Продолжение. Начало смотри:
1. Преданья старины глубокой http://www.proza.ru/2010/09/23/416
Тот год урожай отменный выдался, рожь стояла в рост человеческий, ветром ее не положило, градом не побило. Милостивые Сварог и Макошь богиня приняли нашу жертву. До следующего лета хлебушка хватит, будут деточки сыты и бабы боками гладкие. А оно известно, когда бабы да девки гладкие, во всех местах кругленькие, то и новые дети появятся ладными и здоровыми.
Зимой мы удачно в набег сходили на врагов наших обров, разорили их становища и много рабов привели в наш лесной край. Кочевники обры пасут стада немеренные, никем не считанные, сами харчатся мясом и молоком. Если обры в своих силах уверены, разбоем идут на наши вежи ради обильной добычи, которая сама в руки просится. А мы, люди словенского языка обнажаем меч только для защиты своей земли.
Рабов и избытки зерна решил я на остров Торжок ромеям отвезти. Хлеб первый товар для ромеев, а второй рабы. Для нас славян главные товары соль и железо во всех видах. По воле светлых богов нынче на все статеров хватит.
Сговорился я со своим побратимом Медведко вместе на Торжок путь держать. Пятнадцать лодей нагрузили два наши рода. Правда, на каждой только по десятку гребцов, но вниз по течению тихонько доплывем.
Вода в реке уже спадала и была опасность, что на обратном пути наши ладьи не пройдут по перекатам. Да и родам, опоздавшим на торги, выбирать товары особенно не приходится. Ромеи уже успеют накупить зерна и наш товар пойдет за половину цены. Соль успеют распродать до нашего приезда, а на ее остатки цена взлетит до верхушки кедров.
Каждый род старается прибыть на Торжок пораньше, не спеша осмотреться, прицениться к товару. Узнать почем в этом году железо в крицах, ткани узорчатые и, самое главное, соль. Не родится соль в наших озерах и ручьях. Ромеи собирают ее в соленых морских лагунах, отбиваясь непрерывно от нападения кочевников. Врут, однако, про опасности добычи соли, набивают цену.
И продают ее: один мешок соли за десять мешков ржи или за пятнадцать шкурок собольих. А железо у них идет: одна крица против двух, а то и трех мешков соли. Есть у нас и свое железо, но его всегда не хватает. А рабам цена разная. Иной год против мешка соли идет справная телом девка невестичного возраста. А другой год против того же мешка подавай не меньше четырех мужиков. Родившие бабы и дети идут совсем дешево. Особенно если опоздать на торг.
ТОРЖОК ОСТРОВ
Стрибог милостив, доплыли до Торжка благополучно, выгрузились на острове и предъявили свой товар причальному комесу. Всей продажей заправляет ромей от торга, но и мы присматриваем. Ромей важный, толстый и при нем второй с кнутом. Это чтобы порядок держать. Ромей весь товар переписывает и помечает, какую цену хозяин запрашивает.
У причаленных лодей костры горят, прибывшие словени, чудины, мурома хлебово варят, зовут нас ушицы ихней попробовать. Между ними бродят умельцы, готовые оказать услуги равно и продавцу, и покупателю: выщипать волосы между ляжек у рабыни, кастрировать раба, поставить каленым железом клеймо (на любое место, куда пожелаете!), сделать татуировку или подогнать рабский ошейник.
При любом торге устанавливается священное перемирие. Вольные люди на Торжке оружно ходят, но крестовина меча всегда ремешком к ножнам привязана. Не развязав его клинок из ножен не вынуть. Потому оружие у всех для почета, а не для боя.
Торг рабов общий. Большинство их покупают ромеи и увозят в дальние страны. На Торжке острове ромейское поселение стоит круглый год, но купленных словен, чудинов или карел там не оставляют, чтобы не бежали в родные леса. Некоторых рабынь покупали старейшины из наших племен, какую за мастерство или красоту телесную, а порой выкупали родственницу, захваченную недругами.
