Свобода

Геннадий Моисеенко
   А весна в этом году была поздняя. Долго лежал снег между перекошенными избами притулившегося торцом к оживлённой трассе Торчилово. Но снег сошёл и резко потеплело. А как потеплело, так к бабке Аглае поток просителей увеличился. Разный народ приходит, да и просьбы разные. Никому не отказывает бабка, но помощь разная бывает. Иной раз и не поймешь, помогает или подсмеивается. Но в итоге рано или поздно все убеждаются, чтобы ни делала бабка Аглая, всё в пользу идёт.
   Уже косогоры позеленели да деревья листвой обнарядились – как-никак, а к концу мая дело было. Приехала к Бабке на «Мазде» фифа. Хоть и тепло уже было, а всё равно в мехах. Как только не упарилась? Все пальцы в злат-кольцах, да сплошь каменьями сверкают. В ушах по брюлику, мочки до плеч тянут, такие большие. Сама за рулём сидит. По дороге едет, кренделя выписывает – форсит перед другими шофёрами. Машина хоть и не самая дорогая, но всё ж иномарка.
   Бабка Аглая таких за версту чует. Не успела машина тормознуть, как бабка из ворот сама вышла и говорит:
   - Ты, Лизавет Никитишна, машинку-то свою отгони на трассу, да там и припаркуй.
   - Это зачем ещё, - возмутилась просительница, - Тут сохраннее будет. Мало ли кто позарится.
   - Ничего с ней не станет, - отвечает бабка, - Если за машину боишься, то на заправке есть платная стоянка. А здесь газовать нечего, экологию отравлять.
   - От заправки далековато до Вас.
   - Ничего, пройдёшься. Всё равно спешить тебе некуда, да и дело твоё спешки не требует.
   - Я же ещё не сказала, возразила Лиза, - зачем приехала.
   - А мне и не надо говорить, я и сама знаю. Так что гони свою машину отсюда.
   Делать нечего, пришлось подчиниться. Минут через двадцать вернулась Лиза, уже пешком. Калитка приоткрыта – значит, ждут её здесь. Зашла. Пёс рычит, запах-то нездешний, парфюм заграничный.
   Прошла в избу, а бабка Аглая и говорит ей:
   - Я баньку истопила, сходи-ка, попарься, помойся.
   - Это ещё зачем? Я каждый день, если не ванну, так душ принимаю. Я по делу приехала.
   - Твоё дело не скорое, а твои ванны мне ни к чему. От тебя как от парфюмерной фабрики воняет. Не наш это запах. Ты веничком дубовым похлещись как следует, вот то-то благоухание будет, да и кожа задышит. И косметику смой, до завтрашнего дня она тебе не потребуется. Пошли, я тебя проведу, а то моего пса напугаешь.
   В другом конце двора к амбару банька пристроена небольшая, но ладная – по-белому, всё как у людей, по-современному.
   - Пользоваться умеешь? - спросила бабка.
   - Разберусь.
   - Ну, тогда заходи и запирайся. Полотенце на стене висит. Не бойся, чистое.
   Разделась в предбаннике Лиза, эх, красота. Стройна, холёна. По нынешним понятиям ещё молодая, чуть больше тридцати. В бане пологи струганные, в углу камни раскалённые, на камнях бак с горячей водой, а рядом с холодной. Шайки деревянные, воду набирать ковшом надо. Долго парилась Лиза, веничком дубовым по нежной коже, привыкшей не к хлёстким ударам, а к поцелуям. Вышла раскрасневшаяся. Только красоту ничем не испортишь. Что говорить: хороша!
   Вернулась в избу, а бабка Аглая не унимается:
   - Побрякушки свои сними, ни к чему это. Не боись, не пропадут. Ни кому они здесь не нужны. В сумочку спрячь, - Лиза поспешно кольца поснимала, - Ну, а теперь рассказывай, чего тебе не хватает?
   - Да, вроде, как всё у меня есть.
   - Это я вижу. Ещё как вижу.
   Подумав, Лиза продолжила:
   - Вот только мучает меня одна мысль, или, точнее сказать, ощущение одно меня всё время преследует: по сути, я не свободна.
   - А какой свободы ты хотела бы, когда у тебя всё есть, куда хочешь, туда и едешь, не работаешь, всем обеспечена?
   - Так-то оно так, но всё это как бы запрограммировано, и не мной. А мне хотелось, чтобы я могла сама выбирать.
   - Ну-ну, - скептически протянула бабка, - тяжёлый случай. Вот что, ложись спать, я тебе на печке постелила, нам завтра рано вставать.
   - Я думала, Вы мне сразу поможете.
   - Если бы ты думала, то сама бы нашла выход, и не сидела бы здесь у меня. Так что иди спать. Встанем затемно.
   На печке томное тепло и пахнет луговыми травами. Сон накрыл Лизу своим вязким покрывалом. Что есть сон? Дверь в другой мир, всегда непредсказуемый и всегда далёкий от реальности. В этом сне Лиза летела с огромной высоты, как это бывает в детстве, но очень редко у взрослых. И вот в тот момент, когда земля, как неизбежность, стремительно приблизилась, Лиза почувствовала толчок:
   - Просыпайся, нам пора.
   На улице было не холодно, но свежо. В противоположную сторону от трассы есть тропа. По ней и пошли. Через небольшой лесок, потом через луг, а там, в кустах, проход. И вот они уже на обрыве над речкой. А там, над другим берегом, горизонт раскраснелся – тонкая полоска, но яркая. Всё небо ещё чёрное, в звёздах. Справа Венера как светлячок сияет, а Луна за спиной как пятак начищенный – красная и огромная.
   - Садись и смотри, - прошептала Аглая.
   Ветер травы теребит, внизу речушка по камням журчит, а полоса в небе всё больше и больше, и уже в журчание вплелось пенье птиц, и звёзды поблекли и стали исчезать, а край неба с востока стал желтеть и синеть. И вот оно вальяжно вышло на небо. Оно, его Величество Солнце. И ветер стал теплеть, и птичий гомон в лесу усилился.
   - Что чувствуешь? – прервала Лизину задумчивость бабка Аглая.
   - Прекрасно! Давно не видела такой красоты.
   - Вот и хорошо. А теперь пошли назад ко мне.
   Вышли из леса, по деревне бабки с коромыслами идут.
   - Романтика, - выдохнула Лиза, - так бы и осталась здесь. Вот она, свобода.
   В сенях бабка Аглая неожиданно остановилась:
   - Чуть не запамятовала, - спохватилась она, - Вот тебе два ведра и коромысло. Надо воды в баньку наносить. Колодец на другом конце деревни. У бабок спросишь где.
   Подцепила вёдра коромыслом, идёт по деревне, словно лебёдушка плывёт.
   Долго ждала её бабка Аглая, а когда не выдержала, вышла во двор, а там, на крыльце, стояли два полных водой ведра. Но Лизу в Торчилово больше не видели.

01.05.11