Глава 4

Елена Петрова-Гельнер
     Начало - http://www.proza.ru/2011/04/02/1511
 
   И всё же Киев стал потихоньку принимать меня. И главным местом стала новая школа. Во-первых, я стала присматриваться, кто приходил ко мне в больницу. Понять было несложно. Это была наша тайна. Во-вторых, у меня появилась подруга Ира, к которой я привязалась навсегда. Я дневала и ночевала у неё, полюбила её родителей, сестру, мне было тепло и уютно в их доме, открытом и дружелюбном.

  В школе мы сидели за одной партой и стали неразлучными, доверяли все свои девичьи тайны, готовились вместе к контрольным, делились всем, что было. В Ире присутствовали именно те качества, которых не хватало мне. Смелая, боевая, активная… Ириша и сегодня моя подруга, её слова «я тебя понимаю» просто бриллиантовые. Мы прожили вместе все этапы взросления. Она всем нужна, как-то всем хватает места в её жизни, в её сердце. Она всегда в центре жизни.

   В школе я пробиралась сквозь дебри таинственных для меня наук, а сочинения писала очень легко, c русским языком трудностей не было, я знала хорошо литературу. Сколько упоительных ночей я провела с книгой в руке, накрывшись с головой одеялом и, как лучиной, подсвечивая маленьким фонариком завораживающие странички. Утром мне так не хотелось вставать и идти в школу.

   Одноклассники у меня были замечательные. В какой-то момент стало понятно, что я имею власть над мальчиками, вообще это чувство невозможно объяснить. Но девичьи победы грели и придавали уверенность. А будущее казалось светлым и радостным. Всё, что требовалось по возрасту, пришло ко мне вовремя.

   Я шла по солнечной стороне улицы, замечая своё отражение в витринах магазинов. «Кто это там шагает такой симпатичный?» — услышала я вслед. Оглянувшись, узнала мальчика из выпускного класса. Мы болтались по городу, было весело и интересно. Он знал обо всём на свете и говорил без умолку. Читал стихи, подарил мне трёхтомник Ивана Бунина. Мне так нравились бунинские строки:

       Зачем и о чём говорить,
       Всю душу с любовью, с мечтами
       Всё сердце стараться открыть
       И чем же, одними словами?
       Да если б в словах-то людских
       Ни так уж всё было избито,
       Значенья не сыщите в них,
       Значение их позабыто…

   В отличие от меня он блестяще знал математику, собирался поступать в Ленинградский университет, считалось, что там лучшая математическая школа страны. Мне было шестнадцать лет, а ему семнадцать. Мы были полны розовых надежд, мечтали и строили планы нашей студенческой жизни в Ленинграде.

   По окончании школы он без труда поступил в Университет на механико-математический факультет, я была в Ленинграде и ждала его после каждого экзамена. Когда вывесили списки поступивших, где была его фамилия, нашей радости не было предела.

   Омрачало только то, что предстояла разлука, ведь у меня десятый класс впереди… Запомнился этот год тем, что каждый день, после школы, я шла на почту и получала чудные, остроумные письма.
 
   Читала их по много раз и сердце замирало — ведь скоро я уеду отсюда навсегда, буду учиться в Ленинграде и жить в общежитии. У папы уже было двое детей. Жена была намного моложе его, очень своеобразная, умная, но папу не любила. Когда я к ним приходила, она поджимала губы и молчала со смыслом. Я понимала, что лишняя, но ради папы терпела. С папой я тоже обсуждала, что через год, после окончания школы вернусь в Ленинград, хотя было понятно, что жить мне негде. Жизнь не складывается, как в сказке. Всё сложилось иначе. Впрочем, не всё.

   В Ленинграде жизнь шла своим чередом, в Киеве своим. Две параллельные жизни, никогда не пересекающиеся, шли скачками, родители были поглощены своими переживаниями, своими вторыми «половинками», никто из них не думал о моём образовании, о моём будущем, о том, чтобы помочь сделать первый шаг во взрослую жизнь.

   Как мне удалось выжить, не сломаться, самой выбрать верное направление, без всякой поддержки следовать ему, не поддаться соблазнам, которые встречаются молодым, привлекательным девушкам, — сама удивляюсь. Вероятней всего, получила в детстве свою «прививку». И точка отсчёта у меня совершенно иная. Наблюдая за семьями своих родителей, я многое прочувствовала и поняла.

