы цветастым женским платком, он сходу заблажал:
- Моя Машка утопилась! Вот, платок на берегу нашёл.Он был здорово поддатый, но охвативший его ужас от сознания, что жена утопилась, крутил и коробил его, отрезвляя.
Жжётнутро выхватил платок, посмотрел, зачем-то понюхал:
- Да не вой ты, как баба, расскажи толком, что случилось?
- Да, гадство, утром я всего сто грамм неразведёного выпил, да водой запил , а на старые дрожжи развезло... Мы ить хотели в лес ехать, гадство, а Машка увидела меня, да в истерику: «Ты опять пьяный, не просыхаешь неделю, жить не хочется, да лучше утоплюсь от такой жизни...» Всё обыскали - нигде её нет. Утопилась... !
Капитан опять понюхал платок, соображая, что к чему. Сосед заверещал:
- Да что ты его нюхаешь? Ищейка, что ли?
Капитан развернул платок:
- Всё обыскали, говоришь? А у подруг её был, у матери? А платок, точно её? Может, на базар пошла?
Мужик разозлился и выхватил платок:
- Какой базар? Деньги и сумку не взяла. Да иди ты... Не её. Что я, не знаю?
В это время на втором этаже другого коммунального дома раскрылось окно, и в его проёме капитан узрел беседующую с подругой Машку, из-за которой и разгорелся сыр-бор. Капитан, который на срочной был сигнальщиком и имел отменное зрение, понял, в чём дело. Вернулась из отпуска подруга Марии, у которой не додумались поискать. Видно, из Сочи вина привезла хорошего, и посмаковали, да прилегли...
- Ищейка, говоришь? Щас рожу набью за такие слова. Дай-ка платок. Ставишь литруху, если найду по следам, в смысле, по запаху?
- Поставлю две. Одну сразу, другую с халтуры. Только зря ты это. Всем двором искали.
Они пошли к дому, где жили Машка с мужем. Капитан демонстративно понюхал платок и начал ходить у крыльца, расширяя круги. Потом припал к земле и на четвереньках засеменил по тропинке к соседнему дому. Высыпавшие во двор жители потешались от души, глядя на грозного моремана. Дети..., да что говорить о детях. Они словно на просмотре «Ну, погоди!»
Настоящий балаган! Не к лицу капитану ползать прилюдно по-собачьи, но, войдя в роль, он не мог остановиться. 3а ним шёл оторопевший муж. Позади него все остальные. Едва процессия повернула за угол дома, на тропинке, преграждая путь, встала местная знаменитость - Петя-дурачок. Росточком он был метр с шапкой, неопределённого возраста, большая голова с бараньими глазами. Этими глазами, невинным детским взглядом сбоку и снизу вверх он смотрел на всякого нового посетителя двора. К глазам шло лицо с застывшим сильнейшим удивлением. Он опустился на четвереньки и приблизился к смутившемуся неожиданной встречей капитану. Удивление на благородном лице дурака стало беспредельным. Наступила тишина. Дети перестали галдеть, испуганные молчанием взрослых. Жжётнутро дёрнулся вправо, потом влево, но на его пути вставал шишковатый лоб Пети. Они даже пободались маленько, но капитан признал поражение и развернулся к дому. Все расступились, кое-кто захихикал. Видя, что побеждённый ускользает, Петя набрал скорость и с торжествующем воплем ударил своей башкой капитана в зад.
Похоже, удар пришёлся в простату, потому что капитан, растянувшийся было в пыли, сел и схватился за промежность, застонал. Дружный хохот, сопровождавший его полёт, сразу оборвался. Взрослые представили дикую боль. Петя был не настолько дурак, чтобы не понять опасности возмездия. Он проломил гнилой забор своим необыкновенным черепом и скрылся в зарослях страшно колючего шиповника, где у него было логово. Одногодок капитана, тесть Марии, хохотнул:
- Как он тебя! Точно, как баран того молдавана... Помнишь, ты рассказывал?
