Мервины

     Гвен не помнил, когда он так радовался. В день рождения? В день осознания своей мужской силы? В тот день, когда он впервые увидел Лилу? Он не помнил. Но сейчас он радовался. Сейчас, когда они почти вплотную подошли к подножию Красных Гор. Они – мервины.
     Они шли долго. Слишком долго, по мнению Гвена. И Гвен не понимал почему. Ведь они – мервины.
     Они давно уже подчинили себе пространство и время. И путь, который растянулся на годы, теоретически представлял собой один лишь миг. И тогда Тор объяснил ему, что их миссия требует терпения и самоотречения. Они должны были проделать этот путь как простые смертные.
     Гвен не понимал, но не спорил.
     Тор и Лила нашли его сломленным и умирающим, каким-то чутьем угадав в окровавленном куске бесполезной плоти мервина. Они спасли его, и он был их.
     Зеленоглазые братья Клим и Старк появились позже, гораздо позже.
     Их стало пятеро. И в это июльское утро они почти вплотную приблизились к подножию Красных Гор. Денек обещал быть жарким и душным. Солнце еще только-только поднималось из-за горизонта и освещало неверными розовыми лучами Горы, которые казались пурпурными. Позади лежала степь. Душная пряная степь, опьяняющая, сводящая с ума острым запахом разнотравья.
     Гвен, всю жизнь проживший в городе, не мог оторвать взгляда от величественной панорамы. Сочный зеленый ковер, купол неба, розовый тон которого уже начал наливаться позолотой, и Горы. Их багряные пики были высоки и изломаны, подернутые у самых вершин синей мутью плотного облака.
     Гвен, охваченный великолепием пейзажа, уже дважды сбивался с шага. Шли молча. И даже Лила – Лила Прекрасная, Лила Жестокосердная – молчала.
     Солнце поднялось уже высоко и раскаленным шаром висело над головами. Запах степи, который никогда не был робким, сейчас сгустился до вязкого вара, оседая на лицах, стекая вместе с потом и застилая глаза мутным воспалением до дурноты, до головокружения.
     – Привал, – объявил Тор, и первым повалился на траву, примяв серебристые заросли полыни. Остальные попадали кто куда.
     Гвен знал, что привал будет долгим и тягостным. До самой темноты, поскольку продолжать путь по такой жаре было бы немыслимым. Ноги налились свинцовой тяжестью, в голове был туман, и Гвен задремал под назойливый гул мошкары и убаюкивающий шелест травы.
     А когда Гвен открыл глаза, над ним пронзительно синело небо, и ветер гнал мелкие перистые облачка. Солнце по-прежнему палило нещадно.
     Гвен сел и огляделся. Тор уже успел вытоптать полянку и разжигал из сухой травы костер. Ни Клима, ни Старка поблизости не было. Видно, охотились на степных сусликов, которых приманивали тихим переливчатым свистом.
     Братья давно освоились с тем, что они мервины и применяли это на практике. Гвен тоже многое знал и умел, но стеснялся это обнаружить. Тор говорил, что все еще придет, и у Гвена не было оснований ему не верить. Тор был настоящий мервин. Тот, Который Знает.
     Гвен побаивался Тора. Другое дело Лила. Лила Прекрасная, Лила Жестокосердная. Гвен бы любил ее, если бы знал, что такое любовь.
     Но Любовь осталась там, в мире людей. В мире, который катился неизвестно куда, после того, как в нем появились сущности. Они появились внезапно и ниоткуда, и мир сошел с ума.
     А теперь они, пятеро мервинов, должны были остановить безумие. И ради этого они прошли долгий путь, прошли сами, не используя высшее знание. А теперь сидели, разморенные усталостью, почти у самого подножия Красных Гор.
     Гвен поискал глазами Лилу и увидел, что она сидит, обхватив колени руками, покусывая травинку и напряженно вглядываясь в горизонт. Солнце просвечивало сквозь ее темные волосы, даря им медные блики.
     – Твои волосы блестят, как темное золото, Лила, – сказал Гвен, подсаживаясь к ней. Сказал и испугался своей смелости. Она обернулась, устремив на него серый задумчивый взгляд. Ее глаза, обычно такие ясные, сейчас были дымчато-пепельными от усталости и непонятной Гвену грусти.
     – О чем ты думаешь, Гвен? – спросила она, мягко коснувшись его рук.
     – О тебе. Лила.
     – Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная, – тихо добавила она, а Гвен покраснел. Он никак не мог привыкнуть к тому, что мервины читают мысли.
     – Что ты знаешь о жестокости, Гвен?
     – Я знаю, – так же тихо ответил Гвен и провел рукой по лбу – там навеки остался шрам, рассекший бровь и тянущийся стрелкой к виску. Шрам, нанесенный стальным прутом. – …Я знаю, – тихо повторил Гвен. Лила легла на спину и, не мигая, смотрела на небо.
     – Какое синее-синее небо, Гвен. Неужели ничего уже не будет как прежде? Что ты думаешь об этом, Гвен?
     – Спроси об этом Тора. Он – Тот, Который Знает. – Гвен нахмурился: Она задала вопрос, а он, черт возьми, не знал ответа. Лила внимательно посмотрела на него:
     – А что думаешь ты, Гвен? Ты?
     – Я не знаю, я просто не знаю, – Гвен тоже посмотрел на небо. – Вчера я видел птиц. Больших белых прекрасных птиц.
     – Это же лебеди, Гвен. Просто лебеди, – Лила пожала плечами.
     – Да, ты права. Конечно. Это просто лебеди. Да. А мы – просто мервины. Мервины, которые, в отличие от людей, не знают, что такое любовь. Откуда здесь лебеди, Лила?
     Она посмотрела на него странно и снисходительно, откинув темную прядь, упавшую на глаза.
     – Здесь неподалеку озеро, разве ты не чувствуешь? Гвен чувствовал. Чувствовал, потому что он был мервином, но он еще не привык быть мервином.
     – Что там, за Красными Горами, Лила? – Гвен спрашивал одно, но думал о другом. О ней. Лиле Прекрасной. Лиле Жестокосердной.
     – Там зима, Гвен.
     – Но ведь здесь лето.
     – Да, здесь лето.
     – Так не бывает.
     – Разве? – она обняла его, а затем поднялась. – …Да что сегодня с тобой такое, Гвен?
     Он не ответил.
     Остальные были у костра. Клим, раскинувшись на траве, спал. Тор и Старк играли в карты. Лила пошла к ним. Жара спадала, и надо было отправляться.
     Гвен отдохнул и поэтому пошел в авангарде вместе с Тором. Он шел впереди еще и затем, чтобы не видеть Лилу. Он не мог переносить ее великолепия. Он хотел ее понять, и не мог. Похоже, Тор уловил ход его мыслей, потому что спросил неожиданно:
     – Скажи мне, Гвен, чем пахнет ветер?
     Это был некий тест на внимательность, и Гвен, отрешившись от душных ароматов степи, солнечных бликов и мелькания синих теней под ногами, принюхался.
     – Мне кажется, что ветер еще пропитан пылью города, она доносится даже сюда.
     Тор усмехнулся и похлопал Гвена по плечу.
     – Не надо думать о ней, Гвен. Ну, то есть не надо думать о Ней все время. А ветер пахнет тающим снегом.
     – Я ничего не понимаю, Тор. Ничего. – Тор сощурился на солнце.
     – Это пройдет. Скоро.
     – Я хочу вернуться, Тор.
     Тор обернулся к нему и посмотрел в упор. Такой красивый, с бронзовым загаром, жестким, резко очерченым ртом.
     – Хорошо. Но ведь ты знаешь, чем это кончится. Ты поселишься в каком-нибудь городе, среди людей. А потом сущности предложат тебе заменить душу или продать. И ты будешь вполне счастлив, Гвен. Так что иди.
     – Я не могу сделать выбор, Тор. Я ничего не боюсь. Но все это бессмысленно. Я ничего не понимаю, Тор!
     Красивые губы Тора изогнула улыбка.
     – Никто не заставляет тебя идти с нами и спасать мир, Гвен. Как бы пафосно это не звучало. Но ты нам нужен.
     – Почему же мы уходим, Тор? Зачем мы идем на ту сторону Красных Гор?
     Тор остановился и взглянул Гвену в глаза, солнце освещало его высокую стройную фигуру. Тор был не просто красив, он был прекрасен.
     – Мы – мервины, Гвен, но нас слишком мало. Здесь у нас нет шансов. Впрочем… – добавил он с улыбкой, – … по ту сторону Гор их тоже будет немного.
     – Тогда я иду. Люблю, знаешь ли, участвовать в безнадежных предприятиях.
     Они рассмеялись.
    
     * * *
     Через три дня Красные Горы встали перед путниками во всем своем великолепии. Издали они казались более красными, а здесь, вблизи, были грязно-кирпичные, поросшие кое-где серыми лишайниками, окропленные потеками птичьего помета. И все равно Горы были прекрасны: высоки и величественны.
     Гвен не видел ничего более захватывающего. Горы уходили ввысь, перекрывая небосвод. Они были торжественны, мрачны и молчаливы. Они были притягательны и опасны.
     – Завтра начнем восхождение, а сегодня я хочу кое-что сказать вам, – торжественно объявил Тор.
     Пока организовывали привал, устраивались на ночлег и разводили костер, совсем стемнело. Отблески костра плясали по поверхности Красных Гор, сплетая причудливые тени. Черное небо вызвездилось ярко и густо. Гвен полуприлег у костра, привалившись спиной к серому камню, который еще сохранял тепло солнечного дня. Тор вытянул ноги к самому огню, однако сидел так, что лицо его находилось за границей светового круга.
     – Мервины, – начал он, и его голос звучал глухо, но твердо. – Завтра мы начнем восхождение. Мы переправимся через Красные Горы и пойдем дальше – к нашей великой цели. Дойдут не все. Но только мы можем вернуть мир на первоначальную орбиту. Остановить эту безумную торговлю душами. Только мы можем противостоять сущностям. Красные Горы – трудное препятствие. И я – Тор – Тот, Который Знает – должен сказать вам, что один из нас погибнет здесь. В Красных Горах.
     – Надеюсь, это буду не я, – тут же отреагировал Старк. Клим задумчиво тасовал карты и гонял травинку из одного угла рта в другой.
     – Нас это не остановит, – резко сказала Лила, сверкнув глазами. Лила Прекрасная ни черта не боялась.
     – А что скажешь ты, Гвен? – спросил Тор, и все они повернулись и посмотрели на Гвена.
     – Разве нужно что-то говорить? Смерти я не боюсь… – Тут Гвен почувствовал, что одна и та же мысль мечется в умах мервинов. Клим, Лила, Старк… все они. И Гвен понял, что озвучить эту мысль должен он.
     – Тогда скажи. Тор – Тот, Который Знает – кто будет навечно похоронен среди каменных глыб Красных Гор?
     Тор наклонился к костру, и все увидели его лицо, резкое, красивое.
     – Я знаю это, но ты не должен спрашивать об этом, Гвен. Я не отвечу тебе.
     Замолчали. И через некоторое время тишина стала гнетущей. Тор молчал. Клим стал насвистывать, довольно фальшиво, какой-то популярный мотивчик. Старк закурил. Он всю дорогу собирал какие-то травы и на каждом привале сворачивал и курил самодельные сигареты, поскольку запас стандартных давно иссяк.
     Гвен подозревал, что в той, другой жизни, среди людей, Старк часто покуривал дурь, а может что и похуже, хотя на махрового наркомана он не тянул.
     Вообще Гвен плохо понимал отношения между братьями. Они были неразлучны, могли подолгу говорить о каких-то непонятных вещах. Но часто ругались, а однажды Гвен увидел, как они яростно дрались. Дрались не на жизнь, а на смерть.
     “Из-за Лилы”, – мелькнула мысль. Мелькнула, но не задержалась.
     Лила спала, свернувшись калачиком у костра. Гвен заметил, что лицо ее заострилось, а губы обветрены и потрескались.
     И все же это была Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная.
     Мужчины вчетвером сели играть в карты, но игра не клеилась. Клим играл слишком хорошо, а Тор горячился и бессмысленно блефовал. Гвен бросил карты и попросил у Старка самодельную сигарету.
     – Смотри, подсядешь, – ухмыльнулся тот, но сигарету дал.
     В той, прошлой жизни Гвен пытался бросить курить. Начинал и бросал, начинал и бросал. Сейчас с наслаждением впустил в себя горьковатый дымок. Сигарета показалась ему удивительно приятной и необычайно долгой. Какая-то дымка заклубилась перед глазами, и Гвен понял, что заторчал…
    
     * * *
     Дни и ночи проносились бесконечной чередой, Гвен уже привык к ландшафту и без особого восторга обозревал буро-красные пики Гор. Они поднимались все выше и уходили все дальше.
     Никаких особых трудностей пока не возникало, но с каждым днем подъем становился все круче, что не обещало ничего хорошего.
     Отношения стали напряженней, поскольку пророчество Тора тяжким грузом давило на сердца и умы мервинов.
     Никто не хотел умирать. Все они были молоды и прекрасны. Все они воспринимали происходящее как некую захватывающую игру. Игру, где есть место подвигу.
     Они были тщеславны. Они все еще были людьми. Мелкими людишками со своими слабостями и пороками.
     Став мервинами, они пока не умели вести себя как мервины.
     Они были готовы к подвигу, но не ради спасения человечества. В них еще не горел огонь самопожертвования. Их умы были замутнены, а сердца полны подлых мелких страстишек.
     Холодало. Но Гвен не мог поверить в то, что холод не что иное, как слабое, пока еще, дыхание зимы, господствующей по ту сторону Красных Гор.
     Воздух становился чище и разреженнее. Он был хрустальный и прозраченый, голубой и неподвижный.
     Сегодня Гвен шел последним в цепочке. Он искал тишины и одиночества. Легкий ветерок касался его лба и щек холодными свежими поцелуями, но Гвен не ощущал этого.
     Мрачные раздумья мучили его. Кто-то должен умереть. Навеки остаться в гранитном склепе Красных Гор. Гвен был почти уверен, что “кем-то” будет он сам, но страха не было. Более того, в прошлой жизни он и представить себе не мог более величественного конца.
     Да, скорее всего, именно он, Гвен, останется неподвижно лежать среди красного каменного безмолвия. Но пугало его сосвем не это, а то, что на жертвенный алтарь может быть брошена Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная.
     Она ничем не выдавала своего волнения, но Гвен видел, что она боится, очень боится.
     Он посмотрел на братьев. Со спины они были абсолютно идентичны – стройные светловолосые атлеты. Они были похожи, особенно издали, хотя были разные, очень разные… Гвен даже не был уверен, были ли они родными братьями. И по-первости сам часто путал их. Они оба были стройны, светловолосы и зеленоглазы, но на этом их сходство заканчивалось: классически красивый Клим никак не походил на своего блекло-отталкивающего брата.
     Однако Старк, как ни парадоксально, был более притягателен в своей некрасивости.
     Лила и Тор шли впереди, и Гвен не имел возможности видеть их, хотя иногда в разреженном воздухе до него долетал высокий и удивительно чистый голос Лилы.
     Теперь путешествие по Красным Горам не казалось Гвену таким уж безумием. Время сгладило впечатление, и он уже смутно возвращался к тому моменту, когда Лила и Тор нашли его переломанного, кровоточащего и обезумевшего от боли, на пыльной зловонной мостовой.
     Это было так давно, в той жизни. В жизни, где он был обычным преуспевающим бизнесменом средней руки, обычным добропорядочным гражданином и семьянином, нечасто выпивающим и исправно выполняющим супружеский долг. В той жизни у него была жена и, кажется, сын, хотя он и не был вполне в этом уверен.
     В той жизни у него было имя, которого сейчас Гвен не помнил. Да и не нужно было ничего вспоминать. Все это не имело значения. Пока не имело.
     Но жизнь изменилась. Изменился мир, изменилась жена, которая в одночасье стала другой – чужой женщиной. Она старалась себя вести как та, прежняя, но ей это плохо удавалось.
     Души в том, новом мире стали продаваться, покупаться, обмениваться. И Гвен, который тогда еще не был ни Гвеном, ни мервином, воспротивился.
     Воспротивился всем своим неокрепшим, наивным сознанием, что, собственно, и привело его к трагедии…
     А сейчас Гвен, будучи в числе пяти избранных, шел спасать мир, не вполне понимая поставленной задачи. Груз ответственности ощущался смутно и нечетко, и это пугало больше всего. В том мире Гвен был рядовым маленьким человечком, и превращение в некого мессию сводило с ума абсурдностью и нереальностью.
     Гвен вполне уже удовлетворил свои скромные амбиции, познакомившись с Тором и Лилой, да и с братьями, если на то пошло, и увидев эти горы, это звездное небо и рыжее солнце, похожее на оранжевую хурму.
     Он прикоснулся к чему-то запретному и возвышенному и не был морально готов к чему-то большему.
     Гвен не мог больше выносить эти никчемные мысли и ускорил шаг. Вскоре он догнал идущего предпоследним Старка. Старк шел легко и пружинисто. В его облике не чувствовалось ни усталости, ни смятения. Старк шел посвистывая и безмятежно улыбаясь.
     – Чему ты радуешься? – мрачно спросил его Гвен.
     – Мне все больше нравится эта прогулка, – беззаботно ответил Старк.
     – Но почему? Разве в той жизни у тебя не остались друзья, девушка, тысячи привычных вещей? Чему ты, черт возьми, улыбаешься? Старк осклабился по-волчьи.
     – Друзья, говоришь? Половина моих друзей уже там… – он потыкал пальцем в землю, – …в могиле. Другая половина в тюрьме. Вот с девушками, да, тут ты прав, но, с другой стороны, не умру от СПИДа, как ты думаешь? Расслабься, Гвен, во всем есть свои плюсы.
     – Ты думаешь? Кем же ты был, Старк?
     – О-о, кем я только не был. И сутенером, и вором. Впервые попал за забор в четырнадцать за угон машины, ну и понеслось. И наркокурьером был. Это, собственно, мое последнее занятие. Я в розыске… – радостно поделился он, понизив голос. – …А тебе, Гвен, небось родители запрещали дружить с такими мальчиками, да? И в школе предупреждали, чтоб держался подальше от таких, как я? Ну да ничего, теперь-то мы в одной упряжке. Мервины, мать вашу…
     Гвен слушал его вполуха, невнимательно и раздраженно. Тяжкие мысли, томившие его все эти дни, требовали разрядки немедленной и жесткой. Вот почему Гвен, спокойный, уравновешенный, интеллигентный Гвен, сейчас шел на конфликт, жаждал его всей своей ломающейся психикой. Старк был выбран для этого неосознанно. Или все-таки осознанно? Гвен не пошел бы на прямое столкновение с Тором. Гвен боялся Тора..
     Лила? Никогда. Гвен боготворил ее и упивался ею. Трудно было бы расшевелить хладнокровного Клима. Именно поэтому Гвен догнал Старка, пошел с ним рядом, и слушая его бред, копил свое раздражение. Именно поэтому Гвен остановился и, придержав Старка за рукав, медленно спросил:
     – Как же ты обходишься без наркоты, Старк? Что, не получилось синтезировать гашиш из подножного корма? Расскажи мне, Старк?
     Старк бледнел медленно, но выглядел спокойным, замороженно спокойным.
     – Хочешь знать, да? Тебе интересно, очень интересно, чистенький мальчик из провинции? Я расскажу тебе, Гвен. Расскажу, как плавают в собственном дерьме, потому что нет сил подняться, потому что ноги отказываются повиноваться глупому мозгу. Расскажу, как ночуют под забором, среди бомжей, насквозь провонявших кошачьей мочой, потому что нет денег даже на самую дрянную хибару. Расскажу, как тебя ломает без дозы, как черепная коробка раскалывается от боли, и ты кричишь. Кричишь пока есть голос, пока голосовые связки не рвутся от напряжения, пока не измочаливаются в кровь искусанные губы, пока… – он говорил все громче и громче, срываясь на фальцет.
     Гвен отшатнулся, он не желал этого слышать; но слушал жадно, впитывая слова, как губка соляную кислоту. Эта мерзость была желанна, она давала разрядку. Разрядку, которая удержит на краю безумия, не даст слететь с катушек.
     – Что ты можешь знать об этом, Гвен?! Ты, маленький вонючий умник. Ведь ты такой же великоразумный говнюк, как мой драгоценный, ненавистный братец. Который всегда был гордостью нашей семьи, тогда как я – паршивой овцой. Братец, который пытался меня лечить, будто я больной.
     Да я нормальнее всех вас. И я, черт возьми, не собираюсь тратить свою жизнь, гоняясь за призраками. Я не останусь среди вас, ублюдки… – Старк не успел закончить, потому что Гвен уже набрал тот необходимый отрицательный заряд, который вложил в удар.
     Да, Гвен ему врезал, врезал от души, но и Старк, похоже, ждал этого, и его ответный удар был ничуть не слабее. Они оба упали и, сцепившись, покатились по твердой красно-коричневой поверхности. Гвен обезумел и видел над собою такое же безумное лицо Старка. Они готовы были перегрызть друг другу глотки, как бешеные псы, они не видели ничего вокруг.
     Не видели, что балансируют на краю бездны, подкатившись клубком к краю глубокой расщелины. Не видели остальных мервинов, которые бежали к ним. Лилу, которая кричала, разметав волосы и вскинув руки. Тора, который, рискуя жизнью, прыгая через камни и пропасти, несся к ним.
     Но первым все же успел Клим. Он врезался в клубок яростно дерущихся мервинов, вошел как нож в масло, что-то крича, оттесняя корпусом противников друг от друга, перехватывая руки.
     И тут что-то произошло. Что-то, чему Гвен не мог найти объяснения впоследствии. Мелькнуло испуганное и перекошенное лицо Клима, и он, беспомощно взмахнув руками, исчез в расщелине.
     Что было дальше Гвен видел так отчетливо, будто время остановилось. Все еще держась скрюченными пальцами за руку Гвена, страшно закричал Старк. Тор, который к этому моменту уже добежал, остановился как вкопанный.
     И его лицо. Лицо… Гвен никак не мог подобрать слова. Лицо Тора выражало недоумение и какой-то глуповатый интерес. Где-то сзади Лила упала на колени, не переставая кричать.
     И тут Гвен, внезапно прозрев, увидел еще кое-что. Все эти крики, маски страдания, скорбь, слезы – все, это была мишура, за которой корчились в злобном ликовании настоящие чувства: “Так это Клим. Клим. Не я. Клим останется здесь. В Красных Горах. Не я …”
     Гвен не успел додумать, потому что Тор, оправившись от столбняка, подбежал к краю расщелины и, оттолкнув Старка, заглянул в нее. И опять лицо Тора поразило. Теперь его лицо исказилось мукой, и на нем застыла маска злобной покорности.
     – Да, помогите же, – резко крикнул он, и Гвен, подойдя и посмотрев вниз, увидел, что Клим висел над пропастью, непостижимым образом зацепившись руками за выступ скалы и обернув к ним напряженное лицо страдальца.
     Гвен уже протягивал Тору веревку, дрожащими пальцами помогал сделать петлю. Потом мучительно долго они втроем втягивали Клима, рискуя свалиться вниз.
     Потом они все обнимались, и Лила, плача, целовала бледного Клима, который разбил в кровь лицо и руки. И только Гвен уловил этот почти неслышный вздох разочарования и мысль, которая метнулась в головах мервинов: “Так это не Клим? Неужели я? Это он должен был умереть. Он! Почему он выжил?” Но уловил эту мысль не только Гвен.
     Клим, освободившись от объятий, отерев кровь с разбитой губы, тихо сказал:
     – Извините, что это не я, ребята. Не я.
     И стало тихо. Так тихо, что, казалось, в наступившем молчании можно было услышать лишь стук разгоряченных сердец. Молча поднялись. Молча собрали разбросанные вещи. Молча продолжили свой путь. Впереди Тор с опущенными плечами. Потом, обнявшись, Клим и Старк. Клим пошатывался, а Старк прихрамывал. Гвен. И где-то сзади шла Лила, и камни шуршали под ее ставшей внезапно тяжелой поступью. Мервины молчали.
    
     * * *
     После этого случая странно изменились отношения. Мервины стали болтливы и предупредительны. Показные жесты, показные фразы, напускная веселость. Но чувствовалась общая нервозность. Гвен чувствовал себя виноватым. Эта глупая драка чуть не стоила жизни Климу.
     Пожалуй, только Клим чувствовал облегчение. Но ему плохо удавалось это скрыть, и остальных это раздражало еще больше. Остальных потенциальных жертв.
     Тор был нарочито спокоен. Тор беспокоил Гвена. Беспокоил потому, что Тор был Тот, Который Знает. Проклятый Тор знал, кто будет брошен на жертвенный алтарь Красных Гор. Тор знал, кто будет первым. Именно первым.
     Чем дольше продолжался этот поход, тем крепче убеждался Гвен, что все они погибнут. Все мервины до одного. Знание пришло внезапно в один из тех сиреневых вечеров, когда все вокруг дышало таким спокойствием и умиротворением. Когда влажным холодом тянуло с заснеженных вершин, и подкрадывался откуда-то из-за скалистых выступов плотный сизый туман.
     Как сказал тогда Тор: “Ветер пахнет тающим снегом”? Да. Это запах надежды, но и безнадеги. Чертовски верно. “Мы все умрем”,– подумал Гвен, подумал без сожаления и страха. Он просто знал это, он понял это сейчас, вдыхая запах сырости, исходивший от высоких, и таких враждебных, Красных Гор.
     Но настоящую тревогу у Гвена вызывала Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная. Она изменилась неузнаваемо и как-то вдруг. Стала прекрасной, еще более прекрасной, но и невыразимо далекой. Ее глаза горели непонятным, беспричинным счастьем, взгляд блуждал, с губ не сходила рассеянная улыбка. Она мало говорила, погруженная в какие-то свои далекие мысли. Печать ее настроения легла на других мервинов, которые обращали на нее свои жадные, вожделенные взгляды и разорвали бы ее, томимые жаркой похотью, но слишком она была в себе, слишком далека в коконе своих чувств. Казалось, только Тор не замечал этой перемены и, даже напротив, он избегал разговоров о Лиле, сторонился ее.
     Впрочем, и она не искала этих встреч. Лила грезила о ком-то. Влюбилась? Но не было этого слова в лексиконе мервинов.
     Тень пролегла между братьями. Каждый считал другого счастливым соперником. Гвена никто не принимал всерьез. Слишком уж она была не его.
     А сам Гвен, мучаясь от жгучей изнуряющей ревности, пытливым взглядом всматривался в лица троих мужчин, пытаясь найти признаки, доказательства. Но чего? Измены? Измены кому? Ведь Лила не была ничьей собственностью.
     Они поднимались все выше и выше. Их рюкзаки значительно облегчились, поскольку все теплые вещи были уже на них надеты.
     Холодало. Жаркая зеленая степь осталась далеко позади и не маячила уже даже издали. Воздух здесь был уже не голубым, он был серебряным и, казалось, даже тихонько позванивал, наполняя до краев это мрачное безмолвие.
     Здесь почти не было растительности, лишь плотные сизые мхи, да лепившиеся кое-где на скалистых уступах чахлые кустики, обсыпанные мелкими красными ягодами.
     По утрам солнце слепило такими яркими, почти отвесно падавшими лучами, будто и не было никакого озонового слоя. Один ультрафиолет…
    
     * * *
     Через несколько дней крутой подъем перешел в некое подобие каменного плато, и идти стало легче. Они находились как бы на дне огромного каменного мешка. Здесь было немного теплее, не было пронизывающего резкого ветра.
     Кое-где пробивались фонтанчики минеральных источников, которые пропитали воздух густыми испарениями. Это обеспечило несколько более-менее приятных ночевок.
     Гвен уже потерял счет времени. Он не помнил начала пути, сохраняя в памяти лишь смутные обрывки, наполовину состоящие из эмоций. Усталость. Голод. Жара. Головокружение.
     Тор, который, как сначала казалось Гвену, впал в черную меланхолию, внезапно стал разговорчив, повеселел. И прорвал тем самым пелену депрессии, в которую начали впадать все мервины.
     Все чаще речи Тора становились конкретными. И это пугало. Все чаще в полночных сумерках говорил Тор о том, что ждет их по ту сторону Красных Гор.
     – Там зима. – Это сказала Лила, которая, похоже, ждала этой зимы как продолжения каких-то своих мечтаний.
     – Да, там зима, – ответил Тор. – …Через какое-то время Красные Горы кончатся. За ними зима, и дороги, и города, и… люди. Люди, которым мы нужны.
     – И что мы будем делать потом? Когда Горы останутся позади? – спросил Старк, который, как всегда, курил свои бесконечные самокрутки.
     – Мы пойдем в город. В один из городов. Там живет человек по имени Курт. И у него есть некий кристалл, который поможет очистить людей от сущностей.
     – Каким образом? – заинтересовался Гвен.
     – Я не знаю, – ответил Тор.
     – Он мервин? – спросила Лила.
     – Нет, он пророк.
     – Ерунда все это, – отрезал Старк, – … люди, сущности, пророки, кристаллы…
     – Старк… – приподнялся Клим.
     – Разве ты не видишь, что мир изменился? – выкрикнула Лила.
     – Мой мир остался прежним, – усмехнулся Старк.
     – Твои кокаиновый мир никогда не будет прежним, – зло сказал Клим и посмотрел таким замораживающим взглядом, что Старк осекся.
     – А что, сущности наркоту не употребляют? – все-таки проворчал он.
     – Как мы отличим их? – спросил Гвен, и Тор глянул на него остро.
     – Их ауры замутнены. Они воруют энергию, высасывая ее из астрала. Но присваивая чужую ауру, не умеют ее носить. Не важно, поймете потом.
     – Черта с два. Мура все это, – опять проворчал Старк. Лила и Тор обменялись взглядами, а потом Тор угрюмо уставился на костер. Гвен собирался еще что-то спросить, о чем-то подумать, но его одолела усталость. Где-то, плескаясь теплыми струями, били минеральные источники. Клим что-то спросил, но Гвен уже засыпал.
    
     * * *
     Проснулся Гвен рано. Небо ещё только-только начинало светлеть зелеными разводами. Костер еле тлел, а Клим, который должен был поддерживать сегодня огонь, сидя спал, уронив голову на колени.
     Гвен встал и потянулся, разминая затекшие члены. Он решил немного пройтись и, стараясь не шуметь, обогнул скалистый выступ. Постоял молча, вдыхая запахи просыпающегося утра.
     Где-то невдалеке пофыркивали гейзеры. Вода их была концентрированно-горькой с примесью минерально-металлического вкуса. Но Гвену все равно захотелось ощутить во рту ее едкую солоноватость.
     Камни были влажными от плотного, почти физически ощутимого тумана. Молочная завеса охватывала с ног до головы. Но пах туман не молоком, а сырой киселью болот.
     Светало. Блекли и исчезали последние звезды, и загоралась алая полоска зари.
     Гвен шел на шум источника, ощущая небывалую легкость и свободу. Было хорошо, и хотелось так запеть, чтобы эхо разнеслось по Красным Горам, нарушая их священное безмолвие.
     Гвен почти вплотную подошел к источнику. Запах испарений усилился. Источник был крупный, бил высоко, широко разбрасывая горячие брызги. Гвен выпил несколько глотков, ощущая на губах соленый привкус. Сплюнул.
     Алая полоска на небе расширилась, высветляя розовыми подтеками горизонт.
     Что-то происходило там, за источником, в плотном месиве тумана. Гвена охватило беспокойство и беспричинная тоска. Нужно было уходить, немедленно, быстро и не оглядываясь. Но Гвен, пригнувшись, пошёл вперед, продвигаясь медленно и тихо под прикрытием уже окрасившегося в розовые тона тумана.
     Лила и Тор яростно любили друг друга в мутном свете розового утра. Расположившись прямо на земле, на разостланных куртках, они отдавались друг другу жадно, с бешеным безумием.
     Казалось, сама страсть стекает по их прекрасным, влажно блестевшим телам. Их ласки были торопливы и грубы, а приглушенные крики – гортанны. Но, несмотря на похотливую алчность, на откровенный разврат, в их совокуплении не было ничего звериного и низменного.
     Это было прекрасно. Прекрасно и отталкивающе одновременно. Низменная неутолимая страсть была невыразимо прекрасна.
     Гвен стоял, не в силах оторвать любопытного голодного взгляда. Он стоял и смотрел.
     И все смешалось у него в голове. Ревность и страх разоблачения, зависть и стыд, вожделение и ненависть.
     Гвен пятился назад в полупьяном забытьи.
     Лучи солнца алыми стрелами пронзили туманное месиво, завязнув в нем. Гвен подавил в себе крик, который рвался наружу, на губах замерли проклятья, а щеки были мокры от слез.
     Но он не замечал этого. Он шел назад и уже слышал голоса, но видел лишь два тела, сплетенные в объятии, освещенные медными лучами восходящего солнца.
     Братья собирали вещи, поеживаясь от утреннего ветерка. Клим застегивал куртку. Старк раздраженно курил.
     – Куда все подевались? Мы что будем вечно шататься по этим горам?
     Клим глянул долгим зеленым взглядом:
     – Ты плакал, Гвен?
     Гвен провел пальцами по щекам. Они были мокры.
     – Нет, я ходил к источнику.
     – Плохо выглядишь, – бросил Старк.
     Лила неслышно появилась из тумана, поздоровалась вскользь и, отвернувшись, стала копаться в своем рюкзаке.
     Гвен понимал, почему она не хотела, чтобы видели её лицо. Её разгоряченное лицо, которое таило еще тот не успевший остыть трепетный жар, еще хранило след поцелуев Тора…
     Тор появился через какое-то время. Его бронзовое лицо было спокойно, лишь что-то таилось в изгибе красивых губ, какие-то отблески экстаза плясали в глубине его глаз. На Лилу он не смотрел, но пытливо ловил взгляд Гвена.
     Гвен выдержал этот острый взгляд спокойно и даже равнодушно.
     Гвен больше не боялся Тора. Он завидовал ему. Ненавидел? Пожалуй, чуть-чуть.
     Двинулись все вместе, и Гвен порадовался, что прошли в стороне от источника где… Где Тор и Лила… Гвен не хотел видеть это место.
     Утро было чудесным – перламутровым, синим и хрустальным. Мервины шли и весело болтали между собой. Все было как обычно. Лишь Лила улыбалась так нежно, что у Гвена ныла душа и болезненный осадок поднимался из глубины сердца.
    
