Таёжный перегон. Глава 18. Сушёные комары

Виталий Гадиятов

Вода в лучах вечернего солнца серебрилась на перекатах, а в тени обрывистого берега отдавала чернотой. На поляне тугими изумрудно-зелеными листьями трепетали редкие березки, затерявшиеся среди бескрайнего моря лиственниц, окруживших плотным кольцом. Здесь Дубовик решил остановиться.

Палатку развернули входом к реке. Под коньком крыши через дырки в боковых стенках вставили длинную жердь, которую положили в вырезы, прорубленные в толстой части двух вертикальных стоек, предварительно забитых в землю. Растяжки привязали к высоким, наклонно стоящим кольям. И палатка, как игрушечный домик с гладкой крышей и ровными стенками, сказочно вписалась в окружающую природу. В пустой четырехместке было просторно, но, как только все собрались вместе и вытряхнули  свернутые спальники из чехлов, сразу стало тесно и даже могло показаться, что всем не поместиться.

Палатка уже послужила не на одном таком перегоне. В крыше над печкой зияла квадратная дыра, когда-то вырезанная для жестяной разделки, в которую вставлялась печная труба. Вокруг большой дыры были разбросаны дырки поменьше, обязанные своему появлению уже не рукам человека, а той самой печной трубе, из которой вылетали искры. Сейчас дыра была зашита прямоугольным куском невыгоревшего брезента защитного цвета, перекрывшим и все мелкие, разделка поставлена на место - в боковую стенку, где должна была стоять с самого начала. От большой яркой заплатки, выделявшейся на светлом фоне, палатка приобрела дизайнерский облик.

Развьюченные лошади тихо стояли под седлами. За два дня перегона они устали не меньше людей и, съев овес, пытались дотянуться до любой травинки.
— Досталось им бедным,— сидя у костра, рассуждал Роман. — Вчера всю ночь провели на привязи и сейчас снова выстаиваются, да еще под седлами. Каково им после приволья!

— Ничего с ними не случится, такова их участь, — поглядывая на лошадей, подхватил Дубовик, — вьюки сняты, подпруги приспущены, словом, все по уму. После перехода им надо остыть, а то могут заболеть. Ну а вчера не отпустили только из-за того, что они могли уйти домой. И ушли бы даже стреноженными. Ты же видел, я дал небольшую слабину Тунгусу, хотел, чтобы травой подкормился, так потом еле поймали - по своим следам он попер назад. Также рванули бы и все, а за ночь они могут проскакать о-го-го сколько! С ними надо держать ухо востро. После случая с Тунгусом я бы и сегодня не рискнул их отпустить.

Роману зверски хотелось курить, от этого даже подташнивало и ныло в животе. Он старался забыть о куреве, но не мог. Табачный дух мерещился повсюду. Легкий дымок, вившийся от костра, казался дымом от выкуренной сигареты.
«Затянуться бы разок, а потом хоть трава не расти:  можно бросить навсегда. Если бы не перегон, все было бы иначе…»
Не выдержав, он скрутил самокрутку и набил сухим мхом. С жадностью бывалого курильщика парень затянулся. Во рту будто обожгло кипятком, перехватило дыхание. Он закашлялся, из глаз покатились слезы.

«Мать честная! … это же настоящий горлодер. Такой отравы мне курить еще не приходилось. А что делать? Придется потерпеть. Может, попросить у Дубовика или собрать окурки?»
От этой мысли, как от удара электрическим током,  передернуло.  Роман сжался в тугой комок.
— Нет, просить не буду, — прошептал, скрипя зубами. — Умру, но к Дубовику не подойду. Он же предупреждал, предлагал купить курева, а я отказался, сказал, что брошу. И вот такой печальный результат: только отошли от магазина, а мне уже невтерпёж. Получается, пустая болтовня. Как же после этого я буду выглядеть в его глазах? Нет, раз дал слово, надо держаться».