Это была одна из бесчисленных баек повидавшего мир моряка. На Дунае, ниже Прута, левый берег крутой, а правый отлогий. Румыны там выращивают тополя и пасут овец. Периодически его заливает во время наводнений. Однажды вода так резко начала подниматься, что из ближайшего порта Галац не успевали присылать буксир с баржей для спасения овец и чабанов. Они наших попросили помочь, благо порт Рени напротив. Погранца на толкач посадили, прицепили баржу впереди и подошли к румынскому берегу. Упёрлись в него широким носом баржи и подали трап на берег. Чабаны взяли за рога каждый по овце, и повели по трапу. Остальные овцы за ними. Остался один баран-производитель, огромный, как танк. Попробовали его затащить, но не смогли. Решили бросить. Капитан толкача кричит: «Подавайте трап на борт, смена кончается, уходим». Матрос сошёл на берег и начал трап поднимать на баржу, ещё один тянет трап на себя, стоя на борту. Тот, кто на земле, поскользнулся в грязи и упал на четвереньки. Баран разбегается и своими пудовыми рогами бьёт матроса в зад. Тот, как птичка, взлетел в воздух и бух в Дунай. Орёт из воды: «Спасите». Спасли, конечно. А баран сам, к своим овцам по трапу взбежал, не бросил отару. Долго потом над бедным матросом потешались в портофлоте.
Не успела жалость на лицах зрителей «бодливого» аттракциона смениться ехидством, как из-за угла появилась «утопленница». Лицо сонное, зевает, поёживаясь в коротком халатике, в руке сырой купальник. Увидев толпу соседей и стонущего капитана, подошла и подала ему руку:
- Что случилось? Вставай, чего расселся!
Тот протянул было ей свою, но вдруг отдёрнул, ойкнул и прикрыл ладонью глаза. Машка испуганно спросила:
- Что, что?
Жжётнутро притворно охая, запричитал:
- Чуть не ослеп, чуть не ослеп!
Все недоуменно переглянулись. Машка врубилась первая: она мгновенно залилась румянцем, судорожно сжала в руке купальник и, со всей силы хлестнув им ухмыляющегося капитана, понеслась домой. «Маш, Маш», - дёрнулся за ней муж, но тоже получил купальником по морде. Он притормозил, но погоню продолжил. Гоготнув, Жжетнутро успел крикнуть:
- Проси на литруху, обмоем воскрешение.
Молодые скрылись в подъезде. Все стали расходиться, довольные, что так счастливо всё кончилось, однако виновник переполоха, всё ещё сидя на земле, неожиданно рявкнул: «Стойте!» Собрав с земли рассыпавшуюся мелочь, капитан отдал её детям:
- Это вам на мороженое. Кыш отсюда.
Когда дети убежали, он произнёс загадочно:
- Ну, вот, чуть было не получилось, как на базаре в Гори.
Любопытные бабы снова подошли поближе, а мужики, даже старые, залыбились, уловив в его голосе многообещающие нотки. Они поняли - бывший флотский собирается ещё что-то сморозить.
- При жизни Усатого это было, - начал капитан, подобрав под себя ноги. Знаете, что Гори - родина Сталина. К началу сентября в городок начинали съезжаться горцы, привозя на своих арбах горы арбузов и дынь. Живут на базаре, пока всё не продадут. Спят на земле: одну бурку постелят, другой накрываются. Вот лежит такой на боку возле кучи арбузов, курит трубку. Подходят две женщины , молодая и старая, выбирают арбузы. Вдруг этот горец хватает молодую, валит её и начинает, сами понимаете, драть. Старая, свекруха, лупит насильника по голове зонтиком, но тот вцепился, как клещ, и продолжает своё «мокрое дело» Кто-то из продавцов набросил на них бурку со словами: «Этот не отпустит, пока не кончит. Полгода женщины не видел». Старуха вызвала милицию. Забрали потерпевшую и насильника. Об этом курьёзном факте узнали в Москве, поскольку вождь приказал докладывать всё, касающееся его малой Родины. Сталин долго смеялся, потом сказал: «Не надо наказывать. А вот её оштрафуйте, чтобы не ходила на базар без трусов».
После оглушительного хохота мужской половины и скромных улыбок женской: (правда, кое-кто и поплевался), хохмач, насладившись триумфом, заговорщицки произнёс:
- Вы сейчас дуйте в люлю, у кого есть с кем и чем. На всё про всё вам час. Ещё полчаса для самых отважных. Ещё полчаса закуску готовить. Через два часа прихожу с гитарой и четвертью. Нуждаюсь в обезболивающем после травмы. Стукните и Машке в дверь. Но не сейчас, а то кайф испортите им. Мелюзгу куда-нибудь спровадьте. Частушки мои им ещё рано слушать.
Поднявшись, он заковылял к себе на одеревеневших ногах. Людская опухоль во дворе быстро рассосалась.