     * * *
     Клим привлекал Гвена холодной рассудительностью, терпением, расчетливой медлительностью. Клим был невозмутим, спокоен и надежен. Клим был достоин подражания. Он прекрасно держался и, кроме того, Клим выглядел самым нормальным из них всех. Он избежал смерти, что, впрочем, не исключало его из числа жертв, но дело было даже не в этом. Клим единственный похоже сохранил здравый рассудок.
     Гвен искал с ним контакта. Гвен избегал Тора, боялся оставаться наедине с Лилой и довольно натянуто общался со Старком.
     Другое дело Клим. Именно поэтому они шагали сейчас рядом по серым, однообразным камням. Шагали и молчали. Гвен искоса вглядывался в спокойное лицо Клима и не решался заговорить. Клим сам начал разговор.
     – Хочешь поговорить, Гвен?
     – Да, я… не знаю. Мне нравится, как ты держишься.
     Клим посмотрел на него своим тягучим зеленым взглядом и вдруг спросил:
     – Что случилось тогда, три дня назад, когда ты вернулся от источника, Гвен?
     Гвен насторожился и одновременно поразился наблюдательности Клима.
     – Ничего.
     – Ничего?
     – Нет, – Гвен занервничал.
     – Но мне показалось, что ты был тогда чем-то расстроен. – Еще один медлительный взгляд.
     – Да, я был расстроен, – твердо сказал Гвен. – … Но поговорить я хотел не об этом.
     – О чем же?
     – Скажи, Клим, ты чувствуешь себя мервином, ну, ты привык к этому, черт… я не знаю… – Гвен запутался, но Клим его понял.
     – Да.
     – И ты не находишь в этом ничего странного?
     – Прими это как должное, Гвен. Ты зря мучаешься. Ничего нельзя изменить. Мы – мервины и ничего с этим не поделаешь. Хочешь ты этого или нет, мы – мервины. К чему вопросы? Многие люди проживают жизнь, так и не поняв своего предназначения. А мы знаем и исполним его. Мы – счастливчики, в некотором роде.
     – И ты веришь в успех!? – поразился Гвен.
     – Конечно. И ты поверишь, можешь не сомневаться.
     – И тебе не жаль той жизни?
     – Жаль. Очень жаль, Гвен. Именно поэтому, ради той жизни, я иду и дойду, – спокойно пояснил Клим.
     – Я завидую тебе. Мне вот до сих пор не хватает телефона и компьютера. Мне надоели дурацкие витаминно-белковые концентраты Тора, надоели эти горы… Я боюсь, Клим.
     – Привыкнешь. – Клим пожал плечами.
     – А как они справляются с этим? Вот что я хотел бы знать. Твой брат и Тор, а Лила? Ведь у нее в той жизни остались близкие, а может даже дети?
     – У нее нет детей, – огорошил Клим.
     – Ты-то откуда знаешь? – поразился Гвен.
     – У нее таз нерожавшей женщины, – спокойно ответил Клим.
     – !?
     – Я был врачом когда-то. Медицинский колледж и все такое. Ну, то есть почти врачом, год не доучился.
     – Не может быть!
     – Удивлен?
     – Черт. Да как же ты мог бросить все это?
     – Я и не бросил. Доучусь, если повезет, конечно, – улыбнулся Клим
     – Знаешь чего мне хочется, Клим? Нет, честно. Я хочу, чтобы тебе действительно повезло. И тогда мне будет во что верить. Да, пусть тебе повезет.
     Клим рассмеялся.
    
     * * *
     Упорно продвигались мервины к своей цели и сейчас шли в самом сердце Красных Гор. Все чаще приходилось обходить огромные завалы, состоящие из груды каменных обломков и глыб, теряя силы и время.
     – Обвалы, – мрачно пояснил Тор.
     – Похоже, это здесь не редкость, – сказала Лила.
     Уже не было того безмолвия, которое так восхитило Гвена, когда он впервые попал сюда. Постоянно что-то осыпалось и грохотало, многократно повторяясь гулким эхом. Даже мелкие камушки под ногами шелестели как-то особенно громко.
     Чаще приходилось делать ненужные остановки. И тогда мервины сидели, не разжигая огня, и молчали, восстанавливая дыхание и силы.
     Этот день был каким-то особенно назойливо-длинным. Шли почти не останавливаясь, огибая бесконечные груды красных камней. Зато к вечеру Старку удалось поймать и убить какого-то тощего горного козла. Ужин обещал быть роскошным.
     Начинало темнеть, но небо было еще высоким и оранжевым как апельсин, хотя к горизонту уже сгущалось в багряный пурпур. Рубиновый отсвет лежал на скалах, которые кое-где краснели, будто облитые кровью.
     Гвен разделывал тушу козла неумело, но старательно. Лила и Старк колдовали у котелка. Клим разжигал костер. И только Тор, прислонившись спиной к скале и скрестив руки на груди, внимательно смотрел на закат. Его четкий профиль красиво вырисовывался на фоне рыжего марева.
     Гвен залюбовался им. Во всем облике Тора, в его позе, этих скрещенных руках было некое роковое совершенство. Тор был совершенен и великолепен.
     День угасая, умирал, наполняя красной кровью небосвод.
     – Уже скоро, – сказал Тор.
     – Что скоро? – не понял Гвен, и Тор вздрогнул:
     – А? Нет, ничего, просто мысли вслух. – Тор улыбнулся печально и скорбно, глянул еще раз на закат, затем подсел к огню. Ужин прошел весело.
     – Да, господа, это вам не белковые концентраты, – с приятной улыбкой сказал Клим, обгладывая кость.
     – О-о, кайф… – простонал Старк.
     Лила радостно блестела глазами. На вкус Гвена, мясо было немного жестковато, но все равно это было мясо.
     – Скоро начнется спуск, – сказал Тор. – Скоро дойдем…
     – Ну, хватит, Тор, – выступил Старк. – Дай хоть пожрать по-человечески, или как там, по-мервински? Все мы помним про дурацкую великую миссию. В печенках уже сидят откровения от Тора. Ох, никто не захватил слабительного?
     Тор не вспылил, а пожал плечами.
     – Надо найти Курта. Курт – старик-пророк. У него кристалл.
     – За горами тысячи городов, и в них десять тысяч Куртов, – возразил Гвен.
     – Ставлю сто к одному, что каждый второй Курт считает себя пророком, – добавил Клим, а Старк расхохотался.
     – Мы не ошибемся, – сказала вдруг молчавшая до сих пор Лила.
     – А, ну тогда я спокоен, – улыбнулся Старк. – Партию в карты? Это был чудесный вечерок, один из тех замечательных вечеров, надолго запомнившихся Гвену.
     Горы уже не уходили вверх, пугая своей крутизной. Подъем кончился. Но бесконечные камнепады осложняли путь. Иногда приходилось идти прямо в скале, под узкими мрачными аркадами, грозящими обрушиться на голову.
     Неверный шаг, громкое слово грозили смертью. Но мервины были осторожны.
     Старк опять разворчался, ноя по поводу своих мозолей, всем надоедал. Клим прикрикнул на него, Старк замолчал, но через какое-то время начал снова. Путь преградил узкий коридор-расщелина.
     – Что будем делать? – спросил Гвен, которому очень не хотелось идти внутрь, чтобы, затаив дыхание, с замиранием сердца ждать, что хрупкий свод обрушится и похоронит их заживо.
     – Может обойдем? – предложила Лила, но как-то неуверенно.
     – Я не полезу, – отрезал Старк.
     – Ну и оставайся! – прорычал Клим. – Что скажет Тот, Который Знает?
     – Вперед! – твердо, слишком твердо сказал Тор. Двинулись. Тор, за ним недовольный Старк, Лила, Гвен, замыкал Клим. Шли очень медленно и очень тихо. Осторожно.
     – Я хочу чихнуть, – пожаловался Гвен.
     – Потерпи, – тихо и нежно попросила Лила. Впереди что-то произошло. Тор резко остановился, и Старк налетел на него.
     – Ты что?
     – Тихо! – Тор замер, прислушиваясь.
     Гвен тоже насторожился, но ничего не уловил, вот разве что предчувствие, было какое-то предчувствие. Медленно пошли вперед.
     – У меня шнурок порвался, – довольно громко провозгласил Старк и присел на корточки.
     И тут сверху загрохотало. Мелкие колкие камешки посыпались на мервинов. Гвен увидел, как что-то громадное сверху падает на Старка, но Тор тоже это увидел и, с силой толкнул Старка, крикнув:
     – Назад!
     И они побежали. Спотыкаясь, натыкаясь на сырые своды, падая. А позади все грохотало и грохотало.
     Выбежали на свет и остановились. Дыхания не хватало, сердце бешено колотилось где-то в горле.
     Вход завалило. Они стояли и смотрели друг на друга. Четверо мервинов, избежавших смерти. Четверо? Они ошалело друг на друга уставились.
     – Где Тор? – спросил Клим глуповато. Глуповато, потому что Тор бежал последним… если еще бежал.
     Лила побледнела, ее белые губы шевелились и, уткнувшись в плечо Старка, она разрыдалась бурно и бесшумно. Старк стоял, открыв рот, до него медленно доходило, что это он должен был остаться там, в узкой штольне. Он, Старк, а Тор подставился.
     И только Гвен знал, что Тор не подставился, что все шло своим чередом. Что Тор знал это с самого начала. Знал, что именно он станет жертвой. Вот почему он так смело двинулся в узкий проход штольни. Вот почему так долго смотрел на оранжевый закат. Он знал.
     Гвен стряхнул с себя оцепенение.
     – Разберем завал? – спросил он Клима.
     Тот безнадежно покачал головой, но сказал глухо:
     – Конечно.
     Работали втроем, выстроившись в цепочку, вспотев, побросав куртки на землю. Старк работал яростно, забыв про усталость и даже не пытаясь перекурить. Лила стояла сзади них на коленях и молилась. “Будет ли кто-нибудь так же молиться обо мне?”– подумал Гвен.
     Эти камни были бесконечны, но мервины не прерывали свою работу. Наконец показалось что-то.
     Рука. Пыльная и окровавленная. Старк заработал с лихорадочной быстротой. Они нашли его.
     Тор. Бледный, раздавленный, израненный Тор. Но он был жив. Это было невероятно. Он был еще жив. Все кинулись к нему и хотели вытащить, но Клим остановил их:
     – Подождите, я сначала осмотрю его.
     Расчистили площадку, и Клим осторожно склонился над Тором. Они о чем-то поговорили вполголоса. Клим осматривал Тора, а мервины стояли, затаив дыхание.
     Через некоторое время Клим выпрямился и взглянул на них своими зелеными глазами остро и жестко.
     – У него сломан позвоночник. Если мы сдвинем его, он умрет, если он пошевелится, он умрет.
     – Нет! – крикнула Лила.
     – Сделай что-нибудь, – прошептал Старк.
     – Клим… – начал Гвен. Но тут заговорил Тор:
     – Не надо, мервины. Я обречен и останусь здесь. Я должен был погибнуть в этих горах, и я погибну здесь. Это судьба. И она дает мне еще один шанс. Я должен поговорить с вами, попрощаться. Темнеет. Наступает ночь. Эта ночь будет очень долгой. Разведите у входа костер, я буду прощаться с вами по одному. Лила, Клим, Старк… Гвен, ты придешь ко мне последним.
     А теперь уходите. Мне очень больно, меня покидают силы, посему не будем терять времени…
     Костер горел ярко и ровно, но безрадостно глядели на него мервины, собравшиеся сиротливой кучкой у огня.
     Лила пошла первой. У входа она обернувшись, обвела всех темным взглядом.
     – Мы бросим его? – ей не ответили.
     – Мы оставим его умирать? – закричала она пронзительно.
     – Он уже мертв, – тихо, но внятно ответил Клим.
     Гвен вздрогнул, а Старк схватился за голову руками и не то завыл, не то застонал.
     Лила скрылась в темноте. Остальные сидели, охваченные отчаяньем.
     Ночь давно накрыла их своим черным бархатным пологом. Она была мрачна и траурна. Гвен знал, что эта ночь будет долгой.
     Гвен посмотрел на мервинов. Обхватив голову руками и уткнувшись в колени, сидел Старк. Он раскачивался из стороны в сторону. Гвен не видел его лица, но слышал приглушенные рыдания.
     Клим заострился лицом, нервно сплетал и расплетал пальцы.
     Лила вернулась не скоро. Она не плакала, но глаза ее были припухшими от недавних слез. Ни на кого не глядя, она села и отвернулась, спрятав гордое лицо от любопытных взглядов. Похоже ее познабливало.
     Медленно поднялся Клим и пошел в штольню.
     Гвен побросал сухих веток в костер, и тот весело затрещал, разгоревшись пронзительно ярко.
     Темнота сгустилась, вязко обступив их лагерь. Время тянулось медленно-медленно, будто заморозилось.
     Клим появился из темноты, скорбные складки легли в углах его рта, но взгляд был ясен и спокоен. Он подошел к Старку и положил руку ему на плечо.
     – Нет, я не могу, не могу идти туда! – истерично выкрикнул тот. Лила обернула к нему гневное лицо.
     – Ты должен проститься с ним, – мягко сказал Клим.
     – Неужели ничего нельзя сделать? – с мольбой спросил Старк, и Клим покачал головой. Старк выпрямился, глянув с вызовом на поникших мервинов, и вошел внутрь.
     Старка не было долго, несколько раз приходилось подбрасывать сучья в огонь. Лила сидела, не шелохнувшись, застыв каменным изваянием. Гвен опять подумал, что время будто остановило свой бег.
     Уже давно должен был наступить рассвет, но плотная, липкая темнота и не думала высветляться. Это было тягостно и страшно.
     Старк вышел из штольни неслышно и подсел к костру. Он больше не прятал свое лицо. На щеках его не высохли слезы, но губы были плотно сомкнуты, а в глазах зажглась неукротимая решимость.
     Гвен поднялся. Внезапно все мервины повернулись к нему. И Гвен даже повел руками, так как ему показалось, что они обступили его. Но все сидели на своих местах. Лишь взгляды их горели жадным любопытством. Прищурившись, с непонятным дерзким интересом смотрела на него Лила. Отсвет костра делал ее глаза темными, с далеким фиолетовый отблеском.
     Внимательно и остро глядел Клим. Зелень его глаз была почти непереносима. Такими же зелеными, но с ореховым отливом глазами глядел Старк. Его глаза светились неукротимым упрямством, а в глубине зрачков притаилась наглая прямота немого вопроса.
     – Иди, – сказал Старк и протянул Гвену колоду карт. – Возьми это, так велел Он, Тор – “Тот, Который Знает”.
     Гвен вошел внутрь и почувствовал противный холодок. Здесь было темно и сыро. И пахло смертью.
     Тор лежал в той же позе, привалившись спиной к груде камней. Сюда слабо долетали отблески костра, и Гвен видел Тора не совсем отчетливо.
     Гвен был этому рад, поскольку не хотел видеть Тора беспомощным, страдающим и… умирающим.
     – Подойди ближе, Гвен, – четко произнес Тор, и в его интонациях было что-то бескомпромиссное и властное.
     Гвену на миг показалось, что все будет как прежде. Здесь Тор, красивый и властный. Тор – боец. Тор – победитель.
     Но приблизившись, Гвен увидел, что это лишь химера. На красивое лицо Тора уже легла легкая тень безнадежной покорности. Но Глаза его еще светились непоколебимой решимостью и верой.
     – Я буду говорить с тобой, – продолжил Тор, и голос его гулким эхом отлетел от сводов штольни.
     – Теперь ты не боишься обвалов, – неожиданно для самого себя сказал Гвен.
     – Теперь не боюсь, – согласился Тор. – Мы оба знаем, что обвалов больше не будет.
     Да, это было так, и Гвен знал это.
     – О чем ты хочешь поговорить со мной, Тот, Который Знает?
     – Я многое должен сказать тебе, Гвен.
     – Время стало медленным.
     Улыбка изогнула красивые губы Тора.
     – Ты тоже это заметил? Это мой шанс, Гвен. Когда мы кончим разговор, настанет утро, но не раньше. Пятеро мервинов – это мало, теперь вас четверо, и это почти ничто. Ставки выросли. От вас уходит Тот, Который Знает.
     Это не случайность. Испытание… – Тор прикрыл глаза.
     – Почему ты хотел видеть меня последним, Тор? – спросил Гвен, смутно догадываясь.
     – У мервинов всегда должен быть Тот, Который Знает. Теперь им будешь ты, – спокойно пояснил Тор.
     – Нет! – крикнул Гвен. – Нет, нет, я не могу, не хочу! Почему я, Тор? Зачем ты делаешь это со мной?
     Тор махнул рукой досадливо.
     – Выбор сделан, и это не только мой выбор, Гвен. Только ты способен привести их. Они уже знают, и они уже присягнули тебе, Гвен. Ты справишься. Просто поверь в себя, как поверил в тебя я.
     Гвен хотел сказать, что он не способен, что он завалит все дело, что он просто боится, черт возьми. Боится лидерства, боится ответственности, боится сделать неверный шаг.
     Но вместо этого он посмотрел Тору в глаза и сказал:
     – Тогда помоги мне, Тор. Научи меня. Расскажи, что надо делать. Чего ты ждешь от меня, Тор?
     Далекий отсвет костра осветил лицо Тора, и темные пряди, упавшие на лоб, и властную жесткость черт.
     – Я знал, что останусь здесь. И ждал этого. Я был готов. То есть думал, что готов. Готов умереть. Но даже не догадывался, что это так… страшно. – Тор замолчал и посмотрел долгим взглядом туда, где был выход, и где у костра сидела Лила и мервины, его мервины. Туда, где ему не быть больше никогда. Затем продолжал с грустной улыбкой:
     – Я выбрал тебя и помогу тебе, Гвен. Я не в силах сказать тебе многое, поскольку даже знание не убережет тебя от роковых ошибок. Я расскажу тебе кое-что, но решать ты будешь сам. Тебе очень повезет, если ты сможешь прочитать мои намеки, поэтому слушай внимательно.
     Вы перейдете Горы и в одном из городов найдете Курта. Ты сам выберешь город, и ты не ошибешься. Там вы разделитесь. Курта найдет один из вас. Пророк скажет, что делать дальше.
     Сущностей много, очень много. С каждым днем их становится все больше. Души продаются и покупаются. Но кристалл Курта остановит это. Я не знаю, как это произойдет, но я в это верю. И ты должен поверить в это, Гвен. Поверить истово и свято, чтобы даже тени сомнения не осталось. Иначе ты погубишь не только себя, но и мервинов, за которых отныне ты в ответе.
     Но сущности уже знают о вас, и они ждут вас. Души людей неравноценны. Наиболее дороги незамутненные души детей. Эти души практически недоступны. У ребенка не так-то просто купить душу, поскольку просто невозможно объяснить ребенку, что такое душа. Не получится заключить сделку. Души детей защищены, в некотором роде. Но Они все равно будут пытаться. Души священников…
     Душа мервина ценнее во сто крат. Поэтому за вами уже идет охота. И искушение будет очень велико. Он тоже знает о кристалле Курта…
     – Кто – Он? – шепотом спросил Гвен.
     – Их король. Он – Зло. Главное Зло, которое вы должны остановить.
     – Как же мы узнаем Его? – не понял Гвен.
     – Узнаете… – усмехнулся Тор. – Он сам найдет вас… одного из вас…
     – У него есть имя?
     – О, тысячи имен – Пенни-Пенн, Капитан Лэг, Эль-Маруф… может тебе повезет, и ты узнаешь его под этими именами, а может быть и нет. А теперь дай мне карты, я расскажу тебе еще кое-что. Я не должен этого делать, и все же…
     Гвен протянул колоду, и Тор отобрал пять карт – два короля, два валета, и даму.
     – Мервины, – пояснил он, затем, как бы опомнившись, посмотрел на одного короля и, с жесткой улыбкой, вернул его в колоду. Остальные четыре карты перемешал и выложил в ряд рубашками вверх. Затем стал доставать карты по одной и укладывать открытыми на каждую закрытую карту. На первую легла десятка треф.
     – Смотри, – сказал Тор, – этот мервин сомневается, но он надежен. Он знал трудные времена и надеется на лучшее. Он даже не догадывается, что трудности еще впереди. Потери… В лице врага он найдет друга. Судьба готовит испытания…
     На вторую карту легла шестерка червей.
     – Этот мервин мелок, но умен. Он отчаянный романтик, который мечется между сном и явью. Он способен на подвиг. Он оптимист и циник. Это хорошая опора. Переменчивый как ветер… Свободный… Счастливый…
     Третью карту покрыл туз пик.
     – Этот мервин есть рок. Он – предатель, и он погубит вас. Четвертым Тор вытащил трефового короля.
     – Последний мервин велик. Велик и великолепен. И… он найдет кристалл. Тор смешал карты.
     – Разве ты не скажешь мне, кто эти мервины!? – в изумлении и замешательстве воскликнул Гвен.
     – Нет.
     – В твоих подсказках больше вопросов, чем ответов. Зачем ты рассказал мне это? Неужели ты хочешь, чтобы в каждом я видел предателя?
     – Довольно. Я устал. – Тор достал из кармана куртки белковые концентраты в пакетиках и отдал Гвену. – Теперь ты будешь заботиться о мервинах. Обещай исполнить мою последнюю просьбу.
     – Нет! – вскричал Гвен, догадываясь, о чем попросит его Тор.
     – Нет? – Тор поднял брови. – Хочешь продлить мои мученья? Я все равно погибну от переохлаждения. Так помоги мне. Я, конечно, могу попытаться встать и доломать свой хребет, но я боюсь. Боюсь боли. Сделай это, Гвен, прошу тебя. Сделай быстро, – Тор смотрел ясным взглядом.
     – Прости, я не могу, – Гвен отвернулся, не в силах вынести этот взгляд. – Не смогу, Тор.
     – Гвен, я мог бы попросить любого из них. Лила, Клим, Старк – они бы сделали это. Но я прошу тебя, Гвен, помоги меня.
     – Не могу.
     Тор долго смотрел на него.
     – Когда обвалился этот чертов свод, я выронил свой нож. Гвен прикрыл глаза и покачал головой.
     – Ну что ж, тогда иди.
     Гвен поднялся и направился к выходу, чувствуя, что осталась какая-то недосказанность.
     – Гвен, – позвал Тор, – я знаю, что ты видел нас с Лилой.
     Гвен резко обернулся.
     – Зачем ты говоришь мне это?
     – Просто интересно, почему ты молчал, ведь ты понял, что я тебя видел.
     – Да, я понял, – медленно сказал Гвен. – Я… она была такая счастливая… там… с тобой, – Гвен приблизился к Тору, встал на колени и крепко пожал ему руку. – Мне жаль, Тор, очень жаль. – Затем отстегнул от пояса свой нож и вложил в руку Тора. – Прощай, Тор.
     – Прощай, Гвен – Тот, Который Знает. И… спасибо тебе.
     Гвен встал с колен и пошел к выходу, не оглядываясь.
     Выйдя из штольни, он заметил, что наступило утро. Слепящее, сияющее утро. Мервины, его мервины, сидели у костра. Старк согбенно, неотрывно глядя на огонь. Клим и Лила – скорбно обнявшись. Когда Гвен вошел, они встали. Все встали и склонили головы.
     – Здравствуй, !Тот, Который Знает”!
     Яркий день разгорался над головами мервинов…
    
     * * *
     После гибели Тора дни казались потерянными и бесполезными. Несколько ночей подряд Гвен не мог заснуть, а под утро слышал тихие всхлипы –Лила оплакивала своего Тора. Оплакивала украдкой. Днем же была спокойна и холодна, боялась расплескать свое горе, потерять хоть каплю печали.
     Клим замкнулся, а Старк раздражался по всякому поводу. Но постепенно боль утраты притупилась, разбавляясь повседневной монотонностью. Зазвучали разговоры, на лицах появились робкие улыбки. Время с жестокой неумолимостью стирало печать скорби.
     Начался спуск, и идти стало намного легче. Все быстрее продвигались мервины к своей цели. Гвену мучительно хотелось знать, что сказал Тор каждому мервину.
     Но об этом не говорилось. Хотя Гвену порой казалось, что он знает. Иногда Гвен пытался разгадать загадки Тора. Кто же тот мервин-рок? А кто надежен? А кто романтик? И опять Гвену казалось, что он четко может ответить на эти вопросы. Но, как показало время, он ошибся. Ошибся во всем. Как дорого стоили эти промахи.
     Спуск был окрашен серым однообразием и запомнился Гвену лишь чередой эпизодов. Как однажды они шли под низкими серыми тучами. Ветер бил в лицо пронизывающими струями. И вдруг пошел снег. Белые пылинки холодными точками оседали на лицах. И Клим, улыбнувшись белозубо, раскрыл руки в широком объятии и подставил лицо снегу. Он застыл. И было в этом всеобъемлющее счастье.
     – Я с юга, – пояснил он. – Старку довелось пошататься по свету, я же домосед. Я редко видел снег. О-о-о, как он прекрасен.
     В другой раз, когда сгущались сумерки, Старк вдруг начал играть на губной гармошке веселую и очень знакомую мелодию. Из тех, что ты знаешь, конечно знаешь, но никак не можешь вспомнить.
     – О, я знаю эту песню, – воскликнула Лила и стала тихо напевать, а потом стала кружиться. Она кружилась и кружилась. И это было замечательно.
    
     * * *
     Мервины приняли лидерство Гвена настороженно. Гвен чувствовал, что его постоянно сравнивают с Тором. И сравнение это было не в его пользу. Роптать было бессмысленно. Гвен должен был доказать, что он достоин. Он должен был постоянно доказывать это. Его задевали косые взгляды и усмешки. Втайне он обижался и очень страдал. Но Гвен старался, старался изо всех сил. На него смотрела Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная. Вы хотите видеть во мне Тора? Да, я буду Тором. Я буду кем угодно. О, как же мучался Гвен. И как стыдился этих мук…
     Но почему-то он был уверен, что справится. Он должен был это сделать. И не было выбора, не было дороги назад. Гвен честно пытался заглянуть в будущее, соответствовать званию Того, Который Знает. Гвен пытался и… ничего не видел. Ты ошибся, Тор! Боже мой, неужели ты ошибся? Это был замкнутый круг. Ни выхода, ни спасенья. Ужасно!
    
     * * *
     Небо над мервинами теперь постоянно было низким и слоисто-серым, часто брызгало белой снежной крупой.
     Красные Горы стали враждебными и неохотно давали приют холодными ночами.
     Остановки стали редкими и короткими, поскольку даже костер не согревал продрогших тел. Приходилось идти, пока ноги не начинали болезненно ныть от усталости. Шли сбившись тесной кучкой или парами.
     Сегодня впереди шла Лила, и Гвен любовался ее легким пружинистым шагом. Гвен поймал себя на том, что он стал её избегать. Мысль была неприятна, поэтому он ускорил шаг. Пошли рядом. Лила глянула коротко и равнодушно.
     – Помоги мне, – неожиданно попросил Гвен. – Ничего у меня не получается.
     – Неправда, – Лила тряхнула волосами, – ты справишься, я верю.
     – Почему ты веришь мне, Лила?
     Она окинула его задумчивым серым взглядом.
     – Потому что в тебя верил Он.
     – Он? Тор?
     – Да.
     – Ты скучаешь без него?
     – Конечно, – она пожала плечами. – Мне не хватает его, Гвен. Всем нам. Внезапно она взяла Гвена за руку.
     – Посмотри на меня, Гвен. Почему ты не смотришь на меня как раньше?
     Гвен посмотрел. Лила была красива. Она была восхитительна. Благородное лицо аристократки. Она была совершенна, как совершенен был Тор. Но она была чужая.
     – Я хочу смотреть на тебя, потому что ты красива.
     – Но я красива для всех, значит и для тебя, Гвен.
     – Ты далека, Лила Прекрасная, далека как эти звезды, которые для меня недосягаемы.
     Она усмехнулась:
     – Достойный ответ. Ты становишься мудрым.
     – Но я не хочу быть мудрым! Я хочу быть собой. И я хочу научиться любить. Хочу вспомнить, что такое любовь, чтобы любить тебя. Лила. Она опять коснулась его руки:
     – Но я никогда не буду с тобой.
     – Пусть.
     – Я даже не смогу оценить глубину твоего чувства и пылкость признаний.
     – Знаю.
     – Тогда почему?
     Гвен замолчал. Лила не нарушала его молчания, она понимала его. Но внезапно остановившись и остановив Гвена, она поцеловала его в краешек губ. Поцелуй был незамутненный и легкий. Сзади раздались хохот, свист и улюлюканье братьев.
     – Они дураки, – сказала Лила. – Они думают, что я хочу быть с Тем, Который Знает, но это не так.
     – Я тебе верю, но… зачем ты это сделала? Она улыбнулась потаенно:
     – Ты ведь хотел этого?
     – Да. Но мне не нужны поцелуи, предназначенные другому. Чужие.
     – Я должна бы тебя ударить, Гвен. Но ты прав. И прости меня.
     – Конечно.
     Дальше пошли молча. На сердце у Гвена было тяжело. Жестокая откровенность резанула по нервам. Обожгла сердце. Но на губах был поцелуй Лилы.
     Умиротворение.
     “Я слаб”, – подумал Гвен.
    
     * * *
     Спуск подходил к концу. Сюда уже доносился слабый дух цивилизации, хотя сама цивилизация была еще далека.
     Старк раздражался все больше, впадая в неконтролируемую ярость. Гвен догадывался почему – здесь практически не из чего было крутить самокрутки. И отказ от курения оказался для Старка слишком болезненным. Старк с легкостью мог бы отказаться от многого, но не от сигареты, которая была для него неким символом, последней связью с реальностью.
     Ох, если бы причина была только в этом. Но другого Гвен не видел и даже попенял как-то Старку. Но сделав это, Гвен хотел вовлечь и других мервинов в некую телепатическую дискуссию. Это был его опыт, и опыт удался.
     – Ты стал агрессивен, Старк, – начал Гвен, глядя на Старка, но держа в поле зрения других и воздействуя на них.
     Старк оскалился и хотел ответить что-то грубое и злое, но внезапно совершенно четко произнес:
     – Агрессия дает силу.
     – А слабость дает мудрость.
     – Но не дает счастья – недоуменно поддержала Лила.
     – Лишь достижение цели, – подытожил Клим. И они уставились друг на друга.
     – Что это было? – спросила Лила, глядя на Гвена.
     – Это что, я так сказал: “Агрессия дает силу”? Я правда так сказал!? – поразился Старк.
     Клим просто выжидательно смотрел на Гвена, желая немедленных объяснений.
     – Скоро нам придется разделиться. Но нам нужно держать связь. Примерно вот таким способом. А сейчас была небольшая проверка готовности, – с улыбкой пояснил Гвен. Он был горд.
     – Кошмар! – воскликнул Старк.
     – Ты молодец. Я горжусь тобой, – сказала Лила, и Гвен уловил неискренность, скрытую пафосом.
     – Браво, – равнодушно бросил Клим.
     Какое-то время шли молча, глядя на Гвена с благоговением.
    
     * * *
     Все чаще вспышки ясновидения озаряли сознание Гвена. Это были нечеткие, неоформившиеся мысли, на грани предчувствий.
     Но как же слеп и глух он был к этим предупреждениям.
     Старк продолжал беспокоить Гвена. Старк кружил вокруг Лилы, как кот вокруг сметаны. Она пыталась не замечать его знаков внимания. Смотрела холодно, брезгливо отстранялась от его объятий. Старк не отставал.
     Но вообще-то Гвен замечал, что Старк просто сочился каким-то ядовитым обаянием. Он был отвратительно обаятелен и притягивал своей низменной мерзостью. Его шутки и намеки были полны сальной скабрезности. Они таили в себе что-то унизительно-постыдное, но такое привлекательное в своей запретности. Его улыбка была отравленно-приятна, а взгляды, которые он бросал на Лилу, масляно-похотливы.
     Гвен знал, что другая на месте Лилы давно бы пала жертвой этой низменной похоти. Но Лила сопротивлялась… пока… Хотя взгляд ее был полон растерянного недоумения и блуждал по лицам Клима и Гвена, ища защиты. Без надежной опоры в лице Тора ей было неуютно.
     Гвен знал так же хорошо, что Лила не попросит у него помощи. Знал, но втайне желал помочь. Это было бы проявлением ее слабости. Гвен хотел, чтобы она оттаяла хоть немного, хоть ненадолго. Гвен не понимал, почему бездействует Клим, почему даже не пытается остановить брата.
     Клим холодно взирал на отвратительные столкновения Лилы и Старка, которые происходили все чаще. Да, Клим не останавливал брата. Не вмешивался. Но почему?
     Вскоре можно было издали видеть границу Красных Гор. Горы должны были остаться позади.
     Мервины устроили привал. Последний, пожалуй, привал в Красных Горах. Они нашли маленький грот, полузаваленный припорошенными снегом камнями. Внутри было темно и тихо. Грот, гостеприимно принявший их в свое лоно, был тесноват. Но здесь не было ветра, а было тепло и сухо.
     Когда развели костер, стало так уютно и здорово, что у всех поднялось настроение. Лила, впрочем, недолго посидела у огня. Отошла и уснула, отвернувшись к стене. Она, похоже, заболевала – покашливала, была бледна, но ни на что не жаловалась. Мужчины поболтали немного, потом засели за карты.
     Все шло хорошо, но через несколько партий Старк, улыбнувшись блудливо, предложил:
     – На нее сыграем? – и кивнул в сторону Лилы.
     Гвен сжал кулаки.
     – Ты что… – только и смог он сказать.
     – Да брось ты, Гвен. Расслабься. И потом, мне казалось, ты больше всех не прочь… – он сделал неприличный и вполне определенный жест.
     – Прекрати.
     – Ну, хватит. Спорим, она и сама не откажется.
     Клим слушал с интересом, и получал от перепалки, казалось, садистское наслаждение.
     – Впрочем, если выиграю я – готов поделиться. – Старк выглядел плотоядным сукиным сыном. Сальная липкая похоть звучала в его словах.
     – Я тебе все кости переломаю, – тихо и твердо сказал Гвен.
     – Что!?
     Они оба вскочили и стояли друг перед другом непримиримые, разделенные лишь пламенем костра. В руке Старка блеснул нож. Гвен пошарил на поясе и… ничего не нашел. И понял, что погиб. Погиб глупо и бессмысленно. Но тут раздался голос Клима:
     – Где твой нож, Гвен?
     – Я… я не знаю. Я потерял его.
     – Не тогда ли, когда погиб Тор? – поинтересовался Клим. Какой же он все-таки наблюдательный.
     – Ты оставил нож Тору? – с ужасом воскликнул Старк.
     – Да.
     Старк мрачно выругался, сплюнул и, спрятав нож, сел. Помолчали. Гвен медленно тасовал колоду. Старк хмурился. Лила спала. А на губах Клима играла тонкая улыбка. Что она означала, Гвен не понимал.
     А под утро Гвен проснулся от каких-то криков. Он вскочил на ноги и увидел отвратительную сцену – Старк пытался грубо овладеть Лилой. Клима не было. Гвен подскочил и ударил Старка по голове. Метнулась тень - Клим возник в проеме. Они вместе оттащили Старка.
     Одежда Лилы была порвана, лицо и шея исцарапаны, на губах кровь. Похоже, сопротивлялась она отчаянно. Но почему же не звала на помощь? Или звала? И где был Клим?
     Эти вопросы вихрем проносились в голове Гвена. И еще почему-то подумалось, что Старк поторопился. Скорее всего, она бы сдалась, пала перед его грязным обаянием. Да, поторопился!
     Старк стоял у дальней стены грота. Он смотрел по-волчьи, да и скалился как волк. Его глаза горели ненавистью, но какой-то жалкой ненавистью. Старк выпрямившись, сказал хрипло:
     – Я ухожу, мервины, – выплюнул он и добавил грязное ругательство. Он усмехнулся, поднял вверх средние пальцы рук и вдруг… исчез.
     – Ах… – вздохнула Лила.
     – Где он? – вскрикнул Гвен.
     – Он просто нарушил запрет – раздвинул пространство и время. Я думаю, он уже в городе, пояснил Клим.
     – Его нужно вернуть, – сказала Лила. Ее трясло, она была в полушоке.
     – Я это сделаю, – предложил Клим.
     – Нет, – вдруг резко бросил Гвен, – он вернется сам или не вернется никогда. Но мне кажется, мы еще встретимся и очень скоро.
     – Откуда ты знаешь? – насмешливо поинтересовался Клим.
     – Я – Тот, Который Знает, – твердо сказал Гвен и почувствовал, что они больше не сомневаются. Они – его мервины!
    