— Саша, сколько мы прошли? — Зайдя в палатку, услышал он Антона, копавшегося в своем рюкзаке. — Мне кажется прилично.
— Ну да, немало. По карте где-то около сорока, а по факту, думаю, немного больше. Ты же знаешь, в тайге не ходят по прямой. Где-то мы спрямляем, а где-то петляем. Всего же не учтешь.
— А как по графику, нормально?
— Ну, что я могу тебе сказать по первым двум дням? Пока вроде укладываемся, а дальше будет видно. Главное, чтобы наши лошади не сбежали, а то весь график пойдёт насмарку.

Начинать любое новое дело всегда непросто: несмотря на подсказки более опытных товарищей, до чего-то приходится доходить самому, набив не одну шишку. В зависимости от способностей и характера процесс осваивания нового у каждого протекает по-разному и иногда затягивается надолго.
— А что у нас на завтра запланировано? — спросил Роман, только пришедший в себя после выкуренной самокрутки.
— Что на завтра запланировано? — повторил Дубовик. — В общем, я хочу дойти до Алаткита. По расстоянию примерно столько же, сколько прошли сегодня, только заболоченных мест должно быть больше. Какое  там болото, по карте не поймёшь. Так что ничем я вас не порадую, завтра предстоит тяжёлый переход. Сейчас переоденусь и у костра все расскажу.

Чертыхаясь, из палатки вышел Стаc, следом за ним потянулся Роман.
— Ты слышал? — спросил его Стас. — Завтра снова будет такой же переход и опять это проклятое болото. Иллюзорный факт получается — это, значит, опять весь день мы будем на ногах. А когда отдыхать? Да от такой работы можно просто загнуться! А тут еще жрать нечего, и, как назло, у меня болит нога. Ну скажи, куда это годится? По-моему, это настоящее насилие над личностью.

— Ты знал, на что идешь. Так что терпи,  казак, атаманом станешь.
— Ну да бог терпел и нам велел. Смотри, иллюзорный  факт  получается: потерять столько  продуктов и ничего, с Антона как с гуся вода! Просто обалдеть можно!  В условиях, приближенных к боевым действиям, его могли бы поставить к стенке, а тут все сошло с рук. Скажи, может, он нарочно?  Решил, так сказать,  потрепать нам нервы и кровь попортить - вот все крупы и...

— Ты что, в своем уме? — не выдержал Роман.— Что за бред несешь? На Антона  бочку не кати, он не виноват.  И давай к этому не будем больше возвращаться. Ещё раз услышу такую белиберду, накачу по первое число. Понял? Я, может, из-за этой крупы не нахожу себе места, а тут еще ты…

— А мне-то что от этого? — блеснув глазами, зло выругался Стас. — Твоим признанием я сыт не буду. Скажи об этом начальнику, он будет доволен. Похвалит за честное признание и перед строем объявит благодарность. Ты вообще-то Антона не защищай, я сам знаю, кто виноват. На месте Дубовика я заставил бы его вернуться, даже если был бы уверен, что тот ничего не найдет. Зато после этого он знал бы, как надо обращаться с продуктами. А то Дубовик его прикрыл, а мы тут голодай из-за него. Ты же знаешь, что они штатные геологи, поэтому скорифанились еще дома, а мы  с  тобой  сезонники. У нас  никаких  прав, только одни  обязанности. За свои права нам надо бороться сообща. Может, Дубовик хочет посадить нас на овес? Так пусть ест его сам, я к нему не притронусь. Так и знай!

— Ну, ты уж не сгущай так краски, — Роман похлопал его по плечу. — Не расстраивайся, я думаю, все обойдется - с голоду не помрем.
К костру подошел Дубовик. После перехода он быстро привел себя в порядок: вымылся в реке, переоделся в спортивный костюм и теперь выглядел совсем свежим. Глядя на него, никто бы не поверил, что каких-то полчаса назад он так же, как эти ребята, на лицах которых еще лежал отпечаток усталости, провел в дороге целый день. Во время перехода достаётся всем, особенно устают неподготовленные люди, для которых обычный маршрут превращается в неимоверно трудное занятие. Чтобы подбодрить Романа и Стаса, Александр рассказал, как, обливаясь потом, упирался сам, преодолевая заболоченную долину Индигирки.