   Старшие сёстры потрясали своими нарядами, причёсками и обворожительными лицами. В Ленинграде подруга сестры Тамара проявляла настоящие чудеса изобретательности, сама делала лак для волос, искала неповторимые оттенки красок и делала сногсшибательные причёски.

   Помню, как она возводила Регине «бабетту», сначала каждую волосинку нужно было начесать, а затем ловким движением пропустить сквозь консервную банку и сложно уложить, покрыть мебельным лаком, разведённым одеколоном и одной ей ведомо чем ещё. На эту красоту требовалось часа три, зато держалась такая причёска неделю. И всю неделю девушки были неотразимы. Когда они шли по Невскому, ловили на себе восхищённые взгляды. Это был грандиозный успех. Я любила идти сзади и отслеживать сражённых. Тамара была как шоколадка, шёлковая кожа, ухоженная, с потрясающе стройными ногами на высоченных шпильках, а Регина нежная блондинка, стройная, с правильными чертами лица. Обе яркие, разные, роскошные, чтобы так выглядеть при минимальном вложении денег, необходим был талант.

   Киевская сестра тоже была в расцвете своей девичьей красоты. Высокая, c чувством стиля и фигурой модели. От неё шли неуловимые флюиды отстранённости. Она любила одиночество, музыку, книги и жила в своём мире, на мой взгляд, немного замкнутом.

   Я помню, как она познакомилась со своим будущим мужем и была поражена его знанием её любимой настольной книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Он сыпал цитатами в подходящие моменты. Так ему удалось найти ключик к её сердцу и растопить лёд.

   Когда сестра привела жениха к бабушке и их познакомила, умная бабушка быстро подвела черту: «Этот Бендер точно будет морду тебе бить, вы же не пара». Жизнь подтвердила бабушкину правоту. Но кто же слышит, когда влюблён.

   Бабушке не довелось этого узнать, в 69-м году, в марте, она скоропостижно скончалась. А предшествовали такому неожиданному концу необычные события.
 
   После того, как мы переехали в новую квартиру, деятельная бабушка затосковала. Некуда было применить бурные порывы души. Прошла долгая зима, наступила весна. С первыми ласковыми лучами весеннего солнца бабушка, надев свою старомодную шляпку, отправилась в парк, излюбленное место старых интеллигентных киевлян. Там, над озером, склонились плакучие ивы, плавали грациозные белые лебеди. По аллеям этого парка любили гулять Ванда Василевская и Максим Рыльский. Здесь можно было найти интересного собеседника. Она его и нашла. Павел Иванович Флоринский стал её последней страстью. Они подолгу бродили вместе, читали стихи, обсуждали городские новости, и во всём их взгляды совпадали. Бабушка помолодела. Отчим облегчённо вздохнул.

   И всё бы ничего, но вдруг этот человек пропал, исчез бесследно. Горе бабушки было безмерно. Она пришла к нам домой совершенно потерянная, не зная, что думать и что делать, где теперь его искать. А в том, что надо искать, ни у кого не было сомнений. И вот в результате сумасшедших поисков выяснилось, что он под следствием и по очень пикантной статье — за изнасилование. Дети отказались брать ему адвоката.

   Начала бабушка с того, что добилась невозможного — свидания. Как она сказала: «Мне нужно посмотреть ему в глаза». После этого остановить бабушку было невозможно, она встала на путь защиты невиновного. Она была принципиальная во всём и всегда.

   Сомнений у неё не было. Она узнала, что он занимался репетиторством. А эту девочку, которой он преподавал в школе, знали как легкомысленную. Бабушка разыскала мальчиков, c которыми она проводила время, встречалась с учителями, родителями, прорывалась на приём в высшие инстанции, собирала подписи. Убеждала, что человека оговорили, и подшивала в папку нужные бумаги. Она не сдавалась. Прошло года два, и вот однажды, на исходе зимы, на бабушкином пороге появился старый человек в ватнике. Его полностью оправдали, но идти ему было некуда, кроме неё. Измученного, тяжелобольного — с последней стадией рака — бабушка стала с такой же неистовостью лечить.

   И вместо двух месяцев, отпущенных врачами, он прожил семь. Когда его похоронили, бабушка тут же сдала. Отчим договорился со своим другом детства Фибихом, главным врачом кардиологического отделения Октябрьской больницы, и бабушку положили на обследование. Через несколько дней у бабушки, присевшей на краешек больничной кровати, остановилось сердце…

     Продолжение - http://www.proza.ru/2011/05/18/1057