     * * *
     Все осложнялось. Все опять осложнялось. Гвен не понимал где, в чем была ошибка. Нервничали все. Лила. Он сам. Клим. Даже спокойный, пуленепробиваемый Клим кусал губы, терзаясь неизвестностью.
     Остались позади Красные Горы. У подножья их с этой стороны лежало поле, припорошенное снегом. Оно было бесконечно. И мервины шли по припудренной поземкой чавкающей грязи, которая то хрустела как битое стекло, когда подмораживало, то вновь раскисала. И тогда ноги увязали, шаг затруднялся.
     Мервины перешли поле, потом еще одно, и еще. Целина была бескрайней. Села, города… Люди были так близки и так недосягаемы.
     Лила все-таки заболела. У нее был жар, она ослабла и тащилась, еле передвигая ноги. Помощи ждать было неоткуда. И даже Клим, врач-недоучка, не мог облегчить ее страдания. Нужны были антибиотики, хорошая еда, теплая постель. Они с Климом несли Лилу по очереди, сами выбиваясь из сил.
     Показалась дорога. О, господи, дорога! Мервины сели на обочине. Рокот первой машины их напугал, они отвыкли от шума в тишине и безмолвии Красных Гор.
     И только тут мервины начали понимать то, о чем говорил им Тор. От первой машины шло грязно-зеленое сияние. И от второй, и от третьей. Сущности! Четвертая машина светилась нежно-голубым. Гвен поднял руку, моля бога, чтобы это сработало. Машина остановилась.
     – Куда вам? – довольно нелюбезно спросил толстый господин с лихорадкой на губе.
     – До ближайшего города.
     – Ну, я вообще-то еду в Зелесту, а если вам нужен Дельт-Таун, то до него еще двести километров, там пересядете.
     – А что это, Зелеста?
     – Небольшой городок к югу от Дельт-Тауна.
     – Идет.
     Они погрузились в машину, и водитель с удивлением их оглядел.
     – Ничего прикид. Вы что, панки?
     – Почти, – ответил Клим, грея замерзшие руки дыханием.
     – Что с девушкой? – опять поинтересовался водитель.
     – Похоже, простудилась.
     – Паршиво. Кстати, меня зовут мистер Марвелли, я библиотекарь.
     Мистер Марвелли довез их до Зелесты.
     – Здесь может быть Курт? – шепотом спросил Клим.
     – Я не знаю, – признался Гвен.
     – Я останусь здесь, – слабо сказала Лила.
     – Нет. Ты больна.
     – Ничего. Я справлюсь. Кто-то должен проверить.
     Лила осталась в Зелесте, а они с Климом продолжили путь до Дельт-Тауна.
     Какое-то время шли по трассе, попутные машины не останавливались.
     – М-да, мы с тобой не смотримся, Гвен, – мрачно заметил Клим.
     – Точно.
     Но вскоре им повезло, и Гвен задремал в кузове задрипанного грузовичка, ехавшего в Дельт-Таун. Ему приснился сон – смутные образы и среди них девушка, прекрасная и светловолосая. Она улыбалась и манила за собой.
     Кто-то тряс его за плечо, и вместо девушки Гвен увидел склоненного светловолосого Клима.
     – Приехали. Дельт-Таун.
     Мервины вошли в город. И он открылся перед ними во всем своем великолепии. Светились окна и витрины, мерцали рекламы и горели фонари. Мчались машины. Запах выхлопов смешивался с запахом кофе. Здесь было душно и слякотно. Редкие белые снежинки ложились на мостовую и таяли, превращаясь в ничто. И были люди. Много людей. Толпа, которая распадалась на мозаику свечений.
     – Голубое, синее, серебряное – люди.
     – Розовое, золотистое – дети.
     – Грязно-зеленое – сущности.
     Свечение. Но видели его только двое – мервины.
     Гвен и Клим стояли ошарашенные, ослепленные.
     – Ты тоже это видишь? – шепотом спросил Клим.
     – Да. Вижу.
     – Что будем делать?
     – Нам надо разойтись.
     – А, да. Будем искать Курта?
     – Точно.
     – Знаешь, я бы с удовольствием нашел еще кое-кого, – усмехнулся Клим.
     – Старка?
     – Его, гаденыша.
     – Боишься за него? – удивился Гвен.
     – За него!? – расхохотался Клим. – Я боюсь за людей, которым встретится этот паршивец.
     – Тогда разбежались.
     Гвен отдал Климу половину белкового концентрата, которого уже осталось немного. – Ты знаешь, как меня найти.
     Клим кивнул.
     – Конечно. Теперь знаю. До встречи, Тот, Который Знает. И… береги себя.
     – Очень тронут.
     – Спорим, я первым найду Курта?
     – Спорим, – рассмеялся Гвен.
     Они обменялись рукопожатием и разошлись в разные стороны.
    
     * * *
     Сунув руки в карманы, Гвен бодро шагал по окраине Дельт-Тауна.
     Улицы здесь были узкие и грязные, плохо освещенные, но Гвену все казалось изумительным.
     Они продвинулись к цели, дошли. Гвен шел и улыбался.
     Внезапно дорогу ему преградила фигура, возникшая из ниоткуда. Высокий парень в рваной куртке, с болтающимся на шее грязным шарфом, радостно скалился в лицо Гвена. В руке у парня била бритва.
     – Выворачивай карманы, говнюк! – радостно приказал парень, окруженный голубым свечением.
     – Зачем? – не понял Гвен.
     – Обдолбаный что ли? Гони бумажник, а то добавлю шрамов на роже, – парень взмахнул бритвой у самого лица.
     – Тебе нужны деньги? – поразился Гвен и грустно усмехнулся. – Обыщи меня. Найдешь монеты, ставлю ящик пива!
     Парень расхохотался, и больше Гвен ничего не помнил…
    
     * * *
     Гвен очнулся на мостовой, голова болела. Ощупав затылок, Гвен обнаружил, что волосы мокрые и липкие, а, взглянув на ладонь, с интересом уставился на кровавые разводы.
     Из кармана пропали пакетики белкового концентрата, видно незадачливый грабитель принял их за наркоту.
     Гвен сидел расстроенный и злой. Он проделал опасный путь, мучился и страдал, и пришел спасти этих людей. И этого парня, который пока еще светился голубым! И который ударил его кастетом по голове.
     Гвен встал и, шатаясь, побрел дальше по улице. Дельт-Таун больше не казался ему прекрасным.
     Гвен тащился по улице и равнодушно думал, что у него нет ни денег, ни документов, ни знакомых в этом городе. Нет ни пропитания, ни крыши над головой.
     Испытания! Гвен плюнул с досады. Он – мервин, Тот, Который Знает. И он знал, что Курт скорее всего здесь, в Дельт-Тауне. Он чувствовал это.
     Зря Лила осталась в Зелесте. С другой стороны, Гвен понимал, что это неспроста. Чудовищная головоломка.
     Голова болела страшно. Гвен усмехнулся и злобно подумал, что подохнет раньше, чем отыщет Курта. “Не сдамся, нет, не сдамся”, – сказал себе Гвен, но это не помогло совершенно.
     И тут Гвен увидел ее – девушку из сна. Она была совсем некрасива. Светлые космы ее волос болтались вдоль щек. Волосы явно были крашеные, причем крашеные давно и плохо. Она была неплохо сложена, но имела вид потасканный и усталый. Сиреневая курточка, коротенькая кожаная юбка, сетчатые колготки на стройных ногах. Сапожки на высоких каблуках. Девушка курила, прохаживаясь вдоль улицы. Она определенно была некрасива. Но это была она – девушка из сна.
     Гвен глупо уставясь на нее, подошел.
     – Здравствуйте, – только и смог сказать он.
     – Не продаю, – отрезала девушка.
     – Что не продаете? – не понял Гвен.
     – Душу не продаю.
     – А тело? – с улыбкой спросил Гвен.
     Она выпустила дым из ноздрей и глянула оценивающе:
     – Покажи деньги.
     Гвен развел руками.
     – Сожалею, мадемуазель. Но если бы у меня были деньги, я отдал бы их вам. Просто так, чтобы вы не стояли на этой грязной улице. Мне кажется, я уже видел вас.
     – Где это? – неприязненно спросила она.
     – Во сне.
     – Ага, на крылышках и в хрустальных башмачках. Ступай-ка своей дорогой, приятель.
     Гвен вздохнул и медленно пошел прочь, но тут внезапный приступ головокружения одолел его. Гвен почувствовал тошноту, в глазах его потемнело, и он тихо осел на мостовую.
     – Эй, парень, с тобой все в порядке?
     Сквозь мутную темноту Гвен увидел лицо девушки.
     – Э, да у тебя кровь. Вставай.
     Гвен медленно приходил в себя. Девушка помогла ему подняться.
     – У тебя голова разбита.
     – А, – махнул рукой Гвен, – познакомился с местными ребятами.
     – Где ты живешь?
     – Нигде.
     – Как это?
     – У меня нет дома.
     – Везет мне сегодня! – воскликнула девушка. – Ладно, пойдем, что-нибудь придумаем.
     – Спасибо.
     Гвена слегка пошатывало, и он опирался на руку новой знакомой. От нее пахло жевательной резинкой и сигаретами. Гвен чутко уловил знакомый, но такой позабытый запах никотина.
     – Закурить не найдется? – попросил он.
     – А рюмочку тебе не налить? – спросила девушка, но полезла куда-то, кажется, за лифчик.
     – Тебе с травкой?
     – Если можно, нет. – Гвен закурил, впуская в себя восхитительный пахучий дым.
     – Как тебя зовут?
     – Гвен.
     – Гвен? Это что, кличка такая? Ну, ладно, если не можешь предложить ничего лучше, пусть будет Гвен. Не повезло тебе с именем.
     – А тебя?
     – Мария.
     – Чем ты занимаешься, Мария?
     – Да уж не бальные танцы преподаю, – усмехнулась она. – Пришли.
     Иллюминация в темном переулке отсутствовала полностью, но Гвену хватало серебристого сияния Марии. Пахло кошками, гнильем и отбросами. Три мусорных контейнера были набиты битком.
     Они вошли в замызганную дверь черного хода и поднялись на третий этаж. Квартирка Марии была небольшой и довольно захламленной.
     – Иди помойся, от тебя воняет, – сказала она, толкнув дверь ванной. – Там где-то аптечка, пошарь, может тебе повезет найти йод или еще что. Только аккуратней, кран течет.
     Ванная была грязная, с подтеками ржавчины, облупившимся кафелем, но это было не важно. Гвен принял душ. На полочках с косметикой обнаружил аптечку, но кроме противозачаточных таблеток и презервативов ничего в ней не нашел. Пришлось просто промыть рану холодной водой. Зато Гвен обнаружил ржавый станок для бритья и лезвия. Он побрился, с удовольствием отскабливая щеки и подбородок от надоевшей щетины. Кран действительно здорово подтекал – разболталась шайба. Гвен закрутил ее, почувствовав в руках небывалую силу. Он вышел из ванной.
     Мария на кухне размешивая яйца с молоком, оглянулась изумленно:
     – Да ты у нас красавчик.
     – Я починил твой кран.
     – Правда? Ты что, водопроводчик?
     – Почти, – улыбнулся Гвен.
     Мария поджарила тосты. Это было восхитительно.
     – Чем собираешься заниматься, Гвен?
     – Мне нужно найти одного человека. Его зовут Курт.
     – Ладно, давай спать. Похоже у тебя сегодня был не очень удачный денек, а, Гвен?
     – Да уж, многовато событий.
     – Спать будешь здесь, на диване, а там поглядим. Что-то подсказывает мне, что ты еще на что-нибудь сгодишься, кроме крана. Но если ты явился за моей душой, я тебя убью.
     – Я не торговец душами, Мария.
     – Очень хочется в это, верить.
     Она ушла. А Гвен вытянулся на диванчике и через несколько минут провалился в глубокий сон.
    
     * * *
     Несколько дней Гвен пытался адаптироваться. Он ходил по улицам, втягивая ноздрями незнакомые, точнее давно забытые ароматы, вглядываясь в лица людей, вслушиваясь в их речь.
     За мервинов Гвен не беспокоился. Он знал, что они живы. Однако ни один из них не выходил на связь, ни один не отвечал на призывы Гвена. Но это тоже было второстепенно. Гвен понимал, что они объявятся. Скоро или не очень скоро. Даже если сейчас, попав в цивилизацию, забыли свое предназначение, они объявятся. Просто потому, что они мервины.
     Напрягало Гвена другое – он понятия не имел где и как нужно искать Курта. Тот, Который Знает молчал, и Гвен просто терялся.
     А между тем торговля душами шла полным ходом. Гвен сам уже не раз становился свидетелем таких сделок.
     Как-то, бесцельно гуляя по парку, он заметил на скамейке влюбленную парочку. Потрясающе красивая девушка с длинными рыжими волосами и юноша немного пижонского вида в изящных очках. Одного взгляда на юношу было достаточно, чтобы убедиться, что он влюблен. Влюблен отчаянно и страстно. Его синяя аура просто пульсировала яркими вспышками всепоглощающей нежности. Поле девушки было слабым и мутно-зеленым. Они не замечали Гвена, зато Гвен видел все. Они разговаривали и девушка улыбалась. У нее был наивный и какой-то трогательный взгляд. Вот она что-то сказала, и юноша склонился к ней. Что-то произошло. Они не поцеловались, нет, но как-то сблизились.
     И тут синее поле юноши стало блекнуть, размываясь зеленой мутью. Все смешалось, и вот уже они оба светились грязно-зеленым.
     Поле девушки выросло. Она встала и пошла по аллее, не оглядываясь, а он остался. Поникший, потерянный, с очками, съехавшими на нос. На лице юноши больше не было одухотворенности, лишь тупая равнодушная покорность.
     Гвен, наблюдавший все это, болезненно поморщился. Он ничего не мог сделать. Нужно скорее найти Курта. Но где?
     Через несколько дней Мария спросила:
     – Нашел работу?
     – Работу? – не понял Гвен.
     – Да, работу, работу. Ты шатаешься где-то целыми днями, я думала, ты ищешь работу.
     – Но мне нужно найти Курта.
     Лицо Марии стало злым и жестким.
     – Мне плевать на тебя и твоего Курта. И у меня здесь не бесплатная гостиница. Я тебя пожалела, но с меня хватит…
     – Подожди, я не отказываюсь, но, понимаешь, у меня нет документов. Их украли, наверное. В полицию я пойти не могу, я не очень-то в ладах с законом, – понизив голос, пояснил Гвен.
     – Так ты еще и судимый!? – воскликнула Мария, всплеснув руками, но подобрела. – Ладно, я поговорю тут кое с кем, но если работы не будет, придется тебе уйти, Гвен из Ниоткуда.
     – Согласен. Спасибо. Ты и так много сделала для меня.
     – Вот именно. И учти, сегодня я кормлю тебя в последний раз.
     – О'К. Но почему ты не используешь белковые концентраты? – наивно поинтересовался Гвен.
     – “Белковые” – что?
     Гвен понял, что сморозил глупость.
     – А … это шутка такая в наших краях. Я хотел сказать, собачьи консервы.
     Мария усмехнулась:
     – Когда бывает совсем туго, я действительно ем консервы. Предпочитаю кошачьи, ворую их в супермаркете. А ты, я вижу, парень не промах. Ладно, поживем – увидим.
    
     * * *
     На следующий день Мария сказала:
     – Ну, тебе везет. Я поговорила с нашим домовладельцем. Нужен мусорщик. Разгружать контейнеры, убирать территорию вокруг дома. Работка, конечно, не ахти, но сам понимаешь, в твоем положении…
     – Я согласен.
     – Еще бы. Тридцать евро за две недели. Десять из них будешь отдавать мне за аренду койки. Идет?
     – Идет. Тем более, что особого выбора у меня, как я понимаю, нет?
     – Вот именно.
     – Могу отдавать тебе больше, – подмигнул Гвен.
     – Не выпендривайся. Тебе надо купить что-нибудь из одежды, а то выглядишь как дерьмо собачье. Здесь неподалеку неплохой секонд-хенд.
     – Буду очень признателен.
     Мария фыркнула.
     Так Гвену пришлось стать мусорщиком.
     Работа мусорщика была не просто грязной, она была похабно, отвратительно грязной. Но Гвен выполнял ее смиренно, думая с улыбкой, что нет ничего невозможного, для человека с интеллектом. В этой работе был всего один плюс – свободное время. И его Гвен тратил на поиски Курта.
     Он ходил, ездил, расспрашивал, выдумывая различные истории о потерянном родственнике.
     Курты были, но не те, не те…
     – Он что, обещал оставить тебе наследство? – смеялась Мария…
    
     * * *
     От мервинов не было никаких вестей, а время шло. Души людей гибли, а сущности множились, и все было очень плохо.
     Наступила весна. Работы прибавилось. Поиски Курта не продвинулись ни на йоту. Но весна сама по себе наполняла сердце Гвена светлым предчувствием надежды, и он ждал. Но время шло, и ничего не происходило.
     Как-то ранним весенним утром Гвен работал, жмурясь от весеннего солнышка. Он укладывал мусор в большие полиэтиленовые пакеты, которые должен был забрать раскосый парень на синем грузовике и отвезти на свалку.
     Где-то неподалеку остановилась машина, и Гвен с удивлением обернулся. Сюда, в этот медвежий угол, машины заезжали нечасто.
     Машина была шикарной. Она остановилась, и из нее вышел не менее шикарный господин. Господин был чисто выбрит, с иголочки одет и восхитительно пах сигарами и дорогим парфюмом. Он, улыбаясь, шел прямо к Гвену, и светился темно-зеленым.
     – Здравствуйте.
     – Здравствуйте, – ответил Гвен.
     – Меня зовут мистер Зак. Не уделите ли мне немного своего времени?
     – Вообще-то я на работе.
     – Скажите, во сколько вы заканчиваете, мне бы хотелось с вами поговорить.
     – В три, – тут Гвен слукавил, работы оставалось на полчаса, но он надеялся застать дома Марию.
     – Хорошо, тогда может быть вы согласитесь пообедать со мной в кафе “Виринея”?
     – Почему нет? – пожал плечами Гвен. – В половине четвертого в “Виринее”.
     Гвен знал это дорогое кафе.
     Господин откланялся.
     По счастью, Мария была дома. Она раздраженно красила ногти и, похоже, была немного под кайфом.
     – Что ты об этом думаешь? – спросил Гвен.
     – Тут и думать нечего. Он предложит тебе продать душу.
     – Может, не ходить?
     – А смысл? – Мария закурила. – Он придет снова и поговорит прямо на твоем рабочем месте.
     – Но я не хочу продавать душу… – горячо начал Гвен.
     – Вот и скажи ему об этом. Хотя устоять будет очень непросто, по себе знаю.
     – Ладно, мне пора. Удачи тебе, Гвен. – И она ушла, слегка растопырив пальцы с еще не просохшим лаком.
     Гвен задумался. Он ничего не терял, наоборот, его обещали покормить шикарным обедом. Придется идти. Сказать, что мервины ничего не боятся, было бы слишком пафосно. Гвен боялся.
     И все же, приведя себя в более или менее приличный вид, он входил в половине четвертого в кафе “Виринея”.
     Господин Зак помахал ему, Гвен сел за столик. Среди этой роскоши, хорошо одетых людей он почувствовал себя очень неуютно. Он был среди них не просто нищим мусорщиком, он был полным ничтожеством. Но он был мервин.
     Гвен не спеша сделал заказ. Господин Зак наблюдал с интересом.
     – Давайте выпьем за знакомство, – он наполнил бокалы. Они выпили, и Гвен вопросительно взглянул.
     – Да вы кушайте, – широко улыбнулся господин Зак.
     – Успею. Я слушаю вас.
     – Вы ведь недавно в нашем городе. И как вам Дельт-Таун?
     – Вполне.
     – Но ведь у вас трудности с жильем? И работа, которая, как мне кажется, не соответствует вашему, м-м, внутреннему содержанию?
     – Любой труд почетен, – улыбнулся Гвен.
     – Ну, разумеется.
     – Вы что, хотите предложить мне работу?
     – Я могу предложить вам не только работу, Гвен. Я могу предложить вам счастливую судьбу.
     Гвен ошалело молчал.
     – Вы что, не поняли? – спросил господин Зак.
     – Даже не знаю что ответить. А что, собственно, вы подразумеваете под счастливой судьбой?
     Господин Зак посмотрел в упор. Глаза его были красивые, светло-карие, с золотистыми крапинками.
     – Я могу исполнить любое ваше желание.
     – Деньги? Вы не будете знать в них недостатка всю жизнь.
     – Любовь? Сколько угодно. Вы будете купаться в любви.
     – Слава? Мировое признание? Вы будете кумиром, нет, идолом милионов. Я даже могу предложить вам, в некотором роде, бессмертие .
     Тут Гвен усмехнулся:
     – А за это вы хотите сущую безделицу, так, господин Зак? Мою душу?
     – Да, – глаза господина Зака алчно блеснули.
     – Наверное, над этим стоит подумать, – сказал Гвен, откусывая мясо.
     – Что же тут думать? – удивился господин Зак. – Любая прихоть, любое желание. Ваши самые сокровенные мечты станут явью. Сейчас, немедленно, в ту же секунду. И все это стоит безделицу.
     – Скажите, неужели вы любому предлагаете такие условия?
     – Нет, – покачал головой господин Зак, – не всем.
     – Неужели моя душа так дорого стоит? – притворно удивился Гвен. Он то помнил, что сказал ему Тор. Души детей, священников и мервинов бесценны.
     – О… – начал господин Зак и осекся. – Нет, я просто хочу сделать вам приятное, Гвен. Поиграть в доброго волшебника.
     – Тронут до глубины, пока еще моей, души, – сказал Гвен, выдержав этот пытливый золотистый взгляд. – Прощайте, господин Зак. Благодарю за обед, и будем считать, что сделка не состоялась.
     – Да ты что!? – обалдел господин Зак. – у тебя же ничего нет! Ни дома, ни денег. У тебя нет документов, тебя посадят как бродягу.
     – У меня есть моя душа. Душа нищего бродяги из Ниоткуда. И я ничего не боюсь, ни тюрьмы, ни смерти, потому что я… – тут Гвен осекся. – Всего хорошего, господин Зак. – Гвен направился к выходу.
     – Но обещайте мне хоть подумать! – крикнул ему вслед господин Зак.
     – Обязательно, – ответил Гвен и вышел.
    
     * * *
     Долго бродил Гвен по городу в тот день. Пока вечер не сгустил сиреневые сумерки, пока не зажглись ярким фейерверком витрины магазинов.
     Искушение. Гвен и не думал, что так легко будет не поддаться соблазну. Слишком много вокруг было сущностей. Гвен знал, ради чего он отказывается от соблазна. Поэтому искушение было легким испытанием. Для него.
     А его мервины? Выдержат ли они с честью этот экзамен? А если нет? Что тогда?
     Вернулся Гвен поздно.
     Мария была дома – одежда порвана, волосы в страшном беспорядке, лицо припухло и кровоточило.
     – Что случилось? – спросил Гвен.
     – Случилось… – протянула Мария – … ну что ты так смотришь? Клиент угостил, – она заплакала, обиженно хлюпая носом.
     – Не надо, – растерянно проговорил Гвен.
     Она отвернулась и рассмеялась истерически и визгливо:
     – Мусорщик и проститутка. Пара года – два урода.
     – Не надо. Все изменится. Скоро. Обещаю.
     – Да что ты? И я стану властительницей мира? – тут она зло на него глянула. – Изменится, говоришь? Ты что, душу продал?
     – Нет.
     – А… – она махнула рукой, продолжая плакать.
     Тогда Гвен подошел, сел рядом и обнял ее.
     – Послушай меня, Мария, у тебя все будет хорошо. Поверь мне, девочка, потому что я знаю. А сейчас я расскажу тебе сказку, красивую сказку, и тебе станет легче…
     – Чего?
     – Ш-ш-ш, вот послушай.
     …Они отправились в долгий путь, чтобы спасти человечество. Человечество, которое вымирало от собственной глупости. Их было пятеро. Пятеро героев. И один из них был смел и очень красив. Двое других были братья. Они не верили в успех, но хотели поверить. Еще один был незначителен и незаметен, но он хотел измениться. Он хотел измениться ради пятого.
     Пятым героем была девушка. Умная, тонкая и прекрасная, как ты. Девушка была настолько совершенна, что перед ней меркли все звезды во вселенной. И “ничтожный” любил ее, любил больше всех на свете. Она была его светом, его солнцем, его богом. Но девушка не замечала его. Она была горда, она любила красивого и смелого.
     – Стерва она, – вставила Мария, шмыгая носом.
     Гвен улыбнулся:
     – Нет. Та девушка была слишком прекрасна, слишком идеальна, чтобы замечать малое. Она была красива. Красива для всех. И для него тоже. Он был этому рад. Пятеро героев шли через жаркую степь, где воздух был горек от полыни. Они шли. Но иногда сидели у костра, молча глядя на рубиновый закат. Они видели прекрасных белых птиц. Потом они перешли Красные Горы, где гранитные камни красны, как пролитая кровь. Горы. Воздух там чист и хрустален, а ветер пахнет морем. Там, у подножия гор, клубятся сиреневые туманы и мерцают изумрудные звезды… – Гвен задумался, баюкая Марию в своих объятьях.
     – Как хорошо ты рассказываешь, – тихо сказала она. – Что же было дальше?
     – Дальше? – Гвен улыбнулся. – Дальше они победили кучу драконов и троллей. Освободили короля гамбургеров, и каждый выбрал себе в жены прекрасную принцессу, а девушка… – Гвен запнулся. – Герои совершили еще много славных подвигов, и человечество еще долго гордилось ими и помнило их славные имена.
     Мария улыбалась:
     – Ты странный, Гвен, но я рада, что познакомилась с тобой и подобрала тебя тогда на улице. Да, я рада.
     – И я.
     Мария потянулась и приникла к губам Гвена. Они любили друг друга до самого утра в маленькой неряшливой квартирке на окраине Дельт-Тауна.
     Гвен, испытывая нежность, страсть, блаженство, все же чувствовал себя вором. Он воровал любовь Марии, потому что целуя, обнимая ее, проникая в нее, он думал о другой.
     О Лиле. Лиле Прекрасной. Лиле Жестокосердной…
     Они лежали рядом в темноте и курили.
     – Как ты думаешь, сколько мне лет? – спросила Мария и выпустила дым .
     – Тридцать четыре, – не задумываясь, ответил Гвен.
     Она вскочила и закричала:
     – Это он сказал? Он, да? Наш домовладелец?
     – Да что случилось? – удивился Гвен. – Никто мне ничего не говорил. Сколько бы тебе ни было лет, это ведь ничего не меняет.
     – Правда? Ты странный, Гвен, да, очень странный. Малахольный какой-то, я не понимаю тебя.
     – Расслабься, не думай об этом.
     Она тряхнула волосами, став на миг похожей на ту, другую.
     – Наваждение какое-то. Что будет, когда ты найдешь Курта?
     – Я не знаю, но все изменится, это точно. Скажи, Мария, у тебя есть дети? Она передернулась:
     – На проезжей дороге розы не растут.
     – Ты ошибаешься, о, как ты ошибаешься. Скажи, почему ты отказываешься продать душу? Ведь тебе живется не сладко.
     Она помолчала.
     – Выпить хочешь?
     Гвен не хотел выпить, но боялся расплескать ее настрой.
     – Не откажусь.
     Мария, смешивая коктейли, стояла к нему боком.
     – Почему душу не продала? Знаешь, мои родители были очень верующими и меня в церковь таскали. Я даже молитвы знаю, ты только не смейся. И это осталось у меня вот здесь… – она прижала руку к сердцу – … какое-то благоговение, ожидание чуда, что ли? Когда мне трудно, я обращаюсь к Богу, и этот сукин сын никогда меня не подводил. Смешно, правда?
     Но Гвен не смеялся, он держал стакан, в котором позванивали кубики льда, и задумчиво глядел в шоколадную жидкость.
     – Ты думаешь о ней? – спросила Мария.
     – О ком?
     – О прекрасной девушке, которая тебя бросила?
     Гвен улыбнулся:
     – Она не бросала. Она никогда не была моей и никогда не будет.
     – Почему?
     – Я не достоин ее любви. Не повезло…
     – Каждым человек достоин любви, – не согласилась Мария. – Это так же верно, что и продавать душу – грех. Хотя, конечно, глупо, когда проститутка рассуждает о грехе, душе…
     – Да, конечно, каждый человек… – печально согласился Гвеи и подумал: “Но я ведь не человек, вот в чем вся проблема. Я – мервин”.
    
     * * *
     Дни опять потекли мучительно долго и совершенно бесполезно. Отношения Гвена и Марии не изменились после этого случая. Она по-прежнему уходила ночами. Иногда исчезала на несколько дней или недель.
     И тогда Гвен волновался. Как волнуется брат за судьбу своей заблудшей сестренки. Но это была ее жизнь, и Гвен не вправе был вмешиваться. Это была ее борьба за собственную душу.
     Когда она исчезала, Гвен скучал. Хотя знал, что Мария вернется.
     И она возвращалась. Всегда возвращалась. Голодная и злая, сломленная и совершенно несчастная. Это были попытки изменить жизнь, вырваться из порочного круга, очерченного судьбой. Гвен знал, что все ее усилия обречены на провал. Он мог бы ей помочь, но у них были разные пути. Ему оставалось лишь созерцать.
     Господин Зак еще несколько раз появлялся на горизонте. Его искушения становились все более изощрёнными, но не имели успеха. Потом он пропал, но Гвен этого почти не заметил.
    
     * * *
     Весна наступала. Листва робко пробивалась на деревьях. Небо очищалось от мглы. Все озорнее пригревало солнышко, а воробьи по утрам просто сводили с ума громким чириканьем.
     Ветер, прилитевший с Красных Гор, пах морем и просвечивал как зеленая виноградина.
     Гвен все чаще видел один и тот же сон. Ему снились розы во льду. Тысячи, миллионы роз во льду. Красные и белые, розовые и пурпурные, желтые и кремовые. Их нежная, хрупкая красота была надежно защищена холодным хрусталем льда.
     Розы. Гвен не ощущал их аромата, но с восторгом наблюдал их изысканную красоту, преломленную ледяными гранями. Они были прекрасны, но мертвы.
     И сердце Гвена, переполнившись восторгом, вдруг начинало ныть. Это было во сне, а наяву Гвен чувствовал странные пульсации своего мозга, будто кто-то настойчиво искал контакта. Один из его мервинов. Наконец-то.
     Именно поэтому Гвен поехал на другой конец города, нашел небольшой ресторанчик, сел за столик и стал ждать. Ждать мервина. Гвен сидел не долго.
     Что-то произошло в ресторане, потому что все вольно или невольно смотрели на дверь. Там была она. Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная. Ослепительно, невозможно красивая. На ней было алое трикотажное платье. Распущенные волосы черним шелком покрывали плечи. В руках она несла маки. Странный букет красно-оранжевых маков.
     Она улыбалась Гвену и глазами, и губами. Она светилась, дышала счастьем. Ее платье туго обтягивало округлившийся живот. Лила была беременна. Она села напротив.
     – Гвен…
     – Лила…
     Слов не было. Они сидели н смотрели друг на друга. Молчание прервал возникший официант.
     – Разреши, я, – с забавной важностью попросила Лила. – Мне рыбу и морковный сок, а мужчине… – она заказал большую часть блюд, указанных в меню.
     – Зачем? – слабо возразил Гвен.
     – Ты плохо выглядишь, – покачала головой Лила, отчего ее темные волосы мягко зашуршали.
     – Зато ты… Глазам своим не верю. Ты ждешь ребенка?
     Лицо ее озарилось светом:
     – Да.
     “Ребенка Тора”, – подумал Гвен.
     Пока официант расставлял приборы, устраивал маки в хрустальную вазу, наливал вино и сок, они молчали. Между ними лежал длинный путь, и степь, и Красные Горы, и звезды.
     – Как ты? – спросила Лила.
     – Ничего, работаю.
     – Правда? Кем же?
     – Мусорщиком.
     – Ты шутишь! – не поверила она.
     – Клянусь, – Гвен приложил руку к сердцу, и она рассмеялась. – Но, ты-то, ты-то?
     Лила вдруг погрустнела, глаза ее наполнились фиолетовой печалью.
     – Мне просто очень повезло, Гвен. Вы оставили меня тогда в Зелесте. Ну, то есть, я сама осталась, конечно, сама. Я болела, замерзала, погибала от голода…
     – От голода? – удивился Гвен, но тут вспомнил. Он вспомнил.
     – Боже, – прошептал он, – я забыл оставить тебе концентраты, я просто забыл…
     – Да, ты забыл. Но, может, все к лучшему. Я не погибла, как видишь. Я жива и счастлива. Очень счастлива… – нежная улыбка вновь озарила ее лицо. – Я встретила человека, который помог мне. Нет, он просто меня спас. Я люблю его, Гвен.
     – Мервины не знают любви, – тихо сказал Гвен.
     – Но мы живем среди людей, – возразила Лила. – Я женщина, Гвен. Тебе ли отрицать любовь мервина? Ведь ты любишь меня?
     – Да, я тебя люблю, – ответил Гвен и снова вспомнил то утро, когда видел Лилу с Тором.
     И сейчас, глядя на Лилу, он понял, что отдал бы все, только бы поменяться с Тором местами. Даже если после этого ему осталось жить несколько дней, часов, он согласился бы, не раздумывая.
     “Я мог бы продать за это душу”, – подумал Гвен и испугался. Лила смотрела на него пристально, будто угадывая ход его мыслей.
     – А как же Тор, Лила? – хотел удержаться, но все-таки спросил Гвен. Тень пробежала по ее лицу.
     – Тор? Я не забыла его. Вспоминаю чаще, чем ты можешь себе представить.
     – Конечно, – согласился Гвен, ведь она носила под сердцем ребенка Тора.
     – Довольно воспоминаний, – сказала Лила. – В Зелесте Курта нет, но это мы знали с самого начала. Почти знали. Он здесь, в Дельт-Тауне. Ты нашел его?
     – Нет.
     – Не может быть! – она всплеснула руками.
     – А я было подумал, что кроме семейной жизни тебя больше ничего не интересует, – жестко улыбнулся Гвен.
     – Зачем ты так? Неужели ревнуешь?
     – Конечно ревную. Познакомишь меня с ним?
     – С кем? – как-то насторожилась Лила.
     – Ну, с твоим избранником.
     – Не сегодня, Гвен, неужели ты не видишь, что творится вокруг? Надо найти Курта. Ты видел братьев?
     – Нет. Но я знаю, что скоро увижу их.
     – Знаешь? – она нервно отпила сок и смотрела пытливо, выжидательно.
     – Все идет своим чередом, Лила.
     – Ах, нет, нет… – она откровенно нервничала. – Мы должны найти Курта и его кристалл. Это просто необходимо.
     – Тебе нельзя волноваться, – Гвен коснулся ее руки, такой теплой и нежной.
     – Да, конечно. Держи меня в курсе. – Лила подозвала официанта, расплатилась и поднялась. – Найди Курта, Гвен. Умоляю тебя, ради меня, ради твоей любви ко мне. Я в тебя верю.
     Она ушла, оставив после себя тонкий горьковатый аромат духов, алые маки в вазе и светлую тоску в сердце Гвена.
    