Прежде всего, мы заставили рабов в реке искупаться, следы от ударов или розги и на их теле замазали. Иначе, увидит покупатель, что раба били, посчитает его строптивым, цену потребует снизить. Кому охота строптивца покупать. Потом развели товар по местам. На земле лежат длинные бревна с веревками через один шаг, чтобы каждого раба за ногу увязать. Сидят они рядами на бревне, покупателя дожидаются. Веревка пускает три шага сделать: вперед, чтобы покупатель мог товар осмотреть; или назад за бревно - нужду справить. В первые дни рабов мало покупают, только прицениваются, потому сидеть им на привязи несколько дней. Здесь их кормят, здесь они и спят, и нужду справляют.
Все рабы разведены по отдельности. В одном месте мужики, в другом ряду бабы, что мужатыми были. Дальше девки не порченные - за этим дорогим товаром особый присмотр. В конце торжища ряд бревен для детской мелочи, но самая мелюзга до пяти лет продается вместе с матерями в бабьем ряду.
Развели рабов по рядам, и залюбовался я на свой товар. Мужики обры крепкие, не старые, годны в любую работу. Бабы мужатые в самом соку - тело налитое, сиськи, задницы не висят. Такую рабу небогатый ромей всегда купит, чтобы дом в порядке держала, а ночью и под хозяина легла. Конечно, те из них, которые с малышами, дешевле пойдут: это сколько же надо лишний рот кормить, пока ребенок вырастет и в работу станет пригоден. Детных баб ромеи за морем продадут самым бедным своим землякам. Зато девки нетронутые одно загляденье, чисто репочки: титьки и задочки торчат, спины и животы гладкие, волосы чистый лен! Будет выручка, будет на что соли закупить.
Теперь можно нам с побратимом и торг осмотреть. Спросили у многих купцов и везде ответ был один:
- Дорого нынче зерно хлебнее, потому что ближние племена славян войну с обрами начали, разорение большое в их погостах. У некоторых почитай некому сеять было, все походом на становища кочевников ушли. Дают в нынешний год за золотой статер две ладные девки никем не порченые. А мужатые женщины-рабыни идут по четыре за статер. Такие цены сегодня.
На площади рядами стоят прилавки с пряностями, дорогими тканями, вином в амфорах, железом в крицах и в изделиях (ножи, топоры, насадки копий). Дорогой товар соль боится дождя, потому ее хранят в особых лабазах, перед которыми стояли весы - торговля должна идти без обмана!
Нашли мы с побратимом большую лавку. Хозяин купец богатый, торговлю ведет не только обменом на местные товары, но и на золотые монеты - статеры. Двери нет, вход завешен ковром, который по торговому времени откинут в сторону. Перед лавкой стол с россыпь височных колец, стеклянных и каменных бус, золотых и медных браслетов, толстых золотых цепей. Тут же шейные гривны из меди, серебра и золота - это для самых богатых старейшин и походных кнезов. Дорого стоят эти украшения и не заметно, чтобы вокруг них народ толпился.
Растолкали мы прислугу и вошли внутрь, к хозяину. Жилистый горбоносый ромей с ухоженной бородкой недовольно окинул взглядом необычных посетителей - что этим голодранцам здесь надо? Но только узнал, что мы рожь знатную привезли, сразу засуетился. Назвали мы ему цену, скривился ромей:
- Такого количества статеров у меня нет. Заплачу часть, а остальное следующим летом привезу.
- Давай соли, сколько можно.
- Столько соли не наберется, большая часть ее уже распродана.
- Солью, статерами, железом в крицах и в кузнечном инструменте давай. Молотки, зубила, наковальню, пилы на каждом корабле у вас есть. Принимаю на вес по тройной цене железа. Своего не хватает, так займи у других купцов. В Царьграде продашь за тройную цену и с ними рассчитаешься.
Купчина дивится, откуда у дикого словена торговая хватка. Нас не отпускает, боится, что к другому торгашу пойдем. Побежали его помощники по складам, а хозяин нас ублажает:
- Дорогие гости, выпейте вина теплых морей - голос у него стал, как у монаха, что ратует за распятого иудейского бога.
Мигом появилась на столе амфора с вином, но мы пить отказались: может и отравить купчишка.
