В мае родился Лёшка, а в июле мы развелись. Своим я говорил: по обоюдному согласию. Не уверен, говорила ли Таня своим то же самое. Виновником, понятно, был я. Лето выдалось жарким, я был совсем "зеленым", да к тому же игрался в свободного художника. Вообще-то я просил у нее месяц, месяц побыть одному, всё обдумать. Таня, вопросами не пытала, ограничилась битьём свадебного сервиза и словами: "прекрасно, проваливай!"
Осенью я вернулся в Питер, Таня осталась в Москве. Сына она переписала на свою фамилию Воронина, а меня попыталась забыть. Я напомнил о себе через полтора года электронным письмом. Писал, что жизни без Лешки, не представляю, в пост скриптум добавил слезу: "пусть на расстоянии, но мальчику нужен отец".
Ответ пришел короткий: «Замучила совесть? Это хорошо. Хорошо».
Когда сын подрос, мы договорились об одной неделе в году. Одна неделя с папой. Благодаря этим приемо-передачам Лешки, нам пришлось поддерживать видимость дружеских отношений. Изображали мы неплохо, мне даже казалось, что старые обиды забыты.
Таня была не просто девушкой с характером, а мастером спорта по волейболу. Лешка же с детства любил мячики. Большие, поменьше, совсем маленькие, но особенно теннисные. Наверное, в природе детей тянуться к чему-то цельному, круглому. У Лешки это проявлялось особенно сильно, что не укрылось от внимательных глаз Тани. И тут, как на беду, в моду начал входить большой теннис. Сыну не исполнилось и пяти, когда Таня отвела его на смотрины в престижную теннисную школу. Тренер подтвердил: "Отличное чувство мяча. Большой потенциал."
Нервы в теннисе надо иметь железные и даже крепче. На соревнованиях сын брал призовые, иногда и первые места, но к мячикам быстро охладел. Это были уже не те забавные кругляши, что-то в них сломалось. Упрямая Таня и слышать ничего не хотела, гнула свое: "Я из тебя сделаю чемпиона, у тебя потенциал!" Тренера тоже продолжали выдавать авансы: "Огромный потенциал, ему б еще уверенности в себя".
Позвонила она, кажется, в конце сентября: очередные соревнования намечаются в Питере, важный турнир, первая категория, шанс, наконец, себя проявить. Тренер, сказала Таня, стал намекать что потенциал, это еще не все, одного потенциала для их супер престижной школы, видишь ли, мало. Голос был раздраженный, рушилась какая-то очередная её надежда. В общем, она просила помочь с гостиницей.
Замуж Таня так и не вышла, хотя предложения наверняка поступали. Я жил с разными женщинами, но ни с кем подолгу. Был свободный художника, а стал вот торговец автомобильными запчастями. У меня тогда шел холостой период, зачем какие-то гостиницы? - короче, предложил им остановиться у себя.
От одной крыши Таня наотрез отказалась, с нее, мол, хватит и воспоминаний.
«Спасибо, найди лучше гостиницу, недорогую и не совсем убитую, деньги мы отдадим».
Долго искать не пришлось, я забронировал номер в «Грифоне» - отель неподалеку от моего дома. Пришлось одалживаться, но их проживание оплатил до копейки на неделю вперед.
«Красная стрела» прибывала утром. С рассвета я ходил по перрону. Тянул из пачки одну сигарету за другой, без конца зачем-то обнюхивал букет. Какой интересно Лешка? Вымахал, наверное. Почти год мы не виделись.
Таня была рада – зря я нервничал. Даже позволила себя приобнять, подставила щечку. Пока я подбрасывал визжащего от восторга сына, она рассматривала цветы. О том, что белые физалии ее любимые, он, оказывается, не забыл – так, она на них смотрела.
Отель ей приглянулась – пальмы в холле, швейцар… Номер, как я понял, меньше. Ладно, сказала, главное есть холодильник, душ, больше теннисной семейке ничего и не нужно.
Леша тут же пихнул свой огромный теннисный баул в шкаф, сбросил кроссовки и лег с «плэйстэйшен» на кровать. Объятий на перроне, как не бывало, прежний Лешка: замкнутый, отчужденный мальчуган, не очень-то в этом плане он изменился. Да и подрос не слишком для десятилетнего.
Я спросил, что они решили дальше, в смысле, какие планы на сегодня?