     * * *
     Дни вытягивались в недели, недели в месяцы. Рыжее летнее солнце уже вовсю жарило в окна.
     Гвен уже не искал Курта. Он давно понял, что Курта найдет кто-то из мервинов, и ждал. Но ожидание было мучительно. Гвен старался ни о чем не думать. Но это было невозможно, поскольку светящаяся мозаика людей и сущностей постоянно мелькала перед глазами. И тогда Гвен отдавался прекрасной мечте – Лиле.
     Лила готовилась стать матерью. Она улыбалась, ощущая толчки в своем чреве. Ее пустынная, после смерти Тора, душа воскресла в другом мужчине. И сейчас Лила жила предвкушением чего-то смутного и прекрасного в своей темной глубине.
     Лила ждала чуда. Она вспоминала себя маленькой девочкой. Ее настоящее имя стерлось из памяти. Но некоторые картины той жизни виделись ярко. Вот она шепчется со своей подругой Таней в уголке сада. И Таня уверяет, что совершенно необходимо купить этот журнал. Такой Таня видела у старшего брата. Там такие картинки… такие.
     Два дня они с Таней выслеживали прилизанного тощего парня, которой торговал журналами из-под полы. Деньги давно уже были извлечены из хрюшки-копилки. И вот Лила с косичками, смущаясь, протягивает деньги парню.
     – А тебе зачем?
     – Это… это для папы, – запинаясь и краснея, прошептала Лила. Парень расхохотался, эта девчонка была такая чистенькая, в белых носочках, да он ничем и не рисковал, поэтому журнал продал.
     Лила с Таней разглядывали журнал, затаив дыхание. На глянцевых листах били изображены мужчины и женщины. Абсолютно голые. В разных позах. Это было красиво, но и стыдно одновременно. Лила, смутно понимая, что хорошие девочки не должны рассматривать такие картинки, все же смотрела с жадным любопытством. Крупно изображенные половые органы вызывали отвращение. Лила не понимала, как из такой мерзости могут получиться прекрасные розовые младенцы. Это было давно.
     Сейчас Лила сидела, с нежной грустью вспоминая этот эпизод. Ребенок снова шевельнулся, и Лила накрыла свой упругий живот ладонью.
     Она вспомнила Гвена. Милый, славный, влюбленный Гвен. Глупый Гвен, ты так ничего и не понял.
     Ох… – резкая боль пронзила ее тело. Лила согнулась пополам. Дальше все вспоминалось обрывочно. Кто-то закричал, ее куда-то везли, люди бегали и суетились вокруг. ЕГО лицо, внимательное и растерянное. Ослепительно белый свет, режущий глаза. Голос врача:
     – Этой маской будете пользоваться, только если будет совсем невмоготу.
     – Мне уже невмоготу, сделайте что-нибудь, о-о-х!… – кричит Лила, обезумев от боли.
     – Это может повредить ребенку.
     – Ребенку? – Лила отталкивает маску. Боль раскалывает ее надвое.
    
     * * *
     Для Гвена время будто остановилось. Ожидание изнуряло его, но вскоре он понял, что события, которых он так ждал, вот-вот настанут. Он начал понимать это после того, как в одно солнечное утро пакет с только что упакованным мусором взял да и развязался. Посыпались банки, очистки, бумаги. Гвен вздрогнул и начал запихивать все обратно. В руке оказался обрывок старой газеты.
     Гвен машинально пробежал его глазами. В небольшой статейке говорилось о том, что вскоре ожидается лунное затмение, и его можно будет наблюдать прямо в Дельт-Тауне и его окрестностях. Гвен тупо смотрел на обрывок газеты. С этим затмением было что-то связано, какое-то временное ограничение.
     Гвен понял, что время действовать настало.
     Через несколько дней он увидел Марию, беседовавшую с неким элегантным господином. Господином Заком. И тогда Гвен понял, что надо уходить. Надо уходить, хотя идти ему некуда.
     Гвен зашел в цветочный магазин и выбрал розу. Одну. Алую И Самую красивую. Продавщица проводила его удивленным взглядом, но это было не важно. Он шел прощаться с Марией.
     – Я ухожу, – сказал Гвен и подарил ей розу.
     Мария долго молчала. Она прикасалась к нежным, лепесткам губами и щекой, и наконец, подняла на Гвена глаза. Только сейчас Гвен увидел вблизи ее глаза и понял, как они красивы. Серые, прозрачные, с далекой синевой.
     – Ты нашел Курта?
     – Нет.
     – Куда же ты пойдешь?
     – Не знаю.
     Мария откинула белесые пряди со лба и взглянула прямо.
     – Я могла бы уговарить тебя остаться, но ты действительно должен уйти. Сегодня ко мне приходил один человек. Он интересовался тобой. Я не знаю кто ты, Гвен, откуда пришел и зачем, но я чувствую, что тебе грозит опасность. Что я могу сделать для тебя? – ее глаза блеснули искрой тайного чувства.
     – Пожелай мне удачи.
     – И все?
     – И все.
     Она подошла, обняла его и поцеловала так крепко, что Гвена некстати охватило волнение.
     – Я желаю тебе удачи, Гвен из Ниоткуда. Ты – лучшее, что я видела за последнее время.
     На душе Гвена стало тепло и уютно.
     – Спасибо, Мария. Мне будет не хватать тебя, – он пошел к двери медленно, зная, что никогда больше но вернется в эту неряшливую квартирку, никогда не увидит этой женщины.
     – Гвен…
     Он обернулся.
     – Я буду молиться за тебя, – прошептала Мария. Гвен хотел сохранить в памяти ее образ, но подлая память очень скоро размыла черты лица Марии. И только ее глаза, влажные и требовательные, страстные и вопрошающие, долго чудились Гвену в ночи.
    
     * * *
     Следующие дни дались Гвену нелегко. Он перебивался случайными заработками, ел собачьи консервы. Ночи были теплыми, но Гвен боялся нарваться на полицейский патруль и попасть за решетку за бродяжничество, поскольку знал, что времени осталось не так уж много. Необходимо было найти Курта до лунного затмения во что бы то ни стало. Почему? У Гвена не было ответа.
     Гвен ночевал на кладбище. Там было тихо и спокойно. Правда, первые две ночи Гвен смог уснуть лишь перед рассветом – все мерещились саваны да чудились шорохи. Но Гвен справился с этим.
     И вот он дождался. Через некоторое время в мозгу опять возник сигнал. Слабенький такой сигналишка. Мервин. Несколько цифр. Гвен улыбнулся, дошагал до телефона-автомата и набрал номер.
     – Ну, здорово, начальник мервинов.
     – Старк!
     – Да, это я, черт возьми. Никогда не думал, что буду скучать по тебе, Тот, Который Знает.
     – Польщен необыкновенно.
     – Увидимся?
     – Спрашиваешь! – Старк назвал адрес.
    
     * * *
     Гвен немало удивился, приехав по указанному адресу. Богатый район, хорошо одетая публика, ухоженные лужайки перед домами. Старк встретил Гвена на пороге маленького собственного домика. Выглядел Старк таким же балбесом, но отмытым балбесом.
     В доме было богато, но несколько кичливо, к тому же полный бардак, как в каком-нибудь шалмане. Кучи одежды вперемешку с тарелками и пустыми бокалами, сигареты, пивные банки под кроватью.
     – Я и вправду по тебе соскучился, Гвен.
     – Врешь?
     – Конечно. Надо быть дураком, чтобы мне верить, – Старк расхохотался.
     – Нашел Курта? – спросил Гвен.
     – Какой зануда! Поговорим и о твоем драгоценном Курте. Выпьешь?
     – С тобой, – усмехнулся Гвен, – только лисий яд.
     – Идет. Но тогда на брудершафт. Что поделываешь, Гвен Великий?
     – А… – Гвен махнул рукой. – Лучше ты расскажи. Старк разлил коньяк.
     – Я рад, что ты не очень сердишься на то, что я вас тогда покинул.
     – Кто сказал, что я не сержусь? – поднял брови Гвен.
     – Ладно. Когда я смотался от вас, очутился здесь. Паршивый, в общем, городишко, но где наша не пропадала. Кинулся туда-сюда, да без денег и документов – хана. Только я друзей везде найду. Короче, где я только не работал. Даже в тюряге успел посидеть, клянусь. Погано там, как во всех тюрягах. А потом кое-кого грабанул, кое-где переклеил фотографию. И все, О'К. Жизнь наладилась. И не думай, пожалуйста, что все было так легко.
     Старк ничуть не изменился. Гвен не очень понял, чем тот занимается и прямо об этом спросил. Старк прищурил плутовато свои распутные глаза:
     – Никому не рассказал бы об этом, но тебе – как мервин мервину. Я играю в казино.
     – Неужели так везет? – поразился Гвен, хотя начал кое-что понимать. – Может поделишься секретом?
     Старк улыбнулся еще шире:
     – Почему нет? Я останавливаю рулетку. Знаешь, я понял, что мервином быть не так уж плохо.
     – Черт, – выругался Гвен, – неужели ты не понимаешь, что нам нужно найти Курта?
     – Брось, Гвен. Между прочим, я пытался, даже компьютер купил. Прошерстил всех Куртов Дельт-Тауна. Ни хрена. Ни одного старика-пророка.
     – Не может быть!
     – Может, может.
     – Мы должны найти его. Посмотри вокруг, Старк. – Сущности. Их становится все больше.
     – Да знаю я это. И вот что я тебе скажу, папочка Гвен, мир изменился, да. Но мне он таким нравится, я нашел себя в этом мире.
     – Ну разумеется, – вздохнул Гвен. – Неужели тебе не предлагали продать душу?
     – Откуда ты знаешь, что она уже не продана? – прищурился Старк, и Гвен вздрогнул. – Расслабься. Конечно, предлагали. Более того, я пообещал ее нескольким красоткам в обмен на ночь любви…
     – Ну!?
     – Видишь ли, я был так пьян, так обдолбан, что сделки, пардон, не состоялись.
     Теперь рассмеялся Гвен:
     – Ну и придурок.
     – Не такой уж, – возразил Старк. – Были, правда, покупатели и посолиднее. Но знаешь ли, на кой ляд мне бессмертие? Вся прелесть жизни потеряется. Или богатство? Я сам его сделаю, а потом пропью да прогуляю, иначе какой интерес?
     – Ты доведешь меня до инфаркта, – простонал Гвен.
     – Этого я и добиваюсь. Что с остальными?
     Гвен вкратце рассказал.
     – Ты видел Лилу? – изумился Старк. – Как она, не очень злится на меня?
     – Она и думать о тебе забыла, красотуля.
     – Как такое может быть? – не поверил Старк.
     – Она вышла замуж и ждет ребенка.
     Старк присвистнул:
     – И ты говоришь об этом так спокойно, ты, который так ее любил?
     – Предлагаешь посыпать голову пеплом? Ты ведь ее тоже любил.
     – Ошибаешься, Гвен, я ее хотел.
     – Но ведь хочешь до сих пор?
     – Возможно.
     – А вот Клима я потерял, – поделился Гвен.
     – Зато я нашел, – мрачно сказал Старк.
     – Что нибудь не так? – удивился Гвен.
     – Не так, и уже очень давно, – зло прищурился Старк. – Я знаю, что стекло – прозрачное, вода – мокрая, а снег – холодный. Но я никак не могу допереть своей тупой башкой, чего добиваетесь вы с Климом… – Он остановился перевести дух и взглянул на Гвена вопросительно.
     Гвен закурил.
     – Давно ты его видел?
     Старк не ожидал вопроса, он не умел так быстро перестаиваться.
     – Клим – мистер Великий Умник, хороший мальчик. Хорошие мальчики всегда моют руки, когда сделают пи-пи. А, дерьмо…
     Гвен молчал, глядя на Старка спокойно и насмешливо, и тот не выдержал этого взгляда:
     – Ладно, не обращай внимания. Иногда меня заносит, – Старк долил бокалы.
     – Так значит, вы не вместе… – задумчиво протянул Гвен.
     – С этим ханжой?! – почти гневно воскликнул Старк. – Окстись!
     – Так что, Клим?
     Старк нахмурился и поглядел злобно, но и жалко, как тогда в Красных Горах.
     – Послушай, Гвен, в этой жизни у меня есть все. У меня есть деньги, а, стало быть, я могу купить себе дорогую шлюху, качественный кокаин, шикарную выпивку. В первый и, может быть, последний раз. Это мой шанс, Гвен! Поэтому, вот тебе адрес Клима и… удачи вам ребята.
     – О'К, – Гвен встал. – Ну, прощай.
     – И ты не будешь обращать меня в свою веру? – обалдел Старк.
     – Ты хочешь, чтоб я еще поползал на пузе напоследок? Да ты просто ребенок. Нас стало четверо, теперь, стало быть, трое.
     – Постой. Я приношу вам только неудачи. Из-за меня чуть не погиб Клим, а Тор, таки, погиб, я чуть не сгубил Лилу. Я все испорчу.
     – Не знал, что ты такой суеверный, – усмехнулся Гвен, а Старк удержал его за плечо.
     – Сядь. Хочешь услышать, что Тор сказал мне на прощание? Мы долго говорили. Он сказал, что в моем пороке мое спасение. Но потом это обернется лишь иллюзией. Мне лучше не играть в эти игры. Поверь, так будет лучше для всех.
     – Какого черта ты прикрываешь свой страх именем Тора?! – вскричал Гвен.
     – Я все сказал. Пообщайся с Климом, он поведает тебе о цыганке и все такое. Я не хочу в этом участвовать и не буду.
     – Жаль. Я рассчитывал на тебя, Старк. Мы – одно целое, вот в чем дело.
     – Возьми, – Старк протянул деньги, – выпьешь за мое здоровье.
     – На эти деньги за твое здоровье можно спиться… – усмехнулся Гвен. -Помощь деньгами самая легкая. Смахивает на взятку, а? Старк разозлился:
     – Не хочешь, не бери. Где ты ночуешь, Гвен?
     – Да, так, в местном “Метрополе”.
     Старк рассмеялся:
     – Я так и понял. Сними комнату, пожри по-человечески.
     Гвен направился к двери.
     – Гвен, если тебе понадобится помощь, обратись к Мэтью Лайонсу, он поможет.
     – Кто это?
     – Я.
     – Спасибо, Мэтт, – грустно сказал Гвен и услышал за спиной смех Старка, но это был грустный смех.
     – Если хочешь видеть Клима, приходи лучше вечером. Он работает ночами, потом отсыпается, – крикнул вдогонку Старк.
     – Хорошо. Я понял. – Гвен пошел, не оглядываясь. Ему было грустно. Похоже, предателем оказался Старк. Не хотелось так думать, ох, не хотелось. Нашел Клима, потерял Старка. Мозаика опять рассыпалась на глазах. “Это никогда не кончится”, – с тоской подумал Гвен.
     В унынии шел он по нарядной улице, мимо чистеньких домов и аккуратно скошенных лужаек. Мимо него промчались две девчонки на роликах. Обе тоненькие, юные, загорелые. В шортах и с исцарапанными коленками. Одна из девчонок светилась нежно-голубым с далеким розоватым отблеском. Детство, почти перешедшее в юность. Другая мерцала болотным.
     Гвен отвернулся. И сюда добрались подлые сущности. Если они губят такую нежную поросль, то что же будет дальше?
     А дальше будет ад. Добро пожаловать в бездну, Гвен! Эта жатва только начинается. Гвен устало прикрыл глаза. Под силу ли четверым мервинам, или уже троим, справиться с этим? Гвен засомневался.
     Но Тор сказал: “Верь и все получится”. Ах, Тор, ну почему ты выбрал меня? Неужели ты не видишь, что я не справляюсь, не знаю как с этим бороться. Ничего у меня не получается, Тор. Я – неудачник, а вовсе не герой, да и никогда им не был.
     Гвен зашел в паб и взял пива. Да, самое лучшее сейчас напиться и забыть весь этот кошмар, глядя как оседает густая плотная пена по краям кружки. Но тогда у него вытащат деньги, он попадет в больницу или полицию.
     Гвен улыбнулся печально. У Старка есть его яркая жизнь, где он кокаиновый король. У Лилы – семья. А что же у него, Гвена? Все, все нашли некое противоядие, сквозь призму которого смотрят на этот взбесившийся мир. Остался только Клим.
     Гвен вышел из паба и вновь побрел своим бесцельным путем. День клонился к вечеру, но сегодня Гвен решил не встречаться с Климом. Хватит на сегодня разговоров.
     Гвен чувствовал себя разбитым и усталым. Он решил остановиться на неделю в каком-нибудь дешевом мотеле. Откуда-то из глубины памяти всплыли дешевые номера с ободранными обоями и отбитым кафелем в ванной, с обязательной засаленной скрипучей койкой и серыми линялыми занавесками на окнах. А, ну да, еще табличка на двери – “Не беспокоить”. Впрочем, в его положении привередничать было просто глупо. Ночевать под открытым небом, на кладбище, тоже, знаете ли, удовольствие ниже среднего.
     Номер в мотеле он снял довольно легко, нацарапав в книге регистрации неразборчиво первую пришедшую на ум фамилию. Вот вам и Тот, Который Знает.
     Номер оказался точь-в-точь такой, каким он его и представлял – и обои, и кафель, и койка, и даже табличка и Гвен расхохотался.
     Он выглянул в окно. С грохотом проносились машины по автостраде, светились неоновые вывески придорожных кафе. И над всем этим нависало темно-чернильное небо, жестокое и равнодушное. Здесь, в городе, невозможно было разглядеть звезды. Но Гвен видел их, потому что хотел их видеть.
    
     * * *
     Клим работал грузчиком в порту. Не там, где отправлялась в круизы нарядная “чистая” публика, а ветер благоухал морской свежестью. Он работал в другой части порта. Там не было запахов моря. Но пахло просмоленными канатами, рыбой и людским потом. Там под палящим солнцем плавился асфальт, а вечерами толпами ходили пьяные матросы в обнимку с дешевыми портовыми шлюхами. Здесь контрабандой провозили наркотики, и каждый месяц из воды вылавливали один, а то и два вспученных синюшных трупа. Порт…
     Гвен приехал слишком рано. Багряное солнце только-только коснулось раскаленным боком зеленой глади моря, выплавляя на поверхности воды медную чешую. Гвен прищурился. Море и небо слились в рубиновое марево. Это было великолепно, торжественно.
     Но, похоже, никто кроме Гвена не видел этой сказочной пурпурной панорамы. Переругиваясь, вразвалку ходили матросы, курили сигареты и пили пиво. Рыбаки в брезентовых робах таскали мешки с рыбой и стряхивали с рук чешую. Сновали цыгане. Женщин было немного, поскольку для “ночных бабочек” было еще рановато.
     Гвен сидел на деревянных обломках, бывших некогда лодкой. Он сидел так несколько часов, глядя на меркнущий закат, и собирался с мыслями.
     И только когда алая полоска скрылась за горизонтом, воздух стал прозрачным, а вечерняя прохлада сгустилась и пропиталась солеными брызгами, Гвен встал. Он выяснил, где искать Клима, поэтому уверенно шел между бараками.
     Клим был один. Он сидел на колченогой табуретке и, казалось, дремал. В комнате было темно, лишь мерцал в углу работающий без звука телевизор. Дверь скрипнула, и Клим обернулся. Гвен подумал сначала, что Клим не узнал его, поскольку тот смотрел совершенно бесстрастно и даже сонно.
     – Ты? – спросил Клим хрипловато и без удивления. – Так и думал, что скоро заявишься. Тебя, небось, направил сюда этот маленький ублюдок – Старк?
     – Даже не знаю, что сказать, – развел руками Гвен.
     – Тогда ничего не говори.
     – Не очень-то ты рад нашей встрече, – сказал ошарашенный Гвен.
     – Извини, что не писаю кипятком от счастья, – отрезал Клим. – Нам нужно поговорить. Но не здесь. Пошли, я знаю одно местечко. Возьмем пива, посидим на берегу моря. Эта конура меня уже достала.
     На улице Гвен получше разглядел Клима. Тот выглядел неплохо. Широкие плечи обтягивала синяя рубашка с небрежно закатанными рукавами. Потертые джинсы сидели ловко. Клим загорел и стал еще более интересен. Они взяли пива и вышли за границу порта, а потом дальше по песчаной косе. И, наконец, попали в небольшую бухточку, уютно притулившуюся меж обрывистых берегов. Расположились прямо на песке, который еще не успел остыть и был приятно теплым.
     – Похоже, ты неплохо устроился, – начал Гвен.
     – Неплохо? – удивился Клим. – Я тебя умоляю. Я сорвал спину на погрузке, пару раз чудом уцелел, участвуя в пьяных разборках “стенка на стенку”, барак на “барак”. Меня мутит от запаха рыбы. А, впрочем, все не так плохо, – неожиданно подытожил он.
     – Где я только не работал поначалу – и санитаром в морге, и стриптизером, веришь, нет? Теперь здесь… У меня высшее образование. Ну, то есть было…
     – Хм, у меня тоже, – пожал плечами Гвен, – а я все эти месяцы разгребал чужое дерьмо.
     Клим взглянул с интересом.
     – А твой брат, меж тем, при полном шоколаде, – продолжил Гвен. – Привет тебе передает.
     – Пошел он. Не хочу говорить об этом дешевом клоуне! – горячо сказал Клим. – Я его ненавижу.
     Гвен ему не поверил. Братья поливали друг друга грязью, брызгая слюной, словно ядом. Но братские узы были сильнее личной неприязни. Гвен понял это, пообщавшись с одним и общаясь с другим. Они были необходимы друг другу как черное и белое, как день и ночь, зима и лето.
     – Хотя… – продолжил Клим, – я довольно быстро отыскал его, или он – меня. Что-то тянет меня к этому паршивцу. Он, конечно, рассказывал тебе о своих дрянных фокусах?
     – Ну, примерно, – поделился Гвен.
     – Я тоже могу показать тебе кое-что, – сказал Клим, и внезапно пивная банка из начатой упаковки взлетев в воздух, стала переворачиваться, описывая замысловатые фигуры и, наконец, застыла над землей.
     Гвен вытаращился, а Клим расхохотался.
     – Кто-нибудь хочет кипяченого пива?
     Гвен потрогал банку и отдернул руку, обжегшись. Банка пролетела над его головой и, с силой шандарахнувшись о дальний обрыв, разлетелась.
     – Вот такие штучки-дрючки практикует мой брат, – пояснил Клим, вскрывая новую упаковку и перебрасывая Гвену банку. – Скажи, Гвен, хотел бы ты иметь такого брата?
     – Нет, – честно ответил Гвен.
     – Вот и я – нет. Но мы говорим не об этом. Давай оставим в покое этого отморозка Старка и поговорим о серьезных вещах.
     – Что с Куртом? – спросил Гвен.
     – Глухо. Но есть одна мысль.
     – Валяй. Старк что-то говорил о цыганке.
     – Да… – протянул Клим. – Может ты поможешь разгадать мне загадку, хотя, вероятно, это и не стоит выеденного яйца.
     – Рассказывай, – потребовал Гвен.
     Клим лег на песок, посмотрел на небо и начал.
     – …Случилось это неделю назад. Наверное ты заметил, что цыган здесь просто тучи. Что они здесь делают, ума не приложу. Хотя порт – это такой гадюшник, что им здесь самое место. Воруют, фарцуют, гадают, но, сдается мне, вершат дела и покрупнее. Ну, да меня это не касается. Только, знаешь, Гвен, я всегда испытывал к этим цыганам брезгливость, гадливость какую-то.
     Ну так вот, неделю назад крутился у нас на погрузке какой-то цыганенок. Так, пацанчик лет двенадцати, грязный, оборванный, вороватый. Ну, понятное дело, все за карман держались. Покричишь на него, пошугаешь – отбежит, потом, глядь – опять, падла, крутится. Денек тогда такой неудачный выдался. Грузили тюки с каким-то барахлом, а потом на погрузчике отвозили на склад. Жарко, все злые, усталые. И цыганенок этот крутится. Уж не знаю, как и что получилось, в общем, опрокинулся у нас этот погрузчик, ну мальчишку тюками и завалило. Думаю, все – хана мальцу. Ан нет… Мы тюки-то раскидали, а он там бледный как цуцик, трясется, даже плакать не может от страха, глаза круглые. В шоке. Ссадины кое-где. Сидит, а встать не может, нога вывихнута. Ну, осмотрел я его, говорю парням – держите. Они держат, он орет от боли, я вывих вправляю. Вправил, потом чаем его отпоил. В чай-то плеснул немного виски. Ушел мальчишка, а я смотрю – кошелька у меня нет. Спер, зараза. Вот такая, блин, благодарность… – Клим сплюнул, отпил пива. – …А на следующий день приходит цыганка. Старая, седая, беззубая, пальцы артритом скрючены. И ко мне. Я, говорит, прабабка того цыганенка. Отдала мне деньги и говорит, дай погадаю. Ну я рассмеялся, типа того, на что мне, бабка, твои пророчества, а потом согласился. Посмотрела она на мою руку и говорит:
     – Пришел ты издалека, с тобой еще трое. Ищешь ты одного человека… Тут я удивился:
     – Ну, и где мне его найти? – спрашиваю.
     – Обратись к Богу! – И в глаза мне посмотрела.
     Знаешь, Гвен, ничего я не боялся в этой жизни, да и в той, а тут такая жуть взяла. Глаза у нее черные и какие-то бездонные. Посмотрела и говорит:
     – За большие дела ты берешься с холодный сердцем. Живешь надеждой, а не верой. Хороший ты парень, но ничем не могу я тебе помочь. И хотела бы, да не могу. Молодец, что от судьбы своей не бегаешь. Возьми вот талисман. Не тебе, так другу твоему пригодится…
     Клим показал талисман. Ничего особенного. Древняя тусклая монета с дыркой для шнурка.
     – Что скажешь?
     Гвен задумался, глядя на море, походившее на зеленый шелк.
     – Не знаю. Только ничего случайного тут нет. “Обратись к Богу”. Знаешь сколько раз я к этому богу обращался?
     – И что? – с улыбкой спросил Клим.
     – И ни хрена.
     – Скажи, Гвен, много раз тебя жизнь возила лицом по асфальту?
     – Последнее время я не выхожу из этого состояния, – поделился Гвен.
     – А в той жизни?
     – И там было пару раз.
     – У меня и того меньше, – скорбно сообщил Клим. – Я везунчик…
     Они замолчали.
     Мервины сидели на остывающем песке плечом к плечу, пили пиво и глядели на море, чуть подсвеченное далекими отблесками порта. Волны, шурша, набегали на песок. Мервины молчали, думая каждый о своем. Но все мысли заслоняло одно – “Курт” и “Обратись к Богу”.
     Мысль осенила обоих почти мгновенно, и они уставились друг на друга.
     – Церковь! – вскричал Гвен.
     – Священники! – заорал Клим.
     – Конечно. Тор говорил, что на нас открыта охота, но еще раньше охота открылась на Курта с его кристаллом! – горячился Гвен.
     – Ну да, его и не могло быть в компьютере. Священники прячут своего пророка…
     – Погоди, Клим, – понизил голос Гвен. – Но ты понимаешь, почему сущности позволили нам проникнуть в Дельт-Таун? Понимаешь, почему нас не перебили по одному? Им нужен кристалл, но без нас они его не найдут.
     – Ты хочешь сказать, что когда мы найдем Курта, начнется настоящая охота? – спросил Клим тихо, и остро глянул, сверкнув зеленью глаз.
     – Точно. И шансов выстоять у нас не так уж много.
     Клим улыбнулся.
     – Мне впервой быть живцом, но, сдается мне, у нас есть шанс. Похоже, этот Курт не такой дурак. Он может подсказать нам кое-что.
     Помнишь, когда мы, вошли в Дельт-Таун, мы обалдели, увидев, что сущности – не миф. Сейчас я слегка притерпелся, но это не значит, что я не стану бороться. Да я в лепешку расшибусь, загрызу их зубами.
     – Я буду участвовать, – мечтательно поддержал Гвен. – Меня самого тошнит от всего этого.
     – Отлично, у нас уйма времени, – рассмеялся Клим.
     – Должен тебя огорчить, это не совсем так. Ты слышал о лунном затмении?
     – О затмении? – удивился Клим.
     – Мы должны найти кристалл Курта до затмения.
     – Почему?
     – Не знаю.
     – Интуиция?
     – Можно сказать и так. Завтра начнем.
     – В Дельт-Тауне много церквей, – попытался урезонить Клим.
     Гвен отшвырнул пустую пивную банку.
     – Это не важно, Клим. Мы пойдем в ближайшую, и, я уверен, не уйдем без информации.
     – Уверен? – прищурился Клим.
     – Конечно. Я ведь Тот, Который Знает, – скромно улыбнулся Гвен.
     На обратном пути Клим спросил о Лиле. Спросил равнодушно и вскользь, но по тому как сверкнули его глаза, Гвен понял, что Климу интересна ее судьба. Гвен рассказал.
     – Знаешь почему я тогда ушел из грота? Черт, я был просто уверен, что она выбрала Старка и все их перепалки хитрая игра. Я знал на что способен этот сукин сын. Иногда этот придурок доводит меня до бешенства, но он мой брат. И я не хотел ему мешать. Ревновал ужасно… – Клим усмехнулся криво.
     – Ревновал? – поразился Гвен. – Ты… любил ее?
     – Не уверен, – холодно сказал Клим.
     – Не строй из себя интраверта.
     Клим молчал.
     Гвен не остался в бараке Клима, а вернулся в мотель. На душе было легко, его успокоил энтузиазм Клима. Он не один, их двое. Нет, четверо. Четверо! Потому что они единое целое.
    
     * * *
     В церковь поехали на следующий день.
     – Почему ты решил, что можно пойти в любую церковь? – спросил Клим. – Или это интуиция?
     – Не совсем. Священники общаются между собой. Мы обязательно выйдем на Курта, – объяснил Гвен.
     Клим понял его:
     – Нечто вроде профсоюза святых отцов?
     – Точно.
     Пыльный автобус, похожий на раскаленную консервную банку, медленно и уныло тащился по шоссе. В автобусе молчали.
     Доведенный до отчаянья ожиданием событий, Гвен воспрял. Но он боялся. Пугали не сами события, а их исход.
     “Я – первая жертва”, – так сказал Тор. Это было давно. Гвен не придал тогда этому значения. Но сейчас он чуял опасность, как жертва чует своих преследователей.
     Все было нереально вокруг. Эти люди, этот город, этот мир. Ну и кто я? Что такое мервин? У меня нет ни имени, ни родины, ни веры. Только призрачные цели с сомнительными результатами. И это не сон – реальность.
     Гвен огляделся вокруг. Все чужое, непривычное, не родное. Эти люди… Гвен, как будто, вписался в их круг, но не понимал их. Он не знал мелодий, которые они напевали, не знал моды, которой они следовали, слышал, но не всегда понимал слова, с помощью которых они общались.
     “Я хочу вернуть свой мир и вернуться туда”, – с тоской подумал Гвен. Клим, похоже, думал о том же. Они вышли молча.
     К церкви можно было добраться по тропинке, идущей по полю, а потом меж раскидистых вязов старой рощи. На поле росла кукуруза. Молодые нежно-зеленые побеги еще не совсем вытянулись, но дружно шелестели сочными листьями. Назойливо жужжали мухи. Птицы изредка пролетали, прочерчивая крыльями пронзительную синь неба.
     Жарко. Где-то позади шумело шоссе, а здесь воздух был густым, как мед, и звенел от зноя. Пахло нагретой солнцем землей. Скоро поле кончилось, и тропинка нырнула в рощу. Старые толстые вязы с темно-бурой корой давали такую прохладу. что даже Гвен поежился.
     Показалась церковь. Она была маленькой, неприветливой и неухоженной, с покосившейся, давно не крашенной оградой. Похоже, жители Дельт-Тауна не очень-то заботились о спасении своих душ. Гвен улыбнулся.
     Клим нарушил молчание:
     – Ты католик? – спросил он.
     – Не знаю, – ответил Гвен. – Не помню.
     – Надо же, – удивился Клим, будто размышляя вслух, – вот и я не помню.
     – Ну, стало быть, мы оба атеисты, – подытожил Гвен.
     – Слушай, а если он не захочет с нами разговаривать, пошлет, в общем? – опять спросил Клим.
     – Кто?
     – Священник.
     – Ставлю сто к одному, что он так и сделает, – весело сказал Гвен.
     – Тогда зачем мы пришли сюда? – не понял Клим.
     – Все идет как надо. Разумеется, он не сдаст нам Курта. Я больше чем уверен, что к нему, как к священнику, уже подкатывали сущности. Они ведь в курсе, что мы должны появиться. Мы – мервины. Пока не выяснит кто есть кто, он ничего нам не скажет.
     Клим остановился.
     – Не понял?
     – Мы должны убедить его, что истинные мервины – мы.
     – Как?
     Гвен рассмеялся:
     – Ну, покажи ему пару фокусов с кипяченым пивом.
     – Издеваешься? – вспылил Клим.
     – Остынь. Не важно, поверит он нам или нет, мы должны войти в церковь, и не спрашивай меня, почему. Леший его знает. Этот разговор должен состояться.
     – Что же будет дальше?
     – А дальше… – Гвен задумчиво посмотрел на небо, – дальше мы будем ждать. Пойми, сейчас мы делаем все от нас зависящее. В конце концов, просто доверься мне. Раз присягнул, – тихо добавил Гвен.
     Теперь рассмеялся Клим:
     – Я-то да…
     – Я не ослышался? – удивился Гвен.
     – Не хочу об этом говорить. Сам узнаешь, может быть…
    