- Мы пьем только брагу сваренную нашими женами.
- Тогда, может молодую рабыню, нежную телом.
Щелкнул пальцами и из-за занавески позадь купца вышли две девушки. Как это они делали непонятно, но на ходу упали с них покрывала и стоят перед нами две голые не то девочки, не то девушки. В задочках кругленькие, в талии узкие, а грудочки еще совсем маленькие. Накрашенные губы бантиком и высокая прическа - высший уровень соблазна в представлении ромеев.
- Насладитесь ими дорогие гости, пока для вас товар собирают. - Все понятно, надеется обсчитать, пока мы с его рабынями забавляемся.
- Нет, - говорю - у нас для этого дома жены есть.
Хозяин не знает, как угодить нам и, наконец, предлагает еще одно удовольствие.
- Прошу попробовать молодых мальчиков! Кожа у них гладкая и задочки нежные, как у девушек. В ваших племенах такого наслаждения еще не знают.
Опять щелкнул пальцами и вошли в комнату мальчики-кастраты так лет десяти-двеннадцати. У всех мошонки и детские члены коротко отрезаны, на лобках волосы так и не успели вырасти. Потому лобки их очень похожи на девчоночьи. Русые волосы красиво причесаны, кожа гладкая чистая. С ними вышел какой-то мужик, судя по всему, их наставник, и говорит.
- Дорогие гости из местных племен, я обучу вас недоступному ранее для варваров мастерству наслаждаться мальчиками. Только в культурных странах достойные мужи используют мальчиков вместо женщин. Теперь и вы сможете приобщиться к этому великому достижению цивилизованного мира.
Поставил одного раком, задрал свой хитон и всунул член в задницу мальчишки-кастрата. Тот закатил глазки, стал охать, изображая наслаждение:
- Ох, как хорошо! Ох, поглубже, мой господин! Я так люблю тебя!
Тьфу ты, погань! Остальные кастраты повернулись к нам спиной и начали вилять задами.
Мой побратим Медведко кровью наливается, сейчас начнет крушить все вокруг:
- Нам такое делать зазорно. И предки наши, и боги не велят использовать кастратов вместо женщин. Убери их отсюда!!!
А потом начался обмен товаров. Мои сыновья мешки с рожью из лодей в амбар таскают, спин не жалеют. Медведко позвал своих сыновей соль носить, да и железа много получилось. Для себя и Медведко взял я пару золотых толстых цепей. Пропал бы я с этим богатством, если бы не хозяйственный побратим. Он с сыновьями и ладьи готовил, и товар укладывал.
***
Все при деле и мне самому можно погулять по острову, посмотреть что и как.
На торгу рядами сидели на бревнах голые рабы. Одежда каждого лежала у ног, чтобы купивший живой товар мог увести свою новую собственность уже одетой. Ромеи, словени, карелы и опять ромеи, ромеи, ромеи толпились, кричали, спорили о цене. Нужного раба выводили вперед на три шага, вертели, осматривали спереди и сзади, щупали мускулы, заглядывали в зубы.
У женщин и девушек мяли ляжки, зады и титьки, приказывали нагнуться и раздвинуть ноги. Половина девушек стояла в наклон, опершись руками о бревно, пока торгаши всех мастей раздвигали их сокровенное и убеждались в сохранности девичества. Товар выставлен третий день, уставшие рабы и рабыни уже не испытывают стыда. Они ждут только одного - чтобы их быстрее продали и новый хозяин, повелевал ими.
Калита со статерами, что висит на поясе, греет мое сердце. А пояс кожаный у меня знатный – он из хребтины лесного быка тура, которого я САМ ВЗЯЛ стрелой в честном бою. Не у каждого старейшины такой знак доблести есть. А еще этот пояс помогает женщинам при родах. Жены мои берут его с собой в баню, когда им приходит пора рожать.
Шел я по рядам и спокойно наблюдал торговый азарт. Пока не заметил... Среди мужатых женщин-рабынь сидела ОНА! Сидела, плотно сжав ляжки и спрятав лицо в ладонях. И никто не обращал на нее внимания.
