Будь моим солнцем

Марина Пайол
Эта лысина надоела мне еще на первой остановке. А это было почти час назад. Теперь я была почти в бешенстве. Она сверкала бликами прямо у меня перед глазами так, что даже взгляд оторвать было некуда. А куда? Надо было с мамой и бабушкой ехать на поезде, но ведь нет, мне одной хотелось побыть. Подумать. О чем?
Еду теперь в междугороднем автобусе к светлому будущему – чьему-то, но точно не моему, а передо мной все эти бесконечные нудные часы сверкала аккуратненькая лысина впереди сидящего дядьки. И в окно не попялишься – сижу у прохода, заваленного пассажирским барахлом, а сосед спит, уткнувшись носом и довольно упитанными щечками прямо в окно, закрывая весь обзор. Можно, конечно, вперед смотреть, но там мельтешит эта ненавистная мне лысина. Ну что за люди? Даже на лысину шапку не надевают. Вот принц Уильям носит головной убор, так мало кто подозревает о его раннем облысении. А этому дядьке уже лет под сорок. Пора начинать стесняться!
 - Фу-у, - выдохнула я и с размаху откинулась на спинку сиденья. Сразу же заболел затылок после столкновения с твердым поручнем. Зачем они здесь?
И вообще, зачем я еду куда-то? Что мне дома не сидится? Что хорошего в этой Москве? Ехать долго, с пересадками. Лучше в Казань через Нижний пилить, чем на автобусе до Москвы!
Весь гнев вдруг куда-то исчез. Еду я к отцу, которому до нас с мамой не было никакого дела. Целых двадцать четыре года моей жизни от него не было ни словечка, ни новости, а мама и бабушка кормили меня «завтраками» о его приезде. «Не расстраивайся, он приедет завтра. А сегодня на твой день рождения мы пойдем в кафе». «Милая, папа помнит о тебе. Он тебя любит». И еще много чего говорили мне мама и бабушка, но вот только в четырнадцать я перестала им верить. Наверно, они сами себе не очень-то верили, поэтому я просто перестала спрашивать об отце. Как будто так и надо. Как будто его у меня никогда и не было. Последнее, во всяком случае, было практически правдой – я никогда не видела отца, хотя мама уверяла меня, что он видел меня, когда мне было два с половиной месяца.  И что мне с этого?
Автобус тряхнуло так сильно, что щекастый упал прямо на меня.
 - Поосторожнее, - фыркнула я, а парень что-то пробурчал в ответ и вернулся к облюбованному окну.
Мы остановились, и пассажиры вышли-вошли, принеся с собой еще больше огромных челночных сумок. Понятно, все едут в столицу со своим товаром, а обратно поедут со столичными шмотками. И что только они везут, чего нет в Москве?
Ответ нашелся быстро: рядом со мной тормознулась тетёшка с небольшой сумкой, содержимое которой вывалилось рядом со мной.
 - Бэ-э, - вырвалось у меня, и я попыталась вжаться в упитанного соседа. Рыбные копчености и икра в стеклянных банках вывалились прямо на пол и даже на мои кроссовки. Хорошо хоть я сумку наверх забросила, многие об этом даже не задумались, побоявшись пыли. Я же боялась за вещи больше, чем за свой старый рюкзак. – И откуда вы такие… деликатесы прёте?
 - Поговори тут еще, малявка, - прогнусавила тётка, без всяких церемоний ставя сумку мне на колени. Рыбный запах едва не заставил меня выплюнуть содержимое желудка на тётку. Хорошо хоть я утром съела всего ничего. – Помогла бы лучше, - женщина неторопливо собирала свой товар, не заботясь о том, что некоторые хвосты рыб были перепачканы в грязи. Вот и ешь потом всякую гадость. Лучше самой пруд вырыть да мальков купить, чем немалые деньги за песок отдавать.
 - Девушка, садитесь сюда!