     * * *
     Мервины вошли в церковь.
     Изнутри церковь оказалась не лучше, чем снаружи. Темные, отполированные скамейки, мутные иконы в потрескавшихся рамках, чадящие лампады.
     Шла служба. Малочисленная, если не сказать безлюдная. Безликий священник тускло читал проповедь. Мервины сели на одну из дальних скамеек, ожидая конца службы.
     В душе Гвена не было ни умиротворенного благоговения, ни спокойствия, ни даже чувства защищенности. Вера… Даже вера была зыбкой, ненадежной и, в сущности, ненужной. Иллюзорность, нереальность происходящего исказила устои, понятия. Необходимость и неизбежность происходящего находились за гранью понимания.
     Гвен знал, что он мужчина, что он голоден и устал, что у него есть пара рук, ног, ушей и глаз, и еще он знал, что он – мервин. И черт его знает, что это такое. Почему это случилось, зачем, для чего – не прояснилось совершенно.
     В той жизни было все, потом не стало ничего, потом он умирал от побоев на холодном асфальте.
     А здесь? Мусорщик? Боец невидимого фронта? Глупый измученный мервин с горсткой таких же болванов? Ну и где же альтернатива? Неужели нет других вариантов, более спокойных, более приемлемых?
     Гвен понимал, что медленно сходит с ума, копаясь в своих ощущениях, пытаясь найти ответы, которых нет. Тупик. И выхода нет.
     И тут Гвен подумал воровато, что суицид был бы решением всех проблем, и наплевать на весь мир, погрязший в продажности душ. Он сжал до боли кулаки, почувствовав, что ногти впиваются в кожу. Наверное так, да, именно так сходят с ума.
     Спасение Старка в его пороке, так сказал Тор. А в чем мое спасение, Тор? Сам того не ведая, ты избрал самый легкий путь, а может, ты сделал это умышленно? Гвен ненавидел себя за эти мысли, но упивался ими. Это был изумительный садомазохизм, грязные откровения низвергнутого мервина. Самоотречение и самобичевание, ох, что может быть слаще и навязчивей.
     О, эта медленная пытка. Глупая душа сгорает дотла в огне самоанализа, сгорает до едкой пустоты. Остается лишь сожаление и черная, плоская, антрацитовая ненависть. Ненависть и злость. Да, именно так.
     Сидя здесь, в церкви, Гвен упивался придуманным коктейлем, обжирался допьяна, пытаясь загасить отравленные метания души, усмирить удушливый галоп мыслей, унять тупую боль сердца.
     Сейчас Гвен смотрел на нудного священника, редких прихожан, скучающего Клима сквозь призму своей ярости. Эта ярость тоже была реальна. Она ощущалась горечью в горле, хмельным отчаяньем в голове, болью в сердце.
     Но за яростью стояло что-то еще. Смутное, неоформившееся, как темный комок пластилина. Мираж… Кусок радуги… Капля росы…
     В нем рождался мервин. Истинный мервин, помимо его воли.
     Как цыпленок, который долбит своим еще слабеньким клювом толстую известь яичной скорлупы.
     Как слеза, дрожащая на реснице.
     Как вкус, оставшийся после поцелуя.
     Это было восхитительно и болезненно. Гвен сидел ошарашенный и раздавленный, и никто не смог бы понять и описать его состояние. Хотя, может, Клим, поймавший ту слабую, как паутинка, нить, вдохнувший ту единственную молекулу счастья, услышавший тот слабый вздох. Клим… Клим толкнул его:
     – Служба кончилась. Пошли.
     Священник был маленького роста, на голову ниже Гвена, а Климу доставал лишь до плеча. Черты лица его были мелковаты, но поразительно правильны. Он ждал их приближения, выпрямившись и наклонив голову набок. Незначительным он казался лишь издали, может, из-за малого роста. Вблизи сразу обращали внимание глаза. Темные и внимательные. Они лучились таким светом и силой, что лицо, рост и все остальное было неважно. В его глазах, казалось, уживались доброта и ум, смирение, вдохновение и кротость.
     – Не могли бы мы поговорить с вами… – начал Гвен.
      Маленький священник наклонил голову и мягко посмотрел своим сияющим взглядом. Гвен не знал, как продолжить, но его выручил Клим:
     – Святой отец, мы пришли издалека. Мир раскололся, души продаются и покупаются, и мы хотим остановить это. Но для этого нам необходимо найти Курта.
     Маленький священник слушал бесстрастно, лишь при имени Курта его глаза вспыхнули, и это не укрылось от Гвена.
     – Вы двое хотите спасти мир? По силам ли малым великое? Я не знаю, кто такой Курт, и не могу помочь вам в этом, но ваши мятежные души могли бы обрести покой здесь, в храме, воззвав к Создателю нашему.
     – К черту Создателя! – взорвался Клим. – Сущности покупают души, как же Создатель допускает такое?!
     Темные, струящие доброту глаза священника встретили негодующий взгляд Клима, и тот сник. Клим покраснел и стоял с опущенными плечами перед маленьким священником, как нашкодивший ребенок.
     – Бог велик, мой друг. Велик и терпелив, но он бывает жесток с тем и, кто благонравием прикрывает низменность. Человечество исчерпало себя войнами, распрями. Все заповеди рухнули и попраны. Святыни осквернены. Испытаниями проверяется твердость души…
     – Не слишком ли суровы испытания? – спросил Гвен, и Клим неприязненно на него покосился. По мнению Клима, разговор был пустым и беспредметным.
     – Не нам судить об этом.
     – Ваш Бог – просто эгоист! – опять выступил Клим. Маленький священник улыбнулся мягко:
     – Он милосерден к смиренным. Он – всепрощение для восставших.
     – И для сущностей? – изумился Гвен.
     – Они несчастны, поскольку все время голодны.
     – Люди неспособны бороться, – тихо и очень уверенно сказал Гвен.
     – У каждого в душе живет свой бог, – возразил маленький священник.
     – Еще скажи, что это совесть, – встрял Клим, – и я расхохочусь тебе в лицо.
     Священник глянул укоризненно:
     – Даже самый ничтожный человек целен, он всегда может сказать “нет” и спасти свою душу.
     – Ага, а Создатель, глядя на это, будет хлопать в ладоши и проливать умильные слезы, – скривился Клим.
     Сейчас он более чем когда-либо походил на своего беспутного брата, но Гвен был этому рад.
     – Нам нужен Курт, – еще раз напомнил Гвен.
     – Но я не знаю Курта, – спокойно сказал маленький священник.
     – Мы – мервины, – сообщил Клим, но на священника это не произвело впечатления.
     – Сожалею, что не смог помочь вам.
     В глазах Клима полыхнул зеленый огонь:
     – Пошли, Гвен. Это просто разряженная обезьяна. Я мечтаю, чтобы сущности добрались до его золотой ауры и разорвали на куски.
     При слове “золотой” маленький священник дрогнул, но, промолчал.
     Клим пошел к выходу, а Гвен задержался:
     – Можете тут же порвать эту бумажку и забыть наш разговор, святой отец. Это номер телефона в мотеле, где я остановился. Я – Гвен, Тот, Который Знает. Гвен вышел на улицу.
     – Ну что, поговорили о Боге? – криво усмехнулся Клим и сплюнул. – Чему ты, черт возьми, улыбаешься, Гвен?
     – Пошли. Я проголодался, – расслабленно сказал Гвен.
     – И что же дальше? – ехидно осведомился Клим.
     – Будем ждать.
     – И долго?
     Гвен похлопал его по плечу, но не ответил.
    
     * * *
     Несколько дней Гвен провел в мотеле. Он не виделся с Климом. Разговаривать было не о чем. И потом, Клим работал и злился на Гвена, на бездействие и непонятное спокойствие.
     Но Гвен не был спокоен. Наоборот, сильное волнение захватывало его все больше, нервы взвинтились до предела. Ощущение опасности не уходило, а напротив, обострилось и давило тяжким гнетом. Гвен, давно привыкший к ожиданию, стал терпелив и мудр. Ожидание, томившее его последние месяцы, стало желанным, оно стало необходимым как воздух, стало для него защитным коконом, тем рубежом, за которым можно было спрятаться от опасности, стоявшей так близко.
     Гвен боялся. Правда держал этот страх в запасниках своей души, скрывая за неким фоном повседневности. Если показать свой страх, он вырвется наружу, захватит целиком твой мозг, всего тебя. И будет терзать ночными кошмарами, дневной истерией, вызревающей в депрессию. Он сожрет тебя полностью, и тогда не найти спасения. Нельзя показывать свой страх. Но Гвену было очень страшно. Где-то там, за поворотом, в антрацитовых далях неизвестности, стояла смерть. Она куталась в белый саван, она была розой во льду и она была… желанна…
     Гвен лежал на кровати и пусто глядел в потолок. Он убивал время, расстреливая его черным рикошетом своих мыслей. Но время было медленным и вязким, как патока. Да, пожалуй, самопогружение – плохой аутотренинг.
     В дверь постучали.
     – Да! – крикнул Гвен и сел на кровати.
     В дверях возник Старк, чему Гвен не удивился совершенно. Появление Старка было закономерным. Старк брезгливо огляделся:
     – Из всех дрянных мотелей ты выбрал самый препоганый.
     Гвен не ответил. Старк сел на единственный стул и закурил.
     – У меня к тебе разговор.
     – Я так и понял, – кивнул Гвен.
     – Ни хрена ты не понял, – Старк раздраженно швырнул сигарету на пол. – Я хочу вернуться. Быть мервином.
     – Я знал, что ты вернешься.
     Старк вскочил:
     – Очень интересно, как это ты знал то, что я сам понял лишь вчера?
     – Может прекратишь орать и расскажешь в чем дело? – устало предложил Гвен.
     – Может и расскажу… – Старк снова сел и достал новую сигарету. – В общем, когда мы говорили с тобой, я ни секунды не сомневался в правильности своего выбора. Вы с Климом казались мне парочкой трехнутых романтиков. По какой-то странной случайности я оказался среди вас, мервинов. Я получил силу и удачно использовал ее, заставив на себя работать. Получил богатство и пропуск в рай… – Старк остановился, чтобы перевести дух.
     – Дальше, – потребовал Гвен.
     – А дальше я увидел Его и понял, что с Ним надо покончить.
     – Кого ты увидел? – не понял Гвен.
     – Кого!? – вскричал Старк. – Эль-Маруфа, вот кого.
     – Кто это? – спросил Гвен, хотя имя показалось ему знакомым.
     – Эль-Маруф – это Зло, это смерть, это разрушение. Проще говоря, Эль-Маруф – главный злодей, с которым доблестные герои-мервины должны схлестнуться в финальном поединке…
     Гвен поморщился, а Старк продолжал:
     – Я увидел его вчера утром. У меня было жуткое похмелье, я отмокал в ванной с двумя шлюхами. Ко и Ло, может знаешь? Сестрички Кора и Лора, вернее, они выдают себя за сестричек. А… впрочем, конечно, ты не в курсе. В общем, я пошел за бутылкой, и что-то заставило меня подойти к окну.
     ОН стоял на улице, возле машины. Просто стоял, руки в карманы. Стоял и улыбался. Обычный мужик в светлом костюме. Но что-то поразило меня, и я понял, но понял не сразу.
     Понимаешь, Гвен, у него не было ауры. Ну, то есть вообще никакой. Пустота. Вакуум. Он не светился никак. Я не поверил, чего не привидится с похмелья.
     Он стоял ко мне боком, а тут повернулся и посмотрел на меня. Прямо на окно, за которым я стоял. Взгляд черный такой, медленный и… как рентген. Он знал про меня все. И тут у него начала проявляться аура. Просто стала проявляться, как фотография. Сначала в сантиметр, потом она была уже метровой, а потом еще расширилась, охватывая соседние дома… весь квартал… весь город… весь… – веки Старка побледнели, рука с сигаретой подрагивала. – Гвен, его аура не светилась, она была черной. Черной и маслянистой, как нефть. Она медленно вытекала, охватывая все большее пространство, а он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался. И смотрел на меня.
     Это черное поле было злом. Злом, которое можно черпать ложками и пить.
     Это была жестокость, в которую можно погрузиться с головой. Это была смерть, обещающая счастье. Это были страдания, боль которых нельзя измерить. Разврат, отравлявший, сводящий с ума наслаждением… – у Старка дрожали уже не только руки, но и губы. Кадык его дергался.
     – Продолжай, – попросил Гвен.
     – …Я прислонился к стене, чтобы не упасть. Не хотел смотреть, но смотрел.
     Эль-Маруф, продолжая улыбаться, развел руки в стороны и как бы погрузил пальцы в свою черную ауру. Потом поднял их и протянул мне, показывая. На его руках была кровь. Густая, красная, горячая кровь, будто он держал их под струёй, бившей из вскрытой сонной артерии. Ох…
     На улице были люди, дети… Но видел все это лишь я один. Меня затошнило так, что я никак не мог унять спазмы. И я заплакал. Сестрички-шлюхи даже испугались. У меня началась настоящая истерика, снять которую мог лишь кокаин.
     Ко и Ло рассказали мне, что этого человека зовут Эль-Маруф. Он очень богат, ну и все такое.
     Только увидев Эль-Маруфа я понял, что должен быть с вами. Это действительно серьезно. А теперь я хочу выпить… – Старк откинулся на спинку стула.
     – Извини, – вздохнул Гвен.
     – Черт… Я пошлю портье, – сказал Старк и вышел в коридор.
     Да, то, что рассказал Старк было интересно, очень интересно. Эль-Маруф. Гвен вспомнил, о чем говорил ему Тор: “У него много имен, может тебе повезет, и ты узнаешь его под одним из них… Эль-Маруф”.
     Старк вернулся, но пока не принесли выпивку, они молчали. Наконец, вернулся портье, Старк наполнил бокалы и через какое-то время вновь был расположен говорить:
     – Нашли Курта?
     – Почти.
     – Как это? – не врубился Старк.
     Гвен рассказал ему о разговоре с Климом, походе в церковь и встрече с маленьким священником. Разговор со священником здорово позабавил Старка:
     – Мой брат, все-таки, большой засранец.
     – Он о тебе того же мнения.
     Старк расхохотался:
     – Отличный ты парень, Гвен. А ведь я был против того, чтобы ты стал Тем, Который Знает.
     – Правда?
     – Ну да. Я тогда так и сказал Тору, мол, кто угодно, но не этот слезливый инфантил, ты уж прости. Тогда Тор спросил: “Кто же?” Я задумался. Подчиниться Лиле, этого еще не хватало. Я сам хотел ее подчинить и поиметь, ну ты в курсе… – Старк подмигнул. – Клим? Для меня проще было повеситься, чем признать его лидерство. “Не знаю”, – ответил я Тору. Он улыбнулся: “Хорошо. Тогда ты сам, Старк. Ты заступишь на мое место. Почему нет?”
     Вот тут я все понял. Понял, что ты единственный, кто может, кто справится. Я сказал: “Ладно, Тор, я делаю ставку на Гвена”. И я присягнул тебе. И чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что ты действительно – Тот, Который Знает.
     “Ох, мне бы твою уверенность”, – с тоской подумал Гвен.
    
     * * *
     Гвен был несколько обескуражен причиной, побудившей Старка вернуться. Старк, беспринципный гуляка, который не обладал особым красноречием и имел достаточно сомнительное чувство юмора, именно он повстречал Эль-Маруфа. Как ярко описывал Старк эту встречу. Да нет, Эль-Маруф выбрал Старка, так сказать, для первого знакомства. Но почему? Хотя где-то Гвен догадывался.
     “Смерть, приносящая счастье”, – сказал Старк. Вот почему. Старк обладал частью того темного грязного обаяния, силу которого, похоже, использовал и Эль-Маруф во всей глубине и многогранности. Но притягательный в своей некрасивости Старк делал это полуосознанно. Интуитивно использовал запрещенный прием сексуального поля.
     А Эль-Маруф? Очень интересно. И этот проснувшийся внезапный интерес напугал Гвена больше, чем то, что он знал о предстоящих жертвах и то, что в их рядах был предатель. Этот азарт не сулил ничего хорошего, но отделаться от него не представлялось возможным.
    
     * * *
     Посланник появился через несколько дней. Но время теперь неслось так, что заставляло Гвена нервничать.
     Хрупкий юноша с удивительно чистым и светлым лицом. Он выглядел смущенным. Незамутненные глаза юноши казались хрустальными, поскольку отличались дивной прозрачностью, окрашенной лишь далекой синевой, как отражение небесной лазури в горном роднике.
     – Я хотел бы увидеть… – он запнулся. – …Гвена. Меня послал святой отец.
     Голос у юноши оказался на удивление сильным и мелодичным при такой узкой груди.
     Гвен, который собирался уходить, встретив гостя буквально на пороге, прямо-таки залюбовался иконописным ликом юноши.
     – Гвен – это я.
     Юноша замешкался и не смог скрыть своего удивления.
     – Что велел передать мне святой отец? – спросил Гвен.
     Юноша выпрямился и посмотрел на Гвена чистым взглядом со странным выражением.
     – Если вы действительно Гвен и хотите видеть известного вам человека, то приходите завтра к церкви, я провожу вас. Все приходите, – добавил он тише, и глаза его полыхнули синью, вновь не понятой Гвеном.
     Юноша собрался уходить, но Гвен удержал его:
     – Постой. Как тебя зовут?
     Тот улыбнулся мягко и совершенно по-детски:
     – Мое имя незначительно. Впрочем, можете звать меня Пабло.
    
     * * *
     Тот, Который Знает собирал мервинов. Гвен позвонил Старку, и тот обещал привезти Клима. Лила не оставила телефона, но Гвен знал, как с ней связаться. Лила отозвалась на призыв так быстро, как будто все это время была настроена только на волну Гвена. Этот факт его порадовал не столько тем, что Лила о нем думала, сколько тем, что он еще способен радоваться таким мелочам. Через какое-то время Лила перезвонила:
     – Гвен.
     – Да, я слушаю. Ты приедешь?
     – Конечно.
     – Ты… родила?
     – Да, это сын, – голос Лилы дрогнул радостью.
     – Надеюсь, позовешь на крестины? – спросил Гвен, но ответа не услышал из-за помех.
     – Ты всех нашел?
     – Да.
     Вновь помехи и голос Лилы:
     – Я соскучилась по ним.
     – Только по ним?
     Тут Лила рассмеялась:
     – Конечно, не только. Я думала о тебе, Гвен.
     – Весьма польщен.
     Она дала отбой.
     Радостное возбуждение почувствовал Гвена Неужели завтра они будут вместе? Он увидит Лилу и встретится с Куртом. Все оказалось просто, слишком просто. Стоило проделать такой путь, томиться ожиданием, адаптироваться в этом чужом городе, чтобы все получилось так легко. Пожалуй, в этом даже что-то было. Как приз после изнурительного многочасового марафона. Формальный, в общем-то, вроде тех дешевых кубков или вымпелов – ничего интересного, и все же желанный, и выстраданный.
     Чувство беспечной легкости охватило Гвена, будто встреча с Куртом была конечной целью. Но почему-то Гвена не волновало, что скажет им завтра старый безумный пророк.
     Завершился некий этап. Конечно, за ним будет новый этап. Но этот завершился.
     И в душе Гвена зазвучало многоголосье. Похожие чувства Гвен ощущал, стоя у подножия Красных Гор. Но сейчас радость была гораздо изысканней. Она пенилась как шампанское в хрустальном бокале, ударяла в голову радужным салютом, шелковым поцелуем ласкала сердце. Гвен упивался этой незавершенной, но такой близкой победой. Ему не хотелось спать, но завтра предстоял долгий путь, и он заставил себя лечь. Он хотел увидеть во сне Лилу, но ее образ не посетил его в эту ночь. И все же, сон был легок и приятен как пушистый снег, как кошачья лапка, как…
    
     * * *
     Проснулся Гвен рано. Так рано, что даже птицы еще не начали щебетать, а мутная предрассветная дымка – развеиваться. Гвен открыл окно и вдохнул прохладный воздух. С улицы доносились запахи бензина, дымных выхлопов и пригоревшей пиццы. Но Гвен стоял и дышал утром, которое обещало так много хорошего.
     Гвен встал слишком рано, поэтому ждать пришлось долго. Время опять стало тягучим. Но и в этом томительном ожидании была своя прелесть. Прелесть предвкушения. Предчувствие Нового Года. Тайна брачной ночи. О! Гвен не мог найти слов.
     Братья прибыли вместе. И вновь Гвен поразился, что один типаж может сделать совершенно разных людей такими безлико схожими. И опять он поймал себя на том, что открытый, не скрывающий своих пороков и пагубных склонностей Старк, ближе и понятнее, чем красивый, холодный, углубленный в себя Клим. Для братьев сегодня выпал удачный денек, поскольку общались друг с другом они довольно сносно.
     – Нашел Курта? – спросил Клим.
     – Сегодня мы его увидим.
     Старк присвистнул:
     – Я просто весь горю от нетерпения. Последнее время этот Курт для меня навроде Господа Бога.
     Клим застонал:
     – О-о… общаюсь с этим идиотом всего пару часов, а уже так от него устал.
     – Можешь покончить жизнь самоубийством, – посоветовал Старк.
     Они оба рассмеялись одинаково белозубо. Гвен подошел и обнял их за плечи. Они были теперь его семьей, его мервины.
     – Сдается, именно сейчас я вполне счастлив, – поделился Гвен.
     – Правда? Но может для полного счастья все же чего-то недостает? – раздался голос от двери, и они обернулись. Там стояла она, Лила. Лила Прекрасная, Лила Жестокосердная.
     Трое мужчин уставились на нее с нескрываемым восхищением. О, как же она была великолепна. Не юной девушкой, но женщиной предстала Лила перед мервинами. Бутон распустился, плод созрел, сок брызнул. Опьяняющая, желанная, сводящая с ума спелой сексуальностью…
     Старк вытаращился, а потом схватился за сердце, имитируя удар. Клим смотрел долгим зеленым взглядом, тягучим и более опасным, чем шутовство Старка. Гвен не знал, как выглядел он сам. Скорее всего, таким же потрясенным болваном.
     После родов Лила выглядела несколько осунувшейся, и в этом была особая прелесть. Изысканная девушка превратилась в роскошную женщину.
     Лила улыбалась, но в ее глазах мелькнуло что-то горькое, какая-то далекая боль. Гвен не смог разглядеть и понять, поскольку ее глаза затуманились слезами. Они обнялись с Климом крепко и отчаянно. И стояли так долго, и молчали. Потом Лила поцеловала Старка в губы страстно, но как-то целомудренно. И Старк хотел сказать ей что-то, может извиниться за то… прошлое, но лишь выдавил хрипло:
     – Ты играешь с огнем, Лила.
     – Ну, разумеется.
     А потом она посмотрела на Гвена. Серый взгляд ее до краев был полон нежности, но и холодного отчаянья. Он молил о чем-то, чего понять Гвен был не в силах.
     На улице дул сильный ветер. Его порывы трепали белокурые волосы Клима, развевали полы плаща Старка, играли концами шелкового шарфа Лилы.
     До церкви добирались на машине Старка. В машине говорили мало и осторожно. О настоящем, о будущем, но только не о прошлом, боясь расплескать печаль и нарушить хрупкое единство. У них были одни цели и задачи, но связывало их только прошлое. Зыбкое, смутное, горькое.
     День был довольно пасмурным, и это радовало. Не было душной жары и палящего солнца. Такая погода соответствовала настроению мервинов. Серая муть, застывшая в предвкушении дождя, судорожно дышащая лишь порывами ветра.
     Подъехали. Церковь была не только закрыта, но и заперта на тяжелый засов.
     – Это что, шутка такая? Или предлог для вечера встреч? – недовольно спросил Старк, но Гвен не успел ничего ответить, поскольку от стены отделилась фигура и приблизилась к машине. Юноша Пабло. В потертых джинсах и куртке с капюшоном. В руках он держал объемную и, по-видимому, тяжелую сумку. Гвен приветливо махнул ему рукой.
     – Это ваши друзья? – спросил Пабло.
     – Да, – ответил Гвен.
     Остальные смотрели с любопытством.
     – Еще немного проедем, – сказал Пабло.
     – Как скажешь, – осклабился Старк. – Тесновато будет. Эй, парень что у тебя в сумке?
     – Скоро узнаете, – спокойно, но холодно ответил тот.
     Лила открыла заднюю дверцу, села и плотнее придвинулась к Климу. Пабло сел с ними, поставив сумку на колени. Близкое соседство с Лилой здорово смутило его. Он глядел на нее своими ясными глазами с восхищением и юношеским восторгом, а потом уперся взглядом в окно. Губы Пабло кривила презрительная усмешка. Ехали действительно недолго.
     Небо здорово потемнело, и очень скоро редкие капли прочертили дорожки на лобовом стекле. Пабло велел остановить машину у одиноко стоящего полуразрушенного дома. Клим выглядел недоуменным, еще более растерянной смотрелась Лила.
     – Это еще что за хрень? – резко спросил Старк. И только Гвен спокойно и твердо следовал за юношей.
     Дождь уже лил вовсю, и за те несколько шагов, что нужно было пройти от машины до дома, успел отхлестать и вымочить мервинов.
     Внутри дома лежали кучи битого кирпича и стекла вперемежку с обломками досок и прочей рухлядью. Пабло вел уверенно.
     И тут что-то произошло. Стена и часть пола куда-то отъехали, и образовался лаз с лестницей, ведущей вниз.
     – Ах! – слабо вскрикнула Лила.
     – Ни фига себе! – восторженно заорал Старк, и Гвен слегка толкнул его. Только Клим остался безучастным.
     Пабло улыбнулся произведенному эффекту, в руках он держал пульт.
     – Прошу.
     Гвен первым двинулся вниз по лестнице, за ним Старк, Лила и Клим. Пабло замыкал, и, последним оказавшись на лестнице, закрыл люк. Стало темно, но впереди мерцал свет.
     Спускались долго и осторожно, полуощупью. “Да, неплохо Курта спрятали”, – радостно подумал Гвен. Наконец все спустились, оказавшись на небольшой площадке, освещенной тусклой лампочкой, дальше шел узкий коридорчик.
     – Идите вперед, – раздался голос Пабло.
     Двинулись. Коридорчик оканчивался массивной дверью.
     – Входите смелее, – опять подбодрил ошарашенных мервинов Пабло, и Гвен взялся за ручку.
     В большой зале было темно. Лишь большой искусственный камин давал слабый отблеск. В кресле у камина сидел седой негр в черных очках. Рядом с креслом стояла очень миловидная темнокожая девушка.
     Глаза мервинов еще не привыкли к темноте, поэтому маленького священника, стоявшего у стены, они заметили не сразу. Через несколько секунд Лила вскрикнула, и Гвен понял почему. Маленький священник и негритянка держали в руках пистолеты. Мервины отпрянули.
     – Оставайтесь на месте, – раздался знакомый голос.
    
     * * *
     Гвен обернулся. Пабло улыбался, глядя поверх ствола автомата…
     – Вот дрянь, – сказал Старк, имея в виду то ли Пабло, то ли саму ситуацию. Гвен заслонил собой Лилу.
     – Интересно, есть ли у них лицензии на ношение оружия? – обронил, ни к кому не обращаясь, Клим.
     Старик в кресле шевельнулся:
     – Пусть ко мне подойдет человек, называющий себя Тем, Который Знает, – у него были мягкий говор уроженца юга, тихий, но на редкость властный голос.
     – Это я, – Гвен вышел вперед.
     – Подойди ко мне и опустись на колени, – сказал старик. – Если ты соврал, вы все умрете.
     Гвен приблизился и встал на колени.
     Старик положил ладонь ему на лоб. Ладонь оказалась на удивление приятной – мягкой и прохладной. Воцарилось молчание.
     Тишина, казалось, сгустилась и звенела от напряженного ожидания.
     Все пространство наэлектризовалось нервными флюидами. Старик отнял ладонь ото лба Гвена и провозгласил:
     – Он – мервин.
     Кто-то вздохнул, кто-то, кажется, Старк, рассмеялся.
     – Назови свое имя, – попросил старик. – и пусть твои друзья сделают то же.
     – Я – Гвен, Тот, Который Знает.
     – Лила, – ее голос дрожал.
     – Клим, – спокойно, невозмутимо.
     – Старк, к вашим услугам.
     – А я – Курт, – старик кивнул своим подручным. – Уберите оружие, друзья, это те, которых мы ждали.
     Мервины расселись на полу вокруг кресла Курта. Гвен заметил, что Лила села спиной к свету и подумал, что она продрогла, но причина, похоже, была в другом – Лила не хотела, чтобы видели ее лицо.
     – Познакомьтесь, – продолжал Курт. – Пабло вы уже знаете. Когда-нибудь из него выйдет замечательный священник. Может быть лучший из всех когда-либо существовавших. Может быть… – добавил он вроде бы про себя. – Отец Антонио, – Курт сделал жест в сторону маленького священника, и тот наклонил голову и прикрыл веки, притушив огонь своих сияющих глаз. – И моя внучка Рози.
     Взглянув на молодую негритянку, Лила быстро спросила:
     – Сколько же вам лет?
     Курт обернулся на звук ее голоса:
     – Больше, чем вы думаете, моя дорогая. Мне – девяносто семь. Господь отнял у меня зрение, но продлил мои дни. Мы ждали вас очень долго, мервины. Все мы… По вашему мнению, пророк должен выглядеть несколько иначе, не так ли? Но, как видите, у меня есть еще зубы и какое-то количество волос на голове…
     – Да, признаться, я разочарован, – протянул Старк и поклонился Рози. -Прошу прощения, мадемуазель.
     Пабло подался вперед, и по взгляду, который был брошен на девушку, стало ясно, что юноша испытывает нежные чувства к внучке Курта. Старик поднял руку в примиряющем жесте, а Клим показал Старку кулак.
     – Вы пришли за информацией, мервины… – начал Курт.
     – И за кристаллом, – вдруг тихо, но внятно сказала Лила, и старик вновь повернулся к ней.
     – Да, конечно. Но разве умеете вы обращаться с кристаллом, пришедшие из-за Красных Гор?
     – Я… нет, простите, – растерялась Лила.
     – Итак, вы пришли. Я надеюсь, что вам удастся остановить торговлю душами. Все зашло слишком далеко. И дело не в том, что души продаются. Души подешевели, потому что люди измельчали. Люди потеряли веру, поэтому душу можно продать уже не так, как почку или сердце, а как… мешок муки или пакетик чипсов.
     Вы призваны остановить это. Но вас лишь четверо. Численное преимущество на стороне сущности, поэтому кристалл поможет вам. Уравняет шансы. Мой кристалл уничтожит сущности. Можно бегать за каждой сущностью с кристаллом, позднее вы поймете о чем я говорю, а можно… – Курт не закончил.
     – Найти Эль-Маруфа, – твердо сказал Старк, и Лила безотчетно повернулась к нему. Остальные тоже уставились на него.
     – Ты прав… – сказал Курт. – Сразу уничтожить генератор зла. Упомянув имя Эль-Маруфа, ты сделал это интуитивно или тебе довелось пересечься с ним?
     – Я его видел, – мрачно поделился Старк.
     – Но ведь среди вас, мервины, есть еще кто-то, знакомый с Эль-Маруфом?
     – Да, это я, – звонко сказана Лила.
     – Ты? – поразился Гвен. Лила кивнула и отвернулась.
     – Вряд ли Эль-Маруф горит желанием нас увидеть, да еще вместе с кристаллом, – сказал молчавший до сих пор Клим.
     – Он не будет уклоняться от встречи, – парировал Курт.
     – Но почему?
     – У каждого своя судьба. У Эль-Маруфа тоже, и он это понимает лучше других. К тому же, он уверен в своем превосходстве, а у вас очень мало шансов.
     – И это нужно сделать до лунного затмения, – неожиданно проговорил Гвен, и все обернулись к нему.
     – О-о, значит тебе кое-что известно, Тот, Который Знает. Затмение – временные рамки, и если вы не уложитесь, весь ваш путь потеряет смысл. Эль-Маруф знает об этом, и все же он сам будет искать встречи. Ему нужен не только кристалл. Ему нужны ваши души, и непременно до лунного затмения.
     А теперь я покажу вам кристалл, но сначала скажу кое-что, а потом задам вопрос, от которого зависеть будет очень многое. Итак, мервины, вы все умрете… – при этих словах Лила вздрогнула, а Клим отпрянул. – Даже если вы победите Эль-Маруфа, вы умрете. И я хочу спросить: готовы ли вы умереть?
     – Да, готов, но только после того, как увижу смерть Эль-Маруфа и спляшу на его костях, – ответил, не раздумывая, Гвен.
     – Нет. Ни за что, – сказал Старк. – Я видел Эль-Маруфа и чуть не надул в штаны от страха. Но умирать от этого пугала, нет, увольте.
     – Да, – твердо ответил Клим.
     Лила долго молчала, но вымолвила тихо:
     – Нет… Я– нет.
     – Жалкие мервины! – раздался громкий, яростный голос Пабло. – О чем же тут думать? Гибнет человечество, а они дрожат за свои жалкие жизни.
     Курт улыбнулся:
     – Ты не прав, Пабло.
     – Но, Учитель…
     – Не прав. Противоестественно желать смерти, во имя чего бы не была направлена жертва. Жизнь – самый бесценный дар, и мы не вправе, прикрываясь даже самыми достойными причинами, укорачивать ее. Лила, Старк, да и вы, Клим и Гвен, можете уйти, пока вы еще не связаны с кристаллом. Уйти и попытаться сохранить свои жизни и души.
     – Я не уйду, – резко сказала Лила, блеснув глазами.
     – Спасибо, Курт, но мне хочется увидеть чертов кристалл и рискнуть. Мечтаю надрать задницу Эль-Маруфу, – сказал Старк, а Лила зябко повела плечами.
     – М-да… – протянул Клим. – Я вот что хотел узнать, а пророки вообще ошибаются?
     Курт улыбнулся:
     – Иногда.
     – Ну, тогда я спокоен, – сказал Гвен, а Старк рассмеялся.
     Во течении всего разговора маленький священник не проронил ни слова, но глядел на Курта как на небожителя.
     Миловидная Рози так же хранила молчание, и Гвен заметил, что она держит руку у пояса, где был прикреплен пистолет. Похоже, Курт тоже это знал:
     – Рози, – сказал он укоризненно, – расслабься и… принеси кристалл.
     – Но дедушка…
     – Принеси, не бойся. Понимаете, – пояснил он, когда девушка ушла, – пару раз мы попадались на эти провокации, поэтому вас и встретили так нелюбезно.
     – И что же стало с непрошеными гостями? – на всякий случай поинтересовался Гвен.
     Маленький священник выразительно провел рукой по горлу.
     – Круто, – подивился Старк.
     Рози принесла небольшой замшевый мешочек и развязала его. Кристалл разочаровал всех. Обычный кусок бесцветного кварца размером с голубиное яйцо.
     – И это он? – как-то обиженно протянул Старк.
     – А ты надеялся увидеть бриллиант в пятьсот каратов? – съязвил Клим, выглядевший не менее озадаченным.
     – Сейчас вы увидите кристалл в действии, а я познакомлюсь с вами, – сказал Курт. – Кто хочет попробовать, подойдите.
     – Я, – ответил Старк и приблизился к Курту.
     Тот взял его за руку, а на ладонь Старку положил кристалл.
     Сначала ничего не происходило, но вдруг кристалл начал светиться. Сначала появилась отдаленная синева, потом она сгустилась, мерцая лазурью, и вот уже весь кристалл густо окрасился темно-синим.
     Старк выглядел слегка обалдевшим:
     – Вот так фокус-покус…
     – Твой цвет – индиго, – промолвил Курт. – Ты очень силен, мервин, так зачем же ты, зная свою силу, используешь запрещенные приемы, вроде острого слова? Слова опережают мысли, это хорошо. Хорошо для тебя… – Курт отпустил руку Старка.
     – Замечательный прогноз, – буркнул Старк, явно ожидавший большего.
     На ладони Лилы кристалл приобрел кремовый оттенок, помутнев и став непрозрачным. Он мерцал лимонным светом, будто лучи солнца завязли в молочном тумане.
     – Твой цвет – белый. Ты давно сделала свой выбор, Лила, Не разумом, но сердцем. Иногда сердце ошибается. Иногда. Но бывает и правдивым …
     В руке Клима кристалл вспыхнул золотым огнем, сверкая на гранях мириадами искорок.
     – Твой цвет – золотой, – ровно сказал Курт, будто бы мог видеть это великолепие. – Твой разум холоден, но стоит ли бежать от себя и прятать чувства? Мы жертвуем лучшим, Клим. Запомни судьба и смерть выбирают лучших!
     А на ладони Гвена кристалл не изменился.
     Все изумленно уставились на него.
     – А ты не мервин, – хохотнул Старк.
     Гвен почувствовал себя так, будто с него сорвали одежду, и он оказался голым перед толпой. Но его за руку держал Курт, и это придавало уверенности. Да, кристалл не изменился в цвете, но он вибрировал на ладони, он пронзал кожу тысячью микротоков. О, это был целый мир!
     – Тот, Который Знает! – возвысил голос Курт. – Ты силен и глух, но ты велик… слушай свое сердце… прошу тебя… кричу тебе об этом. Просто слушай свое сердце… – он шумно выдохнул. – Твой цвет – фиолетовый, Гвен. Розы во льду не приносят счастья… – тихо добавил он, а Гвен отпрянул.
     Воцарилось молчание. Рози и Пабло подались друг к другу, как испуганные котята. Лила закрыла глаза. Клим и Старк держались за руки. Маленький священник, не отрываясь, смотрел на Курта.
     – А теперь я еще кое-что покажу вам, – сказал Курт. – Но запомните, мер-вины… Запомните главное: победа – это единение. Если остаешься один, помни всех. Всех. И того, кто остался в Красных Горах. Единение! Это очень просто на словах, но практически невыполнимо. Помните… – Курт откинулся на спинку кресла. – Единение – ключ к победе. А теперь протяните руки к кристаллу, коснитесь его.
     И все они протянули руки: Гвен и Клим, Лила, Старк, маленький священник, Пабло и Рози, и сам Курт.
     И кристалл вдруг взлетел и завертелся меж их аур, источаемых руками. Он вспыхнул всеми цветами радуги. Переливался розовым, золотым, синим и белым, черным и оранжевым. Гвен не знал оттенков – изумруд… индиго… маренго… беж.
     Это было чудо. Это было больше, чем чудо, поскольку творили его они сами. Искры, вспышки, сполохи, мерцания. О, от этого можно было сойти с ума!
     Гвен прикрыл глаза, ощутив блаженство. Но Курт уже накрыл кристалл своей рукой. Чудо пропало. Лица у всех были одухотворенные.
     – А теперь идите, – приказал Курт.
     – Ты не отдашь нам кристалл? – спросил Клим.
     – Нет.
     – Но почему? – удивилась Лила.
     – Завтра, – сказал Курт, и маленький священник вздохнул. – Вы придете ко мне завтра и заберете кристалл.
     Возвращались молча. У лестницы кто-то удержал Гвена за рукав… Рози:
     – Этот пакет вскроешь дома и отдашь одному из своих друзей, – прошептала она и положила в карман Гвена нечто в плотной бумаге.
     Была ночь. Полная луна светила с темного неба, дробясь осколками зеркал в лужах, которые наплакал дождь. Обратно ехали молча, под впечатлением произошедшего.
     – До завтра, – оказала Лила, посмотрев на Гвена долгим взглядом и вышла из машины. На противоположной стороне улицы ее ждала другая – черная, дорогая, глянцевая.
     – До завтра, – сказали Клим и Старк синхронно, оставив Гвена у мотеля.
     А он подумал, что сегодня братьям будет о чем поговорить. Затем поднялся в номер, ощущая пустоту и усталость. Вспомнив про пакет Рози, достал его из кармана. Пакет не был запечатан, и Гвен открыл его. Завернутый в старую газету, на ладони Гвена лежал кристалл Курта!
    
