Кочегар
1.
Отдел кадров напоминал проходной двор. Кучка мальчишек, сидя на подоконниках, с интересом наблюдала эту суету. Какой-то человек с закушенной сигаретой отбивался от наседавшей на него толпы, устало огрызаясь:
-Да, подождите вы. Мне сначала с этими пэтэушниками разобраться надо.
На улице Санька вытащил из кармана маленькую бумажку и под напечатанным крупными буквами словом «НАПРАВЛЕНИЕ», ещё раз прочитал название судна, куда был только что распределён. Хотя ему сто раз объяснили всё подробно, он категорически ничего не понял.
-Какие заморочки, командир?-
остановился перед ним проходивший мимо мужчина в рабочей куртке.
-Вот,-
он протянул бумажку. Тот посмотрел и с улыбкой вернул:
-Там, у угольного причала твой линкор стоит.
Санька подхватил сумку и зашагал в указанном направлении.
Угольный оказался нагромождением полусгнивших брёвен. Из-за осыпающихся куч угля показались мачты маленького пароходика.
По пустому судну ходить пришлось долго, пока в одной из кают отыскались хоть какие-то признаки жизни. С верхней койки свесилась заспанная ушастая голова:
-Ты кто?
-Вот,-
показал Санька направление. Голова заморгала глазами:
-К нам кочегаром? Будешь со мной вахту стоять.
С койки свесились босые ноги:
-Я на этой коробке прокочегарил три месяца, а теперь меня машинистом назначили. Меня Юркой зовут. Наши все в городе. Вернутся, начнём пары разводить. Скоро в озеро пойдём.
-В какое озеро?-
не понял Санька.
-Салага. Тут одно озеро. Ладожское.
Санька обиделся, но стерпел.
Открылась дверь, и в каюту вошёл низенький толстяк в шляпе.
-Так. Спишь по-чёрному. А вахту кто за тебя стоять будет?-
набросился он на Юрку.
-А чего её стоять, если котлы погашены?-
как-то неуверенно попытался оправдаться тот.
-Смотри у меня!-
погрозил пальцем толстяк и вышел.
-Это кто?-
спросил Санька.
-Старший механик. Дед, ты ещё с этим сорокотом хлебнёшь,-
Юрка спрыгнул с койки.
-Бросай своё барахло. Слышишь, затопали. Пойдём в кают-компанию. Сейчас начнётся,-
вздохнул он, натягивая ботинки.
В кают-компании было полно людей. Дед громко жаловался сидящему за столом человеку с жёлтым лицом:
-Представляешь! Захожу я в каюту и, что вижу? На чёрных простынях лежат чёрные кочегары.
-Я – не кочегар,-
вдруг сразу завёлся Юрка.
-А я не лежал,-
неожиданно для самого себя присоединился к нему Санька.
-Старпом,-
повернулся человек с жёлтым лицом к сидевшему рядом:
-Проведи-ка ты с этими мореманами инструктаж по технике безопасности, да займи чем-нибудь. Не до них сейчас.
-Через пять минут зайдёте ко мне,-
поднялся тот.
-Этот за столом – наш капитан. Мастер. Вообще-то мужик неплохой, когда у него язва в желудке не болит. А длинный – старпом. Он карьеру делает. Сам в капитаны лезет,-
поучал Юрка, когда они шли по коридору.
Инструктаж вылился в какую-то тягомотину, из которой Санька ничего не понял. В заключение, старпом, которому всё это самому видно было в тягость, послал их красить иллюминаторы в прачечной. Санька никак не мог отыскать эту самую прачечную, пока откуда-то не вынырнул Юрка с банкой белой краски и кисточкой:
-Это здесь. Три люмика. Враз вымажем.
Санька ошарашено смотрел, как его товарищ жирным слоем краски замазывал стёкла иллюминаторов.
-Слушай. Я думаю, надо красить ободки. Ведь на окнах рамы красят, а не стёкла? Ничего же не видно будет,-
попытался завладеть он кисточкой.
-Ты что? Очень умный? Сказано красить иллюминаторы. А думает пусть старпом. У него голова широкая,-
обозлился Юрка. Санька возражать больше не решился.
Закончили работу они к вечеру. Вернувшись с ужина, болтали в каюте. Юрка с видом знатока рассказывал, что их буксирный пароход ледокольного типа построен во время войны, и на баке даже есть станина от пушки. А теперь он таскает лихтеры по Ладожскому озеру со всяким барахлом.
Вдруг из прачечной раздался рёв, после чего всё вокруг задрожало от истерических криков старпома. Он, брызгая во все стороны слюной и расталкивая выскочивших в коридор людей, пытался отыскать кого-то блуждающими глазами, непрерывно повторяя, что с этими студентами он даже фанеру на пилораме не стал бы пилить.