Я не сразу поняла, что «лысина», повернувшись в мою сторону, предлагала занять освободившееся место у окна. Я ухватилась за возможность и через секунду, забросив рюкзак на новое место, уютно устроилась у окошка. Сразу почувствовала себя самой удачливой в мире и даже долгие часы в набитом автобусе уже не казались пыткой. И окно теперь было в моем распоряжении, и лысина не будет маячить перед глазами, и вообще мир показался ярким и прекрасным, несмотря на духоту в автобусе и моросящий дождь из бледно-серых туч за окном. Счастье в мелочах. Так говорит моя мудрая бабуля, когда я жалуюсь на свою жизнь. Она еще мне говорит, что я слишком цинично отношусь к жизни и не могу найти свое солнце.
 - Что такое это солнце?
 - Раскаленный шар, центр солнечной системы, - отозвалась «лысина», точнее мой лысоватый сосед.
Я вздрогнула от неожиданности, потому что сама не заметила, что говорю вслух. С неловкой улыбкой я поблагодарила его за информацию.
 - Спасибо.
 - Не за что, - улыбнулся мужчина в ответ, и я вдруг поняла, что он довольно молодой и приятный, а улыбка была доброй и… мягкой. – Вы далеко едете?
 - Да, до конечной. В Москву, - зачем-то уточнила я, хотя и так всем было известно, что автобус едет до столицы.
 - К родственникам в гости?
Улыбка с моего лица исчезла как-то сама собой.
 - Почти, - откровенничать не хотелось. – А вы куда едете?
 - Тоже в Москву. Все мы туда едем.
 - В гости?
 - Нет, - он как-то вдруг погрустнел. – К дочке.
 - Давно не виделись?
 - Давно, - он тоже не был готов к искреннему разговору.
Я откинулась на спинку сиденья и посмотрела в окно. Ничего там не видела, а все равно смотрела. А перед глазами фотографии мелькали. Мои. Маленькая я, в школе. Рядом мама или бабушка, или обе вместе. Подружки. Вот первый раз на дискотеку пошла. Вернулись тогда с Катькой поздно, за полночь. Мама моя по району бегала, искала меня и громко плакала, потому что меня все не было. А я с подружками и друзьями просто в парке гуляла ночью, на луну смотрела. И совсем не думала о том, что кто-то обо мне волнуется. А пришла домой, так мама накричала и капли сердечные пошла пить. Но бабулька моя из стального военного материала сделана. Так меня отстегала тонким кожаным ремешком от своего выходного платья, что даже рубец на память остался. Еще она тогда мне сказала, что я от рук отбилась, потому что думаю, что раз отца нет, то и наказать меня некому. И права была. Вот только порка ремешком все расставила на свои места. Отца не было, а твердая рука, иногда намного жестче отцовской, была, да еще какая. И я была рада этому.
А потом вспомнилось, как на речку с девчонками ходили и на старой шине качались прямо над водой. Тогда еще Вовка меня в воду столкнул, а когда я тонуть начала – вытащил. И поцеловал. Хотел дыхание искусственное сделать, как на уроке ОБЖ рассказывали, а получилось, что поцеловал. Потом покраснел так, как будто в школу в шортах пришел дырявых, а дырка в самом пикантном месте. И трусы его белые с маленькими сердечками видны. Я ему в шутку на 23 февраля подарила, а он носил. Сама видела, когда на всех парах в кабинет медсестры заскочила, а ему там прививку в мягкое место делали. Как он покраснел тогда! А уж от поцелуя вообще зарделся.
У меня вырвался смешок, и сосед тут же повернулся в мою сторону.
 - Что там смешного увидели? Корову?
Я рассмеялась.
 - Вы действительно думаете, что меня вид коровы может рассмешить?
Он улыбнулся и сделал смешную рожицу.
 - Нет, не думаю.
 - Тогда зачем спрашиваете?
 - Скучно, - пожал он плечами. – А вы, мне кажется, можете быть интересным собеседником.
 - Вообще-то мама учила меня не разговаривать с незнакомцами, - чопорно произнесла я, а мужчина понимающе кивнул.
 - Правильно учила, молодец.
 - Знаю. Так что делать будем?
 - Ну, вы ведь уже не маленькая. Можете отличить хорошего человека от плохого. Так что решать вам.
Он говорил верные слова. И решать нужно было именно мне.
 - Вы правы, мне уже не три года, - согласилась я.
 - Лет двадцать?
