Костя Казанцев.
Я вымылся, меня накормили, одели в футболку Нинкиного отчима и уложили спать в гостиной. Ни в какой гостиной я, конечно же, не спал, думаю, Антонина Александровна принесла туда постель чисто символически, ради приличия!
Всю ночь мы шептались, ласкали друг друга и целовались, как безумные. Если мы и засыпали на какое-то время, то вскидывались, перепуганные, через каждые десять минут, и таращили глаза, боясь, что счастье последних часов нам только приснилось!
Утром нас не разбудили, потому что мы вырубились, наконец-то, и продрыхли в обнимку до 12 часов дня!
Нинка потянулась меня поцеловать и отпрянула:
- Фу, от тебя несёт, как от закоренелого алкоголика! Иди сейчас же мыться и чистить зубы!
Но, всё-таки, не удержалась и исчмокала мне всё лицо и шею!
Было неловко выходить в коридор при её маме в трусах, но что было делать! Вежливая Антонина Александровна не показывалась из кухни, пока я не оделся.
Мы пошли завтракать рука об руку. У меня всё пело и дрожало внутри от счастья!
Поели, и Нинина мама куда-то ушла, а мы так и пробарахтались на диване, восполняя потерянное счастье.
Было три часа. Мы позвонили ребятам и позвали их к себе.
- Ну, тебя убить мало, придурок! – вместо приветствия начал было Ванька, - Ты позвонить не мог и сказать, что не придёшь ночевать…
Он запнулся, увидев моё разбитое лицо. Все уставились на меня, а мне даже не улыбнуться было широко – губа опять могла закровоточить.
- Нин, очень надеюсь, что это ты его отходила? – весело поинтересовалась Машка.
- Нет, это мой мальчик сам нарыл себе приключений, - Нина прижимается щекой к моей руке у плеча. Так хорошо!
- Ладно, сейчас расскажешь! – сказал Андрей, и мы пошли в комнату.
Вот так.
Тётя Валя и Риточка не пробыли у нас оговорённых две недели, видно дошло, что надо убираться, и я вернулся домой. Я показал маме остатки изрезанных фотографий, но не стал рассказывать, что Рита сделала с остальными частями и мама осталась в убеждении, что это была полубезобидная выходка влюблённой девочки. Правда она пообещала мне, что больше в гости их не позовёт.
Нине мы с ребятами тоже не говорили, что натворила эта полоумная, а портреты и другие фотографии я распечатал опять, благо Риточка не добралась до этих файлов.
И всё было бы хорошо, но что-то неуловимое появилось в наших отношениях. Будто та самая, мнимая измена, в которую поверила, пусть даже на два дня, Нина, засела осколком кривого зеркала в её душе и искажала все мои слова и поступки. Она стала реже смеяться, чаще тащила меня в компанию ребят, словно боялась остаться со мной наедине, и иногда, вдруг, начинала пристально вглядываться мне в глаза, пугая меня до глубины души. Я стал следить за своими словами, боясь обидеть её, даже невольно, и искренность и простота постепенно покинули нас, подталкивая к каким-то другим, более сложным отношениям.
Так закончился этот учебный год. Нина и мои друзья перешли в 11 класс, а я на второй курс. Армии я не боялся, у меня была отсрочка ещё на год, до окончания лицея, а там видно будет!
Ни о какой поездке летом во Псков не могло быть и речи, да и работа у меня была – теперь я не мыл машины, а ремонтировал их. Конечно, пока не сам, я был только помощником, но дело у меня ладилось, и зарабатывал я вполне прилично – сам обеспечивал себя, и ещё хватало на всякие приятные мелочи для Нины.