Чавкает под ногами болотная жижа. Иногда фонтан брызг взлетает вверх и точно солнечным дождем с ног до головы окатывает впереди идущего Дубовика. Он чертыхается, ругая споткнувшегося коня, непроизвольно поеживается от закатившихся за шиворот холодных капель и идет дальше, ведя на поводу связку из трёх лошадей. Следом за ним идут другие.
После вчерашнего перехода во всем теле страшная ломота: болят задеревеневшие ноги, не разгибается спина. Состояние такое, будто на плечи положили тяжелый груз, прижимающий к земле, а на ноги повесили гири.
«Это все с непривычки, целую зиму так никто не работал, хорошо ещё в спортзал ходил с Антоном, — успокаивает себя Александр. — Впрочем, вчера прошли намного больше, чем я рассчитывал».
Последние дни перед выходом пролетели незаметно. Накануне первого перехода Дубовик встал раньше всех. На улице ещё было свежо, по поляне стлался сизый туман, плотной завесой закрывший лес. Лучи утреннего солнца дружно пробивались к земле и с каждой минутой все сильнее наполняли воздух теплом. Светлыми тенями вдали виднелись лошади. С вечера они разбрелись по всему аласу и, видно, чувствуя, что будет жаркий день, тихо стояли, низко опустив головы. Постепенно лучи света пробились к земле. Туман рассеялся. Дубовик по-хозяйски обошел стоянку, разжег костер и, пока готовился завтрак, свернул свой спальник. Потом разбудил ребят.
Когда стали собирать лагерь, подошел старик. Следом за ним, часто перебирая лапами, семенил щенок. Был он огненно-рыжий с черным, точно пришитым, носиком, стоячими ушками и белым пятном на шее. Из-за этого передника щенок казался игрушечным, будто только пришедшим из магазина.
— Ну вот, Сашка, мой Шарик, забирай!
Услышав свое имя, щенок беззаботно закрутился под ногами старика. Потом подбежал к большому Шарику и полез к его банке, которую тот старательно вылизывал. Пес, оскалившись, угрожающе зарычал. Щенок в нерешительности остановился. Обиженно посмотрев на большую собаку, снова вернулся к старику.
— Иван Васильевич, так он же еще маленький! Куда нам такой?! Я же тебе говорил, что нам нужен пес побольше. А это что?..
На лице старика все время светилась какая-то загадочная улыбка. Сообразив, о чем говорит Дубовик, он сразу переменился в лице, сгорбился, стал ниже ростом.
— Вай, вай, я думал, мы договорились, — будто оправдываясь, сказал дед. — Это очень хороший собака, я не обманываю. Не совсем он маленький: по собачьим меркам - подросток. А скоро вырастет, будет большой пес. Вот увидишь…
Некоторое время он молчал, по-видимому, обдумывая сложившуюся обстановку. Машинально снял клетчатую кепку и стал нервно постукивать о колено. Порывом налетевшего ветра вмиг растрепало редкие седые волосы.
— Ты не пожалеешь, забирай, пока отдаю, — добавил он без надежды на успех.
Дубовик посмотрел на старика, и в нем будто что-то проснулось: стало его жалко. Перед глазами встала мама. Подумалось, а если с ней кто-то так же будет разговаривать, откажет в незначительной просьбе.
— Ладно, Иван Васильевич, мы берём твоего щенка, — сказал он неожиданно для себя. — Будем надеяться, что он быстро подрастёт. Спасибо.
Будто по команде, ветер стих, вокруг установилась тишина. Старик радостно улыбнулся.
— Хорошо, начальник, сапсем хорошо, он толковый будет пёс. Вот увидишь, ты не пожалеешь, — затараторил старик. Шарик будто понял, что в этот момент решилась его судьба, подошел к Дубовику, стал тереться у его ног. — Сашка, я вам карасики привёз, возьми на дорога, — вытаскивал старик рыбу из рюкзака. — Моя видит, ты продуктов мало взял, а путь не близкий да больно опасный. Медведь рано встал и много набедокурил. Зверь шибко голодный. Один бандит приходил даже в деревня, корова задрал. Когда растерзал, хозяин стрелял, однако промазал. Шустрый такой был, ушёл. А в соседней деревня не досчитался хромой лошадка. Хоть хромой, всё равно жалко - столько мяса пропал. Ещё медведь напугал в тайге мой старый знакомый. Говорит, здоровый был, как слон. Может, Петька обманул маленько, однако ему повезло - вовремя заметил и тихо-тихо так ушёл. Ветер дул от медведь, из-за этого тот не учуял, — пояснил дед. — А так не видать бы больше Петра Петровича, задрал бы зверь.