-А что такое – пилорама, и, причём тут фанера?-
спросил Санька, порезав палец лезвием от безопасной бритвы, которым скоблил стекло иллюминатора в прачечной.
-Не знаю. Наверное, он в детстве плотником мечтал стать,-
ответил Юрка, ожесточённо оттирая другой иллюминатор. Спать они легли поздно.
2.
Утро нагрянуло разнообразием незнакомых звуков. Палуба гудела от чего-то огромного и могучего, шевелящегося под ней. Переборки мелко дрожали.
-Ну и здоров ты дрыхнуть,-
в дверях появилась ушастая юркина голова:
-Вставай. На завтрак опоздаем. Сегодня субботник будет. До обеда всей командой вкалываем на верху. Последний день стоянки, а наш плотник ничего лучшего не придумал.
Так они, не сговариваясь, после этой ночи стали называть между собой старпома.
Люди, радуясь последнему летнему деньку, с увлечением копошились повсюду. Перекидываясь шутками, они дружно приводили в порядок свой пароход. Стоянка изрядно надоела. Всем хотелось в рейс.
Успокоившийся после вчерашнего старпом с притворной строгостью посмотрел на Саньку:
-Иди сюда, маляр! Мы с тобой самое важное будем делать.
Они свесили на тросах за борт две сколоченные доски. Старпом терпеливо объяснил, что это называется беседкой. Потом он затянул на себе широкий пояс и протяну Саньке пристёгнутый к нему конец:
-Будешь страховать.
Санька смотрел, как тот, устроившись на беседке и высунув от усердия язык, макая кисточку в висевшую на верёвочке баночку с краской, подрисовывает название судна. Минуты тянулись медленно. От ласкающих лицо солнечных лучей разморило и хотелось спать. На чёрной обшивке корпуса одна за другой появлялись ровные яркие буквы.
На палубе появился капитан. Он, поглаживая рукой бок и морщась, ходил между работающими людьми, о чём-то разговаривая с ними, пытаясь улыбнуться.
-А ты чем занимаешься?-
подошёл он.
-Верёвку держу,-
показал руку Санька.
-Бросай чепухой заниматься. Идём. Я тебе работу дам.
Санька разжал пальцы, собираясь шагнуть за ним. Но тут, конец змеёй взвился вверх, раздался испуганный крик и глухой всплеск. Все, находившиеся поблизости, бросились к борту. В воде, барахтаясь в разводах краски, плавал старпом. Отплёвываясь, он выкрикивал такое, от чего оторопевшие моряки не сразу смогли поспешить к нему на помощь.
Вечером в каюте Юрка с круглыми от восхищения глазами пытался по памяти записать услышанное. Но это оказалось невозможно. Друзья единодушно решили, что старпом – всё-таки настоящий моряк, и обидное прозвище плотник ему не подходит. Они долго спорили, как его лучше прозвать. Парашютистом или водолазом. Но, так ничего и не решив, улеглись спать.
3.
Стояночная неразбериха сменилась размеренностью ходовых вахт. Судно наконец-то вышло в озеро. Впервые оказавшись в машинном отделении, Санька обалдел от грохота множества двигающихся механизмов. Второй механик, которого в команде все так и называли – Второй, хлопнул его по плечу:
-Ну что, террорист? Давай делом займёмся.
Санька с удивлением обнаружил, что никакого угля на пароходе нет. Форсунки вливали в огромные ревущие пасти трех топок распылённые струи мазута. Его работа заключалась в том, чтобы, поворачивая вентили, регулировать давление распыла.
Время и заботы Второго, этого неторопливого человека с сильными натруженными руками, делали своё дело. Уже через пару недель, управившись с котлами, он, как обычно, шёл помогать Юрке.
4.
Однажды Санька, регулируя давление, нечаянно перекрутил вентиль. Средняя топка захлебнулась и погасла, сильно задымив. Растерявшись, он выскочил в машинное отделение.
-Топка скисла! Где Второй?-
заорал он на ухо протиравшему механизмы Юрке.
-Надо быстро, а то зальёт. Я знаю как. Факелом надо. Смотри за телеграфом,-
закричал тот, убегая. Санька вцепился в ручку машинного телеграфа. Через минуту Юрка с пылающим в руке факелом промчался мимо и исчез в дверном проёме котельной.
По входному трапу не спеша, спустился Второй, подошёл и поправил ручку телеграфа.
…От грохота взрыва заложило уши. Дверь котельного отделения распахнулась, выбросив серое облако дыма.
-Там Юрка!-
закричал Санька, показывая рукой.