Вначале эта женщина показалась мне седой, но белые косы окружали голову с гладким лицом без морщин. Покатые плечи, сильны руки, широкие бедра, полные ляжки и зад. Именно зад, а не гузка, как у выставленных на продажу молодых девушек. Талия не особенно узкая, но под кожей чувствуются тугие мускулы.
Надзиратель, заметив мой интерес, подбежал, истошно закричал, размахивая плеткой, но не удалил (зачем портить вид товара!). Женщина медленно поднялась и оказалась много выше меня. Стояла, уронив бессильно руки, не пытаясь прикрываться ими, и смотрела на меня прозрачными светло голубыми глазами.
- Бери, господин, бери, пока другие не купили! И стоит не дорого, всего десять статеров или пятьдесят мешков ржи. Ах, какой зад, какие ляжки! Она сильная, жирная, с такой женщиной зимой спать не холодно! Она из племени речных рыболовов и плавает, как рыба. Каждое утро будет для тебя нырять в реку и выныривать, как выдра, вот с такой рыбиной в зубах! Ну, ты! Повернись, покажи господину свой красивый зад!
Надзиратель работал за долю от проданного товара и потому старался на совесть, цену завышал в десятки раз. На его беду подошла подвыпившая компания карелов и, из чистого озорства, принялась сбивать цену:
- Зачем тебе такая громадина. Ей корма надо, как для трех баб.
- Волосы совсем белые, она, наверное, седая старуха.
- Какая старуха, ей всего семнадцать лет! - заверещал надзиратель.
- И из племени она поганого, едят всякую дрянь водяную - раков да лягушек.
- И хлеба испечь она не умеет.
- Она сильная! Ее нурманы с великим трудом повязали на озере, двоих мало не утопила, - опять закричал надзиратель.
В подтверждение своих слов он тут же приказал принести мешок соли. По его команде женщина легко подняла мешок на плечо и опять опустила на землю. Я приподнял мешок, даже для меня он был тяжеленек. Явно боги не обидели эту женщину силой.
- Один статер - сказал я и повернулся, как бы собираясь уходить.
- Нет, ты, господин, пощупай ее. Проверь, какая она мягкая. Что из того, что кто-то из их поганого племени уже лишил ее девичества. Ты же не жену-большуху покупаешь, а работницу. Если не умеет печь хлеб, то выпори ее пару раз и быстро научится.
Я взял женщину за плечи - тугие мускулы ходили под слоем жирка. Повернул к себе спиной. Глубокая ложбинка вдоль хребта начиналась от шеи и убегала в складку между половинками зада. Справа и слева на спине проступали пласты мускулов. Хороша! Сложением похожа на Валькирию из саги нурманов. Я ощупал ляжки и, повернув ее передом, осмотрел живот. Очень походило, что женщина еще ни разу не родила.
- Отвечай, раба, как тебя звали в вашем племени - спросил я.
- Сорожка - тихо выдохнула женщина.
Толпа за моей спиной опять развеселилась:
- Вот так сорожка - маленькая рыбка!
- Да, ее наверно зовут щукой.
- Или сомихой. Уха из нее будет наваристая.
И пьяная компания принялась громко обсуждать, какие блюда стоит приготовить и из каких частей ее тела.
- Ясно, для чего он покупает эту гору мяса: на святом празднике ее сварит и накормит весь род.
И тут женщина под моими руками затряслась... Видимо, она поверила, что ее собираются купить для ритуального людоедства на каком-то празднике. В нашем племени такого поганства никогда не было, но приходилось мне о нем слышать. Не знаю, правда ли случалось такое, или все это сказки. Чтобы успокоить, похлопал ее по щекам:
- Отвечай, Сорожка, ты детишек уже рожала?
И опять покорный вздох:
- Не успела...
В нашем племени молодые женщины всегда рожают в первый год замужества. Значит, она была выдана замуж совсем недавно.
- Говори, ты брюхатая?
- Не успела.
Скорее всего, попала в плен вскоре после свадьбы. Где сейчас ее муж? Погиб ли он при нападении врагов или остался жив и тоскует по своей ладе? Ну, это все пустое...