В душе Александр посмеялся над дедом, пытавшимся, как он считал, напугать, но, чтобы старика не обидеть, сказал как можно мягче:
— Батя, может, возле вашей деревни ходит один и тот же медведь, а вы все всполошились: «Медведей много, берегитесь, чтобы не задрал», — кричите на каждом углу.
— Что ты, что ты! — замахал руками Иван Васильевич, — Василий-медвежатник обманывать не будет. Зачем паника зря поднимать. Про медведь он знает все и, если так сказал, значит надо верить. Особенно медведь много в горах и на Курунг-Юрях, куда ты идёшь. Там всегда он водится. Поэтому будь осторожен, смотри следы. На стоянка лошадка далеко от себя не отпускай. Лучше держи на привязи, корми овсом. У тебя, я вижу, его много.
«Каждый год с медведями встречаюсь, и, слава Богу, всё обходилось, — усмехнулся про себя Дубовик. — И сейчас должно быть все нормально. Прорвёмся!».
— А ещё… — старик на короткое время замолчал, и, не договорив, начал сначала. — Не хочу пугать тебя, Сашка, а то скажешь, Иван Васильевич обманул шибко. Я не для обмана говорю, а чтобы ты не спал в дорога. За всем наблюдай, если что-то подозрительный увидел, осмотрись. Как говорил мой командир, на рожон не лезь.
Так вот, Сашка, из городской тюрьма сбежал настоящий бандит, однако шибко сильно набедокурил. Слышал, много-много людей обидел. Будто в охрана лагеря даже он был. Когда снег ещё лежал, люди его видел в деревня, потом исчез он, сапсем пропал. Куда пошёл, никто сказать не может. В тот же время потерялся два лошадка сопхозный. Дома у один человек стоял в ограде и вдруг пропал. Долго их искали, нет нигде, люди сказал, волк съел, однако следов никто не нашёл. Так не бывает. Если волк на животный напал, на падаль ворон прилетит, медведь придёт, а там никого: ворон не летал, медведь не ходил. Значит, волк не съел. А куда делся, никто не знает, как будто сквозь земля провалился. Я знаю, где тот бандит, — неожиданно заявил старик, и даже как-то оживился. — В тайгу подался. Прошка Винокуров раньше охотился Курунг-Юрях. Там остался его зимовьё. Когда я был молодой, туда тоже ходил на охота, однако не знаю, где Прошкино зимовье. Просил показать, он не захотел. Сказал, что свой резиденция никого не приглашает, потому что его дом - его крепость. Бандит, видать, скрывается в том зимовье.
Был бы где-то рядом, кто-нибудь увидел, а то сапсем исчез. Значит, ушёл с двумя лошадка туда, где не найдут. С ним, Сашка, лучше не встречаться.
— Ну, что же, я приму к сведению, спасибо. — Дубовик протянул ему руку. Тот от неожиданности сначала растерялся, а потом ответил крепким рукопожатием. — Нас вообще-то много, мы сможем за себя постоять.
Старик ничего не ответил, но как-то загадочно усмехнулся. Дубовик это понял так: свой долг я, мол, выполнил - предупредил геологов, теперь моя совесть чиста.
— Сейчас большой вода Курунг-Юрях, — вспомнил вдруг тот. — Надо ждать, когда он упадет. В бурный река не ходи, опасно. Там много людей утонул. А теперь прощай. Желаю лёгкий дорога и живой здоровый вернуться назад.
Он говорил, и казалось, излучает какое-то невидимое тепло, которое согревает и дарит надежду на удачу.
— Благодарю за доброе напутствие и предостережения. Большой воды мы не боимся. В нашу резинку хоть полтонны грузи - не потонет.
«Ребята молодые, а укатались почище моего, — снова вспомнил Дубовик о вчерашнем переходе. — Что ни говори, Костя задал высокий темп, стартанул прямо с места в карьер. В первый день нужно было втянуться, а он так рванул, как бегает за своими дикарями, - вот и результат... А Тунгуса-то, видать, уделали основательно. Я думал, что конь притворяется, а он, бедолага, с самого начала еле ноги волочил. Чуть не упал на переходе. Хорошо, вовремя спохватились и раскидали его вьюк по другим, а то бы скопытился. Потом, думаю, отойдет, но на это надо время. Теперь весь перегон пойдет с лёгкими спальниками. А такая была сильная коняга!.. Как я просмотрел! Ну, мужики! Вас самих надо было выдрать, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнили, как издеваться над животными. Роман, так тот вроде еще ничего, а Стас, точно живодер какой-то. Моё внушение для него как зайцу стоп-сигнал. Смотрит на тебя и улыбается, а что у парня на душе, не поймешь».
