ЗОНА.
В самолете меня трясло. Я такого от себя не ожидал. Неужели уже на этом этапе моя нервная система дала сбой? Почему все остальные ведут себя спокойно, а я не нахожу себе места? Почему? Неужели я настолько слаб?
Я хотел встать с кресла, но охранник быстро и строго вернул меня обратно.
Попытавшись еще раз взять себя в руки, я прикрыл глаза и тут же увидел свою мать. Это была минута нашего прощания. Она стояла за решеткой в радостной толпе, пытаясь удержать на лице вымученную улыбку. Я хотел уж, махнув ей напоследок рукой, отвернуться, но тут услышал голос моего лучшего друга Алекса.
- Как хорошо, что я один на всем белом свете, - прошептал он, склонившись ко мне.
- О чем ты? – вскинул я на друга глаза.
- Мне очень жаль твою мать, - еле слышно вздохнул Алекс.
И после этих слов друга огромный ком жалости набух вдруг у меня в горле, мешая дышать полной грудью. Ведь она же просила меня не делать этого. Много раз просила. Захотелось обнять мать, попросить у неё за всё прощения, поцеловать её, но мне в тот миг не дали на неё даже взглянуть. Охранники умело оттеснил нас к входу в терминал, прикрыв своими мощными телами не только мою мать, но всю нашу прошлую жизнь. А впереди была зона.
Успокоиться я так и не смог. И когда в третий раз я попытался встать с кресла, главный охранник сделал мне предупреждение.
После приземления калейдоскоп событий замелькал так стремительно, что я как-то сразу же позабыл обо всех своих беспокойствах.
Подгоняемые гортанными командами охранников в черном одеянии, мы суетливо засеменили к выходу и тут же попали в крепкие руки сотрудников зоны. В считанные секунды нас распределили по отрядам и посадили в транспортные капсулы. Всё это произошло столь стремительно, что я даже не успел попрощаться с Алексом. Я знал, что ему суждено быть в другом отряде, но не предполагал, что распределение по отрядам будет таким скорым.
И вот мы уже в просторном зале карантинного центра.
- Раздеться! – прорычал неведомо откуда дребезжащий голос.
Мы стали торопливо снимать одежду и бросать её в корзину. Теперь на все время изоляции единственной одеждой для нас будет лишь пятицветная роба.
- Догола! – продолжал командовать голос, видимо заметив, что не все решились расстаться с нижним бельем.
Затем мы прошли в следующий зал. Он оказался не столь просторен, как предыдущий, но было здесь также бело и чисто. Через весь зал от стены до стены проходил неглубокий прямоугольный желоб, а примерно в полуметре от этого желоба, на высоте не более метра был установлен блестящий поручень. Надзиратель в голубой тунике построил нас в ряд напротив желоба и дал каждому выпить микстуры. И только после того, как все мы испили неведомого нам снадобья, надзиратель заговорил.
- Главные достояния зоны – чистота и равенство, - говорил он, неторопливо прохаживаясь перед нами. – Чистота, равенство и постоянный контроль. Именно на этих принципах построена вся жизнь зоны. Все должны начинать здесь в равных условиях. И никаких тайн. Всё на виду. Вносить в зону нельзя ничего, ни под каким видом! И войти к нам можно только чистыми. Чистыми во всем. Я дал вам слабительное средство, и вы сейчас будете испражняться вот в этот желоб. Все вместе и при мне!
Надзиратель резко ткнул пальцем в сторону пока еще белоснежного канала. Это уже было слишком. Да как смеют они так унижать нас?! Неужели никто не возмутится? Кто-то же должен дать отпор этой подлой выходке надзирателя?! Неужели мы безропотно пойдем на столь гнусное унижение?
Я скосил глаза на своих товарищей. Все они были будто из камня. И я понял, что сейчас в их душах зреет бунт против столь унизительной процедуры. Сильным людям такое унижение не пристало стерпеть. Бунт и только бунт может утвердить наше достоинство. Еще мгновение и мы все вместе воспротивимся этим подлым порядкам. Еще мгновение. И тут наш ряд сломался. Сперва один схватился за живот, потом второй. И вот уже половина нашего строя, согнувшись в три погибели, засеменила к треклятому желобу. От меня вы такого позора не дождетесь! Никогда! Но дикая боль пронзила вдруг мой живот и я, позабыв о гордом сопротивлении, метнулся к желобу, где уже сидели, судорожно вцепившись руками в блестящий поручень, почти все мои товарищи.