Я щупал ее крупные груди, такие упругие с бледными сосками. Женщина стояла неподвижно, все так же опустив голову и покорная своей злой судьбе. Не плакала, не сопротивлялась. Ведь понимает, что ждет ее жизнь чернавки в доме хозяина, тяжелая грязная.
- Ты, наверное, буйная, что двух нурманов мало-мало не утопила? - продолжал я расспрос.
- Тогда испугалась я сильно, а так мы смиренные, не бедовые, - и опять вздохнула - надо было мне самой утопиться, да забоялась...
За осмотром рабыни я и не заметил, как подошел взъерошенный Медведко. В девичьем ряду покупатели поймали его на обмане - пытался выдать порченную девку за девушку. Обман быстро раскрыли и его мало не побили: кому нужна несозревшая девчонка, да еще помятая под прежним хозяином!
Мне очень хотелось купить Сорожку. Медведко понял это и сразу включился в игру.
- Не покупай ее. Их бабы бестолковые неумехи, а все потому, что нет у рыболовов обычая баб и девок пороть розгами. Чтобы догадливыми были, мужу или хозяину услужить старались. Ты подумай, девку выдают замуж, а жених до того ни разу не видел ее голой!
- Нет, нет! У них баб порют и из покорности не выпускают.
Надзиратель тут же разложил Сорожку на земле и начал проверять, как она переносит порку. От первого же удара розгой Сорожка закричала:
- Ай-я! Мамынька!
Женщина словенка от такого наказания и не поморщилась бы. Надзиратель был вне себя от бешенства, но цену ему пришлось сбросить. Эта женщина не могла быть ходовым товаром - слишком высокая, не бойкая, плохо переносящая боль. По меркам ромеев она годилась только для удовлетворения похоти корабельной команды. В далеких торговых плаваниях ромейские навигаторы обязательно держали на корабле рабыню для похоти, а то и двух. Вот такая судьба ей светила... Мяли бы ее матросы на гребных скамьях по десять жеребцов каждый день. Не на долго ее хватит, а потом измочаленную женщину выбросят за борт, как сломанное весло.
Сорожка держится руками за красные полосы на ягодицах, Медведко срезает с ее лодыжки ременную петлю. А я вручил торговому надзирателю статер в обмен на рабыню, ошейник и ее одежду. Чудная одежда: короткие штаны до середины ляжек, рубаха едва зад прикрывает и еще долгополый плащ из рыбьей кожи.
Возвращаемся на причал. Впереди по торговой площади идет Медведко - поперек себя шире, на шее золотая цепь. Любит мой кровный побратим богатством похвастать. За ним я веду на поводке эту голубоглазую белобрысую дылду. Народ нами не интересуется, тут и не к такому привыкли. Нет уж, ромеи не понимают прелести в этом роскошном теле. Я хочу наслаждаться рабыней Сорожкой со вкусом, не спеша. Сорожка, простая душа, будет служить безропотно, покорно отдаваться господину. Может и правда, стоит посылать ее каждое утро нырять в реку за рыбой? Но, главное, сегодня же подомну ее и воткну свой член-уд до самого пупа! Буду лежать на широком теле, качаться на ее мягких округлостях…
СОРОЖКА - БЫВШАЯ РАБА, ТРЕТЬЯ ЖЕНА
Вы, детки уже большие и я расскажу вам, как стала женой вашего отца. А младшеньким еще рано знать, что их матушка была рабой купленной на торгу, да еще не девушкой, а женщиной из далекого племени. Дома я была уже замужем и любила своего ладу не меньше, чем потом любила вашего отца. Восемнадцать деток родила я вашему отцу. И все сейчас живы. И двойни были и тройня, сама удивляюсь, сколько детишек на свет между моих ляжек выскочило. Ни одна другая жена столько детей ему не принесла.