 - Почти четверть века, - ответила я.
 - А мне почти полвека, - отозвался он.
 - Неплохо сохранились, - вырвалось у меня привычное, а он удивленно посмотрел на меня. – Извините. Меня бабушка часто ругает за то, что я говорю, а потом думаю. Иногда вообще только говорю. Нет у меня привычки думать.
Сосед улыбнулся.
 - Вы все о маме и бабушке говорите. Интересно, чему вас отец учит?
 - Не знаю, - пожала я плечами и вновь повернулась к окну. – Зачем вам?
 - Да я сам недавно дочь нашел. Вот и хочу узнать – что такое быть отцом. У меня ведь никакого опыта.
 - Почему?
 - Что – почему опыта нет?
 - Нет, - помотала я головой. – Почему недавно дочь нашли?
Мужчина тяжко вздохнул, даже как-то со стоном что ли.
 - Жизнь развела.
 - А сколько ей?
 - Да почти как вам, лет двадцать пять. Даже точно не знаю, - он усмехнулся как-то очень грустно. – Я на Север тогда работать подался, а жена моя дома ждала. И в один из моих приездом мы и создали нашу девочку, вот только я все время был в разъездах, видел малышку только однажды. А потом перестройка в путч вылилась, - он прикрыл глаза широкой ладонью, сжимая переносицу. Слезы сдерживал, что ли? Потом откинулся на спинку сиденья и устремил свой взгляд мимо меня, в окно. Вспоминал. – Мы ведь на Украине жили, на границе с РСФСР. Там теща на каком-то предприятии закрытом работала. Вот только Украина отделилась, а предприятие осталось, получается, за границей. Тещу же перевели в НИИ куда-то в Подмосковье. Мне жена сначала писала, но и у нас на Севере заработки с этой разрухой заметно сократились. Денег долго выслать не мог в помощь, скитался то там то сям. Заработать пытался, когда даже работать было сложно. В Москве как-то случайно оказался, с челноками за товаром в Турцию даже пару раз съездил, вот только не получилось из меня бизнесмена, - он криво усмехнулся. – И жену потерял. Писал на старый адрес, а оттуда приходило только известие, что они выбыли. Старался через паспортный стол и справочные разные найти, но в стране была неразбериха, а уж там – и подавно. Искал их, искал лет пять. По городам ездил. Ведь дочка у меня росла. Как она без меня? Потом случай занес меня на юг. Нефть, сталелитейные заводы. В общем, подался я сталеварщиком, так и работаю до сих на заводе. А дочь только недавно нашел. И вот теперь думаю: что же будет дальше? Примет ли она меня.
 - У вас другая семья?
Он покачал головой.
 - Нет. Были женщины, конечно. Многие очень достойные и замуж стремились. Вот только для меня одна моя жена существовала. Не монахом, к сожалению, жизнь прожил. Но в сердце одна только она и была. И деньги особо не тратил. Квартиру купил небольшую, машину. Зарабатываю я очень неплохо по нынешним меркам. Да по всегдашним меркам. Уже не простой рабочий, бригадир, почти начальник, - я улыбнулась его грустным глазам. – А все денежки лишние на книжку откладываю. На имя дочки вклад открыл, думаю, пригодятся ей. Вот только вдруг не примет? Вдруг обижена на меня? Как тогда? С женой вчера впервые за долгие годы разговаривал по телефону. Так она меня простила, - он тяжко вздохнул. – Как голос ее услышал – будто и не было этих двадцати пяти лет. Как вчера расстались. Все такой же нежный и звонкий, как у девчонки молоденькой голосок, - он улыбнулся, и теперь в его глазах светилась нежность.
Надо признаться, в моей голове промелькнула сумасшедшая мысль о том, что именно ко мне на встречу едет этот дядя. И моим отцом является. Даже гнев к горлу подступил, а потом… жалость. Но с мамой вчера он разговаривать никак не мог, потому что в «Жди меня» сказали, что эфир будет завтра. Значит, завтра и звонить будут. А будет ли у меня такой отец?