В следующий зал мы прошли через душевую комнату, живо напомнившую мне мойку старинных транспортных средств, виденную однажды в древней книге по истории техники.
В другом круге нашего ада тоже был желоб, но не было поручня и вместо горбоносого изверга в синей тунике, встречала нас женщина в зеленом комбинезоне. Перед нею на столике тоже стояли стаканчики с жидкостью. Мы все как по команде, несмотря на свою наготу, спрятали руки за спину, но это нас не спасло очередного очищения. Из-за наших спин выскочили крепкие парни в красных спортивных костюмах. Содержимое стаканов нам влили в рот почти силком. Это было рвотное средство. И скоро злорадно сияющий канал принял всё, что оставалось внутри меня. Во всяком случае, мне так показалось.
Проклятое снадобье буквально выпотрошило меня, вывернуло наизнанку и бросило в какую-то муть полного безразличия.
А наши испытания продолжались. Вновь душевая. За ней дотошный обыск наших голых тел. Отбор крови на анализ. Опять душевая.
Потом нас посадили на теплые стулья, и загорелый старик в желтом кимоно поочередно стал вводить нас в гипнотическое состояние. Я слышал, что некоторые люди не поддаются гипнозу. Враньё! Перед взглядом лупоглазого старца не устоял никто. Лично я после взгляда старика опомнился уже в жилом помещении нашего отряда. Я не помнил ничего: ни как встал с теплого стула, ни как одевался, ни как подписывал бумагу о неразглашении установленных в зоне порядков. Ничего не помнил, но всё это было со мной.
И вот мы в жилом отсеке. Наши измученные тела и души жаждали отдыха. Но не тут-то было! Не успел я присесть на пластмассовый табурет, как прокричали команду к построению. Среагировать быстро у меня не получилось. Я замешкался и споткнулся. В строй я попал одним из последних.
- При команде на построение у каждого из вас есть только семь секунд, - прохаживался перед строем надзиратель в зеленой униформе. – Все здесь должны действовать быстро и слажено. Мы не допустим, чтоб кто-то тратил на построение меньше энергии, чем другие. Здесь все равны, а каждый опаздывающий в строй будет записан в нарушители режима.
Надзиратель внезапно замер, ткнул в мою грудь пальцем и хрипло спросил.
- А что ждет нарушителя режима?
- Изоляционная камера «ИОД»! – непроизвольно вырвалось у меня.
- Да, - продолжая сверлить меня взглядом, кивнул надзиратель, - камера интенсивного ограничения движения. А что это такое, я надеюсь, объяснять вам не надо?
Конечно, не надо. Не все тайны зоны были хранимы одинаково, и об этой камере знал почти каждый. После шести часов в ней, надо было заново учиться ходить. А тратить время в зоне на такую науку глупо.
Надзиратель внимательно смотрел мне в глаза. От этого взгляда у меня онемел затылок, пересохло в горле, а в глазах заплясали разноцветные круги. Еще немного и я упаду без чувств, сраженный этим строгим взором. Однако надзиратель был мастером своего дела. Он довел меня почти до точки падения, а потом четко с расстановкой заговорил.
- Зона строга, но справедлива. Зона безжалостна, но она всегда дает людям шанс. Один шанс. И не более того.
Служитель зоны перестал сверлить меня взором, медленно прошелся вдоль строя, а потом резко подскочил ко мне, опять ткнул пальцем и зарычал.
- Предупреждение в самолете тебе прощено! Но если еще раз …..!
Всё что будет со мною в следующий раз, понял не только я, но все кто стоял со мною бок о бок в неподвижном строю.
И снова нам не было покоя. Еще один медицинский осмотр. Знакомство с пищеблоком. Инструктаж по своду правил зоны. Проверка на детекторе лжи. Еще инструктаж. И, наконец, нам разрешили спать.
Я рухнул на белоснежную простыню своего спального места и сразу же стал проваливаться в черную яму тревожного сна. Но провалиться в неё, мне сейчас было не суждено. Кто-то резко дернул меня за ногу.