Месяца не прожили мы с первым мужем, налюбиться не успели, как захватили меня с младшей сестрой во время рыбалки нурманы. Только мы сети поставили, выскочила из засады их ладья и повязали рыбачек... Захватили они нас между делом, по дороге на торг. И, желая своих богов задобрить, на первой же ночевке принесли в жертву мою сестренку. Повесили ее на дереве и радовались, что вОроны слетелись мертвую клевать. А если бы не приняли ее вОроны, то на следующей стоянке меня бы повесили на дереве.
Страшно мне было, все время ждала, что и меня принесут в жертву или сильничать будут. Но спасли боги. А на торгу посадили меня на бревно в бабьем ряду. Сижу голая среди других голых рабынь.
Два дня сижу, а никто меня не покупает. Других женщин понемногу уводить стали, а меня не берут. Очень я высокого роста. Смотритель ругаться стал, грозит плетью отстегать.
- Встань, поверти задом, потряси грудями - кричит.
Но тут ваш будущий отец подошел. Потом говорил, что я ему сразу понравилась. И заплатил за меня вчетверо больше того, что мужатая баба стоила.
Перед этим выпороли меня розгами и кричала я сильно, маму свою звала. В нашем народе ни детей, ни баб никогда не пороли. И в заводе такого не было! Это здесь девушкам каждый год розгами кровь разгоняют. Но вы уже в здешнем обычае выросли. Видела я как ты Краса, и ты Зорька на скамейке задочки поднимаете, когда вас женихи розгами порют. Симпатию им показываете. Да разве это порка. Знаю, сговаривались вы со своими женихами, чтобы они нежно вас пороли, не терзали до крови.
Но буду дальше рассказывать. Дали мне одеться в мою рыболовную одежду, накинули на шею удавку и повели на пристань. Только я все боюсь: когда он покупал меня, другие люди говорили, что эту рабыню на святом празднике сварят и ей всех родовичей накормят. Вот вы смеетесь, а мне было не до смеха. Приводит меня на пристань, там на огне в большом котле вода кипит. Стою и думаю: на куски меня порежут или живой в этот котел затолкают. Страшно это быть рабыней проданной.
Но господин мой, ваш будущий отец, не стал меня убивать. Завел в клеть, уселся на соляные мешки, а меня перед собой поставил. И смотрит на меня. Долго смотрел. Ух страшно было... А потом начал меня щупать во всех местах, как вы, сыночки, на вечерках девушек щупаете. Что тут рассказывать - сами все знаете, не маленькие. Во всякое время, что парень с девушкой, что мужик с бабой, одинаково играю. Какая уж тут тайна.
Щупает он меня, а в углу клети рабыня Елена сидит. Ее хозяин давно у ромеев купил. Она знатной травницей-знахаркой оказалась. Сейчас она постарела, сморщена вся, а тогда и спереди и с заду была кругленькой. Но мне она тощей казалась, как и все словенские женщины. В нашем племени женщины постоянно в холодной воде рыбу ловят. Чтобы не мерзнуть надо хороший жир под кожей иметь. Потому мы со всех сторон полненькие. Сидит Елена отвернувшись, на нас будто не смотрит. И вдруг заговорила:
- Господин мой, ты желаешь, чтобы эта рабыня забрюхатела или ей напиток дать?
Ох, как стыдно мне стало. В нашем роду в слух никогда такого не говорили. И как это можно желать, чтобы женщина праздная ходила, не брюхатела? А у господина глаза смеются и он отвечает:
- Пусть рожает, Она баба здоровая и детки будут хорошие.
А сам начал рубашку с меня снимать. И вот стою перед ним с голыми титями, которые до него только мой первый муж трогал. Вы все по рождению словене и знаете, в ваших родах заголять тити у свободной женщины считается большим срамом. Но я была рабыней и хозяин мог меня всяко заголять. А потом распустил завязки и снял с меня штаны рыболовные. Дома то мы в платьях ходили, а на рыбалку короткие штаны надевали. И стою перед ним опять голая, как на торгу стояла. Взял он меня за кунку и стал пальцем в щелке шевелить. И так мне в животе горячо стало, ноги задрожали и, чувствую, что между ляжек мокро.