Отдохнуть немного, сказала Таня, а потом ехать на жеребьёвку.
-Хорошо, я и отвезу.
Таня пристально глянула на меня из под челки, а я вспомнил, как любил называть ее за эту густую светлую гриву шведочкой.
- Только смысл? - обронила бегло и холодно так улыбнулась.
И я улыбнулся индифферентно, словно, не имел в виду, ничего такого.
После жеребьевки мы заехали перекусить, потом катались по Питеру. Осень, немного прохладно уже, ветер кружит листву, но в салоне тепло и радио «Эрмитаж».
Помню, Леша на заднем сиденье в свою игрушку уткнулся. Таня пыталась вразумлять его по поводу завтрашней игры. Ничего важней для нее сейчас не было. Из неплохой волейболистки, она превратилась в хорошую теннисную мамашу. На завтра она знала все расклады: "с этим Архиповым надо играть под правую руку, держать его у дальней линии, чаще выходить к сетке. И двигаться-двигаться... Не сидеть на пятках, как в штаны наваливши – носочки, носочки…"
-Не резковато, ты Тань? - сказал я как можно мягче.
- Он знает, о чем речь. Слышишь, что говорю, Алексей?
-Ма, а можно туда? – Лёша стучал игрушкой в стекло. Показывал на вывеску «Зоомагазин».
-Не было печали, - вздохнула Таня, - нет, туда нельзя.
- Только посмотреть.
- Сказала же, нет.
- А чего, Тань, давай зайдем, - предложил я.
- Зайдем, там и останемся. Это наше новое увлечение. Тебе об игре надо думать. Хоть сама завтра ракетку бери.
-Мам, пожалуйста.
- Ты слышал, как надо с Архиповым играть?
- Слышал, слышал…
- Ну, смотри, я тебе завтра устрою, если сольёшь…
У Архипова Леша выиграл легко. Выиграл и в следующем круге. Пришлось нам, правда, понервничать. Я всё вспоминал тот зоомагазин, как Лешка подолгу стоял у клеток, разглядывая живность... Потом вцепился в Таню - хочу попугайчика, купи и всё, чуть не плачет. Попугайчик – сине-желтый Ара, хлопал на жердочке крыльями.
-В поезд попугая?! Так, всё, на выход в темпе!
Он бы и попугая взял и весь этот зверинец.
Там продавали перья, самые разные, и я купил ему красивое синее перо. Сын сказал, что приколет его к кепке, если пройдет в полуфинал.
В тот вечер, уложив Лешку, мы спустились в бар. И здесь я, возможно, допустил первую ошибку. Нет чтобы поддакивать ей про теннис, о котором она только и говорила, я начал высказывать сомнения: нужно ли вообще продолжать? будет ли толк? не тратит ли она время впустую? да и деньги, наверное, немалые? Чего цепляться за этот теннис, может не Лёшкино это?
Деньги пока не большие, ответила Таня, платит в основном школа, и вообще, я бы тебе объяснила, чего цепляться, но ты в рядли поймешь. Не тот у тебя характер, как жизнь показала. И хватит, не хочу больше об этом. Будет у меня до пенсии блин играть. Лучше обещай мне одну вещь, за тобой должок…
- Алименты вроде плачу, - хотел отшутиться я.
-Что твои алименты. Воспитательный должок. Присядь ему на уши.
-В смысле?
-Ну, поддержи его, настрой... Меня он не слушает, сам видел. А ты отец, как, никак. Главное, почаще говори, что у него способности, по-тен-циал. Между прочим, ни чета другим. Ему, видишь ли, всё надоело. Пять лет махать ракеткой, чтобы всё бросить? Нет уж. И потом, кому нужен спортсмен-недоучка... Просто возраст у нас сейчас такой - дурацкий. Балду бить и в игрушки тыкать, больше ничего не хотим. Насмотрелась… такие талантливые ребята сошли в этом возрасте. А кто у них потом виноват? Родители, конечно: не настояли!
Говорила она горячо, длинные волосы разметались по плечам. И тут я совершил вторую ошибку – притянул ее к себе.
Таня отстранилась:
-Да ты уже хороший.
-Часто вспоминаю запах твоих волос.
- С чего вдруг?
Я все-таки пробился к её мягким прядям, начал что-то бормотать. Как заблудился по жизни и как мне сейчас не просто.