Я скосила глаза на мужчину. Невысокий, крепенький, ухоженный. Рубашка и брюки отглажены, пиджак сидит как влитой, ботинки начищены. Может, его дочь встречать на автовокзал придет, вот он и вырядился. А так ходит, как бомжарик, да еще неплохо закладывает. Я пригляделась повнимательнее: ни мешков под глазами, ни красных глаз, ни помятости. Мужчина был подтянут и бодр, а весь его вид и манера держаться говорили об интеллигентности и строгой дисциплине. Достойный дядька.
Я перевела взгляд на свои помятые джинсы, оторвавшийся клапан накладного кармана, маленькое пятнышко на футболке, расположившееся прямо на животе – копченая рыбка тётки-торговки оставила на память, а я и не заметила, – запылившиеся кроссовки. Вид у меня был как раз как у воображаемой мной бомжихи. Неухоженная девица с циничным взглядом на жизнь. Вот кто я такая, а только и делаю, что других осуждаю. Закомплексованная и во всех смыслах ущербная особа. Вот так-то.
 - Да, грустная история, - наконец отозвалась я, потому что сосед внимательно смотрел на меня, ожидая какой-нибудь реакции. – Но вы очень достойный человек, так что она поймет. Должна понять.
 - Откуда вы знаете, что я достойный?
 - Вы же сами меня учили, что я уже взрослая и должна разбираться в людях. Вот я и пытаюсь.
 - Дочь свою ничему не научил, так хоть вас.
Я улыбнулась и показала на свой не очень приличный вид.
 - Наверно, не о такой дочери вы мечтали.
Теперь уже мужчина окинул меня внимательным взглядом.
 - Знаете, - и его голос обещал откровение, с которым он сам не ожидал столкнуться, - вы чем-то неуловимо напоминаете мне себя самого в молодости. Свободная и своенравная.
 - Я такое произвожу впечатление? – удивилась я. – То-то от меня все шарахаются.
 - У вас взгляд какой-то усталый от жизни. Как у меня в зеркале. Вы сильно разочарованы, что-то у вас не так в ваши юные годы, и это не дает вам жить… счастливо.
Я онемела от такой проницательности. Раньше считала, что такая наблюдательность доступна только мне.
 - Вы правы. Во всем правы. И я вдруг поняла, что настала пора меняться. Идти дальше и быть счастливой. Быть добрее к людям, потому что они не должны отвечать за мои личные разочарования и боль. За это я не имею права ненавидеть людей, потому что они ни в чем передо мной не виноваты. Хотя нет, в чем-то и виноваты, но только не в моих собственных комплексах.
 - У такой молодой и красивой девушки не должно быть комплексов. Вы должны просто наслаждаться жизнью и стараться делать как можно больше мелких ошибок, чтобы потом сделать все как нужно уже в больших масштабах, на всю жизнь.
 - Да, точно, - протянула я.
 - О чем вы подумали сейчас, если не секрет?
Я помолчала немного, но потом решила, что было бы неверным промолчать, когда этот человек неосознанно помог мне разобраться в себе самой.
 - Я раньше думала, что мне для жизни не нужна семья. Что, когда придет время, я просто рожу ребенка и буду воспитывать его сама, как моя мама – меня. И вдруг поняла, что тем самым обреку своего еще только планируемого и такого далекого ребенка на уже пережитые мной разочарования и боль. Не думала, что я могу быть такой жестокой и мстительной, осознанно обрекая будущего малыша пройти мой путь безотцовщины. Нечестно и плохо с моей стороны.
Я отвернулась, чтобы скрыть слезы. И вдруг тяжелая мужская рука сначала осторожно, а потом все решительнее привлекла меня к себе, и я оказалась в крепких объятиях незнакомого мне человека, который вдруг стал родным.
 - Не плачь, девочка, все пройдет. Найди свое солнце.
Я усмехнулась сквозь слезы.
 - Моя бабушка тоже так говорит. Никогда не понимала этого выражения.
 - Я думал, что это мое… ноу-хау, - мужчина усмехнулся мне в макушку. – Считал, что сам это придумал.
 - Нет, моя бабушка часто мне говорит так, когда я расстроена или грущу. «Найди свое солнце» и еще «ищи счастье в мелочах».
 - Мудрая у тебя бабушка.