— Я уже думал перекур устраивать, да негде было сесть - вокруг болото, а потом как-то незаметно пришло второе дыхание. Вот так и проскочил эту марь, а следом, вы знаете сами, пошла гарь. По сравнению с болотом, там настоящий кайф. Я вижу, вы чем-то недовольны? — посмотрев на кислую физиономию Стаса, спросил он ребят. — Устали, или может что-нибудь случилось? Кстати, как вы себя чувствуете?
—  Я вроде нормально,— подвинулся ближе к огню Роман,— к концу дня, правда, ноги стали гудеть и жажда замучила, а так все в полном порядке.

— Ну и слава Богу, — бойко отозвался Александр. — Значит, жить будешь. То, что вы устали, я знаю по себе, но, к сожалению, помочь ничем не могу. Особо отдыхать нам некогда, нужно двигаться вперед. Немного потерпите, скоро втянетесь. Завтра проскочим болото, потом будет полегче.
— А у меня нога болит, — жалобно прохрипел Стас, думая,  стоит ли рассказывать начальнику обо всех проблемах и, главное - напрямую спросить о запасах  продуктов. — В первый день натер, а теперь вот эта болячка выскочила. Как бы чего не случилось. Может, гангрена? Посмотри, пожалуйста.
Он быстро снял сапог и показал рану, а о продуктах решил пока помолчать. Окинув беглым взглядом ногу, Дубовик сразу сделал заключение:

— Никакая это не гангрена, просто нога немного припухла - вот и вся проблема. На ночь присыплем стрептоцидом и забинтуем, а сейчас походи босиком. По сравнению с тем, что было у меня в позапрошлом году - это цветочки. Ногу так разбарабанило, что в сапог не входила. С рабочим я был в недельной выкидушке, то есть налегке ушел из базового лагеря, и вот где-то на третий или четвертый день ни с того, ни с сего на большом пальце выскочил чирей. А все из-за того, что я не придал значения  какому-то небольшому прыщику. Подумал, и не такие болячки привязываются, и все само собой проходит. А зря! Надо было хотя бы йодом смазать. Ну и, значит, утром чувствую, меня морозит. Температура поднялась.

Несмотря на это, я хотел идти дальше. Стал сапог надевать, а он не идет дальше голенища. Куда пойдешь босиком? Пришлось два дня отсиживаться на месте. К счастью, мы там оленя завалил. Вот, считай, на мясо и упали. Отъедались. Это уже в прошлом, а сейчас, ребята, у нас другие проблемы. Перед сном посмотрите упряжь и проверьте все сумы. Если  рваные, зашейте.  Седла  пусть  часок посохнут, лучше   вынести  под  ту  лиственницу, — кивнул он  в  сторону обрывистого  берега, — там  хорошо  продувает.  Рома,  у  Магана висит один  ремень  подпруги,  наверно,  пряжка не держит,  посмотри. Завтра,  как я уже сказал,  переход может оказаться трудней сегодняшнего. По ходу движения сильно  не отставайте,  ну  и смотрите за грузом, особенно это  касается тех, кто идет сзади.

Стреноженных лошадей отпустили, и, почувствовав свободу, те направились обратно по своим следам. Пощипывая траву, они медленно удалялись от стоянки геологов. Первым встревожился Антон:
— Саша, а они не уйдут? Может, подсыплем  овса,  и  пусть  стоят до утра. Так будет надежней.

— Понимаешь, нежелательно вторую  ночь держать их на привязи, — будто извиняясь, сказал тот задумчиво. — Я думаю, дальше большой поляны они не пойдут. Устали. На всякий случай я посмотрю их ночью, если что - подгоню поближе.
Антон подумал, какое же надо иметь чувство ответственности, чтобы после тяжелого дневного перехода пожертвовать своим отдыхом. До слуха долетел разговор  Романа и Стаса, и он прислушался.
 
— Ты какой-то весь опухший и помятый. Что, Стасик, комары закусали?
 — А то не видишь! — живо отмахнулся тот. — Сначала посмотри на себя, по-моему, ты выглядишь не лучше меня. Никакого спасу от них: на стоянке жрут, на переходе достают, даже в палатке не передохнешь. В спальнике жарко, а только высунулся, они всей кучей на тебя. По нужде без дымокура не сходишь. Ну  разве это жизнь!
Комары досаждали круглые сутки, спрятаться от них было невозможно. И с каждым днем воздух все больше наполняется их звенящим писком. Не помогал даже проверенный накомарник. Ходить в нем постоянно было неудобно, а  если сетка накомарника прижималась к лицу или к шее, толку было мало, комары кусали. 
— А ты почаще поливайся мазью, и таких проблем  не будет, — усмехаясь, сказал
Роман. — Бери пример с меня.