Мысли Александра неожиданно переметнулись на другое. Он увидел себя среди цветущих яблонь, низко склонивших усыпанные цветами ветви. На ласковом ветерке они играли розовато-белыми лепестками, и до него доносился тонкий — какой-то родной, ни с чем несравнимый медовый аромат, который брал за живое и волновал душу. Александр жадно вдохнул полной грудью. Подошла мать, обняла за плечи и мягким воркующим голосом стала приговаривать:
— Служи, сынок, честно, как служил твой дед и отец; береги нашу землю, пиши почаще домой...
Отца Сашка почти не помнил. Скончался он от ран, полученных на фронте: не выдержало подорванное сердце солдата. Запомнилось только, как его хоронили да как долго говорили разные люди на его могиле. И еще не забыл он красные подушечки с боевыми наградами, лежавшие возле гроба. На них падали холодные капли дождя, от этого они стали мокрыми и сильнее блестели. Особенно выделялись две Красные Звезды, которые ему нравились больше всех. От холода и сырости хотелось куда-нибудь спрятаться подальше. Он прижался к матери. С другой стороны к ней жались еще двое, постарше. Тяжело им пришлось после смерти отца. Всего не хватало, а работала одна мама. Кормилица приходила домой поздно вечером и от усталости валилась с ног. Как мог, помогал и присматривал за ребятами дед, мамин отец. Дед был строгим воспитателем, и за проказы доставалось всем, но, пожалуй, больше всех - любознательному Сашко, которому до всего было дело. То он подолгу
наблюдал за курами и, изловчившись, ловил какую-нибудь; то гонял соседских гусей или лез к колхозным лошадям. А однажды Саша решил проверить судоходные качества деревянного корыта, из которого кормили свинью. Когда-то давно его вырубил отец деда из крепкого дуба. Корыто было массивным и тяжелым. Сашка его помыл и волоком кое-как дотащил до пруда, в котором плавали гуси. Спустив на воду, быстро оттолкнулся от берега. Корыто оказалось дырявым и, дотянув до середины пруда, стало тонуть. Перепуганный мальчик закричал. Шарахнулись в сторону гуси, с лаем заметалась по берегу собака. На шум выскочил дед и, не раздумывая, бросился в воду. Когда он доплыл до мальчика, тот уже скрылся в мутной воде. Каким-то чудом дед его поймал. После этого выпорол отцовым ремнем и сказал, чтобы к воде больше не подходил. Однако на следующий день сам повел на пруд, и устроил еще одно испытание. Завел мальчишку в воду и, поставив впереди себя, заставил идти. Вначале вода доходила Саше до пояса, груди, горла... На берегу поднялся настоящий переполох, но мальчик этого не видел — молча шел вперед. Когда вода дошла до рта, маленький Саша не проронив ни слова, замахал руками и поддерживаемый дедом поплыл.
Перед глазами Александра снова встали цветущие яблони и тянувшиеся к нему руки матери. Она что-то говорила и звала. Но вот ветер подул сильней, и он потонул в розовато-белом листопаде, закрывшем все, что его окружало. Невольно Дубовик посмотрел по сторонам: вдали стояли чахлые лиственницы, под ногами по-прежнему чавкала вода.
После учебки рядового Дубовика направили в школу сержантов, а через полгода после окончания поставили замкомвзводом. Перед демобилизацией командир роты предлагал остаться на сверхсрочную, но он отказался. Уже тогда Александр мечтал об институте. Еще до армии хотел поступать в сельскохозяйственный, но, хорошо обмозговав, пошел на геологический и, получив диплом, взял направление на Север.
Только вышли из болота, как попали в гарь. Вокруг было тихо, и казалось, что тут никогда не шумел вековой лес, не пели птицы, не жили звери, а всегда было это мертвое царство. Протянув свою связку до продуваемого места, Дубовик остановился.
«Ого, как отстали! Надо будет сказать, чтобы предупреждали, когда останавливаются. Так недолго потерять друг друга».
Неожиданно его связка дернулась, сзади раздался глухой удар.
