Моя стрельба

Евгений Орел
Когда страна отмечала двадцатилетие Великой Победы, мне едва исполнилось четыре года. Безусловно, детское восприятие не дотягивало до понимания важности события. Помню, впечатляло обилие цветов, военных песен, множество дядей (да и тётей) с какими-то круглыми значками, ленточками и звёздами. И, конечно же, праздничный салют. А ещё – запомнилась атмосфера всеобщей и неподдельной радости.

Повсюду звучали слова «победа», «воевал», «орден», «медаль» и другие, мне тогда известные и не очень. Ну а со всеми вопросами я, конечно же, - к папе, маме и бабушке. Благо, отвечали мне всегда охотно. Особенно - отец, для которого военная тема была частью души, притом основной частью. Он показывал мне боевые награды – несколько медалей. Говорил, что представили его и к ордену «Красной Звезды», да вот какая-то тыловая крыса исправила на медаль «За отвагу», будто бы по просьбе замполита-самодура, с которым у отца однажды случился конфликт (увы, не без этого даже на войне).

Но особенно увлечённо папа рассказывал о собственно боевых действиях в составе артиллерийского расчёта на 2-м Украинском фронте. Я был весь, что называется, «глаза и уши». Каждый эпизод прокручивал через воображение, представляя себе всё до мельчайших деталей. Если чего-то в картинке не доставало, просил уточнить. Например, мне казалось не логичным, что в артрасчёте, состоявшем из командира орудия, заряжающего, ящичного и наводчика, не было «стреляющего». Отец пояснил, что наводчик – он же и стреляет.

Иногда я просил отца повторить тот или иной эпизод. Особенно мне нравилась история о том, как им удалось сбить немецкий самолёт, нагло выёживавшийся неподалёку, едва не сбривая крыльями траву да кустарники. Папе не стоило труда пересказать заново, ведь говорил он о том, что сам видел и пережил. Мне же это было только на руку: «картинка» при повторном про-смотре дополнялась всё новыми и новыми деталями, что делало её более полнокровной и реалистичной.

Эти устные мемуары имели неожиданные последствия. Однажды, когда отец забирал меня из садика, к нему подошла очень встревоженная воспитательница:

– Вы знаете, Николай Максимович, по-моему, с вашим сыном что-то неладное.
– ???
– Понимаете, он рассказывает детям, что воевал с фашистами, был заря-жающим, стрелял по танкам и даже сбил самолёт. Причём говорит всё так складно и в таких подробностях, что и не придерёшься. Будто и в самом деле ... Дети слушают его с открытыми ртами! Сегодня он своими историями сорвал тихий час! Откуда у него это?!

Отец успокоил воспитательницу, мол, с ребёнком всё нормально, только вот любит фантазировать, притом на реальной основе. А вечером вся коммуналка по полу каталась над тем, как Женечка делился с подрастающим поколением «воспоминаниями о войне». Соседи просили повторить всё, что я рассказывал доверчивым однокашникам. Я, конечно, понимал, почему всем смешно, однако работа на публику мне понравилась, так что я - абсолютно серьёзно и во всех подробностях - пересказывал истории, услышанные от отца. Многие из них помню до сих пор.

Иногда мне кажется, что война не только оставила неизгладимый след в памяти современников, но и отпечаталась в генах  на многие поколения вперёд. Моего отца уже нет. Многих уже нет… Но память о подвиге народа, передавившего горло фашизму, жива и будет жить. В нас, в наших детях и далее – всегда.


Май 2011
Новая редакция: март 2013
Фото: Из семейного архива. Слева – мой отец. Справа – я сам в 5-летнем возрасте.=)
**************************************