И вот я уже торопливо шагаю за дежурным по отсеку. По всей видимости, зона готовит мне еще одно испытание. Только где оно? Испытание было за крепкой дверью. Сперва я не поверил своим глазам. Прямо передо мною сидел сам Ван дер Вар. Человек – легенда. Он уже был четыре раза в зоне, и я никак не ожидал его здесь увидеть в пятый раз. Но он здесь был! Я несказанно обрадовался этой встрече.
Однако Ван дер Вар, строго сверкнув очами, радость мою притушил. Он глянул на меня и спросил негромко.
- Первый раз в зоне?
- Первый, - часто закивал я головой, - но не хочу на этом останавливаться.
- Ишь чего захотел, - засмеялся стоявший по правую руку от Ван дер Вара Том Линк, прибывший в зону уже в третий раз. – Ты хотя бы один раз пройди достойно испытание зоной да не ударь в грязь лицом после. Неудачникам повторный вход сюда закрыт. Не любит зона неудачников.
- И дураков она не любит, - вступил в разговор еще один ветеран по фамилии Гросс.
- Точно! – в один голос подтвердили все ветераны, стоявшие за Ван дер Варом.
- Если хочешь добиться своего, - продолжил речь Гросс, - слушайся нас во всем, уважай наши правила и не высовывайся. Понял?
- Нет, - пожал я плечами. – Почему я не могу показать всего на что способен?
И тут случилось неожиданное. Микульский метнулся ко мне и неожиданно провел два сильных удара в область солнечного сплетения. Я упал. Сразу же несколько ног стали яростно лупить меня по спине и голове. Было больно до крика, и я кричал. Потом мне что-то засунули в рот и побои продолжились.
Когда меня подтащили к стулу, на котором восседал Ван дер Вар, стоять без посторонней помощи я не мог.
- Ты готов соблюдать наши законы? – спросил меня человек, еще несколько минут назад бывший для меня кумиром.
- Готов, - кивнул я головой.
- Хорошо, - потирая ладони промолвил Ван дер Вар. – Ты будешь тайно пить микстуру, которую тебе будет приносить наш человек и каждый понедельник отдавать по десять кубиков своей крови Тошибе. Ваша кровь совпадает по всем показателям, и поэтому Тошиба выбрал именно тебя. Верно Ташиба?
Ехидно улыбаясь своими раскосыми глазами, Тошиба выступил из-за спины Ван дер Вара и нагло подмигнул мне.
- Но, как же …., - хотел уточнить я способ отдачи своей крови, памятуя, что в зоне запрещены даже мысли о каких-либо инъекциях.
Однако договорить мне не позволили, и я опять был бит. Во время этой экзекуции я дал себе слово больше вопросов в зоне не задавать.
Когда я вновь добрался до спального места, спать мне уже не хотелось. Мне было обидно до слез. Вместо ожидаемого триумфа, я обрел судьбу дойной коровы. Я лежал и смотрел на входную арку отряда копьеметателей. А от арки на меня внимательно взирали два каменных изваяния: Пьер де Кубертен, возродивший современное олимпийское движение и Игорь Кузнецов, который сто лет назад предложил систему зоны предолимпийской подготовки. Все современное человечество знало его знаменитую речь на заседании Олимпийского Комитета.
- Светлые идеалы олимпийского движения опорочены всяческими неспортивными уловками, - говорил тогда Кузнецов. - Игры из состязаний тела и духа превратились в борьбу фармакологических концернов, разрабатывающих новейшие средства, многократно повышающие возможности человека. Эти средств теперь столько, что проверка на допинг-контроль стала вообще бессмысленной. Пока разрабатывается один метод контроля, в это время уже появляется еще десяток новых стимулирующих препаратов. И это уже порочный замкнутый круг! Нам надо срочно что-то предпринять!
На этом же заседании Комитета и было принято решение о создании изоляционной зоны, в которой год под строгим наблюдением будут находиться спортсмены, добившиеся права участвовать в Олимпийских играх. И хотя спортивные результаты после введения зоны резко пошли вниз, но мировая общественность вновь поверили в честность спорта. Поверила и опять стала гордиться своими спортсменами.
Было это сто лет назад, а потом результаты стали снова потихоньку подниматься.