— Тойон, ты что… балуешься? — матюгнувшись, повернулся он к коню. — Вижу, тебе не нравятся эти вьючные ящики. Что поделаешь, мне тоже в этой жизни кое-что не по душе, но я несу свою ношу. Так что, не дури, раз тебе доверили, значит, работай. Ничего снимать не буду.
«Лучше бы я отдал их Ивану Васильевичу, — мелькнуло в голове, — все равно в эти вьючники ничего хорошего не положишь. Сроду их не брал, а тут бес попутал. И вот результат!»
Перед самым выходом на Тойона загрузили два тяжелых вьючных ящика, которые повесили на прочные крюки вьючного седла. Ящики были сделаны из толстой фанеры, покрашенной темно-зеленой краской. Кажущуюся недоступность им придавали большие навесные замки, болтавшиеся под крышкой и металлические уголки, которыми они были окантованы по краям. От объемного груза здоровенный Тойон стал в два раза толще.
— Хороший сундук, но на вьюк, однако, не пойдет, тропа узкий - весь лес повалишь, — рассматривая вьючный ящик, рассуждал старик. — Его на нарту надо ставить. Отдай лучше мне. Я на охота возьму.
Тойону эти вьючники сразу не пришлись по душе. Ни с того, ни с сего он стал прыгать на месте, высоко подбрасывая зад. Ящики затряслись — все в них загремело и загрохотало, будто слон прошелся по посудной лавке.
— Ты что делаешь?! — подскочил к нему Дубовик, пытаясь схватить коня за повод. Тот шарахнулся в сторону, углом вьючника задел высокую лиственницу. Что-то во вьючнике хрустнуло, потом, как после пронесшегося шторма, все стихло, наступила тишина. Тойон как ни в чем не бывало остановился, невинно поглядывая по сторонам.
— Вот паразит! Ты радиостанцию угробишь. Я ее специально затолкал туда, чтобы не подмокла и не разбилась, а получилось все наоборот. Вот доверь тебе! Нет, дорогой, так дело не пойдёт, плохо тебя воспитали, — разбирался он с лошадью, поправляя съехавший в сторону ящик. — Надо же, ты как бомбовоз, всё берешь на таран. Тебя только в телегу запрягать, а не в связку ставить. Придётся положить радиостанцию в другое место. А куда? — подумал он. — Класть-то некуда. Все хорошо упаковано. Ладно, пока оставлю все как есть, потом что-нибудь придумаю.
Подошли ребята, и тайга наполнилась молодыми голосами.
— Чё, перекуриваем? — бросив своих лошадей, обрадовался Стас. — Давно пора, а то от такой ходьбы загнуться можно. У меня уже отваливаются ноги.
Было видно, что он устал, лицо покрылось каплями пота, на спине виднелось темное пятно.
— Долго тянетесь, — назидательно сказал Дубовик. — Если отстаете, надо предупреждать: кричите или свистите. Мне без разницы, главное, чтобы я знал, что с вами. По возможности надо помогать друг другу, а не стоять сложа руки. Тогда не придется долго ждать.
— Да у меня лошади не идут, — смахнув рукавом пот, заныл Стас, — зверье какое-то! А этот ирод проклятый,— замахнулся он на своего передовика, — совсем оборзел. Я б его пустил на мыло. Ну и конь же мне достался!
Первый переход для всех был трудным. Надо было приспособиться не только к
лошадям, следовало испытать себя в таежных условиях и оценить свои физические возможности. Не каждый мог быстро адаптироваться и втянуться в тяжелую изматывающую работу. Без тренировки даже физически здоровые люди не выдерживали таких нагрузок.
— Давай попробуем его переставить, — сказал Дубовик. — Думаю, хуже не будет. На мой взгляд, он должен пойти лучше
Проходя мимо связки Антона, он увидел, что одна сума разорвана и из дыры
вылезла оранжевая тряпка.
— Это где же тебя так угораздило? Смотри, целый бок выдран. Ёлки-палки, так сума наполовину пустая, — открыв клапан, воскликнул он с удивлением. — Даже седло поехало на одну сторону. Что в ней было?
Вьючная сума была сшита из брезента, её усиливали два ремня, пришитые с обеих сторон. Спереди они закрывали клапан, а сзади на них были закреплены кольца, предназначенные для того, чтобы суму можно было повесить на вьючное седло. Внутри сума была обшита белой тканью, придавшей ей нарядный вид.
