Небо как будто забыли подмести, а облака, разбросанные тут и там, больше всего напоминали куриные перья. Юноша смутного русско-китайского происхождения, по имени Зи и фамилии Ма, перестал разглядывать небо. Та его составляющая, что была явно китайской, требовала ежедневного обращения к небу, даже так – Небу. А русская половина оставляла возможность сильно не заморачиваться на этом. Поглядел и хватит.
Пора было переходить к насущным проблемам.
Дело было в следующем.
Его сестренка Чу, красавица, оставляющая явственный запах пирожного, кожа – кофе с молоком, а над верхней губой – легкая тень, как будто тонкие усики от этого самого кофе, сводила с ума. В буквально смысле слова. Стоило любому представителю мужеского пола хоть раз взглянуть на нее, а не то что заговорить, как он тут же терял рассудок. Выражалось это в странном желании следовать за Чу в молчаливом трансе ожидания чуда.
Вот и Юра Куплетов попал под ее чары и потерялся в круге собственных желаний не могущих найти слов для воплощения. А бизнес братца Зи сильно нуждался в финансовых и энергетических влияниях Куплетова, стоящего у первоисточника по добыванию средств.
И тогда брат Зи решился на компромисс с совестью.
-- Сестра – сказал несколько пафосно – пойди навстречу.
-- Ты охренел, что ли – ответила откровенная Чу – каждому придурку навстречу идти, это гостеприимства не хватит.
-- Очень нужно.
-- Смотри, как бы боком не вышло.
На том и порешили.
С Куплетовым встретились на остановке, причем, Чу свою игрушку-мазду воткнула в ближайшем дворе и доцокала до места пешком, а Юра всю жизнь на своих двоих передвигался, скрывая суть.
-- Ах-ах – улыбнулась красавица – куда пойдем?
-- Эта…
Терял дар речи Юра в ее присутствии, мэкал только и захлебывался слюной с мелкими пузырьками.
Пошли в кафе «Ипостась». Русская кухня: блины, пироги подовые, щи суточные и водка девяти сортов. Половые залихватского вида в грязных передниках, остов поддельной телеги посередине зала, на который натыкались пьяные по субботам, лапти на стенах. Немного смущало наличие в меню пиццы и фуа-гра, а так, в высшей степени достойное заведение.
Заказали шампанского Аи, блинов с черной икрой и чаю. Пока ждали заказ, Чу улыбалась своей верхней обольстительной губой, сводя, и без того измученного томлением Куплетова, с ума. Наконец, половой, задевая углы, принес яства.
Приступили.
-- Так чего? – спросила напрямую неделикатная Чу.
-- Э-э-э…
-- Понятно. Наливай.
Юра налил дрожащей рукой.
Чу пила только шампанское, не пьянея совершенно, а Юра, на нервной почве, налегал на блины, роняя икру на колени. Потом решился на водку, замахал в воздухе руками и опытный половой, сразу сообразив, притащил графин «Московской особой на порохе». Куплетов трагически опрокинул стакан, похватал ртом воздух, понюхал бумажную салфетку и вытер слезу.
Контакт явно налаживался.
После второй бутылки Аи, Чу, небрежно бросила деньги на стол, и приказала:
-- Пошли.
Куплетов в полузабытьи поднялся и они полетели.
О! Это было упоительно!
Или не было, я не видел. Но Юра Куплетов, первые семь минут после игры в кошки-мышки, был счастлив, а потом что-то пошло не так. Причина была проста: он-то с ней переспал, а вот она с ним – нет.
С тех пор с Куплетовым стали происходить вещи, по сравнению с которыми, предыдущие мытарства могли показаться легким недомоганием на фоне майского ветерка. Что там потерянный сон и дар речи, что там заикание с мэканьем и недержание слюны. Черные дни настали для Юры, тяжкое томление в груди и неконтролируемы полеты сердца от паха до горла, внезапный холодный пот и немотивированные слезы довели до запоя.
Решил было Куплетов, по русскому старинному обычаю, залить горе водкой, да только заливание горя горькой, усилило и без того невыносимую печаль. Двойные вилы ему вышли: пил четыре недели, перестал на людей реагировать, под себя ходить стал. Не узнавал обыденные предметы, забыл значение простых слов.
Обеспокоенный брат Зи, теряя сон и покой, от невыполненных Куплетовым обязательств, ломал голову над решением проблемы. Ничего умного не придумывалось.
-- Ты что наделала – взывал он к сестре.
-- Что просил – отвечала честная Чу.
В отчаянии Зи решился на крайнее средство: пошарил на полке, достал и открыл книгу, в которой содержались ответы на все вопросы.
Нашел нужное место и прочел, пугаясь точности пророчества:
«Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведет сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, —
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой....
Что делать нам? и чем помочь?
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы!
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
Итак, – хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может... полное Чумы»!