25 лет - не возраст для алкоголизма. И одиночество - не повод спиваться.
В ее доме из всех других материалов преобладало стекло. Пустые бутылки от вина заполнили подоконники, тумбочки, устлали ухабистым ковром пол, начали уже отвоевывать письменный стол и кровать.
На втором месте была бумага. Мятые листы, густо исписанные с двух сторон каракулями, понятными только очень внимательному читателю.
В то утро на улице было слишком зелено и солнечно как для апреля. Почти в самое немытое окно заглядывала цветущая вишневая ветка, расплывчатая в помутившихся от похмелья глазах.
Голова раскалывалась от вчерашней попойки. Наперебой с будильником пищал о пропущенных звонках телефон. Наверное из газеты, снова будут рассказывать про колонку гороскопов. Мерзко.
Солнечные зайчики, отражаясь в зеленом стекле, изумрудно скакали по стенам. Звеня стеклом и подворачивая ноги, она пробралась в ванную. Потом на кухню - выпить крепкого кофе. Да ну их, эти сосуды. Все равно они ее переживут.
Как всегда, ровно в полдень, безжалостная муза прилетела насиловать иссушенный спиртом мозг. Карандаш заскрипел по подвернувшейся картонке от прошлогодних конфет. Двадцать строк ровно легли на сероватую поверхность. Она не сочиняла стихи - просто записывала сиплый шепот, раздававшийся в ушах. Галлюцинации или воспоминания, или и то и другое.
- Все к черту.
Ослабевшей рукой она выбросила картонку в открытую форточку, села на подоконник рядом с засохшими в горшках фиалками и закурила. Дым терпкой горечью обволакивал комок в горле и весело орущие птицы за окном, казалось, смеялись над тем, насколько она жалка.
В такой жестоко-чудесный день неплохо бы умереть.
Давно продуманным движением пущена кровь. Теперь она как древнегреческие мудрецы тихо и с улыбкой покинет мир, в котором для нее не осталось радости. Любимый фильм с непрозрачным сюжетом как раз идет час и пятнадцать минут. Хорошо бы успеть послушать эту песенку...
На летней площадке кафе было еще прохладно. Знаменитый редактор известного литературного журнала сидел, едва помещаясь в пластиковое кресло, скрестив руки на груди и угрюмо сопел. Напротив него сидел молодой мужчина в сильно поношенном вельветовом костюме и оживленно нахваливал собственную потертую рукопись.
- Леонид Ефремович, зато какая актуальная проблематика, вы не находите? Он выброшен жизнью, лишний человек! Силы в нем кипят, но кожа уже покрылась морщинами, и в отсутствие войны ему больше некуда применить энергию, кроме как в юношеской любви.
Леонид Ефремович усиленно отворачивался от очередного просителя, чтобы тот случайно не заподозрил его в благосклонности. Это тягостная дань общественности. Если он не будет встречаться с бездарями - как о нем узнают таланты? Только почему эти бездари вечно выбирают такие некомфортные места? Почему они не приходят в его уютный кабинет? Там тоже есть кофе, и хотя бы было что порассматривать, пока авторы однообразно разглагольствуют о свежести своих находок и "актуальности проблематики".
Оказывается, у очередной "Лолиты" есть вторая часть - Леонид Ефремович переходит ко второй фазе неслушания: изучать всякие мелочи. Одинаковые кеды влюбленной парочки за соседним столиком, рисунок голубиного помета на крыше дорогого автомобиля, мусор на обочине. Как интересно - на этой картонке от конфет как будто бы написаны стихи.
- Простите... - Леонид Ефремович вежливо крякнул и с трудом освободился от неудобного стула. Ноги затекли от долгого бессмысленного сидения в одной позе. Он прошел пару шагов по дешевой плитке летней площадки и у припаркованной возле бордюра машины подобрал исписанную картонку. Строчки и впрямь были похожи на стихотворение. Но за жуткими каракулями сложно было разобрать слова.
Леонид Ефимович вернулся к горе-автору и попросил его помочь. Тот, близоруко щурясь, долго всматривался в запачканные строки. Наконец он с запинками продекламировал четверостишие, с отвращением кривя рот.
Леонид Ефимович резко сел в неудобное кресло, позабыв все его недостатки.
Он с испугом и восторгом смотрел на удивленное лицо неудачливого литератора.
- Это же... это же... гениально... - Вот уже много лет над седеющей головой Леонида Ефимовича не мелькала тень музы - но теперь, вдохновившись творением неизвестного поэта, ему хотелось плясать, петь песни, писать симфонии и записывать, записывать волшебные строки, которые роем набросились на него. Он вскочил с двадцать лет назад утраченной прытью и театрально поднял руку с картонкой.
- Вот оно! Надо срочно его найти! - и бодро зашагал по тротуару, позабыв в кафе автора с его рукописью, зонтик и бумажник.
Придя в редакцию, Леонид Ефремович сразу же поручил сделать копию стихотворения, включить его в новый номер журнала, разыскать автора и не беспокоить его самого до утра. Он закрылся в кабинете, отключил телефон, достал из шкафа запыленную печатную машинку и до глубокой ночи стучал по клавишам.
На первом аккорде песенки компьютер, проигрывающий старое кино, завис. Актриса в кадре едва открыла рот и так и замерла со смешным, кукольно-удивленным выражением лица, заслоненная мутным стеклом.
Киев. 07.05.2011