Пришли почти все соседи. Молодые , само собой, с блестящими глазами - оттянулись. Несколько пар стариков принесли свои наливки. Они уже не раз бывали за общественным столом во дворе и всегда с нетерпением ждали этого развлечения. Их юность пришлась на предвоенные комсомольские годы, и заученным движением правой руки было не крест-накрест, а «содвинем стаканы». Наши люди! Пришла и Маша со своим мужиком. Оба раскрасневшиеся, усталые. Видно, долго мирились. Нежная половина присутствующих раскладывала закуску, остальные благодушно молчали или курили.
Наконец, появился «массовик-затейник». На левом плече гитара, в правой руке четверть самогона, при виде которой мужики непроизвольно задвигали челюстями, сглатывая слезу. В крепких белых зубах капитана зажата алюминиевая кружка. Он пил только из неё: не видно, сколько налито и выпито, а холодное вино можно подогреть. «Но главное - сразу почернеет внутри, если отрава попадёт». Насчёт отравы не очень-то верили. Ему и деду Евсею из ближайшего дома вынесли стулья: играя на гитаре, капитан откидывался на спинку стула, разгружая позвоночник - страдал радикулитом.
Евсей был такой древний, что не мог сидеть на табурете. Ему 93 года, в ухе слуховой аппарат, протез правой руки до локтя, но голос зычный и дирижёрские наклонности. Он на халяву пару рюмок мог пропустить, и ни одна пьянка во дворе без него не обходилась. Он был, как свадебный генерал за столом в своём довоенном кителе речника. Обожал ходить на праздничные демонстрации, заслышав оркестр, начинал размахивать правой рукой в такт музыке. Так увлекался, бывает, что протез слетал. Пристроился дед однажды к первомайской колонне и дошёл с ней до трибуны, где скучковалось городское начальство и гости из области, приехавшие попьянствовать подальше от своих баб. Уставший дед вышел из колонны и встал рядом с чинушами. Менты не решились выгнать ветерана с таким иконостасом на груди. А зря! На площадь вышел, бухая литаврами, духовой оркестр, замыкавший демонстрацию. Дед разволновался, стал размахивать рукой так сильно, что протез отстегнулся и отлетел в толпу начальства, кого-то прилимонив. Партийцы, подумав, что в них бросили камень, рванули в кусты. Пока разобрались, да повязали «диверсанта», доблестная милиция похватала подростков в последних рядах. Орут на деда, а он не слышит: слуховой аппарат сорвали, пока вязали. Испуганный Евсей похлопал глазами и был отпущен домой. «Рукойводители» решили избежать позора таким образом, да и очень торопились - выпить хотелось. Дед в колонны больше не влезал, но рукой махал из-за забора, когда оркестр мимо проходил. Поддатые мужики подносили ему потом стопарик, прося рассказать, как он протезом разогнал местную власть. И что её ругают? Она хоть и трусливая, но не кровожадная. «Усатый» сгноил бы его в тюрьме.
Его третья жена, моложе деда на 20 лет, даже ревновала Евсея к одиноким старушкам в округе: эти божьи одуванчики с беззубыми ртами тостов не пропускали. Пили, правда, из маленьких рюмок.
- Ну, по традиции, - поднял свою кружку тамада с гитарой на левом плече, — выпьем за тех, кто в море, и тех, кто в горе, в темнице и в кожвенбольнице, кто на вахте и гауптвахте: короче, за тех, кто сейчас выпить не может. Содвинем бокалы!
Чокнулись, выпили. Потом пили за воскресшую Машку, главную виновницу торжества. Она здорово раскраснелась и подставляла свой бокал навстречу тянущимся к ней рюмкам и стаканам. В минуты радостного волнения проступала её скрытая внутренняя красота. В глазах, лице, жестах. Капитан с грустью подумал, что Мария не только молода и красива, но и с «изюминкой», обладает врождёнными утончённостью и благородством. Её дед когда-то проболтался будущему капитану о своей «голубой» крови и даже назвал известный княжеский род, взяв страшную клятву молчания.
С хорошей закуской четверть и наливки закончились раньше, чем наступило настоящее веселье. Машка приволокла две пыльные поллитровки, чем привела своего мужа в остолбенелое состояние.
- Знал, что где-то есть, сколько раз всё перерыл. Где прятала?
Та улыбалась:
- Так тебе и сказала.
Водка чуть выдохлась, но на вкус приятная. Опытный тамада уловил переломный момент в процессе застолья и скомандовал мягко:
- Переходим к музыкальной части. Дорогие дамы, гармонь на месте?