Скоро вы, сыночки, женитесь, тогда я вам на ухо шепну, как жену ласкать-дразнить чтобы она ноги лучше раздвигала, сама под вас напрашивалась. Но такое можно только с глаза на глаз рассказывать. И вам, дочки, перед свадьбой расскажу кое-какие тайности.
Стою перед ним голая и не знаю, что дальше будет. Поняла только, что не убьет меня хозяин, а под себя положит. Но так, для баловства мной воспользуется, или постоянной наложницей-подстилкой сделает, не ведала. И в мечтах того не было, что стану законной женой старейшины рода, самого храброго и богатого среди всех словен.
Стал господин - ваш будущий отец - мне живот и ляжки гладить, да так нежно гладит, что и сказать нельзя. Потом расстелил на мешках мой плащ из рыбьей кожи и крепко шлепнул меня:
-Ложись, горемычная.
Быстро легла, но от смущения ляжки крепко сдвинула и мохнатку ладошками прикрыла. А он вроде и не замечает, что я неправильно легла, обутки снимает и раздевается не спеша. Сел около меня голый, член-уд торчит. Руками стал мои тити мять, соски в пальцах катает и смеется:
- Хорошие титьки будут сиськами.
Сам наклонился надо мной и взял губами сосок. Это так приятно, сыночки, когда мужчина женский сосок в рот берет. Я и не успела заметить, как стала спиной выгибаться, ему тити подставлять. Ляжки сама раздвинула, только продолжаю ладонями между ног женское место прикрывать. Думаю: «сейчас он в меня воткнет». Я уже готова была его уд принять и очень хотела угодить хозяину. Потому он доволен остался, а я радовалась, что хозяину на мне хорошо.
Я так подробно рассказываю и потому, что до сих пор приятно вспомнить, как ваш будущий отец в первый раз играл моим телом, как я для него старалась. Всю жизнь тот день помню.
Так и уснула я вечером рядом с моим господином. Во сне обнимала его, грезилось, что это лада мой первый муж рядом лежит. Проснулась до зари и нырнула в реку рыбки для него наловить. Когда они проснулись, я уже рыбу почистила и все потроха рыбьи в воду бросила, как это у нас было принято. Елена рабыня меня похвалила. Потом очень помогала она мне советами. Научила, где господина ласкать, как своим телом играть, чтобы ему удовольствие доставить.
А его старшая жена Пересвета меня по началу невзлюбила. Ее мой хозяин в роду Медведко взял. Когда мы уже перебрались на крутой яр для бережения от набегов обров, она меня высекла розгами. Прямо в доме взяла за ухо и подвела к скамейке:
- Ложись, раба поганая!
Что тут поделаешь, прогневалась хозяйка, жена моего господина. Заголилась я, легла на скамью и начала меня Пересвета прутом сечь! Я к порке непривычная и сразу плакать и кричать стала. Тут господин в дом вошел. Как он поглядел на Пересвету! Никогда больше я его таким сердитым не видала. Пересвета сразу струсила и розгу опустила.
- Ложись вместо нее на скамейку, - сказал.
Пересвета сразу поневу сняла, задрала рубаху до пояса и легла. Да не просто лежит, а высоко зад поднимает. Я тогда в первый раз видела, как женщина под розгами «симпатию» показывает. И стал ее муж розгами пороть и приговаривать:
- Не обижай Сорожку. Она смиренная, безответная…
Беспощадно порол он большуху, свою старшую жену. Ох, и кричала же она! А я поняла, что любит он меня, хотя слов любви за всю жизнь мне не говорил.
Когда я первенца родила - сыночка Окунька - он очень доволен был. Лежу я на полке бани, между ног еще не прибрано, старуха ворожея сыночка пеленает, Елена меня отваром поит. Вошел он в баню, где я рожала, и подарил мне самые дорогие бусы зеленого стекла. Надел на меня бусы, посмотрел сыночка и вышел из бани. Слышу его громкий голос:
- Эй! Принесите матери моего сына, моей третьей жене Сорожке платок головной и поневу - значит, признал нас с сыном, объявил меня своей вольной женой.
Я была так рада, так рада. Не прошло и года, как я ему второго сыночка родила. Очень я под мужем старалась…