-Я здесь. Чего разорался?-
послышался голос за спиной. Второй и Санька медленно обернулись. Юрка тяжело дышал, размазывая кулаком сажу по вспотевшему лицу. Второй, ничего не говоря, внимательно посмотрел на него и пошёл в котельное отделение. Ребята юркнули за ним.
Три ярко горевшие топки оглушительно ревели. Сквозь насыщенный копотью воздух сверху пробивался луч света от распахнутого настежь аварийного лаза. Второй долго смотрел на открытый люк, потом перевёл взгляд на Юрку, потёл ладонью лоб и вышел. Ребята выбрались за ним и задраили за собой дверь.
-Ты как?-
начал, было, Санька. Юрка зашмыгал носом:
-Чего как? Она, как пыхнет! Я по скобам вылез через аварийный лаз на палубу, оббежал надстройку, через тамбур, по трапу и к вам.
-А факел где?
-Не знаю. По дороге потерял, наверное…
Второй сидел на ящике с ветошью, всё ещё потирая лоб ладонью.
5.
Жизнь, как раз и интересна тем, что не стоит на месте. Трудяга-буксир, таская гружёные лихтеры, утюжил Ладогу вдоль и поперёк. Будничность переходов изредка прерывалась хлопотами стоянок. Саньку покорила строгая красота северной природы. Угрюмое безмолвие скалистых островов, нарушаемое лишь шумом качающихся на ветру сосен. Могучее дыхание суровой волны.
Случай со злополучной топкой, за которую по Юркиным словам, они получили по самые гланды, понемногу забылся. Только иногда кто-нибудь из команды подшучивал над ребятами.
Усталый пароход отдыхал после очередного рейса. Топки горели на самую малую мощность, лишь поддерживая давление. Санька, проверив ставшие теперь послушными ему котлы, выбрался в машинное отделение, где царила непривычная тишина. Прислонившись щекой к огромной пустой бочке из-под солидола, мирно посапывал во сне Юрка. Санька подобрал выпавший из его рук кусок ветоши и стал протирать двигатель, мурлыкая себе под нос недавно услышанную по радио новую песенку. Он увлёкся работой, не замечая времени, когда вдруг увидел, что рядом с Юркой стоит старший механик. Предупредить друга он уже не мог, и ему ничего не оставалось, как просто наблюдать, чем всё это закончится.
Остолбеневший дед, возмущённый такой наглостью, долго смотрел на спящего вахтенного машиниста. Вдруг, лицо его исказила какая-то мстительная гримаса. Он нагнулся, поднял с палубы пудовую кувалду, прозванную на пароходе машкой, и стал тихонечко подкрадываться к Юрке. Подойдя поближе, он размахнулся и со всей силы бахнул кувалдой по пустой бочке.
От резкого звука, похожего на пушечный выстрел, у Саньки побежали мурашки по спине. Юрка подпрыгнул, словно кенгуру, вцепился в деда и, разинув рот до невероятности, заорал так, что грохот бочки по сравнению с его криком показался тихим щелчком электрического выключателя. Дед, испугавшись, отшатнулся, выронив кувалду, и, сделав квадратные глаза, заверещал тонким пронзительным визгом, напоминающим вой противотуманной сирены. Теперь уже Юрка завопил не от грохота кувалды, а от жуткой физиономии старшего механика и его визга.
Санька обалдело смотрел на всё это, не зная, что предпринять. Не известно, сколько бы они так орали, но первым не выдержал механик. Он осел, схватившись за сердце, повернулся и медленно побрёл к выходу. Долго поднимался по трапу и тихо прикрыл за собою дверь.
После вахты Санька в каюте сходил с ума, ожидая друга, которого вызвали на ковёр к капитану. Юрка вернулся злой. Его оттопыренные уши были фиолетовыми от обиды.
-Представляешь, мастер говорит, что я деду здоровье подорвал,-
сходу плюхнулся он на койку.
-А дед чего?
-Съел весь валидол в аптечке, а теперь закрылся в каюте и не отзывается.
6.
Тем временем штормовая осень, сменившая ласковое лето, уступила место ранней зиме. По озеру начали разгуливать белые ледяные поля. Навигация подходила к концу. Притащив в одну из северных бухт последний в этом году лихтер, буксир застрял там. Уже неделю, как всё побережье окутал плотный туман. Морозы, особенно по ночам, усиливались, сковывая прочным панцирем поверхность воды.
-Давно должны быть на базе. Ещё несколько дней и закиснем здесь до весны,-
делились друг с другом моряки, поглядывая на быстро растущие торосы. Зимовать вдали от дома никому не хотелось. Беспокойство в команде нарастало.
Наконец, дождавшись, когда порывистый ветер разорвал пелену тумана, буксир развёл пары и стал выбираться из бухты по узкому проливу.
