Ненависть

Фернанда Манчини
Карина с насмешливым прищуром слушала, как ее оскорбляют. Она, по словам ее незабвенного собеседника, оказывалась одновременно и матерью Терезой, и проституткой, и овцой. Его глаза налились кровью, стали круглыми, как у филина, изо рта откровенно воняло.
«Я не приму эти слова в свой адрес» - выставила она щит перед собой. Но после слов «забирай свои вещи и вышвыривайся» этот щит стал трещать и жалобно позванивать эхом в ушах.

Натянув до предела улыбку, Карина вышла на балкон и дрожащими пальцами прикурила. Каждый раз одно и то же – задержат в институте – расстрел, поедешь к подруге – расстрел, купишь новый лак – «Опять ****ствовать собралась, сука?!».
Вдыхая поглубже сигаретный дым,  Карина спрашивала себя – что это? То ли она заработала себе постыдный диагноз, значащийся где-то в медицинских справочниках как «психическое отклонение», то ли это он родился психом. Очень хотелось верить в последнее. Очень хотелось заплакать. Но она держалась. Пока.

«****ь, закрой за мной дверь! Мы расстаемся!». Карина повела плечом и зажмурилась. Она не трогалась с места, пока в подъезде не раздались удаляющиеся шаги.
Кинулась в прихожую, заперла дверь (чтоб не вздумал возвратиться и застать ее врасплох), она одной рукой кидала в спортивную сумку пижаму, зубную щетку, домашние тапочки… нет, тапочки не надо. У подружки для нее уютно на полочке стояли персональные. Другой рукой она с третьей попытки набрала номер подруги, и отрывистым голосом сообщила, что приедет через двадцать минут. Почему? Объяснит позже.
Натянув куртку на одно плечо, Карина пыталась нащупать ключи в кармашке сумки. Быстрее, быстрее, в спасительное тепло уютной кухни, где заваривают чай с ромашкой и так приятно сидеть всю ночь напролет.

Ключей не было.

Метнувшись в зал, Карина вывалила содержимое сумки на диван. Раскидывая в стороны опять же пижаму, зубную щетку, огрызки карандашей, блокнот, пудру, тушь, она со всей отчетливостью понимала, кто взял ключи, чтобы запереть ее здесь одну, лишив права на передвижение, на свободу, на кислород. Смутно понимая, что драматизирует совершенно зря, Карина набрала семь цифр из ненавистного номера в правильном порядке с первого раза. Дождавшись, когда гудки прекратятся, и, не беспокоясь о том, поднесли ли телефон к уху, она завопила: «Верни ключи, ублюдок!!!».

Как через вату, она слышала, что ключи ей не вернут. Было еще что-то, обидное, горькое, как полынь и едкое, как соляная кислота, но она для собственного благополучия старалась не вникать в смысл таких слов. Раз за разом, ужасаясь себе со стороны, она на все отвечала «верни ключи, верни ключи». Понимая, что разговаривает с человеком неадекватным в плане действий (его долбанных действий) и эмоций (его гребаных эмоций), Карина согласилась вести переговоры, на время (на очень короткое время, пара минут, не более) вывесив белый флаг.

Открыв дверь и видя ухмыляющуюся морду, довольную собой и собственной победой (временной победой!), она прошла в зал и сложила руки на коленях. Щитовая мантра «не приму в свой адрес, не приму  в свой адрес» жалобно пела на все лады. Сосредоточившись на ней, в своем сознании Карина перекодировала все маты на комариный писк. «Как долго  и нудно поют комары». Пальцы, сжатые в кулак, побелели. На виски давило, в ушах стоял звон. Это давление предательски поползло вниз. Из-за нервов (моих долбанных нервов!). Комариный писк пошел на убыль, и Карина все-таки услышала заключительную фразу: «Ни х..я я тебе ключи не отдам, овца еб..ная!». Слюна вылетела из перекошенного рта и одна капелька упала на каринин кулак, отчего по ее телу прошла дрожь.

Она медленно встала. И, четко выговаривая, каждое слово, произнесла: «Значит_не_отдашь?». Не дожидаясь ответа, рука описала дугу, какую делают бабочки, прежде чем сесть на самый душистый цветок. Карина с таким же удовольствием впечатала ее в ненавистное, растерянное, и оттого еще более бесившее лицо. Ощущая, что ее правую руку стиснули с перспективой сломать, левой рукой Карина ухватила стоявшую на столе собаку-копилку, которую она уже полгода собиралась выбросить. Собака отправилась по тому же маршруту – оскорбленная сторона – наглая морда.

«Ты что сделала, ****ь?!» - взорвал и без того натянутые нервы крик.
- Я – ****ь? – неестественно спокойно спросила та, которая никогда в своей жизни не была *****ю, разве что сукой, как вот сейчас. Ретировавшись в прихожую, Карина взяла тяжелый крутящийся стул и подняла его над головой.
-Сууука! – крикнул он, закрывая голову и приседая в надежде, что его не заденет. Задело.

Перешагнув через корчащуюся тушу, Карина вытащила из ее кармана ключи. С омерзением глядя на струйки крови, стекающие с его головы на чисто вымытый ею пол, она сказала: «Уберешь за собой».

Он издал вопль ярости, поднялся, попытался кинуться за ней. Карина спокойно стояла на кухне и сжимала самый большой нож из набора. И так же спокойно сообщила: «Тронешь – убью».

Медленно собрав свои вещи обратно в сумку и при этом захватив ключи и пачку денег из общего бюджета, она вышла на улицу, и там, свернув раза три по узенькой улочке, разрыдалась на низенькой скамейке.