-Держись, Тарасов. Кому просто?
Вобщем, я подумал тогда – с ней стоит согласиться. Пообещал «присесть» Лешке на уши. Что и сделал, заливая сыну, все последующие дни, про его потенциал. «Будь я на твоем месте, да с таким потенциалом, ни за что бы теннис не бросил, горы бы в свернул. Но у меня и близко, ничего такого нет. А тебе повезло, не разбазарь».
В день третьего круга я пораньше приехал на корты. Всегда был равнодушен к спорту, а тут какая-то лихорадка пошла. Ещё и словечки нахватанные у Тани: бэкхэнд, форхэнд, обратный кросс, смэш, - в общем заразное дело.
Лешка в белой кепке, с трепыхающимся синим пером, как и обещал, появился из раздевалки. Солнце, флаги, полная трибуна, девочки, мальчики, теннисные папаши-мамаши, тренера и прочие детские спортивные специалисты. Пять минут - разминка, и мячики пока еще вяло летают над сеткой, соперники их как бы гладят, и те идут медленными плавными дугами. Крепыш напротив, не на много рослее сына, и в движениях более квелый, но мне уже тревожно, я выучил за эти дни, что тот, кто на разминке квёлый, потом непременно выигрывает.
-Только б не испугался, - щепчет рядом Таня, - можно ж его обыгрывать, ничего там нет в этом Муханове …
Судья подкидывает монетку. Первая подача не наша.
-Хреново, - цокает Таня.
Лешка идет в свой квадрат. Стойка принимающего.
- Носочки, носочки… - продолжает бормотать Таня, - да встань же ты на носки!
Но сын, конечно, ее не слышит, он с первого гейма проваливается на пятки и откровенно сдает игру. Сливает с первой же подачи демонстративно. Только и видим, как синее перо потеряно плутает по корту.
Она еще прикрикивала на него в первом сете, но потом оставила эту затею. Сын еле двигался: чугунные пятки, ватные ноги...
Когда колотила наш свадебный сервиз, Таня, выражалась, кажется, мягче. Общий смысл таков: поганец, все продумал, заранее слил турнир, теперь переведут на платное, если вообще не отчислят. Ему это и надо!
-Ну уж нет, я тебе дам жизни!
Она рванула с трибуны; я – за ней. Сын увидел нас, сбросил сумку с плеча, побежал прочь. Подняв на ходу вывалившуюся из баула ракетку, Таня кинулась догонять. Настигли его у самого дальнего корта – тупик, бежать некуда. Сидел на пожухлой траве у забора, опустив голову. Козырек глухо сдвинут на глаза, перо подрагивает от ветра, вдали стучат мячики. Таня замахивается ракеткой, и я едва успеваю ее остановить.
-Сдурела?!
Свирепо глянула, но сдержалась, как будто приберегая крепкие слова до следующего моего неверного жеста. Нет, она конечно бы не ударила. Хотя, черт их знает этих съехавших на теннисе мамаш.
Начала распекать сына. Я достал сигареты: ладно, не буду вмешиваться.
Всё что там, на трибуне в ней кипело, вылилось сейчас на Лешку. Потом завела опять про потенциал:
-Отвечай лентиюга, есть у тебя потенциал или тренеру померещилось?! Будешь молчать, изворачиваться, тебе же хуже! Прекрасно знаешь, тренер из года в год тебе талдычит! И как ты оправдываешь?! Хоть палец о палец сегодня ударил?! Кого испугался, мямля! Муханова этого?! Встал, как в штаны насравши - делайте со мной что хотите! Трус! Слабак !
И всё в таком же духе.
-А ну подними голову, смотри на меня! Кому сказала! Говорил тренер про потенциал или не говорил? Не говорил - сейчас же выбрасываем ракетки, и забываем про теннис! Я что со стеной разговариваю? Последний раз спрашиваю, есть у тебя потенциал или нет?!
-Не знаю, - Лешкин голос плаксиво дрожал.- Не знаю я, не знаю…
Логика допроса была проста. И ведь она свято верила в эту логику. Кивни сын, что тренер когда-то признал в нём талант и от ещё шести лет в теннисной супершколе, ему не отвертеться. Даже если переведут на платное Таня вытянет. Поднатужится, залезет в долги, но вытянет
Я так и не понял, чего она хотела добиться этим подзатыльником – чтобы он голову поднял, глянул ей в глаза? - но только кепка слетела с головы вместе с пером. Сын заревел. Я уже не мог на это смотреть:
- Может отстанешь от него со своим теннисом?