     * * *
     Гвен уставился на него в тупом недоумении. Курт отдал ему кристалл? Зачем, если на завтра назначил встречу? Гвен недобро глядел на кристалл. Обычная глыба горного хрусталя. Пять евро за десяток, даже в качестве сувенира не очень-то хорош.
     Черт, да ведь старый хитрец Курт, похоже, знал, что кто-то из четверых предатель, как знал это Тор. Но все равно непонятно, для чего он отдал кристалл, да еще попросил передать дальше.
     Кому? Климу? Старку? Лиле? Гвен верил им всем. “Подумаю об этом завтра”, – решил Гвен, ложась спать, – или спрошу самого Курта”. Голова прямо-таки раскалывалась от этих загадок.
     Но выспаться ему не удалось. Около пяти утра в дверь слабо стукнули. Гвен спал. Постучали сильнее, а потом забарабанили так, что ошалевший Гвен сел в кровати.
     На пороге стояли Пабло и Рози, держась за руки, как дети. Пабло был бледен и испуган, но Рози выглядела ещё хуже. Ее шатало, лицо приобрело сероватый оттенок, щеки намокли от слез. Гвен впустил их. Рози упала на стул и так стала рыдать, что у Гвена разрывалось сердце.
     Пабло обнял ее за плечи и поднял на Гвена мутные усталые глаза:
     – Вчера, когда вы ушли, – начал он медленно, с трудом подбирая слова, – мы еще оставались в нашем укрытии, но Учитель, то есть Курт, все беспокоился и просил нас с Рози уехать из города. Мы отказывались, тогда он очень разозлился и выгнал нас. Он хотел выгнать и отца Антонио, но тот остался.
     Мы вышли из дома и едва успели отойти, как к дому подъехали машины. Мы спрятались и видели, как из машин вышли вооруженные люди… сущности… не знаю… – горько вздохнул Пабло. – Они вошли в дом, затем раздались выстрелы. А потом надолго все затихло.
     Я думаю, они обыскивали наше укрытие, но поскольку оно под землей… Было так тихо. Может и выстрелы нам почудились. Так тихо… Ну, вы понимаете… – голос мальчишки прервался, он сам еле сдерживался, чтобы не заплакать. – Они искали кристалл, потом вышли… А потом раздался взрыв, дом рухнул, и…
     Мы лежали в кустах на земле и боялись пошевелиться. Пожар был сильным!.. – его голос сорвался на фальцет.
     Тут Рози подняла заплаканное лицо:
     – Дедушка знал, что его придут убивать, он заклинал меня уехать из Дельт-Тауна и так прощался со мной. Он знал… – она больше не прятала лицо, и слезы текли из ее глаз. – Дедушка так ждал вас, чтобы передать кристалл. Я ненавижу этот кристалл! – выкрикнула она, и Пабло сжал ее плечи. – И вот его убили, а кристалл утерян… Господи, что теперь будет?
     – Кристалл не утерян, – твердо сказал Гвен, и они пораженно на него уставились. – Вот он. Курт успел передать его мне.
     Пабло вздрогнул, а Рози, внезапно перестав плакать, пристально посмотрела на него, а потом обернулась к Гвену:
     – Но тогда… тогда… Дедушка велел нам уехать из Дельт-Тауна, он хотел чтобы мы поженились. Но мы не уедем, да, не уедем… – она упрямо тряхнула головой и обратила горящий взгляд на Пабло. А тот продолжил:
     – Курт передал вам кристалл, чтобы вы довели дело до конца. Уничтожьте Эль-Маруфа, всюду сеющего зло, – теперь Пабло говорил твердо и уверенно, как настоящий мужчина. – Мы останемся и поможем вам.
     – Поможете? – удивился Гвен.
     Пабло горько усмехнулся:
     – Неужели вы пойдете на встречу с Эль-Маруфом без оружия? У нас оно есть. Я и Рози неплохо стреляем.
     – Но Курт не хотел, – слабо возразил Гвен.
     – Это будет моя месть! – воскликнула Рози. – Я сделаю это во имя дедушки и отца Антонио, которых убили сущности. Вы меня не остановите. – Рози сверкнула глазами.
     И Гвен сдался:
     – Ну, хорошо. Ложитесь пока спать, поговорим об этом после, мне надо подумать.
     Гвен положил кристалл в карман, спустился вниз и вышел на улицу. Уже светало, было очень тихо. Гвен закурил. “Господи, Курт убит, маленький священник убит. У меня в кармане магический кристалл, и я должен спасать мир. Что же будет?” – думал он в панике.
     Гвен отшвырнул сигарету и поднялся в номер.
     Пабло и Рози, обнявшись, лежали на кровати. Рози, измученная переживаниями, спала. Пабло быстро глянул на Гвена и приложил палец к губам. Гвен потушил свет и на цыпочках прошел в ванную. Там он сел на край ванной, пустил воду и умылся холодной водой. Потом обхватил голову руками: “Что делать? И могу ли я вовлекать этих детей?”
     “Вы все умрете”, – сказал Курт. Да, мы все умрем.
     Долго сидел Гвен на краю ванны, непонимающе глядя на струю воды, гулко бьющей о фаянс и рассыпающейся брызгами. Можно наполнить эту ванну теплой, а лучше горячей, нет, обжигающей, водой и забраться прямо в одежде, ощущая ее набрякшую тяжесть. Потом взять лезвие и сделать два горизонтальных разреза на запястьях. В горячей воде это будет совсем не больно. А потом закрыть глаза и ждать, пока кровь из жил не разбавит воду. Ожидание будет приятным и сладким. Ожидание… которое выльется в тошнотворную муть головокружения. И никаких проблем, никаких переживаний.
     Гвен тряхнул головой, отгоняя соблазн легкой смерти. Так-таки и легкой? Эти подлые маленькие разрезы сделать будет ох, как непросто. Мысли путались как разноцветные нити в клубке. Нужно сосредоточиться.
     “Слушай свое сердце!” – заклинал Курт. Но сердце Гвена трепетало, делая внезапные паузы, сбивалось с ритма. Сердце дрожало как хвост трусливого зайчишки.
     Тихие осторожные шаги… На пороге ванной возник Пабло. Бледность заливала его лицо. Ясные глаза ловили взгляд Гвена. Они смотрели друг на друга – юноша, почти мальчишка, и молодой человек – почти мужчина.
     – Боишься? – спросил Гвен.
     Пабло приосанился, выпятил худенькую грудь, но лишь на мгновение. Его узкие плечи поникли, дрогнули полудетские губы и щеки, не знавшие бритвы. Он обреченно кивнул и сел рядом с Гвеном на край ванны. Гвен похлопал его по плечу. Так они сидели плечом к плечу, не глядя друг на друга.
     – Как Рози? – спросил Гвен.
     – Еще спит, – почти равнодушно ответил Пабло. – Неужели нет ни единого шанса, Гвен?
     Гвен покачал головой и вздохнул. Скорбная тень пробежала по лицу Пабло, и он тихо сказал:
     – Но все равно, кто-то должен это сделать, ведь правда? Ну хотя бы попытаться?
     – Вот именно. Пойдем, буди Рози, мне нужно кое-что сказать вам, прежде чем соберутся мервины.
     Рози выглядела измученной, но очень хорошенькой. Горькие складки залегли в углах ее рта, глаза припухли от слез, но держалась она молодцом.
     – Скоро соберутся мервины, – начал Гвен. – Они еще ничего не знают. Я сам поведу разговор. Вы еще можете уйти, – он взглянул на них в упор.
     – Нет, – тут же сказал Пабло.
     – Нет, – поддержала Рози.
     – О'К. Самое главное – ни слова о кристалле. Вы поняли меня? Пабло? Рози?
     – Да.
     – Да, но…
     – Ни слова, – перебил Гвен.
    
     * * *
     Первой прибыла Лила. Увидев Пабло и Рози, она замешкалась на пороге, перевела удивленный взгляд на Гвена:
     – Что-нибудь случилось?
     – Случилось. Возникли о-очень большие проблемы. Расскажу, когда все соберутся.
     Лила прижала руки к вискам:
     – Я устала, Гвен. Как же я устала. И еще… я боюсь.
     Гвен обнял ее за плечи, и она приникла головой к его плечу. Густые темные волосы Лилы пахли жасмином. Сквозь темную массу предательски сверкнул седой волос. Гвен, не отрываясь, смотрел на него. Вид седого волоса больно резанул по сердцу. Цепь фатальных, роковых событий, смерть Тора, Курта, маленького священника, гибель всего человечества – все это было не так больно, как этот маленький седой волос в прическе любимой женщины.
     Братья вновь прибыли вместе. Радостно возбужденные. Разные, но похожие. Как полюса магнита. Радостный жизнелюб, прожигатель жизни Старк – “плюс”. Замороженно-спокойный, скрытный красавец Клим – “минус”.
     Гвен наблюдал за мервинами, жадно вглядываясь в их лица. Один из них – предатель. Но кто? Кто?
     Сегодня кристалл Курта перейдет в другие руки. В чьи? Впрочем, Гвен был почти уверен, что отдаст кристалл Лиле.
     – Ну что, едем к Курту? – бодро спросил Старк.
     Возникло напряжение. Вздохнула Рози, закаменел лицом Пабло. Но было что-то еще… Слабое дуновение… Злорадства? Сожаления? Торжества?
     Гвен не успевал сосредоточиться:
     – Нет, не едем, – медленно проговорил он.
     Трое мервинов выжидательно посмотрели на него. И Гвен вкратце рассказал им о том, что произошло. А они замолчали подавленно.
     – Черт, – выругался Старк. – Погано…
     Зеленый взгляд Клима метнулся затравленно.
     – А кристалл? – звонко спросила Лила.
     – Уничтожен, – спокойно сказал Гвен, наблюдая за ними.
     – Нет! – выкрикнула Лила. – Ты уверен?!
     Гвен не успел ответить, потому что подал голос Пабло:
     – Уничтожить кристалл легко. Это же кварц. Его можно разбить молотком, растереть под прессом, растворить в щелочи. Дом взорвали… – его дыхание прервалось, он старался не смотреть на Рози. – Там, м-м…, мало что осталось.
     – И что теперь? – холодно осведомился Клим.
     – Пойдем к Эль-Маруфу без кристалла, – ответил Гвен.
     – Организуем клуб самоубийц? – ехидно прищурился Старк.
     – Не хочешь, не ходи – огрызнулся Гвен.
     – Гвен прав, – твердо промолвила Лила. – Мы не можем отступать.
     – Можем. И потом, мадам, у вас, между прочим, ребенок, – парировал Старк, и Лила сникла.
     – Я сейчас тебе врежу, – пообещал Клим.
     Рози и Пабло крутили головами от одного к другому, но друг на друга не смотрели.
     – Надо найти Эль-Маруфа, – сказал Гвен.
     Лила подняла голову:
     – Я знаю, где его найти, – она смутилась. – Мой муж одно время работал с ним.
     Гвен понял, что Лила врет, ее муж наверняка и сейчас работает с Эль-Маруфом или на него, но, впрочем, это сейчас не имело никакого значения.
     – Пабло, – обратился к юноше Гвен. – Ты обещал оружие.
     – Будет, – ответил Пабло, дерзко поднимая голову. — Дня через два.
     – О'К. Кто умеет обращаться со стволами?
     – Я, – расправил плечи Клим, – не снайпер, конечно, но в колледже стрелял неплохо.
     – О-о, мистер ковбой, – протянул Старк, нахально глядя в глаза брату. – Смотри курок с чекой не перепутай, стрелок по пивным банкам.
     – Будет лучше, если ты заткнешься, а то придется опробовать стволы на тебе, – рыкнул Клим.
     – Лила?
     Она покачала головой.
     Гвен обвел всех взглядом:
     – Ну, я так понимаю, отказавшихся нет?
     Собравшиеся выразили молчаливое согласие.
     – Где встречаемся? – беззаботно спросил Старк.
     Гвен взглянул на Лилу. Она назвала адрес:
     – Это клуб, нечто вроде штаба Эль-Маруфа, – пояснила она.
     – Значит, через два дня у клуба, – подытожил Гвен. – Я еще свяжусь с каждым из вас, обговорим подробности.
     – О, Гвен!.. – вскричал Старк в притворном восхищении. – Я пойду за тобой, Тот, Который Знает. Я – Старк, Тот, Который Очень Боится За Свою Тощую Задницу!
     Клим сильно толкнул его в плечо.
     – Вот, гаденыш!
     – Расходимся, – сказал Гвен. – Лила, Пабло и Рози нужен ночлег, – он запнулся.
     – Я поняла, я все сделаю, – она обняла Рози за плечи.
     Все вышли, а Гвен удержал Старка за рукав. Быстро заглянул ему в глаза, а затем вложил ему в руку сверток. Кристалл Курта.
     – Молчи об этом, – сказал Гвен, а Старк поднял брови и кивнул.
     Гвен остался один. Он не мог объяснить, почему в последний момент поменял свое решение и отдал кристалл Старку – мервину, который меньше всего внушал ему доверие. Предателю? Да, предателю. Объяснить это Гвен не смог, он просто слушал свое сердце!
    
     * * *
     Отдав кристалл, Гвен ощутил необычайное спокойствие и легкость, словно в бурном море непонятных событий, будто, зажегся свет маяка. И Гвен плыл на этот свет, мягко качаясь на волнах, позволяя течению увлечь себя.
     Конечно, ничего не изменилось, и рассчитывать на удачный исход было просто глупо. Но Гвен как бы поделил меру своей ответственности. Кристалл Курта давил на него, не позволяя вздохнуть. Нужно было подумать о предстоящих событиях, о встрече с Эль-Маруфом, но Гвен не хотел об этом думать. Он принял душ, завалился спать и проспал почти до вечера.
     Потом он вышел из мотеля и долго бродил по улицам Дельт-Тауна, всматривался в людские лица, стараясь не замечать цвета их аур. Гвен бродил по городу, который не смог ни узнать, ни полюбить. Но он упивался моментом. Это временное затишье не давало надежды, однако помогало собраться с духом…
     Два дня пролетели почти мгновенно. Оружие Пабло доставил, план был выработан. Впрочем, и плана-то никакого не было, Гвен не знал совершенно, что они будут делать у Эль-Маруфа, о чем говорить. Лишь смутно догадывался, что придется в кого-то стрелять, каким-то образом проявит себя кристалл, и он точно знал, что вернутся не все.
     Эти мысли не терзали Гвена. В то, что мервины не боятся смерти и умеют красиво умирать, Гвен не верил. Но все было нереально, воспринималось понарошку.
     Автоматы, поблескивающие вороненой сталью, серьезное лицо Пабло, ожидание событий… Все казалось слишком банально, глупо и театрально, чтобы быть правдой. Поэтому Гвен спокойно воспринимал все приготовления.
     Встретиться решили прямо у клуба Эль-Маруфа. Фешенебельный дом на одной из центральных улиц Дельт-Тауна. Гвен заметил синий грузовичок Рози, припаркованный в переулке, не доезжая до клуба. Сама Рози сидела за рулем, рядом – Пабло, на заднем сидении расположился Клим. Когда Гвен подошел к машине, от противоположной стены отделилась фигура – Лила.
     – Где Старк? – спросил Гвен Клима.
     – А я почем знаю? – огрызнулся тот.
     – Подождем? – подал голос Пабло.
     Гвен задумался – все прогнозируемое свершалось. Старк оказался тем предателем, о котором предупреждал Тор. И Гвен отдал кристалл ему.
     Старк не придет. А идти к Эль-Маруфу без кристалла было чистым безумием. Гвен понимал, что это путь без возврата, но знал также, что они пойдут. Он, Тот, Который Знает, поведет их, своих мервинов, и двух, в сущности, детей в “мясорубку”.
     В этом мире, не было законов логики, разума, только интуиция и эмоции воспаленного мозга Гвена. Путь в никуда.
     – Нет, ждать Старка мы не будем, – обреченно, но твердо сказал Гвен, и они вышли из машины.
     Впереди Гвен и Клин с автоматами, за ними безоружная Лила, замыкали Рози и Пабло.
     Стремительно, будто бы грабители в банк, ворвались в клуб. Путь им пытались преградить охранники. Гвен ничего не успел разглядеть кроме мутно-зеленых аур сущностей.
     Треск автоматов разорвал барабанные перепонки. Охранники рухнули на пол. Боковым зрением Гвен видел Клима с перекошенным остервенелым лицом. Гвен приготовился стрелять.
     Звук автоматных очередей канонадой разнесся по всему зданию и, следовало ожидать появления новых сущностей, но никто не появился.
     Мервины переглянулись. Лила передернула плечами, будто от озноба. Гвен заметил, что Лила нервничала больше всех, но волновалась как-то неестественно. Гвен не мог этого объяснить.
     – Что будем делать? – шепотом спросил Пабло.
     – Вперед, – скомандовал сказал Гвен и первым пошел вверх по лестнице. Остальные двинулись за ним, перешагивая через остывающие тела охранников. Пабло наступил в лужу крови и теперь оставлял на светлом полу кровавый след. Мраморная лестница с латунными перилами казалась бесконечной.
     Зеркала на стенах блестели серебряной полировкой и множили изображения пятерых безумцев, поднимавшихся наверх.
     Следуя указаниям Лилы, которая бывала в клубе, прошли через коридор. Все так же, – никого.
     “Это ловушка, – спокойно и отрешенно подумал Гвен. – Ловушка, устроенная Старком”.
     Недоумение перерасло в панику, когда они распахнули двери зала. Небольшой зал, отделанный темным мрамором, красным деревом, был почти пуст. Освещение практически отсутствовало – какие-то переливающиеся гирлянды под потолком. Почти…
     Прямо напротив двери в кресле сидел человек. Гвен никогда не видел Эль-Маруфа, но тотчас понял, что это он.
     Пожалуй, после рассказов Старка, Гвен был несколько разочарован. Вид человека, сидевшего в кресле, не очень вязался с образом прародителя зла. Он не обладал классической внешностью красавца, как Клим. Но лицо его, тонкое, с правильными чертами, было интересно. Интересно, может быть, темным немигающим взглядом и резким изгибом губ.
     А вот рядом с креслом стоял человек, которого Гвен узнал сразу – господин Зак. Тот, что настойчиво торговал у него душу. В одной руке господин Зак держал пистолет крупного калибра, в другой – тяжелую металлическую цепь.
     Эль-Маруф поднялся. Он оказался невысок и худ.
     – Приветствую вас, дорогие гости, – Эль-Маруф улыбнулся и развел руки в приветственном жесте радушного хозяина.
     Клим двинулся на него. Лила отпрянула, щелкнули затворы автоматов.
     – Стоять, – вдруг резко выкрикнул господин Зак, и откуда-то от стен выступили вооруженные существа в темных одеждах, светящиеся мутной зеленью. Сущности.
     “Ну, вот и все. Это конец”, – подумалось Гвену.
     – Не надо нервничать… – начал Эль-Маруф.
     Его голос был мягким, бархатным, вкрадчивым. Его хотелось слушать и слушать, впитывая в себя этот ласкающий звук.
     – Зачем вы пришли сюда, мервины? Это ты привел их сюда, Тот, Который Знает? – черные глаза Эль-Маруфа уставились на Гвена. – Четверо жалких мервинов. Но я не вижу четвертого, впрочем это не важно. Пока. Неужели вы полагали остановить меня? Ведь это невозможно и бессмысленно, потому что теперь это мой мир – мир нарушенных идиллий и рухнувших иллюзий…
     Гвен смотрел на Эль-Маруфа, не отрываясь. Его голос завораживал, но дело было даже не в голосе и не в словах, а в том КАК Эль-Маруф произносил их. Слова текли с его губ. Стекали в прямом смысле жидким хрусталем, темным медом, мятным ликером.
     Это было чудо. Слова материализовались, но не падали каплями на пол. Слова становились чем-то, чему Гвен не смог подобрать названия. Крошками черного алмаза… икринками…темным жемчугом? А потом слова исчезали, завихряя пространство, изумительным образом прокрадывались в сознание, обволакивая вязкой истомой сладкого сиропа.
     Эль-Маруф улыбался:
     – Зачем ты пришел сюда, Гвен? Разве есть в тебе силы, чтобы противостоять мне? Кого ты хочешь спасать?
     Гвен выпрямился, но не смог до конца стряхнусь с себя наваждение:
     – Ты вор, Эль-Маруф, – спокойно сказал Гвен. – Люди…
     – Люди? – крикнул Эль-Маруф так, что голос его зазвенел стеклянно, а потом рассыпался серебряными брызгами. – Низкие, жадные до секса твари. Рабы примитивного оргазма, творимого лишь моими искусными пальцами, сплетенного моим членом и изощренными ласками. Пустые глупые животные, суетливые и вечно голодные. Зачем им души? Зачем столь хрупкий, нежный материал, которому они не знают применения? Души. Я высосу их из ненужной оболочки стареющих, вечно смердящих тел. Вылущу как ядро ореха из скорлупы. Я вытравлю их своим ядовитым словом. Словом, которое вы слижете с моих губ… – Эль-Маруф прикрыл глаза. – Довольно, я устал. Сегодня прекрасный день для смерти. Но, прежде, чем вы умрете, я выпью ваши души. Я буду смаковать их букет. С кого начнем? Может, с внучки глупого слепого пророка? Как же жалок был ваш прорицатель. Картонный бог Курт, старая вонючая развалина… – он не успел договорить, поскольку раздался пронзительный крик Рози и треск автоматной очереди.
     Но Эль-Маруф был недосягаем. Он даже не отклонился, стоя так же спокойно с улыбкой на лице. А пули завязли в его плотной темной ауре как мухи в варенье.
     Дальше время помчалось бешеным галопом, и Гвен видел лишь калейдоскоп мелькающих картинок.
     – Убрать, – махнул рукой Эль-Маруф, но тут с криком: “Нет!” ринулась прямо на него Лила, выскочив откуда-то из-за спины Гвена. Она успела добежать до Эль-Маруфа, но тот, развернувшись, наотмашь ударил ее по лицу.
     Лила отлетела к стене как тряпичная кукла, и, ударившись виском, сползла на пол.
     Вокруг затрещали автоматные очереди. Гвен заметил, как почти одновременно попадали на пол изрешеченные пулями Пабло и Рози. Однако, по мервинам на поражение не стреляли.
     “Ему нужны наши души”, – полыхнуло в мозгу Гвена. Они с Климом передернули затворы, но тут автомат вылетел из рук Гвена. Господин Зак, взмахнув железной цепью, выбил оружие из его рук и из рук Клима.
     Еще один удар смертоносной цепью, и Гвен, ослепленный вспышкой боли, полетел куда-то вверх тормашками.
     Боль жидкой ртутью растеклась по телу, кровь затуманила глаза, Гвен почувствовал на губах ее соленый вкус. Он видел, как господин Зак несколько раз ударил Клима цепью по ногам, дробя кости, и тот упал как подкошенный.
     Но у Зака было разбито лицо, похоже, Клим успел нанести ему несколько ударов.
     – Очень мило, – спокойно проговорил Эль-Маруф. – Какая славная получилась вечеринка. – Он подошел к Климу. – Что, больно? Да, для тебя сегодня выдался не самый удачный денек.
     Клим, у которого были сломаны обе ноги, чуть приподнялся и, не отрывая глаз от Эль-Маруфа, резко плюнул ему в лицо.
     Эль-Маруф ударил его ногой в грудь, и Клим, застонав, упал на спину.
     Гвен видел все через кровавый туман, застилавший глаза. Внезапно в мозгу возник какой-то сигнал. Гвену трудно было сосредоточиться.
     Эль-Маруф, взглянув на Гвена вскользь, опять занялся Климом. Он схватил Клима за светлые волосы и рывком поднял его голову, приблизив к своему лицу:
     – Ты сделал большую ошибку, мервин. Может быть самую большую в своей жизни. Ты не умрешь быстро, – в руках Эль-Маруфа был пистолет и он медленно водил им вдоль тела Клима. – Первая пуля не убьет тебя и вторая не убьет, и даже третья…
     Сигнал в мозгу Гвена усилился. С трудом подняв голову, Гвен огляделся и увидел Лилу. Сидя на полу у стены, она смотрела на него долгим пристальным взглядом.
     Гвен попытался сконцентрироваться, но получилось плохо. В мозгу зазвучал голос Лилы, четкий и властный: “Беги, Гвен, беги пока не поздно. Скорее, а то будет поздно, беги, Гвен, беги…” – этот голос приказывал, просил, умолял, заклинал.
     Гвен, не отрывая взгляда от ее дымчатых глаз, лишь покачал головой. Он не понимал, чего хочет Лила, куда бежать и как.
     “Сделай то же, что сделал Старк тогда, в Красных Горах. Давай, сделай это, ведь ты же мервин!”
     Конечно, Гвен понял, что она имела в виду. Тогда Старк раздвинул пространство и время. Гвен вспомнил. Да!
     Гвен попытался собраться, но боль пульсировала во всех членах, требуя немедленного внимания. Боль кричала, растекаясь по всему телу. Но Гвен сообразил, что нужно делать. Он уже начал свое перемещение…
     И тут Эль-Маруф обернулся:
     – По-моему, кто-то хочет покинуть нашу теплую компанию.
     Лила по-прежнему сидела на полу, прижав руки к груди. Господии Зак поднял свою цепь, но Эль-Маруф остановил его:
     – Не надо.
     И тут аура Эль-Маруфа начала расширяться.
     Черное поле расползалось как пятно мазута по поверхности воды. Гвен зачарованно смотрел, как ширится черный шелк поля Эль-Маруфа. Глянцевый, мягкий, нежный и… смертельный.
     Гвен понял, что опоздал. Сейчас это вязкое поле дойдет до него, охватит со всех сторон до сладостного удушья и тогда…
     – Зачем форсировать события, Эль-Маруф? – раздался четкий и спокойный голос Клима.
     Эль-Маруф резко обернулся, а Клим, окровавленный, раненый, умирающий Клим, сорвал со своей шеи шнурок с висящей на нем монетой – талисманом старой цыганки – и метнул.
     Монета, ярко блеснув, пронзила вязкую ауру Эль-Маруфа и ударилась ему в плечо. Произошла серебряная вспышка, и поле Эль-Маруфа как-то перекосилось, едва не достав Гвена.
     – Беги, Гвен! – заорал Клим, но тут цепь господина Зака обрушилась ему на голову, оборвав жизнь мервина.
     – Скорее, – раздался звонкий голос Лилы.
     Гвен закрыл глаза и очутился в центре мощного вихря. Вокруг бушевали разноцветные потоки и неслись флюиды. Секунда, не более. Но мгновения раскололись, и Гвен почти тут же открыл глаза…
    