Старушки ловко выдернули из-под стола гармонь и торжественно вручили её подзакосевшему мужу Марии. По трезвянке он еле-еле пиликал одним пальцем «Во поле берёза стояла», но в пьяном угаре давал волю рукам, и их память высвобождала заученные в молодости мелодии из клетки забвения. Сначала он мало-помалу настраивался и, наконец, с торжеством, почувствовав свою власть над инструментом, выйдя из-за стола, начал рвать меха древней гармошки, притопывая правой ногой. Любимый репертуар беззубых комсомолок был им изучен. Сначала «Цыганочка», потом «Барыня», «Семёновна», «Камаринская». Раскрасневшиеся бабки поодиночке и парами вылетали на пятачок, срывали платочки и кружились, подпевая и пританцовывая. Слабые, дребезжащие старушечьи голоса, тонкие цыплячьи шеи вызывали слезы умиления у капитана, и он, улыбаясь, вытирал их рукавом пиджака. Оттопав и выпустив дурь, похорошевшие старушенции переглянулись и запели: «Каким ты был, таким остался...» Потом была «Одинокая гармонь», за ней затянули: «Огней так много золотых...» Это они на своих плечах вынесли «тыл фронту», не дождались своих мужиков, похороненных Бог знает где, вырастили безотцовщину и теперь вот растили внуков. Это были малюсенькие люди, народ, который сроду не жалели, носители «искры Божией». Они выплёскивали в песнях свою обиду и боль, и радость от того ощущения, что ещё живы, на своей родной земле, на свободе.
Допустив минутную паузу наступившего молчания, когда романтическая атмосфера за столом осязаемо висела, словно дым в тесной курилке, и, позволив присутствующим понежиться в нём, вспоминая молодость и счастливые денёчки, капитан взял гитару. Он начал медленно под мелодию «Цыганочки», с расстановкой, глубоким драматическим голосом, с надрывом:
- Полюбила меня мать, кукла говорящая, - и, с резким переходом на быстрый темп, весёлым, игривым голосом:
-Если женщина не б-дь, - она не настоящая…
Такой неожиданный переход ошарашил всех. Мужики радостно заржали, бабы возмущённо переглянулись. Только неунывающие «комсомолки», охрипшие от песен, покатились со смеху. Похоже, чувство юмора к ним прилипло навечно. Частушка была с припевом:
Невезуха, отвяжись,
Кончилось терпение.
Что такое наша жизнь?
Недоразумение!
Самая бойкая старушка выкатилась из-за стола и в ритм гитаре затопала, размахивая руками над головкой с седым хохолком. Она вступила в песню:
Обещал Коля Рыжков –
Стану получать я
По талонам мужиков
И мёд против зачатия.
Женский пол в возрасте, когда эти вопросы ещё волнуют, повеселел при упоминании о сладком продукте. Жжётнутро, видя реакцию слушателей, замотал седой головой и сильнее ударил по струнам:
Создал Бог четыре зла
Бабу, чёрта и козла
И после веселья поутру похмелье.
Мужики одобрительно зааплодировали. Но шустрая бабулька, кружившаяся на «пятачке», не осталась в долгу:
Вчера врач, сегодня лётчик
Сел, взлетел и был таков
На пупок поставлю счётчик -
Пусть считает мужиков.
Юмор оценили: бабы одобрительным визгом, остальные ; рукоплесканиями.
Старушка продолжала:
Ляг, миленок, покемарь
Не дает те спать комарь
Я ножонкой топну
Комаря прихлопну
Пока спишь, я в те часы
Наведу тебе усы
Будешь с Муркой пара
Рыжий ты котяра
Я те спинку почешу
Ворожею приглашу
Пусть мне наворожить
Чтоб тебя стреножить
Обротать, захомутать
Отворот всем бабам дать
Гитарист сменил мелодию и, подмигнув Машке, сделал вступление. Поведя плечами и стянув на шее воображаемую шаль, она умело, чувственным голосом завела:
На 25% красивей обезьяны
Был у меня любовник , на чучело похож
Не хватит пальцев сосчитать все у него изъяны,
Но до чего в постели он, скотина, был хорош.
Висельник, мой висельник, не висни на мне, не висни на мне
Висельник, мой висельник, не висни на мне.
На нервах я играю, хожу и выбираю
Кого б ещё обидеть, кому б ещё не дать
Ах, жизнь моя, житуха, всегда пустое брюхо.
А если оно полное, то ноги не видать.
Под завязку, сменив мотив, Машка с капитаном запели дуэтом:
Верчусь, как белка в колесе и спорю с дураками
Я стану кандидатом всех немыслимых наук
Но если за ночь я хоть раз не подержусь руками
Хоть стой, хоть падай, целый день всё валится из рук.
Дружно захлопали все, кроме Машкиного мужа, с подозрением глядевшего на спевшуюся пару: «Когда они успели разучить новые песни?»
