Итак, очередная попытка задействовать этого ребенка в решении домашних проблем не удалась. Угрозы оставить без вкусненького, как впрочем, и вообще без еды - не действуют, проверено. Но категоричное условие подать нормальную еду вовремя и по всем правила присутствует. Понятие «нормы» установить не удается, понятие «вовремя» вообще полная абстракция для этого ребенка, погруженного во «всемирную паутину». Ребенком называть двадцатилетнего олуха уже вряд ли уместно, но если это чудо сидит в своем укромном уголке и жмет на «клаву”, вместо работы или учебы, то инфантильность налицо. Диагнозом, к счастью, тут не пахнет. По крайней мере, в медицинском понимании.
Лень? Да. Но какая-то изощренная лень, глубокомысленная. Ни одно задание не обходится без такого философского подхода и аналитического вывода, что все просьбы помочь не имеют смысла, а все вмешательства извне нарушают свободную волю и сбивают ход мысли развивающегося существа. Ну, прям какие-то врожденные способности к нейролингвистическому программированию. Вот так послушаешь и поверишь, что не рационально застилать постель, если все равно ее расстилать придется. Зачем отодвигать стул с прохода, если через него можно перелезть и потренировать заодно мышцы. А вообще стоит ли их тренировать, эти мышцы? Какой в этом смысл?
После серии таких житейских мудростей, изрекаемых с непоколебимой уверенностью, пропадает всякое желание просить любимое чадо принять участие в решении бытовых проблем. Гаркнуть бы на него в приказном порядке, но это признак слабости, которой он же и воспользуется. Понять бы собственного сына, чтобы не переводить кровь на воду, не опускать бессильно руки, не стоять в беспомощности перед этой юной скалой.
Скала.… Почему это сравнение пришло в голову, причем здесь скала? Да, оба сына совершенно разные, но сравнить со скалой младшего не приходит в голову.
Скала… Холодная скала… Нет, прохладная, неприступная скала. Неприступная? Это вряд ли, если учесть, что высоко над подножием горы, поросшей лесом, среди причудливо нагроможденных каменных глыб на фоне темного отверстия пещеры явственно проступает фигура человека в белоснежной чалме. Что он там делает? Мгновение – и сознание перенеслось еще ближе к «предмету внимания». Увиденное завладело всем существом «наблюдателя» и привычная повседневная жизнь отошла не только на второй план, а просто растворилась.
Действительно перед входом в пещеру сидел до боли знакомый человек. Пресловутое материнское сердце не допускало сомнений на этот счет. И этот же материнский инстинкт не давал повода усомниться кто это и в какие годы это происходит, в какой стране и как звали тогда ее сына. Вернее как зовут ее сына, потому, что все происходит в реальности, перечеркнув все понятия о прошлом и будущем.
Итак - Скала. Пещера в скале. Перед пещерой, способной вместить только одного человека, одного отшельника - небольшая площадка. Высоко в горах находится эта обитель покаяния, это священное место уединения от мирской суеты. Возле входа в пещеру сидит смуглый человек. Он ждет того, кто с неизменным терпением приносил ему скромную еду, мужественно карабкаясь по крутым скалам едва заметными тропками.
Местный крестьянин индус, не приходил уже несколько дней. Санньяси сидел в позе «лотос» и по всем приметам находился в глубокой медитации. Не обремененное телом сознание матери приблизилось к этому святому. Вот он, этот случай, когда можно понять своего ребенка, проникнуть в его прошлое, услышать его мысли!
Опасение отвлечь возвышенные чувства святого отшельника на мгновение смутили женщину, но… Что же толкнуло ее приблизить свое сознание? Голод! Его голод! Он ждал еду! Его мысли были о еде, но еще они были окрашены жгучей обидой. Сознание собственной исключительности создавало картину происходящего вокруг. С его уст в любой момент готова была сорваться череда упреков в том, что еды всегда было мало, что она слишком примитивно приготовлена и подана без ритуала должного поклонения, однако сказать это пока было некому. Простой смертный не приходил.
Санньяси вспоминал, как скромно, но вкусно его кормили в монастыре, где он жил до этого. А как же иначе? Ведь он больше всех приближен к Богу. Он постиг это единство с Богом и посвятил себя служению высшей цели, не опускаясь до уборки своей кельи, а тем более туалетов в монастыре. Именно поэтому настоятель возвел его в статус санньяси и предложил жить отдельно от людей, от простых монахов. Но почему тогда настоятель не предусмотрел обслуживание санньяси? Человек такой степени просветленности не должен сам убирать за собой, это отвлекает от медитации.
- «Боже мой, неужели бывает глубокая медитация на голод? И куда делось беспорочное понятие? Или в Индии другие божественные законы?» - подумала мать.
«Медитативная практика» санньяси тем временем набирала обороты. Обида росла как снежный ком, затмевая величие гор и другие чудеса Божьего творения. И вот уже отшельник стоит в центре неистового вихря сумбурных мыслей на краю скалы, думая как он отомстит недостойному крестьянину, как он отомстит всем. Как? Возбуждение дошло до предела, он понял, что это зов Бога, это сам Шива страстно зовет его. Да, без сомнения он сейчас на пороге Нирваны!
Едва дождался рассвета житель маленькой деревни. Он получил наконец-таки плату за свой скромный урожай. Еще вечером получил, но на скалистых тропках можно оступиться в темноте. К тому же санньяси, как правило, после полудня к еде не прикасаются. Для них еда – это часть ритуала молитвы Богу! Крестьянин надеялся на заступничество святого человека за душу его маленькой больной дочери, которая умерла от голода, не дождавшись этих скудных крох. Она тоже ждала еду, которую им посылал Бог в награду за заботу о саньяси.
Тропинка вывела крестьянина из зарослей на открытое пространство. Он поднял голову вверх, устремив взгляд туда где ждет его святой в смирении и молитвах обо всех. Что-то привлекло его внимание, какая-то птичья суета. Присмотревшись, у него невольно опустились руки: среди камней белела знакомая чалма. А еще там были багровые пятна и …и еще там было все то, что осталось от санньяси. Смиренному индийскому крестьянину поздно заплатили за работу, слишком поздно.
Сердце матери сжалось от отчаяния и боли. Как милостиво Сущее, скрывшее от нее чувства убившего себя, сына! И как милостиво это Сущее, что вообще скрывает прошлую жизнь от большинства людей.
- Мама, долго я еще буду ждать? Я голоден! И не предлагай мне свои салатики, сама можешь ими питаться. Сколько можно говорить, что без мяса организм плохо развивается, - вывел ее из ступора монотонный голос компьютерного гения. Видимо глубокая медитация на Интернет у ребенка закончилась.
P.S. Прошло много времени с тех пор, как я увидела прошлое моего сына и вот мне попалось на глаза стихотворение Рабиндраната Тагора "Карма". Похоже в чем-то, созвучно но не так щемяще больно.
"... Когда он в середине дня пришел, привествуя меня,
Сложив почтительно ладони,
Я зло сказал: «Тотчас прочь убирайся с глаз,
Мне лодырей не нужно в доме».
В меня уставя тупо взор, он молча выслушал укор,
Затем, помедливши с ответом,
С трудом слова произнеся, сказал мне: «Девочка моя
Сегодня умерла перед рассветом».
Сказал и поспешил скорей к работе приступить своей...."