Философия жизни
Б.О. Митяшин Жизнь и философия. - СПб, 2011
Один из эпиграфов, которые автор предпосылает своей книге, звучит, прямо скажем, несколько неожиданно: «Всем известно, что наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут». Эти слова будто бы принадлежат Петру I, и далее они поясняются следующим образом: «Петр I называл главной причиной гибели Византии е; религиозную отрешенность от земных задач.(…) Поэтому свою страну он взнуздал на земные цели, дабы спасти от участи Византии».
Таким образом, одно из самых существенных качеств русской национальной идеи автор видит именно в преодолении «византизма», что, конечно, коренным образом отличает его концепцию, скажем, от К. Леонтьева («Византизм, Россия и славянство»), В.Соловьева, В.Розанова, да и многих других мыслителей, обращавшихся к теме русской идеи., а тем более самого создателя этого термина Ф. М. Достоевского. Хорошо это или плохо? Не будем спешить с ответом.
Мы начали эту рецензию с небольшого вступления, посвященного проблеме национального вопроса, каким он представляется Б. Митяшину. Собственно говоря, с этой темы книга начинается, именно ею пронизана насквозь, хотя ею и не исчерпывается. По своей структуре «Жизнь и философия» состоит из одноименной автобиографической повести и нескольких очерков как автобиографического, так и философско-теоретического плана. Однако построена она так, что теория и практика, «жизнь и судьба» оказываются слитыми нераздельно, и одно определяет другое.
Здесь надо сделать небольшое отступление. Сам Б. Митяшин – бывший видный диссидент, для кого борьба за права человека в тоже бывшем Советском Союзе стала во многом, если не во всем, определяющим смыслом его жизни. В предисловии к повести он пишет: «Это неполитическая документальная история моих лагерей и тюрем с мая 1984 года по декабрь 1988-го. Так вышло, что преимущественно она содержит вневременную нравственную проблематику. Тема любви и дружбы, верности и предательства, в полноте решенная две тысячи лет назад, вновь и вновь ставится жизнью. Прекратят существование социальные болезни, но экстремальные ситуации, проверяющие человека, не исчезнут никогда».
Читатель, конечно, вправе усомниться, что социальные болезни когда-нибудь исчезнут, но то, что именно экстремальные ситуации проверяют человека на прочность, очевидно. Дважды попадал Б. Митяшин в тюрьму за свои убеждения, причем, последний раз - на четыре с половиной года (был осужден на пять, но перестройка помогла освободиться чуть раньше).
Что и говорить, лагерная тема в нашей литературе уже с конца 80-х годов прошлого века заняла одно из ведущих мест: стали классическими книги А. Солженицына, В. Шаламова, Е. Гинзбург, В. Гроссмана и многие другие. Но они были посвящены совсем другой эпохе. О тюрьмах и лагерях позднесоветского периода и позже написано совсем немного. Здесь Б. Митяшина можно сравнить разве что с Э. Лимоновым, тоже пострадавшим за свои убеждения, хотя и чуть позже. Причем, им обоим вменяли в вину создание подпольных организаций, хотя на деле речь шла об идейн о-политическом противостоянии режиму. Наша власть никогда не могла терпеть оппозиции, потому что сама всегда чувствовала себя очень и очень неуверенно, потому что ощущала себя нелегитимной, испытывая своего рода комплекс неполноценности.
В одном из писем, отправленных из колонии, Б.Митяшин признается: «Для настоящего пророка, художника, ученого Истина важнее личной Победы. Смотри, как великолепно сказал современный советский писатель (письмо датировано декабрем 1986 г. – Г.М.) Фазиль Искандер: «Победа – истина негодяя»! Т.е., если у человека высшая ценность – победа, то для нее оказываются все способы хороши, в том числе безнравственные». И это не просто слова. Это жизненная позиция автора.
В повести множество интересных бытовых зарисовок, ярких портретов людей, с которыми сталкивался автор и на воле и в зоне, начиная от своих соратников по борьбе, неважно, в положительном или отрицательном смысле, (В. Репин. И. Макаров. А. Марченко и др.) до следственных работников КГБ и тюремного начальства. Описываются и методы работы «органов», и пути сопротивления «зэков», всего не перечислишь, да и не надо. Читатель увидит сам. Важно подчеркнуть одно – именно в заключении у автора формируются его своеобразные философские взгляды, охватывающие космологические проблемы, нравственные вопросы и национальное мироощущение. Этой тематике посвящены остальные статьи и очерки, вошедшие в книгу, о чём стоит поговорить особо, не ограничиваясь общими замечаниями.
Мы начали эти заметки с национального вопроса, каким он предстает на первых же страницах книги. Но есть в ней и серьезная философская статья «Гипотеза структуры нашей Вселенной», предназначавшаяся автором для журнала «Вопросы философии», где она была, однако, отклонена, хотя и не без некоторых колебаний. Что и говорить, концепция автора весьма спорная. Его ключевая мысль такова: «Возникновение и развитие нашей Вселенной я рассматриваю как путь от Хаоса – через случайность или неслучайность конструктивных начальных условий – к поэтапному структурированию материи с появлением и качественным возрастанием свободы ее порядка».