     * * *
     Холодный ветер обдувал его тело, над головой в лиловом небе сияли зеленоватые звезды. Гвен огляделся.
     Он лежал на земле, на битых кирпичах. Смутные очертания остова какого-то здания виднелись невдалеке. Стройка. Гвен вздохнул и в изнеможении уронил голову на землю. “И снова никому не нужен, на груде битых кирпичей, опять заброшен и ничей, опять один и безоружен…” – прокрутились в голове слова старой глупой песенки.
     Гвен не был ранен сильно. Вспоминая себя прежнего, из той жизни, когда он так же лежал на земле, Гвен криво усмехнулся. Но тогда на нем упражнялись четверо, избивая методично и долго. Метелили от души. Тогда было сломано практически все, кровь шла изо рта и ушей. Но почему-то сейчас все происходило больней. Больней, потому что он сидел на земле и вдыхал ночной воздух, он видел, слышал, мог передвигаться, а тех, других, уже не было. Они перестали существовать. А это значит, их не будет, не будет уже никогда. Рози, Пабло, Клим… Умерли Курт, маленький священник и Тор… Может Старк и даже Лила. Вероятно, ей все же удалось спастись. “Не поверю, пока не увижу! – решил Гвен. – Увижу что?”.
     Он поднялся и пошел, под ногами что-то скрипело и шуршало. Как же глупо все получилось. Он знал, что ждет и все равно шел на смерть. А они пошли, потому что доверились ему. И вот их нет. Нет! А сам он – Гвен Великий – воровато выторговал у судьбы еще несколько дней, а, быть может, часов, заплатив чужими жизнями.
     Какие бессмысленные жертвы. Как всё отвратительно. Цель ничтожна. Абстракция, как “мир во всем мире” или “долой продажу душ!” – смешно.
     Гвен нервно рассмеялся и побрел по улицам как пьяный, спотыкаясь и раскачиваясь. Он и в самом деле был пьян – пьян страданиями. Этот хмель скорби и утрат слабо разбавлялся адреналином мервина, избежавшего смерти. Дьявольский коктейль!
     Гвен решил вернуться в свой мотель и целенаправленно шел туда. Может, его там уже ждали – Эль-Маруф в облаке вязкого свечения и господин Зак со смертоносной цепью в руке. Ждали, чтобы убить.
     Но Гвену было наплевать. Он смертельно устал, отупел, утратив способность соображать, переживать, чувствовать. Хотелось сесть на асфальт и завыть. Выплеснуть голосом боль, отдать ее ночи, звездам, равнодушным зеленым звездам.
     Мотель находился недалеко, но Гвен продвигался очень медленно. Временами он останавливался и стоял, пошатываясь и пусто глядя перед собой. Редкие машины обгоняли его, но Гвен не пытался их остановить. Зачем?
     Путь до мотеля Гвен помнил смутно. Портье покосился на него, но промолчал. Гвен кивнул ему и пожал плечами. Не было смысла объяснять порванную грязную одежду, раны, кровь. – Какие мелочи!
     Гвен открыл дверь номера и остановился на пороге, привалившись к косяку. В комнате была женщина. Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная. Она сидела на кровати бледная, с растрепанными волосами, напряженная.
     – Ты жива! – пораженно воскликнул Гвен. Лила посмотрела странным взглядом, синим и болезненно-отрешенным.
     – Жива, но это ненадолго. Я знала, что ты вернешься сюда, – она поднялась, приблизилась и вдруг порывисто обняла его, прижавшись всем телом и вздрагивая. – Ох, Гвен…
     Гвен ощутил тело Лилы, услышал близко-близко ее прерывистое дыхание. Сейчас, в тот короткий миг, она была его.
     – Тебе нельзя здесь оставаться, Гвен, – сдавленно сказала Лила. – Тебя уже ищут. Но прежде, чем ты найдешь новое убежище, нам нужно поговорить. Пойдем…
     Она вывела его на улицу, где стояла машина.
     – Как тебе удалось спастись. Лила? Что там было? – спрашивал Гвен, но она не отвечала:
     – Потом, потом. Мне так много нужно тебе сказать. Но где же нам поговорить? – нервничала Лила.
     – Я знаю где, – ответил Гвен и велел ей ехать к порту.
     Именно сейчас Гвену захотелось оказаться в маленькой бухточке на берегу моря, где они беседовали с Климом. Клим… Комок встал в горле Гвена.
     Они оставили машину на причале и пошли туда, за границу порта, по песчаной косе. Лила как будто чувствовала состояние Гвена. Она ни о чем не спрашивала, шла покорная, держась за его руку.
     В маленькой бухточке Гвена вновь охватило холодное отчаянье. Слезы копились в самом сердце и подступали к глазам.
     Они сели на песок. Мужчина и женщина. Мервины.
     Гвен смотрел на море, которое плескалось совсем близко. Темно-фиолетовое, густое, мрачное море впитало в себя темноту ночи и черную печаль Гвена.
     Лила часто и шумно вздыхала – всхлипывала, то ли от волнения, то ли от быстрого шага. Женщина прижалась к его плечу, и Гвен чувствовал, что она мечется, не зная как начать.
     Ветер трепал ее длинные темные волосы, и они касались щек Гвена, будто крылья гигантской птицы. Гвен видел ее сбоку – резкое, красивое, породистое лицо. Лицо аристократки. Лицо, увидев которое, забыть невозможно. Ее длинные ресницы трепетали, подрагивали ноздри чуткого носа, она нервно кусала губы и… молчала.
     – Кажется, я знаю, о чем ты хочешь сказать, – начал Гвен, и она резко обернулась с выражением испуганного отчаянья:
     – Правда? – не удивление, а страх послышался в ее голосе.
     – Старк оказался предателем. О том, что среди нас есть предатель, я знал давно, от Тора… – Гвен быстро взглянул на Лилу, поскольку имя Тора странно повисло в воздухе.
     Лила побледнела так, что даже губы побелели. А глаза – в них стояла непередаваемая смесь боли, безумства и отчаянья.
     – Да, это Старк, он заманил нас в ловушку. А я отдал ему кристалл.
     – Что!? – закричала Лила и вскочила так быстро, что песок взметнулся и брызнул Гвену в лицо, – Кристалл? Так он не уничтожен?
     – Нет. Я отдал его Старку, а Старк оказался предателем, – механически растолковывал Гвен.
     Лила запустила пальцы в волосы в какой-то нервной истерии, затем застыла в скорбной позе, а после глянула на Гвена как помешанная:
     – Боже, неужели ты ничего не понял, Гвен? Это я – тот предатель, о котором предупреждал Тор. Не Старк, а Я!
     – Ты с ума сошла, Лила. Я ничего не понимаю. Но почему?
     Лила закрыла лицо руками, но вдруг резко отняла их:
     – Да потому что я – жена Эль-Маруфа, – она упала на колени и разрыдалась.
     Гвен сидел пораженный и не мог вымолвить ни слова.
     В ночной прохладе слышались лишь шум прибоя, да приглушенные рыдания Лилы. Но она оборвала их и взглянула на Гвена сквозь пряди упавших на лицо волос:
     – Не время плакать. Да, я – жена Эль-Маруфа. Это он подобрал меня, больную, голодную, тогда в Зелесте.
     – Но как?.. – начал Гвен, а Лила сделала нетерпеливый жест:
     – Да, меня угораздило влюбиться в плохого парня, и с этим ничего не поделаешь, но речь не об этом. Я должна рассказать тебе все. Или почти все. Именно ты, Гвен, останешься с ним один на один. Я люблю Эль-Маруфа, но это любовь, взращенная на ненависти, прожженная адом, излучающая тьму. Ничего хорошего из этого получится не может. Он околдовал, обольстил, опьянил меня. О, Эль-Маруф умеет ждать. Он опутал меня паутиной лести, сладкой змеей вполз в мое сердце, отравляя душу желанным ядом. Черт, какие глупости лезут в голову, но я хочу, чтобы ты понял, Гвен. Иначе тебе его не одолеть. Я уже Его, я предала вас всех. Но осталось кое-что еще. То, ради чего я здесь… – у нее перехватило дыхание.
     – Твой сын?
     – Мой сын… – Лила вздохнула и поникла, пересыпая песок из одной ладони в другую. – Мое тело принадлежит Эль-Маруфу, но он не мог забрать мою душу, иначе вы бы распознали мой обман, мервины. Завтра Эль-Маруф выпьет мою душу как бокал сухого вина на десерт, и у меня не будет сил противиться. Он владеет даром неотразимого обаяния.
     Гвен кивнул, вспоминая как слова капали с губ Эль-Маруфа.
     – Запомни, Гвен. Эль-Маруф – разрушитель, он пойдет вперед, сминая все перед собой. Он начинает Зло и сам есть Зло, парит над волнами, живет в двух мирах. Боже, я не знаю, почему говорю тебе это именно такими словами. Я чувствую, эти образы носятся у меня в голове, роятся как пчелы…
     Гвен смотрел на Лилу без ненависти. Убийца. Прекрасная, жестокая, несчастная убийца. Она любила. Но любила опять не его. Лила предала всех, сначала Тора, потом Эль-Маруфа.
     Но Гвен мог бы простить ей все. Простить, если бы она захотела этого прощения. Она – его роза во льду.
     – Ты ненавидишь меня? – спросила Лила, не глядя на Гвена.
     – Нет. Ты же знаешь, что нет. Я люблю тебя, Лила.
     Она отпрянула:
     – Ох, Гвен… Ты – извращенец… ты… убиваешь меня. Как бы я хотела ответить тебе, отдаться тебе, но это не будет правдой. Я не смогу обманывать тебя.
     У Гвена мелькнула мысль, что для него эта неправда не была бы такой уж существенной. Он начал где-то понимать Старка, который существовал по принципу – жизнь одна.
     – Двух мужчин я любила, одному отдавая себя без остатка, другому родив сына.
     – Жаль, что я не вхожу в их число, – грустно сказал Гвен, а Лила дернулась как от пощечины:
     – Зачем бить по больному? Впрочем, другого я не заслужила, но я не виновата. Как бы банально это не звучало. Я заражена цинизмом, просалена липкой похотью, стреножена лестью… – Лила обернула к нему свое красивое лицо, на скулах которого зажглись полоски лихорадочного румянца. – Хотелось бы сказать, что я пришла помочь тебе, и это было бы самой достойной из всех причин. Но я пришла не за этим.
     – А зачем, Лила?
     – Я хочу отдать тебе свой предсмертный страх. Тебе, который так меня любил.
     – О чем ты?
     Теперь она смотрела прямо в глаза Гвену, прекрасная, одержимая страданием и… повенчанная со смертью?
     – Перед тем, как ехать к тебе, я приняла яд. Меня не будет к рассвету. Жалкая, ничтожная смерть, но я малодушна. Я не боец. Выбор сделан. Я ненавижу Эль-Маруфа и люблю его. Хотя, знаешь, мне кажется, ему на это наплевать. Думаю, что и в Зелесте он просто ждал меня. Ждал, чтобы использовать.
     Я была его игрушкой, и игрушка сломалась… Будет ли он сожалеть? Нет. Такие не плачут. Дура, с тобой я могла быть счастлива… А… Сейчас я делаю то, что делаю, но если я пойду на поводу у своей любви, останусь, он выпьет мою душу, он убьет тебя, Гвен… – она горько усмехнулась. – Он убьет тебя в любом случае, но не будем облегчать ему задачу. Ты любишь меня, значит я – прекрасный повод для шантажа. Эль-Маруф мастер на такие штуки. Не могу рассказать тебе всего, да и не надо. В моей машине деньги, они тебе помогут. Найди Старка, ступайте к Эль-Маруфу и… – Лила замолчала, а потом добавила очень тихо. – И убейте его…
     Она посмотрела на море, на горизонт, который уже начал высветляться.
     – Ты поторопилась. Лила, – медленно сказал Гвен. – О, как бы я хотел забрать твое страдание.
     – У тебя лицо в крови, – безучастно и тускло сказала она. –раны на лице кровоточат.
     – Пустяки. Видела бы ты сколько их на сердце. Похоже, там не осталось живого места.
     – Не надо, Гвен. Не судьба нам быть с тобой, не судьба мне искупить грехи… Есть еще один вход в клуб Эль-Маруфа, используй его… – Лила начала быстро чертить на песке, но Гвен глядел на чертеж рассеянно. Он смотрел на нее, черноволосую дьяволицу, и понимал ее чувства к Эль-Маруфу, потому что сам хотел одновременно убить ее, отомстив тем самым за Клима, Рози, Пабло, за Курта… и хотел любить ее здесь, на песке, чтобы выжечь страстью боль из ее сердца. Чтобы она вновь стала счастливой, как когда-то в Красных Горах.
     Гвен хотел сказать что-нибудь жизнеутверждающее. Но он слишком устал от потрясений, которые нанизывались как бусины на леску. Поэтому спросил тихо и жалобно:
     – Ты покидаешь меня, Лила?
     – Да, Гвен, меня уже нет. Я не стою твоей любви, Гвен. Убей эти мысли.
     Она коснулась его волос. Он поймал эту руку и, бережно держа в своих ладонях хрупкие пальцы, стал целовать нежную кожу, впитывая слабый запах жасмина. Пальцы Лилы слегка дрожали, Гвен едва касался их губами. И в этой наивной целомудренной ласке было больше эротизма, чем в самых долгих поцелуях, самом страстном совокуплении. Лила склонилась к нему, почти доставая губами волос Гвена. Так они застыли, едва касаясь друг друга в нежном мучительном отречении.
     Гвен думал о мервинах и о том, как странно все обернулось. Старк не явился в клуб Эль-Маруфа, превратившийся в бойню. А если бы он явился, они все бы погибли и, уж точно, потеряли бы кристалл, поскольку Лила тогда еще была не готова отречься от Эль-Маруфа.
     Она тоже отдала свою жизнь за кристалл, за их цель. Искупало ли это ее вину? Конечно, нет. Расчеты жизнь за жизнь, смерть за смерть всегда глупы.
     Лила беззвучно плакала просветленными слезами. Они обжигали Гвена, они пахли морем и были так же солоны.
     Светало. И это был самый мучительный рассвет для обоих. Просыпающееся утро должно было ввергнуть Лилу в вечный сон. Оно воровало ее жизнь. Лила умирала. Гвен подумал еще, что она уходит так же, как Тор.
     Она была еще здесь, жила и дышала. Но она была одновременно мертва. Яд уже разлился по ее членам, напитал клетки и ткани смертоносной отравой.
     – Пора, – тихо сказала Лила.
     Гвен, очнувшись, посмотрел на нее долгим взглядом, пытаясь запомнить, сохранить в памяти ее прекрасное лицо, хотя знал, что и так никогда не сможет его забыть. Они обнялись крепко, страстно и обреченно. Гвен встал:
     – Прощай, Лила.
     – Прощай, Гвен.
     Он медленно пошел вперед, ноги увязали в песке, несколько раз Гвен оглядывался.
     Лила сидела, обхватив колени руками, ветер трепал ее волосы. Она смотрела вдаль.
     Никогда еще Гвен так явственно не ощущал своей беспомощности. Тот, Который Знает. Гвен горько усмехнулся. Ничего он не знал, ничего не смог предвидеть.
     О, как ты ошибся, Тор! Какого черта ты ушел так рано, какого черта ушли все они? Осталось двое – он и Старк. Неужели жадной судьбе не хватает для коллекции еще двоих? Гвен подумал, что согласен. Не так уж это, наверное, и плохо.
     Гвен нервно рассмеялся. Как забавно думать, что в случае победы счастливое человечество будет благодарно. Памятник из золота, а лучше – из бесцветного кварца. И розы во льду – у подножья. Каждый день. Ведрами…
     Гвен захихикал: “Я схожу с ума. Это было бы лучшим концом для такой замечательной истории”. Еще один сумасшедший мервин.
     Гвен медленно поднимался по насыпи к машине Лилы. Солнце уже наполовину поднялось из-за горизонта и водило расплавленным алюминием лучей по полировке моря.
     Позади умирала Лила. Лила Прекрасная. Лила Жестокосердная. И… Лила Мертвая. “Теперь мне некого любить, некого желать”, – пусто подумал Гвен, любуясь морем, которое полыхало малахитовым шелком, мерцало лазуритами глубин.
     Зачем хранить в памяти образ той, которой нет? Но он знал, что это обман, и странная, ненужная, безответная любовь уже сделала наколку в его сердце. Образ Лилы. Навсегда.
     Долгие годы вопросы без ответов будут терзать его разум, впиваться отравленными стрелами в душу, разъедая её. Почему он не попытался остановить Лилу? Почему отпустил? Почему?…
     Машина Лилы стояла на том же месте. Гвен сел за руль, и на него обрушился душный, терпкий запах жасмина – запах Лилы, горький, обвиняющий, пряный. Гвен положил руки на руль, откинулся на сидении и прикрыл глаза. Он вдыхал этот запах покорно и жадно, боясь расплескать, потерять последнюю песчинку воспоминаний.
     Но пора ехать. Гвен тряхнул головой и включил зажигание. В бардачке обнаружил пачку денег, поглядел на них бессмысленно. Усталость туманила мозг. Какая длинная ночь.
     Гвен медленно тронулся с места. Боль потерь, физические страдания – все отступило куда-то, растворилось в благодатной усталости. Вот так хорошо – не думать.
     Гвен ехал на автопилоте, машинально переключая скорости, вписываясь в изгибы дороги, борясь с головокружением… Сон клонил непокорную голову Гвена на грудь. Гвен вяло сопротивлялся, больше по инерции. Но, в конце концов, ткнувшись головой о руль, съехал-таки на обочину и отключился… До лунного затмения оставалось четыре дня.
    
     * * *
     Понимая, что связываться с мотелями опасно, Гвен снял коттедж на побережье. Снял на деньги Лилы. Мыслей в голове почти не осталось, будто перенапряжение обрубило все мыслительные процессы, оставив лишь вакуум. Суета, метания, ожидание – все трасформировалось в нездоровое безразличие. Впрочем, выбора не осталось – день затмения приближался, и ситуация должна была сама разрулиться так или иначе.
     Гвен уже не боялся этого, напротив, ждал с любопытством гурмана. Вопросы: “победим – не победим”; “получится – не получится”; “умрешь быстро или нет”; “умрешь ли вообще”? – больше не тревожили Гвена. Синтетические ненужные волнения. Теперь уже глупо было упиваться паникой и вырабатывать в пространство бесполезный адреналин.
     Гвен съездил в супермаркет и набил холодильник продуктами. Потом бесцельно слонялся по коттеджу с банкой пива. Потом сидел в кресле у телевизора, переключая каналы и не понимая происходящего на экране. Потом…
     Когда в дверь позвонили, Гвен почти не удивился. Только один человек мог найти его так быстро. Не считая, Эль-Маруфа, конечно, который и не будет искать, поскольку Гвен сам объявится.
     Гвен открыл дверь – Старк. Ну, разумеется.
     Старк плохо выглядел. Помятый, усталый, без обычного налета самоуверенного лоска.
     – Разрешишь войти? – спросил Старк хрипло и натянуто.
     Гвен пожал плечами и повел вглубь комнаты. Старк двинулся следом, тяжело ступая. Они сели друг напротив друга, разделенные лишь узкой полоской полированного стола.
     Гвен осмотрел Старка пристально – ореховые глаза, светлые пряди волос, упавшие на лоб, узкий нос, словно искал черты того, другого. Того, который спас или хотя бы продлил ему жизнь. Гвен искал черты Клима.
     Старк передернулся:
     – Не смотри на меня так, Гвен. Ударь меня или убей, но только не смотри так.
     – Зачем ты пришел? – спросил Гвен, отводя взгляд.
     – Мне казалось, я нужен тебе, – ощерился Старк.
     – Нужен, – согласился Гвен. – Очень нужен. Но еще раньше ты был нужен не только мне, а и остальным – Рози, Пабло, Лиле, твоему брату… – не контролируя себя, Гвен уже просто кричал.
     – Это ведь удар ниже пояса, Гвен, – прищурился Старк, а потом, поникнув, тихо спросил: – Они погибли?
     Гвен кивнул и воцарилось молчание. Затем Старк поднял голову и заговорил. Сначала тихо, механически, затем горячо и страстно:
     – Хочешь знать, почему я не явился? Черт, я мог бы придумать тысячу достойных причин, но… А, ладно. Думаешь, я испугался? Конечно, испугался. Вся эта провальная затея была глупа с самого начала. Нарываться, лезть в бутылку, нет уж, увольте. Но ты отдал мне кристалл. Почему, мать твою, ты отдал мне кристалл, Гвен?
     – Если бы я знал… – устало ответил Гвен. – Если бы знал. Почему я стал Тем, Который Знает, хотя ни хрена не знаю? Почему я вообще мервин, хотя понятия не имею, что это такое? Что вообще происходит и как с этим бороться? Это вопросы без ответов, Старк.
     Старк пригладил волосы и нервно облизнул губы:
     – Короче, кристалл. Как только ты отдал мне его, я начал бояться. Бояться по-настоящему. Я понял, что все это всерьез и у нас нет шансов. А я не хотел умирать, Гвен. Я – не герой. Ночью меня мучили кошмары. Утром жутко болела голова. Нет, я бы пришел… если б смог. Знаешь, Гвен, у меня свои методы лечения головной боли, а кокаин в то утро был особенно хорош. Изумительно хорош на вкус… – Старк грустно и смущенно улыбнулся.
     – И что же было дальше, мой кокаиновый принц? – зло спросил Гвен. Он готов был придушить негодяя, разорвать на части этого порочного сукина сына.
     – Дальше? Дальше был рай. Радужные мыльные пузыри, липкие сладкие спирали, воплощенные эротические фантазии, головокружительное опьянение… Гвен перегнулся через стол и заглянул в глаза Старка:
     – А знаешь ли ты, любитель удовольствий, что пока ты пускал пузыри и ловил кайф, Рози и Пабло были уже мертвы, а твоему брату оставалось жить несколько минут?
     Старк побледнел и сжал кулаки:
     – Гвен, какого черта? Пойми, я не думал, что вы пойдете туда, ну, то есть, без меня, без кристалла. Это же чистое самоубийство. Зачем вы пошли туда?
     Гвен не нашел что ответить, а Старк тихо спросил:
     – Расскажи мне, как он умер…
     – Кто?
     – Мой брат.
     – Я принесу выпить, –Гвен поднялся и прошел на кухню.
     Когда он вернулся, неся бутылку водки и лед, Старк сидел в той же позе, пусто глядя в пространство. Гвен наполнил рюмки и начал рассказ. Он рассказал все, не утаивая ни одной отвратительной подробности и будто заново переживая весь кошмар.
     Старк слушал молча, закаменев лицом, иногда он порывался что-то сказать, но останавливался и пил водку. Пил, не ощущая ни горечи, ни опьянения.
     – Так я оказался на стройке, – закончил Гвен.
     – Зачем ты повел их туда, раз знал, что обратной дороги нет? Ты же подставил всех. Ты – убийца, Гвен! – заорал Старк, вскакивая.
     – Могу то же самое сказать тебе, – спокойно парировал Гвен. – Какой смысл сейчас искать виновных? Случилось то, что должно было случиться. Об этом знали Тор и Курт, и я об этом знаю.
     – Мне плевать и на Тора, и на Курта. И на тебя, Гвен, мне тоже плевать. Зачем Клим сделал это? Объясни, почему он кинулся защищать такое дерьмо, как ты? – орал Старк.
     – Он верил в успех до последней минуты.
     Старк остыл так же мгновенно, как вспылил. Он сел и одним глотком допил водку, дыхнул на ладонь и пронзительно посмотрел на Гвена:
     – Мой брат… Мы не понимали друг друга. Да что там, мы почти не знали друг друга. Но Клим… Я гордился им. Знаешь, всегда хотел быть похожим на него. Но признаться в этом, о, никогда. Я просто обдолбанный придурок, трусливый недоносок, вот кто я такой. А он… Клим любил меня таким, какой я есть. Он всегда удерживал меня на краю бездны. Миротворец. Клим редко был счастлив, но хотел счастья для меня. Он уступил мне Лилу… хотя… хотя она тоже ему нравилась… – Старк осекся, не смея поднять глаза. – Она тоже погибла?
     – Да, но не в тот день, позже… – Гвен передал Старку разговор с Лилой, упустив некоторые подробности и почти контролируя свою боль.
     – Она? – удивленно спросил Старк. – Вот стерва. Скажи мне, Гвен, ну почему бабы всегда выбирают негодяев?
     Гвен слабо улыбнулся:
     – Хочешь сказать, если бы она выбрала тебя, ситуация выглядела бы более достойно?
     – Ты не понял. Почему она не выбрала моего брата или, на худой конец, тебя?
     – Благодарю, – рассмеялся Гвен.
     – Но ведь ты любил ее, по-настоящему любил, так какого черта? – не унимался Старк.
     – Забудем. И… не хочу говорить об этом, – резко сказал Гвен.
     – О'К. Я ведь тоже люблю одну белокурую особу. Такие страсти кипят между нами. Ее любовь иссушает, убивает, сводит с ума. Имя моей избранницы -кокаин.
     Они молча выпили.
     – Так что же дальше, Гвен? – нарушил молчание Старк.
     Гвен не ответил, воспоминания сдавили горло, и он сжал зубы, загоняя вглубь свою горечь и скорбь.
     – Где кристалл? – вдруг спросил Гвен, еще не зная, что хочет сделать.
     – Вот он, – Старк достал из кармана кусок кварца.
     Гвен мрачно смотрел на него, вглядываясь в бесцветные грани. Перед его взором начали выплывать образы: четкий профиль Тора, лучистые глаза маленького священника, перекошенный страданием рот Рози, слепой пророк Курт в кресле, растерянный взгляд Пабло, длинные темные пряди Лилы, красивое лицо Клима.
     Гвен встал так резко, что Старк вздрогнул и вопросительно уставился на него.
     Гвен вышел в прихожую, теперь он знал, что делать. Он начал беспорядочно искать и, наконец, нашел. Да, это то, что нужно. Гвен вернулся в комнату. В руках у него был молоток.
     – Что ты собираешься делать? – вскричал Старк, вставая. На лице его удивление сменилось растерянностью и, наконец, перешло в ярость.
     – Разобью этот чертов кристалл и дело с концом, хватит смертей!.. – ответил Гвен, поднимая молоток.
     – Ты с ума сошел! – закричал Старк, перехватывая запястье Гвена.
     – Не мешай, – Гвен ударил его коленом в солнечное сплетение. Старк задохнулся и упал на колени, а Гвен резко опустил молоток. Раздался громкий треск, но по кристаллу Гвен не попал. Чудесным образом кристалл перелетел через всю комнату и завис в воздухе. Гвен обернулся – это Старк, не сводя глаз с кристалла, переместил и удерживал его своим полем.
     – Я все равно разобью эту стекляшку! – закричал Гвен.
     – Если сможешь, – невозмутимо урезонил Старк. – Но сначала тебе придется разделаться со мной.
     – Именно это я и собираюсь сделать, – злобно прорычал Гвен, направляясь к Старку с молотком в руке.
     – Ну, давай, герой, смелее, – прищурился Старк, а Гвен занес молоток над его головой. – Ты что, не чувствуешь его?! – вскричал Старк.
     И тут Гвен услышал – где-то очень глубоко в подсознании серебряным колокольчиком звенел тихий смех Эль-Маруфа.
     Гвен выругался и, отшвырнув молоток, помог Старку подняться.
     – Я тебя ненавижу, Тот, Который Знает, – миролюбиво сказал Старк.
     – Имеешь право, – проворчал обескураженный Гвен.
     Кристалл медленно проплыл по воздуху и опустился на ладонь Старка.
     – Подержу пока у себя эту вещицу. Ну так что решаем?
     – Не знаю, – ответил Гвен. – Просто не знаю.
     – И никаких мыслей? Напрягись, ведь теперь командуешь парадом ты, а я -твой верный кристаллоносец.
     – Завтра лунное затмение. Это последний шанс поговорить с Эль-Маруфом.
     – И надрать ему задницу? – подмигнул Старк.
     – Точно.
     – Ладно, решено, завтра навестим Эль-Маруфа.
     – Не боишься? – спросил Гвен.
     – Я его зубами загрызу за Клима.
     – Отлично.
     – Только я переночую у тебя, Гвен?
     – Что-нибудь случилось?
     Старк вынул из кармана мятую газету. Гвен прочитал заголовок: “Пожар на вилле завсегдатая игорных заведений Мэтью Лайонса”.
     Гвен усмехнулся:
     – Придется тебя приютить. Вот только кокаином не запасся, ты уж извини. Старк резко толкнул его в плечо:
     – Захлопнись и лучше меня не зли.
     – Все, молчу. Ну что, за успех?
     – За успех.
     Мервины скрестили бокалы.
    
     * * *
     Этой ночью Гвен плохо спал. Картины прошлого, обрывки разговоров – гигантская мозаика складывалась в единое целое.
     “В пороке твое спасение”, – сказал Курт Старку, и тот, приняв наркотик, избежал смерти.
     “Ты сделала свой выбор не разумом, но сердцем”, – и Лила предала всех ради Эль-Маруфа.
     “Смерть выбирает лучших. Судьба забирает достойных”, – Клим…
     “А что же я?” – думал Гвен.
     “Слушай свое сердце”, – так сказал Курт. Но если оно молчит, если я глух к его сигналам? Гвен ворочался с боку на бок, стараясь отогнать тягостные мысли. Не вышло.
     Тогда он встал, оделся и вышел на улицу. Темно. Коттедж находился на окраине Дельт-Тауна, и иллюминация здесь отсутствовала почти полностью.
     На крыльце сидел Старк, и кончик его сигареты светился рубиново. Гвен сел рядом.
     – Не спится?
     Старк не шелохнулся и не ответил, лишь длинно затянулся и медленно выпустил дым. Гвен тоже взял сигарету, прикурил и попытался так же длинно затянуться, но закашлялся. Старк посмотрел на него, а потом вновь устремил взгляд во тьму. Так они сидели и курили.
     Издалека доносился приглушенный шум машин. Птица жалобно вскрикнула почти рядом. Подул ветер. Старк щелчком отбросил сигарету и поежился:
     – Мне страшно, Гвен.
     – Мне тоже.
     Старк посмотрел долго и серьезно:
     – Нам Его не удержать.
     – Знаю.
     – О чем ты думаешь?
     Гвен смотрел на небо. Ветер разогнал редкие облачка, и оно совсем очистилось. Луна, почти полная, светила ярко и холодно. Звезды отливавшие зеленью, мерцали хрустально.
     – Красиво, – бросил Гвен, не отвечая на вопрос Старка.
     Ветер усилился, и Гвен уловил в его теплой струе дыхание бергамота.
     – Ага… – вроде бы согласился Старк и усмехнулся. – Время воров и вампиров.
     – Что? – не понял Гвен.
     – Ну, полнолуние … – Старк достал губную гармошку и заиграл нежную тоскливую мелодию. Гвен сидел под луной, дышал ветром и слушал мелодию. Сейчас он слышал только эту мелодию.
     Старк кончил играть:
     – Как будем действовать?
     Гвен пожал плечами.
     – Ну, у тебя есть план? – настаивал Старк.
     – Конечно есть, только называется он – “полное дерьмо”.
     Старк расхохотался:
     – Расскажешь?
     – Конечно. Я вламываюсь через центральный вход, а ты, немного погодя, просачиваешься сквозь боковую дверь. Потом берем Эль-Маруфа на фу-фу, раскидываем остальных, разбивая кристалл об их головы, и становимся героями.
     – И все?
     – И все.
     – Мне нравится, – улыбнулся Старк и похлопал Гвена по плечу.
     – Тогда пошли спать.
     – О'К.
     На сей раз Гвен заснул мгновенно и проспал крепким сном до утра.
    
     * * *
     Проснулся Гвен поздно, когда солнце слепящим светом заливало всю комнату. На кухне, чертыхаясь, гремел посудой Старк.
     – Что ты делаешь? – лениво спросил Гвен, еще не отошедший от сладкой истомы.
     – А как ты думаешь? – огрызнулся Старк, который сооружал нечто вроде омлета. – Когда пойдем?
     – К вечеру. ОН будет ждать нас к вечеру.
     Старк разворчался:
     – И чего я так рано встал? К вечеру, к вечеру… Надоело мне все, а больше всего твоя глупая ухмыляющаяся физиономия. Чего ты ржешь, как будто ничего не происходит?!
     – Остынь.
     Но Старк поныл за завтраком, а потом завалился спать.
     Гвен не знал, чем себя занять: слонялся по дому, выходил на улицу, маялся. Тягучее ожидание назойливо липло, свербило изнутри смутными пульсациями, точило червем сомнений.
     Гвен понукал время, хотя перспективы маячили совсем не радужные. Мысли текли бесформенные, оберегая мозг от страшной конкретики.
     Гвен включил телевизор и пробежался по эфиру. Все увлеченно обсуждали предстоящее затмение. Гвену стало не по себе, холодок мурашками пробежал по спине.
     День клонился к вечеру медленно, но неумолимо. Гвен был рад этому, он смирился с неизбежностью.
     Старк проснулся голодный, злой и сразу начал суетиться, но Гвена это не раздражало. Напротив, Старк вносил в жизнь движение. Старк был реален.
     Пришло время ехать к Эль-Маруфу.
     – Присядем на дорожку? – спросил Старк.
     – Зачем?
     – Чтобы оттянуть момент приятной встречи.
     Гвен улыбнулся, и они сели на ступеньки.
     Небо над их головами было потрясающе красивым – лиловым и напряженным, как перед грозой. И, похоже, гроза уже где-то начиналась – раскатов еще не было слышно, но у самой линии горизонта уже посверкивало. В воздухе носились микротоки.
     Мервины переглянулись и встали.
     За руль сел Старк:
     – Дай хоть погоняю напоследок.
     – Валяй, порочный ребенок.
     Старк показал нацеленный вверх средний палец.
     Машин на трассе не было, отчего она казалась пустынной. Начало затмения обещали в десять, поэтому сейчас, скорее всего, люди поглощали ужин, чтобы, позднее, пустые желудки не отвлекали от обещанного зрелища.
     – Ты оружие взял? – спросил Старк, лихо вписываясь в поворот.
     – Зачем? – не понял Гвен.
     – Ну… зачем? Не красоваться в рекламном ролике.
     Гвен не ответил, лишь загадочно улыбнулся.
     – Я задал вопрос, – повысил голос Старк.
     – Я слышал, – парировал Гвен. – Нет, не взял. Но если ты такой нервный, для тебя ствол найдется. Там, в багажнике.
     – Ты больной, Гвен. Спятивший маньяк-шизофреник.
     – Спасибо.
     Накрапывал мелкий дождик, дорога заблестела глянцем. Гвен открыл окно и жадно втягивал ноздрями запах мокрого асфальта. Ожидаемой грозы так и не случилось. Воздух разрядился и посвежел. Улицы обезлюдели.
     Мягко шурша шинами по асфальту, машина подкатила к клубу Эль-Маруфа. Старк припарковался на противоположной стороне улицы.
     – Пойдем?
     – Еще рано, – ответил Гвен, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.
     Старк хотел сказать что-то язвительно-резкое, но лишь ударил кулаками о руль:
     – Тогда покурим?
     – Давай.
     Гвен никак не мог прикурить, руки подрагивали. А вот Старк был спокоен. Сейчас он более, чем когда-либо, походил на своего брата, которым так гордился.
     Небо уже густо синело, но луна не была еще яркой, обрисовываясь лишь смутным пятном.
     – Я пошел, – сказал Гвен, нажимая на дверцу машины.
     – Гвен?
     – Что?
     – Мне будет не хватать тебя. Черт, я тебя совсем не знаю, но мне будет тебя не хватать.
     – Ага, то есть умирать ты не собираешься?
     – Нет, умрешь ты.
     Они оба рассмеялись и обнялись.
     Гвен вышел из машины, перешел улицу и вошел в клуб. Сегодня охраны вообще никакой не было. Ну конечно, Эль-Маруф их ждал.
     Тишина в вестибюле была зловещей. Гвен стал медленно подниматься по лестнице. Не так давно они поднимались по этой лестнице вместе. Сейчас Гвен шел один. Шел тяжело…
     Липкая струйка пота пробежала по спине – материализованный страх. Гвен ступал мягко, но ему казалось, что шаги гулким эхом отдаются по всему зданию. А может это стучало сердце? Гвен не очень хорошо помнил, куда нужно идти. В прошлый раз вела Лила, а теперь Гвен шел, подчиняясь интуиции.
     Вот она, дверь. Гвен потоптался немного, вздохнул и толкнул ее. Да, тот же самый зал темного дерева, слабо освещенный. Гвен зажмурился – вот к той стене отлетела Лила после удара Эль-Маруфа, здесь лежал Клим со сломанными ногами, сзади в лужах крови – Пабло и Рози, а вот тут…
     Эль-Маруф появился неожиданно. Он был в темных джинсах и серой рубашке, мягкий свитер был наброшен на плечи. Выглядел он очень довольным. Лицо его одновременно светилось темным торжеством и было непроницаемым.
     Гвен вздрогнул и отшатнулся. Эль-Маруф улыбнулся ослепительно и проговорил бархатным голосом:
     – Ну, я просто не могу поверить. Неужели ты решился, Гвен? – на сей раз слова не стекали с губ Эль-Маруфа, они вкрадчиво взуча дрожали в воздухе, замутняя его.
     – Решил навестить тебя, – резко начал Гвен.
     – Как мило.
     Дверь за спиной Гвена скрипнула, свет, падавший из коридора, высветил на минуту желтый квадрат на полу.
     Гвен резко обернулся – в комнате возник господин Зак. На сей раз в руках он держал пистолет и топор.
     – Очень экзотично, – бросил Гвен.
     Эль-Маруф тихо рассмеялся:
     – Глупый маленький Гвен, похоже, ты оказался настолько тупым упрямцем, что снова пытаешься перейти мне дорогу. Может, тебе просто не хватило в жизни событий?
     – Очень смешно, – буркнул Гвен.
     – Смешно… – согласился Эль-Маруф. – Только к тебе ведь это больше не имеет отношения.
     – Почему это? – спросил Гвен, боковым зрением наблюдая за господином Заком, который со скучающим видом прислушивался к их разговору.
     – Да так, лимит везения исчерпался, – туманно бросил Эль-Маруф.
     Гвен вел разговор вяло, чутко прислушиваясь. На мгновение ему показалось, что где-то скрипнула задвижка. Поэтому он решился и напал на господина Зака, резко ударив его.
     Зак взвыл, рухнул, как подкошенный, выронив свое оружие.
     Эль-Маруф смеялся. Бурно и совершенно беззвучно — в себе.
     Гвен непонимающе озирался, ожидая, что вот сейчас появится его последний мервин, но Старка не было. Гвен не верил своим глазам. Неужели опять?
     Но он не успел додумать, поскольку полетел вниз. В следующую секунду он был уже на полу – это пришедший в себя господин Зак сделал ему подсечку. А потом ударил обухом топора по голове, и Гвен отключился.
     Когда Гвен пришел в себя, он лежал на полу и одной рукой был прикован к скобе в стене наручником.
     – Ай-я-яй, как нехорошо, фу, как некрасиво, – качал головой Эль-Маруф.
     – А ты, похоже, без своего держиморды никуда и не ходишь? – съязвил Гвен, а господин Зак яростно сверкнул глазами.
     – Будет справедливо, если мы будем играть по-честному, а то получается двое на одного – численный перевес. Мы ведь ждем твоего товарища. Так что будет двое на двое, – парировал Эль-Маруф.
     – Может попинать его? – спросил господин Зак.
     Эль-Маруф пригладил волосы:
     – Ну, поупражняйся, если хочешь, но смотри не убей, он мне еще нужен.
     Удар в лицо ослепил Гвена, выключив один глаз и сломав нос. Гвен задохнулся от удара в живот, практически в ту же секунду правая почка взорвалась болью. Гвен скрипел зубами, кричал и бился, прикованный наручником к стене.
     – Да, поверженный герой – жалкое зрелище, – проворковал где-то над головой Эль-Маруф.
     – А вот выкуси… – прохрипел Гвен. – Мне чертовски приятно. Со мной все будет в порядке.
     Еще один удар отбросил его назад, Гвен врезался в стену, здорово приложившись затылком.
     И вот тут, наконец-то, с треском распахнулась боковая дверь, будто раскололся гигантский орех. Старк возник в проеме.
     – Это что еще такое? – начал Эль-Маруф и не успел закончить – Старк открыл огонь.
     Господин Зак медленно осел, придавив Гвена и заливая его горячей струёй крови. Гвен с отвращением отпихнул его ногой.
     Эль-Маруф был недосягаем – он поднял руку, развернул ладонью вперед, тормозя пули. И пули меняли траектории, падая под прямым углом и рикошетя от пола. Старк разрядил обойму.
     – И что же мы будем делать дальше? – спросил Эль-Маруф, с улыбкой поворачиваясь к мервинам.
     – Где? – только и смог выдохнуть Гвен.
     – Гребаную дверь заклинило, – ответил Старк, не сводя изумленного взгляда с Эль-Маруфа, и запустив в него ставший бесполезным пистолет.
     Эль-Маруф с улыбкой отвел летящий пистолет рукой, тот проплыл по воздуху и мягко поцеловал пол.
     – Да, господа, – продолжил Эль-Маруф. – Чудненькая вырисовывается картинка. Скажи что-нибудь, Гвен, Тот, Который Знает.
     – Сказать что? – не понял Гвен.
     Он заметил, что в помещении потемнело. Лунное затмение начиналось, а это значило, что времени у них не было абсолютно. Провал. Сыпется, сыпется песок в песочных часах.
     Эль-Маруф покачал головой:
     – Да ладно. Что ты теряешь? Скажи мне свой маленький секрет – чем ты собирался удивить меня, Гвен?
     – Пожалуй, скажу я, – выступил вперед Старк. – Ты просто дешевый разряженный паяц, Эль-Маруф. Кого ты можешь испугать своими кривляньями? Так что заткнись и слушай, а не то я вколочу твои зубы в глотку. Ни хрена я тебя не боюсь…
     – Правда? – вроде бы удивился Эль-Маруф, подняв одну бровь. – Ну тогда подойди поближе, герой.
     И тут у Эль-Маруфа вновь стала проступать аура. Но на сей раз она была красной. Красной, липкой и горячей. Это была кровь, густая и мокрая. Ее отвратительное парное тепло отдавало соленым разложением. Его аура просто смердила, вызывая головокружительное удушье.
     Старк, побледнев, отступил на несколько шагов и схватился рукой за горло, борясь с тошнотой. Гвен дернулся, вытянув в струну руку с наручником, стараясь отползти подальше.
     – И как вам это понравилось, ребята? В прошлый раз вы обокрали меня, и души мервинов мне не достались. Вы лишили меня удовольствия, и вы ответите за это. Я искупаю вас в крови и, захлебываясь, вы будете, умолять о смерти. И, может быть, я снизойду и выпью ваши души прежде, чем вы сойдете с ума. Теперь у меня будет очень много времени.
     Гвен с беспокойством глянул в окно – совсем стемнело. “Не успеем, не успеем”, – агонизировала мысль в мозгу.
     – Чем же не угодил я вам, жалкие мервины? – сладким шепотом спросил Эль-Маруф.
     Гвен, приподнявшись на локте, с трудом управляя своим израненным телом, взглянул Эль-Маруфу в глаза:
     – Да, действительно, ты ничего не сделал, вот только убил пару-тройку моих друзей.
     – И моего брата, – вдруг тихо, но твёрдо проговорил Старк, будто очнувшись, и что-то зажав в кулаке.
     Серебристая комета метнулась от руки Старка к Эль-Маруфу, рассекая кровавый кокон, его окружавший. Эль-Маруф поймал кристалл легко, как коробок спичек, и с интересом уставился на него. Ничего не произошло. Мертвый кусок кварца лежал на ладони Эль-Маруфа, и тот с любопытством его разглядывал.
     Мервины переглянулись.
     – Просто смешно, – проговорил Эль-Маруф с расстановкой. – Признаться, я разочарован. Это была не самая удачная идея.
     Пот выступил на лбу Гвена. Кристалл Курта оказался бесполезен, тень лунного затмения уже накрыла Дельт-Таун. И это был конец.
     Тут Гвену стало страшно, по-настоящему страшно. Но почему? Почему? “Единение”, – зазвучал в мозгу Гвена голос Курта.
     – Старк! – заорал Гвен, и тот резко обернулся.
     Их взгляды скрестились, и Старк понял. Кажется, понял. Гвен не был в этом уверен до конца, но оставались, считанные секунды.
     Гвен уперся взглядом в кристалл на ладони Эль-Маруфа. Кристалл приподнялся и медленно поплыл в сторону Гвена.
     Эль-Маруф как-то растерялся, но затем тонко улыбнулся и тоже посмотрел на кристалл. Тот поплыл обратно. Эль-Маруф был силен, и Гвен, удерживая кристалл своим полем, понимал, что надолго его не хватит.
     Улыбка змеилась на губах Эль-Маруфа, красиво изгибая их.
     А Старк уже бежал к Гвену, он понял.
     Но тут Эль-Маруф сделал жест рукой, будто стряхнул воду, и поток крови разлился по полу. Старк поскользнулся, но удержал равновесие, размахивая руками и неуклюже балансируя.
     – Скорее! – крикнул Гвен, чувствуя, что Эль-Маруф вот-вот перетянет кристалл на себя.
     Старк схватил топор, который выронил господин Зак, и занес над рукой Гвена в наручнике. Старк медлил.
     – Руби! – приказал Гвен, и Старк опустил топор.
     Боль разорвала Гвена на тысячу кусков, но, освободившись, он вскочил и сделал головокружительный прыжок. Схватил кристалл и упал в лужу крови, которая заливала уже весь пол.
     За окном начинало светлеть – затмение подходило к концу. Время. Подлые секунды утекали, как вода сквозь пальцы.
     Но Гвен ничего не видел. Он смотрел на кристалл Курта и представлял. Нет, он видел. Видел Тора, стоящего, прислонившись к скале, на фоне оранжевого заката; Лилу на морском берегу в молочном тумане; Клима, светлые пряди которого трепал ветер, пахнувший снегом; Старка, зажавшего в уголке губ веточку полыни; Рози и Пабло, державшихся за руки; улыбающегося Курта; мудрые глаза маленького священника. Гвен видел себя, смотрящего на звезды.
     И тут кристалл на ладони Гвена начал светиться. Сначала он замутнел, налившись синей прохладой. Потом закрутились спиралями розовые разводы, замерцали фиолетовые вспышки, вспыхивая золотыми искрами. Рубиновой тайной заалели грани. Жидкое серебро заполнило впадины. Радужные переливы перемешивались внутри кристалла, как коктейль в шейкере.
     – Нет… – выдохнул Эль-Маруф и поднял руки над головой. На кончиках его пальцев засветились узкие зеленые вспышки. Эль-Маруф резко выбросил руки вперед, и зеленые лучи лазерными дорожками понеслись на Гвена.
     Гвен не мог видеть этого, но Старк заметил и метнулся между Гвеном и Эль-Маруфом. За секунду до того, как зеленые сполохи стилетами должны были вонзиться в тело Гвена, Старк вклинился и закричал, когда зеленые стрелы, пронзили его тело.
     Гвен обернулся и толкнул кристалл по воздуху к Эль-Маруфу. На сей раз кристалл пошел легко, как по маслу. Достигнув Эль-Маруфа, кристалл рассыпался на тысячу осколков, окутав его радужным сиянием. Тот не вскрикнул, не вздрогнул, а смотрел удивленно и разочарованно.
     – Успел, – только и сказал Эль-Маруф. Сказал спокойно, но как бы не совсем поверив в свой провал.
     Сияние вокруг Эль-Маруфа слабело и гасло. Эль-Маруф встряхнул плечами, освобождаясь от светящейся вуали. Он подошел к Гвену и дотронулся пальцами до обрубка его руки. Кровь мгновенно запеклась. Гвен взглянул удивленно.
     – Пойдем, посмотришь, – сказал Эль-Маруф, подходя к окну.
     На улице стояли толпы людей и, запрокинув головы, глядели вверх.
     Небо разливалось глубокой темной синью. Ярко светила холодная полная луна. Но тут произошло кое-что еще.
     Над людьми стало подниматься, закручиваясь в гигантскую спираль, слабо мерцавшее бледно-зеленое свечение. Оно охватывало огромные радиусы и медленно утекало в небо. В Космос. В никуда. Сущности покидали город… Планету…
     Гвен слабо улыбнулся искусанными, запекшимися губами. Эль-Маруф смотрел грустно, но спокойно.
     – Ты проиграл, – выдавил Гвен.
     Эль-Маруф обратил на него темный бесстрастный взгляд:
     – Да. Правда. Ну и что?
     Гвен не понял, а Эль-Маруф, сунув руки в карманы, перешагнул через тело господина Зака и ушел.
     Гвен упал на колени и заплакал, вздрагивая и кренясь на один бок. Все смешалось – головокружение, тошнота, боль. Туман накрыл плотной волной, и Гвен провалился в темноту…
     …
     …
    