-Давление держи максимальное,-
наставлял заступившего на вахту Саньку Второй. Юрка неотрывно смотрел на стрелки машинных телеграфов, чётко отрабатывая команды из рубки. Топки ревели на полную мощность. Тяжёлые паровые машины ухали, наполняя корабль, возвращающийся из последнего в этом году рейса, силой.
Вдруг, судно резко качнуло. Переборки мелко завибрировали. Указатели телеграфов часто запрыгали около отметки «самый полный ход». Замигали красные лампочки авральной сигнализации. По поручням трапа быстро съезжали вниз и разбегались по своим местам свободные от вахты кочегары и машинисты.
-Затёрло льдами! Торосы с левого борта уже на палубу полезли! На камни поволокло!-
кричал на ухо Второму только что появившийся третий механик. От увеличивающегося крена палуба стала уходить из-под ног. Санька, работающий у первой топки, закреплённой за ним по авральному расписанию, чувствовал, как судно, напрягаясь всем своим огромным телом, бьётся не в силах справиться со стихией. Метавшиеся у последней отметки указатели машинных телеграфов настойчиво требовали ещё больше оборотов.
Второй наклонился к вентилю предохранительного клапана и, побледнев, вопросительно повернулся к старшему механику. Тот вытер пот со лба, судорожно сглотнул и махнул рукой. Второй сорвал пломбу и быстро закрутил вентиль до упора. Стрелки манометров, мелко задрожав, поползли вверх, пока не упёрлись в ограничители. Дышать стало трудно.
Санька, стоя на коленях, со всей силы навалился на рычаг подачи пара на двигатели, когда ощутил на своей щеке жаркое дыхание и услышал за спиной голос деда:
Спокойно сынок. Не торопись. Потихонечку.
Они вместе плавно повернули рычаг, и всё вокруг загрохотало ещё громче.
Машинная команда несла усиленную, авральную вахту. Люди, работая в самых глубинах чрева корабля, выполняли приказы тех, кто находился сейчас наверху, даже не зная, что там происходит. Да и не положено им было это знать. Понимали все, что наверху может быть ещё труднее, а судно на всех одно и опасность на всех одна.
Пароход вздрогнул и резко выпрямился. Сильно закачало. Телеграфы отработали реверс. Все бросились выполнять команду. Второй уже отвинчивал предохранительные клапана. Санька, установив на котле нормальное давление, выбрался в машинное отделение. Между двумя оглушительно ухающими двигателями на ящике с ветошью сидел и курил дед. Прежде в машине этого никто не позволял себе делать. Санька подошёл к нему и показал глазами наверх. Тот кивнул, затянувшись сигаретой. Трап показался нескончаемо длинным. В тамбуре грелись промёрзшие матросы.
-Ну, как?-
повернулись все к нему.
-Нормально,-
неожиданно спокойно для самого себя отмахнулся Санька и вышел на палубу.
Морозный воздух обжёг лёгкие. Солнце, подводя итог короткому зимнему дню, клонилось к закату, раскрашивая всё вокруг причудливыми цветами. Пароход, взбираясь на крутую ладожскую волну, обрушивался мощным корпусом на огромные белые поля, разбрасываясь во все стороны ослепительно сверкающими ледяными брызгами.
-Здорово!-
появился рядом Юрка.
-Да! Красиво,-
Санька дышал полной грудью.
-Скоро будем на базе. Ты чего делать собираешься, когда домой вернёмся.
-Я в мореходку пойду. Завтра у деда характеристику попрошу.
-Вместе поступать будем.
Друзья ещё долго стояли на палубе, любуясь закатом.
7.
Капитан линейного ледокола Александр Васильевич Лужин уже битый час спорил с начальником отдела кадров.
-Да пойми же ты, Юрий Константинович, нам завтра в рейс, а у меня команда неполная. У меня дизель-электроход. Мне специалисты нужны, а ты каких-то петэушников предлагаешь,-
горячился он.
-Они уже не петэушники, а дипломированные специалисты,-
не уступал тот.
-Специалисты,-
передразнил его Лужин и открыл дверь.
-Вот вы. Идите-ка сюда,-
позвал он двух пареньков, сидящих на подоконнике в коридоре. Те вскочили на ноги и вошли в кабинет.
-Как вас зовут, ребята?-
обратился к ним Юрий Константинович.
-Меня, Санькой,-
первым заговорил тот, что был поменьше ростом.
-Александром,-
поправился он.
-А меня Юрием,-
представился второй.
Начальник отдела кадров медленно надел очки, заправив дужки за оттопыренные уши, и внимательно посмотрел на ребят. Потом перевёл взгляд на капитана. Лужин задумчиво улыбался.