Понятие «структурирование» наводит на мысль о философии истории немецкого мыслителя О. Шпанна, который рассматривал ход истории как последовательную реализацию скрытых внутренних возможностей и их постоянное реструктурирование. Однако это имя в книге не упоминается. Впрочем, О. Шпанн убежден во внутренней трагичности мировой истории, поскольку все, что имеет начало, имеет и конец, а у Б.Митяшина все обстоит прямо противоположным образом. По его мнению, живые организмы, раз образовавшись, начинают формировать для себя подходящую среду и тем самым совершенствуются. Новые биологические виды образуют новую среду – и процесс совершенствования идет дальше, причем уровень свободы действия постоянно возрастает. А на человека возлагается миссия стать сотворцом Бога и спасти Вселенную от хаоса: «миссия изменения ее физического энтропийного, гибельного сценария развития! Таков стратегический смысл истории».
Выглядит это, конечно, заманчиво, но невольно возникает вопрос: не слишком ли такая концепция напоминает нам марксистско-ленинское учение о переходе из царства необходимости в царство свободы в грядущем коммунистическом обществе? Не получается ли так, что автор, как говорится, с чем боролся, на то и напоролся? Тут еще интересно, что такой план «спасения» Вселенной Б.Митяшин связывает с христианством, как бы забывая о проблеме конца света и Страшного Суда.
Более подробно, на уровне конкретики современной жизни, эти мысли излагаются автором в интересном очерке «Антисемитская» история». Эта «история» началась для автора с того, что всемирно известное общество «Международная амнистия» отказало ему в помощи для получения нового жилья после освобождения из тюрьмы, когда он был «помилован» горбачевским режимом. Причина этого отказа состояла в том, что в одном из его выступлений усмотрели некие «антисемитские» намеки, а именно: непризнание того факта, что массовый выезд евреев из СССР в начале 90-х годов был вызван будто бы их массовым «преследованием». Дальше – больше. О сионистской идеологии руководители «Международной амнистии» решили помалкивать, но автор задумался о еврейском вопросе, как бы спросив сам себя: если бы я был евреем, отказали бы мне в такой небольшой просьбе, как написать в самый разгар перестройки ходатайство на бланке этой самой организации? Ответ выглядел очевидным.
Автор снова обратился в «Международную амнистию» с письмом, в котором резюмировал свой опыт следующим образом: «Не называя прямо, я подводил, что, не будучи антисемитом, - именно как порядочный и уважающий себя человек,- я отрицаю чье-либо право на двойные стандарты и поэтому – антииудаист. И что это не какая-то моя индивидуальная особенность, а здоровая, объективная реакция для любого свободного и независимого «гоя». В противном случае человек или инфантилен или холуй». Ответа, разумеется, не последовало.
Дальше Б. Митяшин подробно останавливается на анализе небезызвестного еврейского трактата «Шульхан Арух», о котором, впрочем, в нашей прессе немало писали. При добросовестном и объективном разговоре на эту тему нельзя обойти и знаменитый труд А.И. Солженицына «Двести лет вместе»,- о нем тоже в книге сказано немало.
Общий вывод автора ясен: «С самого начала они (евреи – Г.М.) лишь только для себя а, значит, ложно истолковывали истинного Бога. И ложным – только для себя – было их действительное предвосхищение из своей среды общечеловеческого Мессии, Которого они – в соответствии с расистским учением – не узнали, отвергли и убили. «Своего» антихриста, конечно, не дождутся, ибо ложно учение. Ибо богоизбранным можно быть только на творческое совершенство, а не на паразитаризм и господство».
С точки зрения правоверного христианина, а тем более, православного, это выглядит вполне убедительно, Однако можно задать автору и некоторые вопросы, исходящие как бы от лица сомневающегося: например, а откуда известно, что еврейский Иегова и некий «общечеловеческий» бог – это одно и то же? Автор здесь, как и во многих других местах, полагается больше на эмоциональное восприятие, чем на точный философский анализ. Впрочем, эта черта творческой манеры автора неотделима от его личности и во многом усиливает впечатление от книги.
А она эаканчивается ироническим эссе о состоянии современной культуры «На приеме у врача», в котором одна из героинь – Ксения Анатольевна (Собчак? – Г.М.) признается, что в данный момент ведутся «научные» исследования, цель которых поражает. А именно: можно ли объясняться с помощью двух слов, одно из которых состоит из трех букв, а другое – из пяти. Русскому читателю вполне понятно, что это за слова, и оказывается, что вполне можно, и группа «ученых» доказала это с успехом. Здесь пародийную манеру автора можно вполне сравнить с творчеством А. Проханова. Поистине, «что-то с памятью моей стало»,- как пишет Б. Митяшин. Да и с нашей памятью тоже что-то не то. Подумаем об этом вместе с автором книги.
На фотографии Б.О. Митяшин первый справа