     * * *
     Очнулся Гвен в больнице. Он огляделся, с изумлением рассматривая переплетение капельниц и каких-то проводов, тянущихся к его телу. Сильно болела левая кисть, болела так, будто бы существовала. Вошел молодой доктор и, удовлетворенно оглядев Гвена, сообщил:
     – К вам посетитель.
     Гвен сделал неопределенный жест, доктор вышел. Гвен с интересом посмотрел на дверь.
     Вошел Эль-Маруф. Выглядел он спокойным но несколько уставшим. На нем был серый костюм и светлый плащ, темно-серый шарф выгодно подчеркивал смуглую красоту Эль-Маруфа и его черные волосы. Эль-Маруф приблизился и скорбно покачал головой, разглядывая трубочки капельниц, тянущиеся к отрубленной руке:
     – Жаль, ах, как жаль, – проговорил он тихо, и Гвен понял, что слова эти относятся вовсе не к отрубленной руке.
     – Ты пришел убить меня? – равнодушно спросил Гвен.
     Эль-Маруф не ответил, так же сосредоточенно рассматривая приборы и провода.
     – Я принес тебе подарок, – сказал Эль-Маруф, разворачивая сверток. – Тебе понравится, я ведь, в некотором роде, эстет.
     Широкая хрустальная ваза была доверху наполнена розами… розами во льду.
     Гвен болезненно поморщился и прикрыл глаза, а затем посмотрел на Эль-Маруфа. Тот наблюдал за ним темным немигающим взглядом.
     – Я оценил твой подарок, – с трудом проговорил Гвен.
     – А вот еще, – продолжил Эль-Маруф, доставая что-то из кармана плаща.
     На одеяло Гвена упала монета Клима. Простая монета с дыркой для шнурка, которая спасла Гвену жизнь в первый раз. Гвен зажал ее в руке.
     – Я подумал, может тебе будет приятно, – Эль-Маруф присел на краешек постели Гвена. Его тонкие нервные пальцы теребили конец шарфа. Эль-Маруф выглядел задумчивым и углубленным в себя.
     Гвен наблюдал за ним:
     – Чего ты хочешь от меня?
     – От тебя? – удивился Эль-Маруф. – А что ты можешь дать мне, мервин? Слабый, никчемный, искалеченный мервин. Это я могу тебе дать… Утолить жажду твоих растрескавшихся губ…
     Гвен действительно почувствовал, что хочет пить. Жажда была мучительной, нестерпимой.
     – Не надо, – прошептал, будто прошелестел, Гвен.
     – О-о? – изумился Эль-Маруф.
     – Ты хочешь отомстить мне, Эль-Маруф? – спросил Гвен, пытаясь поймать ускользающий взгляд своего странного гостя.
     – Полно, Гвен, – губы Эль-Маруфа изогнулись и чуть дрогнули, – упиваться местью так скучно. На такое сомнительное удовольствие даже время тратить жалко, несмотря на то, что я, мягко говоря, располагаю временем.
     – Время… – Гвен задумался. – Тор мог растягивать время как жевательную резинку или прессовать как кирпичи. – Он сам не знал, зачем говорит это.
     – А я могу остановить время, – доверительно поделился Эль-Маруф.
     – Не понимаю, зачем ты все-таки пришел?
     Эль-Маруф откинул со лба темные пряди.
     – Просто захотел взглянуть на последнего мервина, которому немного повезло. Да, эти прелестные маленькие случайности разрушили мне многое. Ну, ничего. Я ведь умею ждать, Гвен.
     – Мне это известно… – Гвен взял из хрустальной вазы кубик льда с замороженной внутри розой и смотрел, как тот тает на ладони – … от Лилы…
     Эль-Маруф тоже посмотрел, и улыбка вновь пробежала по его красиво очерченным губам.
     – Знаешь, почему она предпочла меня тебе?
     Гвен не хотел говорить об этом , особенно с Эль-Маруфом.
     – Догадываюсь.
     – Нет… – протянул Эль-Маруф. – Ты думаешь, что я обольстил ее. Поддаться искушению просто, да только дело совсем не в этом. Порок всегда интереснее добродетели, ты не находишь? Во все времена люди жадно лакали соблазн с мозолистых ладоней вечности, и с тех пор ничего не изменилось. Можешь мне поверить, я давно шатаюсь по свету…
     – Как давно? – вырвалось у Гвена.
     – Очень, очень давно. Твой приятель Тор знал это. А я-то думал, что мне повезло, что он не пришел с вами. Но, знаешь, с ним было бы интереснее.
     – Я сделал все, что мог, – устало проговорил Гвен.
     – Это точно, – легко согласился Эль-Маруф. – Ты, небось, считаешь, что победил меня?
     – А разве это не так?
     – Так, так… – Эль-Маруф хрустнул пальцами. – Но это ненадолго. И ты поймешь это очень скоро. Впрочем, все к лучшему.
     – Неужели это не конец? – прошептал измученный Гвен.
     – Ну что ты! – вскричал Эль-Маруф и тихо присвистнул.
     – Тебя я не боюсь, – размышлял вслух Гвен. – Но как жить со всем этим? Я сойду с ума от воспоминаний, может, это твоя месть?
     Эль-Маруф встал – ухоженный, изящный, элегантный. Он выпрямился:
     – Меня забавляют твои проблемы, Гвен. Это проще простого. Я избавлю тебя от призраков, – Эль-Маруф протянул руки и сложил их ковшиком. Его ладони стали наполняться зеленой влагой с серебристым отливом.
     – Что это? – спросил Гвен, жажда которого стала просто убийственной. Она наждаком царапала горло, иссушала до болезненных спазмов.
     – Забвение, – ответил Эль-Маруф и протянул ладони. – Выпей его. – Глаза алчно сверкнули и загорелись зелеными огнями, как у волка.
     Гвен понимал, что ни глотка этой жидкости пить нельзя. Нельзя поддаваться искушению. Но живительная влага на ладонях Эль-Маруфа была такой шелковой, такой маняще-прохладной, такой утоляющей. Спасение!
     Гвен уронил голову к ладоням Эль-Маруфа и жадно припал губами. Гвен пил забвение, захлебываясь его обжигающе ледяным, пряным вкусом.
     Голова пошла кругом. Ненасытное похмелье ударило по нервам, сладкой истомой проникло в кровь. Гвен откинулся на подушки и увидел сквозь зеленоватую дымку Эль-Маруфа, который обернулся у самой двери. На его губах янтарной смолой затвердело чье-то имя. Но Гвен не смог его прочитать.
     Накатила усталость, тяжелая, но такая желанная. Расслабившая истома мягко выключила сознание. Веки Гвена отяжелели, а сон напомнил наркоз – искусственный, химический, но потрясающе приятный. Гвен впал в кому…
    
     * * *
     Когда он открыл глаза, ему показалось, что комната наполнилась белым светом. В комнате были люди, множество людей в белых халатах. Они говорили что-то, размахивали руками, делали записи в блокнотах, наклоняясь то к Гвену, то к приборам.
     – Как вы себя чувствуете?
     – Нормально, – Гвен слабо улыбнулся.
     Однако чувствовал он себя не нормально, далеко не нормально. Обрывки мыслей проносились в голове, он силился вспомнить что-то и никак не мог. Чувство было такое, будто в память компьютера проник вирус, блокируя что-то очень важное, жизненно важное.
     Гвена осматривали, снимали показатели с сердца, мозга, легких… Только через несколько часов ситуация как будто прояснилась.
     Лечащий врач рассказал ему, что две недели назад тормозная система в машине Гвена дала сбой. В результате Гвен попал в жутчайшую катастрофу, находился между жизнью и смертью, пережил клиническую смерть, а потом впал в кому. По словам врача, Гвен пробыл в коме тринадцать дней, и никто не надеялся на благоприятный исход, но случилось чудо…
     – Чудо? – переспросил озадаченный Гвен.
     – Ну да. Ваша машина превратилась в груду металла. Вас вырезали автогеном. Потом кома. Знаете, обычно такие случаи безнадежны, и вдруг вы приходите в себя… Собственно говоря, вы везунчик. Потеряли только левую кисть.
     – Я потерял кисть? Но почему же она так болит? – не понял Гвен, левая кисть которого ныла накатами.
     – Фантомные боли, – объяснил врач. Конечности нет, но она как бы продолжает болеть. Привыкнете. Теперь это будет неотъемлемой частью вашего существования, особенно в непогоду… Кстати, если вы не очень устали, то ваша жена хотела бы вас видеть. Она была здесь с первого дня. Вообще, приходило много народу – друзья, коллеги по работе, ваш сын.
     – Жена? – глуповато переспросил Гвен. - Ах, да, конечно. Вы извините, голова…
     – Да, разумеется, – кивнул доктор, внимательно глядя на Гвена.
     Жена… Да, определенно, что-то было с памятью.
     Вошла женщина, невысокая миловидная шатенка, с измученным лицом и красными усталыми глазами. Вошла и остановилась на пороге, а потом улыбнулась так тепло, что у Гвена защемило сердце.
     – Кристофер! – воскликнула она и кинулась к нему, плача и смеясь одновременно.
     Что-то щелкнуло в голове Гвена: “Ну, конечно, это моя жена. Черт, только как же ее зовут? Шила? Шейла? А я – Кристофер, банкир из Чикаго, и я попал в катастрофу. Боже мой, не помню, ничего не помню”.
     – Как же ты напугал нас, Крис, – говорила Шейла, и слезинки светлыми бусинками дрожали на ее щеках. – Я чуть с ума не сошла, когда узнала. Все мы… Я молилась… Но теперь все будет хорошо. Ты живой, я люблю тебя, и все будет замечательно.
     Гвен обнимал жену одной рукой. Он улыбался, воспоминания теплой волной вливались в его мозг, нечеткие и обрывочные.
     Вот они познакомились с Шейлой, ну да, она была еще со своим братом, таким смешным очкариком, который потом закончил жизнь самоубийством – влюбился в какую-то девицу и шагнул из окна четырнадцатого этажа.
     Свадьба – пышная и немножко пафосная. Беременность, которую Шейла переносила очень плохо, и Гвен задергал их семейного врача, звоня ему по десять раз на дню. Сын Рикки, такой крошечный. Разбил коленку – на нежной детской коже багровый и такой неуместный кровоподтек.
     А вот Рикки идет в школу, он ужасно горд, потому что идет в школу как большой мальчик. А вот…Что же было дальше?
     Гвен силился вспомнить и не мог. Он знал только, что дальше случилось что-то очень нехорошее. Гвен тряхнул головой и плотнее прижал к себе жену. А Шейла все говорила и говорила.
     – Послушай, – перебил ее Гвен, – я так рад тебя видеть. Ты знаешь, мне кажется, что я не видел тебя очень давно.
     – О, Крис…
     – Подожди. Я не знаю как это объяснить, но мне что-то не по себе. Пробелы в памяти. Я не могу вспомнить, где мы отмечали прошлый Новый Год и всякое такое. Мне страшно, Шейла.
     Она посмотрела очень нежно, и Гвен сразу почувствовал себя лучше.
     – Не думай об этом. Ты пережил многое, Крис. Я говорила с докторами. Все это последствия катастрофы, и все это пройдет.
     – Что ж, я на это очень надеюсь. Тогда расскажи мне…
     Они долго говорили в тот день, потом Шейла ушла. Гвен не почувствовал себя увереннее, но какие-то эпизоды все же выплыли из его памяти, и это было хорошо.
     Еще несколько месяцев предстояло ему провести в больнице.
    
     * * *
     На следующий день Шейла пришла навестить его, и Гвен сказал:
     – Могу я кое о чем попросить тебя?
     – Все что захочешь, – улыбнулась Шейла. Выглядела она сегодня много лучше – в белом свитере, с чуть тронутыми розовой помадой губами.
     – Я хотел бы видеть паспорт и… потом скажу.
     – Паспорт? – удивилась она.
     – Ну да, понимаешь, я кое-что записал на полях, ну и…
     – Ладно. Ты всегда был деловым человеком. Сейчас посмотрим, что можно сделать. – Она поднялась и исчезла за дверью.
     Гвен нервничал. Ох, только бы подозрения оказались беспочвенными. Пусть лучше начинается шизофрения, пусть это будет потеря памяти. Пожалуйста, Господи.
     Шейла принесла документы. Да, это был его паспорт. Выданный на имя Кристофера Гвендаля Симона Коэна. И дата рождения…
     – Господи, Шейла, какой сейчас год? – вскричал пораженный Гвен.
     Она назвала, продолжая улыбаться, но как-то настороженно.
     Гвен прикрыл глаза. “Неужели мне сорок лет? Как такое может быть?” – с ужасом думал он. Дело было не в том, что он постарел так быстро. Просто Гвен совершенно не помнил, где он провел последние тринадцать лет. Ну, то есть абсолютно.
     Кто-то очень аккуратно вырезал тринадцать лет из памяти Гвена. Как сердцевину из яблока. Это было похуже банального провала в памяти.
     – Не поверю, пока не увижу… – пробормотал Гвен.
     – С тобой все в порядке, дорогой? – испуганно спросила Шейла.
     – Да, со мной все в полном порядке. У тебя есть зеркало?
     – Ну… конечно, – она порылась в сумочке и достала маленькую пудреницу в форме сердца.
     Гвен с болезненным интересом уставился на свое отражение. Он помнил себя молодым парнем, а из зеркала на него смотрел мужчина с усталым, небритым лицом, с седыми висками, затаенной болью во взгляде и скорбными складками у рта.
     Гвен скрипнул зубами. Шейла мягко коснулась его руки:
     – Ты прекрасно выглядишь, Крис.
     – Да, для живого трупа неплохо.
     – Крис…
     – Могу я еще кое о чем попросить тебя? – резко сказал Гвен.
     – Конечно.
     – Трудно, наверное, объяснить все это. Я и сам многого не понимаю. Я хочу, чтобы ты больше не звала меня Крис. Эта катастрофа… Давай будем считать, что Криса больше нет. Он погиб в автокатастрофе, или не вышел из комы…
     – Как же мне называть тебя? – немного озадаченно спросила Шейла.
     – Гвен, от Гвендаля. Да, вот так – зови меня Гвен.
     – Почему?
     – Ну, просто потому что я – Гвен. Не знаю. Меня звали так когда-то.
     – Ты никогда не рассказывал мне. Но… хорошо, я попробую.
     Гвен благодарно дотронулся до ее руки:
     – Спасибо, Шейла.
     – Гвен, Гвен… – повторила она, как бы пробуя имя на вкус. – После двадцати с лишним лет совместной жизни трудновато будет переучиваться. Но я честно буду пытаться. Как твоя рука? – спросила Шейла и покраснела. – Ну, то есть… – она замолчала.
     – Все нормально, – спокойно сказал Гвен. – Фантомные боли… – он усмехнулся, вспоминая слова врача.
     – Как же я люблю тебя, Крис, – сказала она тихо, но тут же поправилась. – Как же я люблю тебя, Гвен.
     – Я тоже люблю тебя.
    
     * * *
     Потянулись мучительные дни в стенах больницы. Дни, подчиненные строгому расписанию и суровым законам. Палата – процедурный кабинет – отделение физиотерапии – кабинет психоаналитика – снова палата. Все это было тоскливо и однообразно.
     Но Гвен терпел. Терпел не ради себя, ради своих близких.
     Шейла приходила почти каждый день, часто звонила. Два раза в неделю забегал сын. Гвен узнавал и не узнавал его. Из маленького застенчивого мальчика Рикки превратился в красивого черноволосого парня. Рикки окончил колледж и работал учителем. Гвен гордился им.
     Приходили друзья, коллеги по работе и ближайшие родственники. Почти всех Гвен вспомнил, но общался сухо и натянуто. Не хватало информации. Информации последних тринадцати лет.
     И все же ситуация выравнивалась. Не так уж было и плохо. Рикки принес плеер, и Гвен не расставался с ним, слушал все – новости, музыку, отрывки из книг, рекламу новой бытовой техники. Гвен смотрел телевизор и читал старые подшивки газет, стараясь вспомнить что-то. Через некоторое время Гвен решился на сеансы гипноза.
     – Вы знаете, мистер Коэн, случай просто уникальный, – рассказывал возбужденный психоаналитик. – Похоже, в прошлой жизни вы были замечательной личностью.
     – Я что-нибудь рассказывал под гипнозом? – спросил Гвен.
     – Да, и многое. Правда, я не все понял. Какие-то удивительные приключения героев-мервинов. Я никогда не слышал о мервинах. Наверное, это какой-нибудь рыцарский орден.
     – Может быть, – согласился Гвен. – Не думаю, что хочу продолжать сеансы.
     – Но почему, мистер Коэн? – поразился психоаналитик.
     – Достаточно с меня проблем в настоящем, чтобы еще копаться в прошлом, – отрезал Гвен.
     – Подумайте.
     – Нет.
     – Что ж, ладно. Но по-моему, вы делаете большую ошибку. Сообщите мне, если передумаете, – попросил психоаналитик.
     – Я не передумаю, – твердо сказал Гвен.
    
     * * *
     Эту ночь Гвен провел без сна. Мервины – вот, что не давало покоя. Это было что-то очень знакомое. Что-то из того тринадцатилетнего пробела, ключ к разгадке. Но разгадка так и не появилась. И все же какие-то смутные воспоминания прорывались из подсознания.
     В больницу к Гвену приходило много писем. Друзья и знакомые, которые не могли приехать, писали. Приносили маленькие сувениры, цветы. Он с наслаждением вдыхал тонкий аромат роз, резкий – гвоздик, головокружительный – лилий.
     Один букет насторожил Гвена. Это были маки. Огненно-оранжевые маки с черной бархатной сердцевиной. Они дурманили сладковатым запахом опия. Они тревожили и навевали тоску.
     – Кто принес этот букет? – спросил Гвен у молоденькой медсестры.
     – Там должна быть карточка, – улыбнулась она.
     – Ах, да… – кивнул Гвен.
    
     * * *
     Карточки в букете не было.
     Скоро Гвена выписали. Жена и сын приехали за ним на машине. Шейла и Рикки. Его семья. Рикки плавно вел машину по заснеженной дороге. Гвен и Шейла сидели, обнявшись, на заднем сидении. Гвен ехал домой!
     А потом был великолепный ужин — утка с яблоками и бутылка вина. Гвен ел медленно, не привычно управляясь одной рукой. И все-таки все было чудесно. А потом была ночь. Ночь с женщиной, которая любила его, и которую он любил. Любил и не вполне вспомнил.
    
     * * *
     Жизнь покатилась. Гвен вернулся на работу в банк. Выяснилось, что многое он подзабыл – компьютерные технологии, новые программы. Но данные природой способности позволили ему удержаться на плаву, а потом совсем освоиться.
     Ему сочувствовали по поводу потерянной руки, которая, как и предупреждал доктор, сильно ныла в непогоду. Но Гвен свыкся и с этим. Конечно, поначалу были сложности, и немалые, однако вскоре Гвен виртуозно обходился одной правой рукой. Даже водил машину на короткие расстояния втихаря от Шейлы, которая очень за него боялась.
     Была все же одна странность, о которой Гвен не рассказал никому – ни врачам, ни психоаналитику, ни Шейле. Это было кое-что, связанное с непонятным словом “мервины”, что-то пахнувшее маками.
     Все люди светились. Гвен видел свечение, исходившее от людей. Оно было голубым, серебристым, иногда золотым или розоватым. Это была его тайна. Тайна, наполнявшая душу благоговейным спокойствием и умиротворением.
     Гвен полюбил бродить по улицам (родного?) города. Он неспеша гулял по знакомым улицам.
     Правда, помнил Гвен эти улицы совсем другими. Попроще, без всяких новомодных наворотов, флюоресцирующей иллюминации. Помнил их такими, какими они были тринадцать лет назад.
     Иногда маленькие случайности настигали его во время этих прогулок. Так, однажды Гвен уловил растворенный в воздухе слабый запах жасмина. Этот запах несказанно взволновал его, тревожа, будоража.
     Гвен почувствовал непреодолимое желание найти источник запаха, поскольку это могло привести к разгадке. Он шел, ведомый интуицией и смутной грустью, но через несколько шагов рассмеялся, упершись в витрину парфюмерного магазина. Гвен зашел и выбрал духи с сильным жасминовым ароматом. Но это было не то… Он хотел было купить духи Шейле, но подержав в руке льдисто-прозрачный флакончик, решительно отставил в сторону. Не то…
     В другой раз внимание Гвена привлек стройный светловолосый парень, который направлялся по своим делам легкой пружинистой походкой спортсмена. Гвен видел его со спины, но что-то пронзительно-знакомое сквозило в развороте плеч, осанке, манере поправлять волосы.
     Гвен пошел за ним, сам не зная зачем. Миновав два квартала, парень свернул на тихую, почти пустынную улочку. Гвен свернул следом. Но внезапно парень резко развернулся и подошел к Гвену.
     – Ты чего идешь за мной, чувак? Я давно тебя приметил, хочешь по роже?
     У парня было широкое скуластое лицо, наглый упорный взгляд.
     Но Гвену виделось другое лицо – красивое, благородное, и взгляд… медлительный, зеленый.
     – Извини, приятель, я обознался, – пожал плечами Гвен.
     – Ну смотри… – с угрозой протянул парень, собираясь уходить.
     – Подожди, как тебя зовут?
     Парень смерил его презрительным взглядом, но все же ответил:
     – Хэнк.
     – Послушай, Хэнк, вот, возьми… Я хочу, чтобы ты выпил за мое здоровье и за здоровье человека, на которого ты слегка похож.
     Хэнк туповато и недоверчиво уставился на деньги:
     – Ты что, больной?
     – Да, – ответил Гвен, – я больной. – И пошел прочь.
     – Эй! – крикнул парень, – за чье здоровье выпить-то?
     – За здоровье Гвена и… не важно.
     Парень посмотрел вслед Гвену, постучал пальцем по лбу и пошел своей дорогой…
     А как-то, возвращаясь с Шейлой из гостей, Гвен внезапно остановился, услышав некие звуки. Грязный, оборванный негр играл на губной гармошке.
     Гвен стоял и слушал, на него опять накатила беспричинная тоска. Шейла поглядывала с беспокойством. Пришлось бросить негру несколько монет и уйти. Но еще очень долго звучал в мозгу Гвена этот странно знакомый мотив.
    
     * * *
     Шло время. Гвен начал принимать снотворное. Не потому, что плохо спал. Спал он, как раз, хорошо, но его мучили сны. Сны были цветными, реальными и очень тревожными. Гвен ворочался и стонал во сне, но наутро ничего не помнил. Чтобы не пугать Шейлу, он выпивал на ночь таблетку. И тогда сон становился химическим, бесцветным и безликим.
     Рикки жил отдельно, снимая квартиру в центре, неподалеку от работы, и к нему забегал раза два в неделю. Гвен не всегда понимал его, но Рикки был его копией. Его… Гвен не мог подобрать слова.
     Приближался день рождения Гвена, и он решил заехать к сыну на работу и напомнить тому, чтобы не опаздывал. Рикки не имел привычки опаздывать, но Гвену было приятно заехать на работу к сыну.
     Бывая у родителей, Рикки не часто рассказывал о работе. Но сейчас, когда учебный год только начался, и Рикки дали новый класс, он с удовольствием рассказывал о своих учениках. Особенно часто упоминал некого Джона Мози, двенадцатилетнего вундеркинда.
     Гвен улыбнулся, вспоминая, с каким восторгом упоминал Рикки о своем подопечном.
     В школе было немноголюдно, поскольку занятия уже закончились. Гвен нашел Рикки в одной из пустых классных комнат за компьютером.
     – Привет, Рикки.
     – Папа? Что ты здесь делаешь?
     – Да вот, решил заехать… – Гвен немного смутился. – Надеюсь, ты не забыл, что на субботу наметилось некое торжество?
     Рикки рассмеялся:
     – Ну что ты. Надеюсь, ты будешь не против, если я приду с одной знакомой? – теперь смутился Рикки, и Гвену это понравилось.
     – Пожалуй, я буду на этом настаивать. Она красивая?
     – Потрясающе, впрочем, сам увидишь. Ты домой?
     – Да.
     – Я отвезу тебя, – Рикки встал и потянулся, расправляя затекшую спину.
     Все окна классной комнаты были открыты, и теплый ветерок приятно обтекал помещение. Доносился шум машин, смех и детские голоса, которые кричали, нет, что-то скандировали.
     Гвен прислушался: “Джонни, Джонни Пенни-Пенн, Джонни, Джонни Пенни-Пенн”…
     – Это что, новая считалочка? – спросил Гвен
     – Да нет. Помнишь, я рассказывал тебе про нового ученика, Джона Мози?
     – Конечно. Это новый Эйнштейн, не так ли?
     – Почти. Так вот, ребята его смешно прозвали – Пенни-Пенн, сам не знаю, почему.
     Рикки закрыл окна.
     “Пенни-Пенн”, – пробормотал Гвен, сидя в машине. – “Пенни-Пенн”…
     Этой ночью Гвен не смог уснуть даже после двойной дозы снотворного. В голове крутилась одна и та же мысль, связанная с этим мальчиком, Джоном Мози. И это прозвище – Пенни-Пенн.
     Гвен понял, что не успокоится, пока не увидит Джона Мози. Это было просто необходимо. Почему? Гвен этого не знал.
     Утром, когда Шейла ушла на работу, он позвонив в банк и сказав, что у него болит голова, и он останется дома, сел за руль старенького фольксвагена и медленно поехал к школе.
     Гвен никогда не видел этого Джона Мози, но почему-то был уверен, что узнает его мгновенно. Он припарковал машину недалеко от школьных ворот и стал напряженно ждать.
     Стайками, парами, поодиночке дети спешили в школу. Гвен всматривался в их лица. Дети. Они были такие счастливые и такие светящиеся. Светящиеся розовым…
     Гвен порылся в бардачке в поисках сигарет, рука его натолкнулась на какой-то холодный предмет.
     Гвен с удивлением рассматривал свою находку. На потертом кожаном шнурке в виде медальона болталась старая продырявленная монета. Такая старая , что изображение на ней полностью стерлось. Гвен задумчиво вертел монету в руке, а потом зажал ее в кулаке, почти вспомнив.
     И тут появился Джон Мози. Гвен был в этом уверен. Обычный двенадцатилетний мальчишка в потертых джинсах и стоптанных кроссовках шел, размахивая сумкой с книжками и, может быть, завтраком. Мальчишка, каких тысячи. И все же что-то с ним было не так.
     Гвен смотрел и не мог понять.
     Вдруг Джон Мози обернулся, почувствовав пристальный взгляд и посмотрел на Гвена в упор, через лобовое стекло.
     Джон Мози был красив яркой и какой-то взрослой красотой, поскольку черты лица двенадцатилетнего ребенка еще расплывчаты. У него было правильное, тонкое, будто бы нарисованное, лицо. Черные глаза с глубоким умным взглядом. Взгляд…
     Джон Мози что-то сказал и сделал в сторону Гвена неприличный жест. Гвену было не важно, что сказал маленький паршивец, но то КАК он это сказал…
     Слова как бы стекли с его губ маленькой вязкой струйкой. Стекли! Озарение пришло внезапно и обрушилось, как снежная лавина.
     Из памяти выплыли имена – Тор… Лила… Клим… Старк… и еще одно, которое вспоминать не хотелось.
     И вдруг Гвен понял все. Этот Джон Мози – сын Лилы. Но не сын Лилы и Тора. Сын Лилы и Эль-Маруфа. Это ж надо быть таким дураком… Господи, конечно! Пенни-Пени – одно из имен Эль-Маруфа, одно из его воплощений. Господи, господи, ГОСПОДИ!
     На миг перед взором Гвена мелькнули прекрасные, полные тревоги глаза Лилы, и тут же в его сознании битым стеклом рассыпался смех Эль-Маруфа.
     Джон Мози вошел в ворота и поднялся на школьное крыльцо. У самой двери он обернулся и посмотрел на Гвена. Вот что было не так с этим пареньком. Джон Мози смотрел на Гвена темными глазами Эль-Маруфа, улыбался, и светился грязно-зеленым.
     Сердце Гвена колотилось бешеными скачками. “Мервины”… – тихо проговорил он.
     “Я – мервин!” – громче повторил Гвен, сжал в кулаке монету Клима и рассмеялся. Но это был очень горький смех…
     Москва, 2004 г.