Она обернулась - в глазах молнии сверкают. Это была моя очередная, и, наверное, самая большая ошибка. Решающий мячик в аут.
-Слушай, ты, папаша хренов… Какого черта тебе от нас нужно?
Ткнула ракеткой в мою сторону. - Ты же сразу вошел во вкус, так?
-Чего?
- Че-го? Месяца со свадьбы не прошло, со всеми моими подругами переспал!
- Что ты несешь? О чем ты вообще говоришь?
- А о чем ты хочешь поговорить?!
- Оставь его в покое. Чего цепляться за этот теннис? Только мучаешь пацана.
- Ах, вон оно что. Может ему с тебя пример брать? С тебя б...дюга?! Который никогда ни за что не цеплялся. У тебя ж семья была, вспомни. Два месяца, как, никак. А что ты стал? Чего добился? Скакал с бабы на бабу и учишь теперь за что нам цепляться? И я дура, любила! Смех, да и только! Стоило отвернуться, всех моих подруг перетрахал. За месяц успел поиметь!
- Что ты мелешь при сыне? Истерику-то прекрати. Кого я имел ? Сама же всё и разрушила гордостью своей.
Она не слышала, продолжала истерично визжать:
- Нет уж, сын таким не будет. Обещаю! Я его научу, что такое цепляться, если выбрал.
- Да уймись. Вспомни, как было. Месяц я у тебя просил, всего один месяц дать мне подумать, разобраться, а что в ответ получил – «проваливай». Гордячка, блин. Чего он выбрал? Чему ты его научишь?! Ты ж за него всё и выбрала!
- Вот ты как повернул, сволочь! Я тебе, значит, жизнь сломала! Путался с бабами, а я значит «гордячка» - месяца ему не выделила поб...довать! Посмотри на меня! Нет, ты посмотри на меня хорошенько! Видишь в кого ты меня превратил, просто взял меня и унизил, а потом выбросил! Отравил, мерзавец, всю жизнь! Как же я жалею, что тебя встретила! Где только глаза были! Ничего у нас не могло с тобой получиться, с самого начала ничего! Не было там никакой любви! Я тебе больше скажу, и у сына к тебе ничего нет! Знаешь зачем он перо твое дурацкое сегодня нацепил - не игру, а тебя слить!
Она меня, конечно, добила с этим пером. В самое сердце. Стоит, дышит, как лошадь загнанная. Всё выложила, что копила столько лет. Подруг её, конечно, никаких я не трахал. Одну - и то, по пьянке!- она округлила до "всех"!
-Ладно, не было и не было, раз тебе так удобно.
-Вот именно – не было!
Я хотел уйти, но тут она опять прижала сына «потенциалом»:
-Последний раз, Алексей, спрашиваю, есть у тебя потенциал или нет? Отвечай!
-Да не знаю я, - хлюпал сын.
-Чего ты не знаешь ? Всё просто – есть, нет? Скажешь – нет, при тебе выбрасываю ракетки и дело с концом – едем домой! Только не вздумай мне врать, изворачиваться, как твой папаша! Ну?!
-Да не знаю я, не знаю, - опять слезы из глаз.
-Что ты заладил?! Чего ты не знаешь?!
- Не знаю... что это слово значит!
Тут он совсем разрыдался. Ручьи просто слёз.
Помню, мы переглянулись с ней, как воришки, присели, не сговариваясь рядом с сыном. Таня отбросила ракетку в траву. Потом посмотрела на меня, осуждающе и умоляюще: объясни, ты должен, сволочь, ему объяснить, что такое этот чёртов потенциал. В конце концов, ты во всем виноват и больше никто!
Хорошие дела. Нет уж, объясняй теперь сама.
Ладно. Волосы Лешкины были всклокочены, сын то и дело всхлипывал, тёр красные глаза, лишь бы закрыться от нас, не видеть. Вдали стучали проклятые мячики. Пять лет ему твердили про то, что он не знал. Грех вспоминать, но мне на секунду стало смешно. Я поднял кепку, отряхнул. Открыл, было, рот, чтобы объяснить…
-Сына, понимаешь, потенциал это…
…Но так ничего и не смог больше выдавить... помню, так, ничего и не придумал…