— Да кто бы знал, что там было, — пожал плечами Антон. — Их столько раз перетасовывали при завьючивании, что я уже счет потерял.
— Зато я знаю точно: там лежала жратва. Видишь, продуктовый мешок, и по-моему, он тоже рваный. Посмотри, из него даже сейчас сыплется гречка.
Он вытащил оранжевый мешок, тот был почти пуст.
— Антон.., ты что спишь на ходу? — наехал на него Дубовик. — Неужели ничего не слышал? Наверно, не сразу гречка высыпалась? Это же наши продукты, ну как так можно?! Ты же опытный мужик, в прошлом году прошёл такой же перегон. Ну как же так?!
Тот только развёл руками, всё было понятно без слов.
— Рома, ты почему не пересыпал гречку в брезентовый мешок? Я же тебе сказал, что все крупы надо надежно упаковать. Неужели я должен бегать за каждым и контролировать?!
Виновато опустив голову, парень пробубнил:
— Ей богу, я искал. Перерыл всю кучу, но ни одного не нашел.
— А почему у меня не спросил? Мужики, здесь же вам не детский сад. Вы должны отдавать себе отчет в том, что делаете. Теперь мы остались без гречки, а у нас продуктов в обрез. В тайге нет магазинов…
— Когда навели ревизию, в рваной суме не оказалось также риса, который был в похожем мешке. Кроме того, потерялись две буханки хлеба и несколько банок тушенки.
— Давай я вернусь, соберу тушенку и хлеб, — пытаясь искупить свою вину, заметался Антон. — Возьму с собой Шарика...
Дубовик был категоричен. Продукты могли выпасть ещё утром в начале перехода.
Переставив лошадей в связке Стаса, геологи двинулись дальше. Гарь растянулась на много километров. Пожар, по-видимому, прошел не меньше десятка лет назад. Горело так сильно, что огонь полностью уничтожил весь подлесок, прошелся по кронам высоких лиственниц, на корню загубив вековые деревья, которые простояли бы еще десятки лет.
Пожар в тайге - страшное стихийное бедствие. Со скоростью в несколько десятков километров в час красная пелена огня с треском и ревом мчится по вершинам деревьев. Над горящей тайгой поднимается плотное облако черного дыма, удушливая копоть закрывает полнеба. Среди ясного дня сквозь дымовую завесу едва проглядывает неестественно бледное солнце. Едкий дым выгоняет всё живое из своих убежищ, и обезумевшие от страха звери и птицы несутся навстречу своей смерти.
Снизу, откуда пришли геологи, пожар остановило болото и конус выноса бокового ручья. Крупные валуны и галька с песком образовали высокий холм, далеко врезавшийся в долину. По гари идти стало легче, почвенный слой и кочки с растительностью выгорели дотла, кое-где обнажились камни. Ноги не проваливались в болотистой почве, зато, обходя поваленные стволы, приходилось петлять. Безжизненные деревья от времени покосились, а многие, не выдержав нагрузки, упали на землю. Обнажились ощетинившиеся, как щупальца спрута, корни. Ведя длинные связки тяжело навьюченных лошадей, перегонщики то и дело брались за топоры и прорубали путь в буреломе. Сплошные завалы приходилось обходить, иногда сильно забирая в сторону и отклоняясь от маршрута. Среди мертвого хаоса кое-где зеленела трава, густо рос иван-чай, и местами пробивалась молодая поросль. Жизнь брала свое.
Снизу доверху Дубовик был выпачкан древесным углем, белели только зубы. Такими же чумазыми были остальные. Но ни бурелом, ни таежные ручьи и речки, ни крутые сопки не могли остановить геологов, и они упорно шли вперёд.
На голой ветке, в стороне от проходившего каравана, стучал большой черный дятел, в разные стороны летели щепки. Издалека он походил на ворона, и только красная голова выдавала в нем дятла.
— Какой красавец! — непроизвольно вырвалось у Романа. — Я такого ещё не видел.
— Это желна, довольно редкая птица, — пояснил Дубовик. — Таких надо еще поискать. В этих местах в основном обитают серые дятлы, которых мы видели повсюду.
Чёрный дятел иногда отрывался от своего занятия и, не то от полной удовлетворенности, не то кого-то подзывая, громко кричал «пи-пи-пи-и». Потом перебирался выше по стволу, и стук раздавался с новой силой. Вдруг, будто чего-то испугавшись, дятел по-вороньи закричал и, сорвавшись, полетел. Залаяв на весь горельник, за ним бросился Шарик.