Глава 11. Усталость
Приехал я на работу в каком-то смутном настроении, ничего не интересовало и ничего не радовало, даже поздравление коллег и благодарность начальства, подкрепленное денежной премией.
Как–то мимоходом прошла защита кандидатской диссертации. После признания Беллучи, после успеха от внедрения, все было бесспорно и прошло без задоринки.
Одним из оппонентов был Горянский.
Он, как всегда поворчал по поводу чистоты доказательств, но это скорее для порядка. Он же - оппонент.
Банкет прошел тоже нормально в ресторане «Астория», было много друзей. Я оживал, только тогда, когда ко мне обращались.
Горянский спросил: «Ты не болен?».
Я молча смотрел в пространство.
- Вот что, я приглашаю тебя на семинар, на февраль.
А было это в октябре. Он тут же договорился о командировке с моим начальством и произнес тост: «За культурный отдых!».
Надо заметить, что тогда у Академии наук была хорошая традиция устраивать научные семинары в курортных местах.
Поскольку аспиранты были разбросаны по всему пространству СССР, они хорошо знали места, где можно хорошо и спокойно отдохнуть.
Академик Горянский собирал свою школу в Теберде в Грузии. Он был, как многие академики, заядлый лыжник и любил слалом.
Я долетел до Минеральных Вод, а дальше надо было ехать поездом. В купе я встретил людей знакомых мне по журнальным статьям.
Это были веселые ребята, которые работали в различных институтах Академии Наук. Я на их фоне выглядел одиночкой. Так оно и было, поскольку занимался фундаментальной наукой там, где никто этого не делал.
При приезде нас разместили по два человека в комнаты, откуда открывался вид на прекрасные горы.
Эти белые вершины манили своей мнимой доступностью, и казалось, как легко взбежать на них до самой вершины.
Следующий день был днем отдыха. Я с моим соседом взяли напрокат слаломные лыжи, и пошли к ближайшему подъемнику.
Он был опытный слаломник, я это делал в первый раз.
Подъемник передвигал подвесные кресла. Мне показали, как просто в них садится. Для этого надо взять лыжи в левую руку, а правой подвести кресло под себя.
Я так и сделал, но лыжи воткнулись в снег, и после того как я сел в кресло, сдавило мне между ног. Я мгновенно отпустил лыжи и поехал дальше без лыж.
На вершине было прекрасно, была видна наша база и множество «людей муравьев» ловко спускающихся со склона.
Я спокойно сел и начал созерцать эту картину. Через некоторое время я услышал крик и увидел моего соседа
Он вез две пары лыж, при этом мои лыжи он закрепил за ручки сидений. Он рассчитывал, что на вершине я ему помогу. Но я отошел далеко от подъемника.
Дальнейшее движение кресла было ясно. Оно поднималось до специальной железной башни. Ударялось, отлетало и в воздухе заворачивало в другую сторону.
Все с ужасом наблюдали за траекторией кресла с моим соседом.
Ему удалось высоко в воздухе выбросить мои и свои лыжи и свалится около меня на четвереньки.
Это создало у меня плохое впечатление о возможности спуска. Гора резко уходила вниз, на ней стояли редкие деревья. Их стволы были обмотаны мягкими матрацами. Как мне охотно пояснили, для того, что бы было не так больно тем, кто в них врежется.
Я понял, что я не буду спускаться здесь никогда. Сердитый сосед давно спустился вниз, а я сидел на вершине и с завистью смотрел на участников школы, идущих на обед.
И тут меня легко тронули за плечо. Я внезапно увидел женщину. Это был как ангел среди пустыни. Она приветливо улыбалась и, протянув мне фотоаппарат, попросила: «Щелкните!». Пока я наводил объектив, я соображал, что эта женщина не похожа на чемпиона по слалому.
Вопрос вырвался сам: «Как Вы будете спускаться отсюда?».
Женщины гораздо сообразительней мужчин, она сразу поняла мое жалкое положение и от души рассмеялась.
«Вот за тем холмом есть пологий «серпантин».
Я был счастлив, и мы вместе спустились по этой тропе. Между делом я установил ее имя.
С ней было как-то легко и просто. Она представляла здесь один из Академических институтов и тоже должна была делать доклад на одной из групп.
Мы попрощались у наших домиков. Через некоторое время мы встретились в столовой и с этого времени мы все свободные часы проводили вместе.
А школа двигалась своим путем. Оказалось, что она целиком был посвящена математическим методам в экономике.
Мы отсидели вместе Пленарный доклад. Потом сделали свои доклады на группах.
А потом скука овладела мной.
Мои результаты никакого не волновали, хотя о них знали, но к экономике они не имели никакого отношения.
Меня также не волновали их результаты, за исключением некоторых усовершенствований теории линейного программирования.
Поэтому с третьего дня мы с ней начали сачковать заседания.
Наше содружество явно доставляло нам обоим удовольствие. Она оказалась очень остроумным и интересным собеседником, и мы много проводили времени, обходя на лыжах местные окрестности.
Наконец, я предложил ей уйти на день, на перевал, где по рассказам бил чистый источник минеральной воды.
Мы снарядились с утра и шли по изумительной заснеженной долине, освещенной теплым горным солнцем.
Она предложила: «Давай поедим!».
Я с удовольствием скинул тяжелый рюкзак с надеждой, что после обеда он станет легче. Мы вместе расстелили теплый спальный мешок, расставили термосы.
В процессе трапезы, меня резанула проступившая сквозь куртку и кофту полоска ключицы. Я подсел ближе и поцеловал этот проем. Ответом был долгий и страстный поцелуй.
После чего произошло неожиданное. Она встала и скинула с себя все.
Она стояла среди белого снега, освещенная ярким горным солнцем. Ее поза была скульптурной, в пол оборота с одним согнутым коленом, с прижатым локтем, скрывающим грудь.
Это было так прекрасно, как не бывает даже у Праксителя и его Венеры, как у Родена с Клаудией Клодел.
Это была непередаваемая в мраморе жизнь, и когда я пришел в себя, нарушая эту красоту, я подошел.
«Давай я тебя закрою своим телом, а то сгоришь». Все происходило медленно и бережено, наконец, до меня дошло.
- «Ты не замерзла? Под мешком снег!».
- «Нет, но я готова поменяться местами».
Мы поменялись, и я своей спиной не успел почувствовать прохладу снега. Мои глаза резанул свет солнца, на фоне которого всё обведенное солнечным нимбом виделось ее лицо с закрытыми глазами. На нем сияла улыбка счастья и какой-то беззащитности.
В самолете я летел в полубессознательном состоянии.
Для меня стало ясно, для чего мы живем. Ради этого солнца, ради этой счастливой улыбки.
Все знают, что Б-г создал прекрасного человека и по своему образу и подобию. Все-таки черт исхитрился и сунул человеку в живот аппендикс.
Женский образ вдруг расплылся, как расплывается песочное изображение, и я вспомнил такую же яркую, но противоречащую «здравому смыслу» теорему о существовании программы, реализующей все алгоритмы.
И мои мысли переключились.
Стало ясно, что мир состоит из прекрасных женщин, несущих солнце и радость, и любопытных, манящих своей непредсказуемостью тайн.