Будто угадав его мысли, капитан усадил Марию за стол и продолжал один:
Завя, завя, завязывай завязки покороче
Ты сказки не рассказывай-
Любая баба хочет.
Бери ты ее за руку, не мудрствуя лукаво
Веди ты ее за реку налево иль направо.
Везде цветы, кругом кусты,
Растет трава зеленая
Куда только не глянешь ты-
Везде лежат влюбленные.
Там, за рекой, простор такой,
Как в сказках говорят.
И что смущает наш покой-
Комар ужалит в зад.
Там, за рекой, шумит где рожь
Трагедия одна:
Там в темноте не разберешь,
Где чья лежит жена.
И далее, не останавливаясь, продолжил новую песню:
На хуторе живу, как перст, нет девки ни одной.
В деревню я за десять верст сходил бы в выходной.
Кругом болота и леса, дороги занесло
И валенки, вот чудеса, моль съела, как назло.
Мечтал, поеду к Валеньке, когда придёт зима
Свои надену валенки, а валенок - куй ма.
Куй-ма, куй-ма, куй-маленький,
Метелица метёт,
Скоплю деньги на валенки, пока он подрастёт.
Толпа за столом взвыла от восторга. Наступил апофеоз веселья. И тут капитан поднял правую руку. Дождавшись относительной тишины, он торжественно произнёс:
- А теперь прошу всех пройти к реке. Маэстро: «Прощание Славянки». Гармошка торжественно и трогательно запиликала дембельскую мелодию. Все встали из-за стола и двинулись к реке, пересмеиваясь и переглядываясь: «Что ещё наш насмешник выдумал?» К мосточку, на который прошел капитан, была привязана лодка, похожая на гроб. Жжётнутро положил в неё гитару и повернулся к стоящим на берегу людям:
- Прощайте, мои дорогие. Пора. Простите, если кого обидел. Не держите на меня зла. Расстаюсь с вами, имея на сердце великую грусть. Кто теперь будет вас смешить? Будьте счастливы. Я люблю вас всех.
Он зажёг стоящую на носу лодки свечу под ламповым колпаком. Уже стемнело, и язычок огня отчётливо мерцал, ещё ничего не освещая. Люди принимали происходящее за продолжение программы веселья, где режиссёр задумал неожиданный поворот в ходе действия. Капитан вышел из лодки и стал обходить соседей, рядом с которыми прожил так долго, с кем пил и дружил, ссорился и не ладил. Он обнимал и целовал их, мужчин и женщин, старых и молодых. Все недоумевали, но улыбались. Только Машка всё поняла. Она сдавила себе горло левой рукой, правой зажав рот, боясь разрыдаться. Капитан подошёл к ней, осторожно снял руку с лица и нежно поцеловал в губы: «Прощай, княжна». Она стояла молча, не пытаясь вытереть катящихся слез. Отвязав лодку, Жжётнутро повернулся к людям:
- Да пребудет Господь с вами.
Перекрестив всех размашистым жестом, тихонько оттолкнулся от мостка.
Отбойное течение подхватило лодку и понесло к повороту. Серый волк сумерек проглотил её и человека в ней, только жёлтая звёздочка была ему не по зубам. Вот и она исчезла за поворотом. Все подавленно молчали, ожидая какого-то объяснения. И тут Машка показала сложенный листок, который во время прощания капитан вложил ей в ладонь. Люди придвинулись к ней, надеясь, что листок рассеет их недоумение. Принесли фонарик. «Маша, читай, что он удумал?» Машка перестала всхлипывать, вытерла глаза уголком платка, который капитан ещё недавно держал в зубах, ползая на четвереньках.
Запинаясь, стала читать:
Ну, вот и всё. Окончен жизни бал.
Умолкла музыка. Угасло чувств смятенье.
Зачем любил, зачем я ревновал,
Лишь тени к призракам дурного сновиденья.
И ядом ревности, какой глупец, кропил
Своей души трепещущей цветенье.
Она мало-помалу справилась с волнением, перестала запинаться. Её голос окреп, стал звонким и торжественным. Волшебная сила слов заставила вибрировать сердца слушателей,
Цветок два раза не цветёт.
Раз распустившись, умирает.
Жить торопитесь, смерть войдёт,
Не постучавшись, в двери Рая.
Мария развернула вторую половину листа и замолчала. Пожелтевший, он был когда-то исписан чернилами. Они, растворясь в её слезах, превратили строчки в одно фиолетовое облачко. Удалось прочесть лишь два слова:
Спешите жить...