 - А что значит эта фраза про солнце? – я отодвинулась немного, чтобы видеть глаза мужчины.
Он прерывисто вздохнул, явно взволнованный чем-то глубоко личным.
 - Найди свое солнце. Я сказал так своей дочурке, когда видел ее единственный раз. Думал, что я буду для нее этим солнцем, что вся ее жизнь будет освещена моей любовью. Хотел защищать ее, обогревать и лелеять. Вот только все вышло наоборот, - он тяжело вздохнул и задумался на мгновение, а затем робко улыбнулся. – Я бы очень хотел, чтобы моя дочка была похожа на вас.
Я ответила улыбкой и замолчала. Итак мы наговорили слишком много друг другу. Так и ехали молча, каждый думая о своем и вспоминания наш недавний разговор, до самой Москвы. Когда автобус остановился, я хотела быстро проскользнуть и скрыться в неизвестности, списав все эти разговоры на «эффект попутчика» и забыть о них. Но сосед, имени которого я так и не узнала, успел схватить меня за руку и с улыбкой втиснул в руку свою визитку. Я криво улыбнулась и все-таки затерялась в толпе.

Мама нервно поправила бантик на своей блузке, а затем разгладила складку уже на моей юбке. Она нервничала, а я нет. Мне вдруг вспомнился мужчина из автобуса, визитку которого я, так и не посмотрев, засунула в свой дневник. Пусть она будет напоминанием о том, что даже оступившиеся отцы оказываются на самом деле обделенными жизнью хорошими людьми. Мне было немного непривычно сидеть в просторном павильоне, где снимался очередной выпуск программы «Жди меня», но я не боялась встретить человека, который был моим отцом. Сначала надо выслушать, а уже потом судить о человеке. Надо менять эту дурацкую привычку навешивать ярлыки на людей, не зная их самих. Мои оценки часто были неверными из-за моих личных комплексов и циничных убеждений. А ведь в мире много любви и доброты, просто зачастую мы не имеем возможности все это проявить и показать.
Когда закончился ролик с показом заявки двухгодичной давности, где мама рассказывала нашу историю, Маша Шукшина подошла к нам.
 - Ирина Владимировна, как вы знаете, для вас есть новости.
Мама судорожно вздохнула, а бабушка крепко сжала мою ладонь. Она боялась моей реакции на столь давно ненавидимого отца. Зря. Мое сердце было открыто, хотя детские обиды никуда не делись. Но как заметил мужчина из автобуса, я уже взрослая. Мне и вести себя надо по-взрослому: пора привыкать думать, а потом говорить и действовать.
На экране вновь стали показывать пленку, теперь уже о моем отце. Я смотрела как-то сквозь свои мысли и мечты, поэтому все было мутным и расплывчатым. И только когда интеллигентный Игорь Кваша объявил о том, что Владимир Романович Краев приехал на программу, поняла, что так и не увидела отца.
Мама встала, потащив меня за собой как на буксире, а бабушка толкала меня сзади. Бурлаки на Волге с тормозным звеном в виде меня. А из-за кулис нам навстречу выходил невысокий мужчина в идеально отглаженном темном костюме и до блеска начищенных ботинках. И поблескивающий лысиной на круглой голове.
Я почувствовала, как кровь отлила от моего лица. Мы встретились взглядом, и я увидела понимание в его глазах. Он как будто ожидал увидеть меня, а я так и не поняла этого.
Мама и бабушка обнимали отца, как будто и не было всех этих лет ожидания. И он был искренне рад этой встрече, а в его глазах стояли слезы. Они были вместе, а я так и не знала, как подойду к отцу. Как подойду к отцу, а не незнакомцу из автобуса. Отец все решил за меня, пододвинувшись с мамой и бабушкой прямо ко мне и заключив в объятия. Знакомые объятия. Он также крепко обнимал меня там, в автобусе. Как родную дочь.
 - Дочка, - прошептал он, а слезы потекли из моих глаз, и я уткнулась в его шею, пахнувшую хорошим одеколоном и им самим. Папой.
 - Будь моим солнцем, - прошептала я. – Пожалуйста.
И объятия стали еще крепче. Он все понял, ведь он меня этому и научил.