Из кармана куртки он вытащил флакон с «дэтой» и встряхнул перед лицом Стаса. Тот резко дернулся и отпрянул назад.
— Да ну ее... Это же яд. У меня только от запаха этой мази начинается аллергия, а если намажусь, еще, чего доброго, кожа потрескается.
Роман демонстративно налил белую жидкость на ладонь и нанес себе на лицо и руки:
— Смотри, вот так надо. Кожа у него, видите ли, потрескается. Ни у кого не трескается, а у тебя вдруг потрескается. Несешь тут мне какую-то галиматью.

Действие мази хватало не больше чем на час, а при физической нагрузке и того меньше, поэтому «дэтой» приходилось мазаться постоянно.
— Ты что думаешь, это мед? —  задетый за живое, вдруг завелся Стас. — Да это же настоящий яд. На бутылочке, кстати, написано, что мазь нельзя применять детям и беременным женщинам. О чем это говорит?
— Но ты же не беременная женщина? Ах, я забыл, ты же изнеженное тепличное растение! На тебя нельзя даже дышать.

— Ну что ты ко мне привязался? — не выдержав, вспылил  Стас, хотевший, чтобы тот быстрее от него отстал. В последнее время Роман стал его донимать, и Стас старался избегать лишних контактов, но в полевых условиях это было невозможно. — Я  и  без твоей  мази  обойдусь, сам знаю, что делаю.
Довольный тем, что удалось завести Стаса, Роман рассмеялся:
— Правильно, Стасик, незачем их травить. Потом ни  одна аптека не примет.
             — А причем тут аптека? — фыркнул парень, подозрительно посмотрев на Романа.
            
Антон, до сих пор не встревавший в перепалку ребят, оживился:
            — Ну как же! Разве ты не знаешь, Стасик, что аптеки покупают сушеных  комаров у населения? Из них делают эффективные лекарства и антикомариную сыворотку для прививок. Примерно так же, как готовят лечебные препараты из разных травок или оленьих пантов. И за сушеных комаров, кстати, платят приличные деньги.

Стас задумался. Возможность, не особо напрягаясь, хорошо заработать его заинтересовала, и, уставившись на Антона, он спросил:
— Правда, что ли, или вы берете меня на понт?
— Ну, конечно, правда. Вон китайцы, например, готовят всевозможные лекарственные препараты из всего, что ползает, бегает и летает. Их бы сюда, так они бы в два счета переловили всех наших комаров. Расправились с ними, как в свое время с воробьями.
— И почем их принимают? — спросил он геолога, с лица которого не сходила
загадочная улыбка.

— Точно я тебе не скажу, но знаю, что очень дорого. Слышал, что за килограмм
сушёных комаров дают кругленькую сумму, запросто можно купить машину.
— Ого, — почесав за ухом, скривился Стас, — это же классно!  Только как их столько собрать? Они же легкие: на килограмм, наверное, надо мешок.
— Да, где-то так, — едва сдерживаясь, чтобы  не рассмеяться, отошел Антон от ребят. Отведя душу, через какое-то время он появился снова.
— Ну что, будешь комаров сушить? — спросил он сходу.

— Не-а, пока подожду, когда их станет больше.
— Ну-ну, смотри, только не прозевай, а то комаров скоро сменит мошка и гнус.
Они намного легче и дешевле, да еще их берут не везде.
Утром, перед уходом, возле костра Дубовик нашел кончик скрученной самокрутки. Помяв в руках, развернул. На ладонь посыпался сухой мох.
«Ну, вот и все курево Рома прикончил. Пора бы и  завязать, ан нет — покуривает втихаря, думает, я не догадаюсь. Но ко мне пока не подходит. Гордый! А курить-то охота, ох, как хочется! Это мне знакомо. Дорога длинная, скоро на мох смотреть не сможет, начнет бычки сшибать…»