Татьяна Ивановна

Жолгай Майлибаев
Какое-то село под Воронежем. Сейчас посмотрел на карте – Рогачевка, до Павловска 125 километров.
 На въезде стоят гаишники с радаром, а на середине этого длинного села голосует женщина. Не старуха, просто пожилая женщина лет шестидесяти с небольшим. Одета скромно, но прилично, даже еще не бедно. Поначалу я не особо то и прислушивался – обычный дорожный разговор, о котором сразу забываешь, как только выйдет попутчик.

Едет в Павловск, точнее там, рядом, в нескольких километрах за городом, есть предприятие «Павловский гранит», на котором работает бывший, теперь уволившийся из армии, сослуживец ее зятя. Зять служил в миротворческих силах. Еще до войны Грузии и России.
Четыре с лишним года назад он был убит на территории Грузии. Наверное, как-то не правильно оформили бумаги, или потому, что миротворцы, хоть и россияне, подчиняются международным каким-то организациям, никаких компенсаций семья не получила.

С каким-то ненормальным, казалось мне, спокойствием она рассказывала, не спеша, отвлекаясь на виды за окном и расспрашивая обо мне, свою историю.

За гибель кормильца им полагалась пенсия, квартира  и какие-то льготы. Дочь ее была беременна, зять второго сына так и не увидел.
 Уже после его рождения, на птичьих правах, они жили в казенном бараке под Адлером - спасибо командиру части, что не стал буквоедствовать и требовать освобождения служебной жилплощади.

Я наверное прослушал, зачем ее дочь поехала в Москву, а может она и не говорила. Скорее всего по инстанциям. Забрала с собой младшего, ему уже было два года, а старший остался с ней, с бабушкой.

Возможно, не придали поначалу значения, возможно и сделать ничего нельзя было, но они вышли в Рязани, так как сын непрерывно плакал и жаловался на боль в животе. Вызвали скорую прямо на вокзал, а через четыре дня пацаненок умер в больнице – перитонит.
Мальчик восемь дней пролежал в морге, пока о случившемся не узнала бабушка и, заняв денег, не приехала хоронить. На мой вопросительный поворот головы добавила ремаркой: дочери от навалившегося горя стало плохо, поэтому никто и не знал, кому сообщать.

Она сейчас живет со старшим внуком, ему уже 17, а дочь до сих пор, уже два года, лежит в психиатрическом отделении.

После случившегося тягаться с инстанциями стало совсем трудно. Её законным представителем по делу никто не признавал, а получить доверенность на предоставление интересов от недееспособной дочери было невозможно.
Сейчас она ехала к сослуживцу зятя, чтобы тот написал объяснение для суда о том, что зять  погиб при исполнении служебных обязанностей. Она не знала номера его телефона, не знала, там ли он сейчас – просто это было последнее известное ей место его работы.

Уже когда свернули с трассы на указателе «Павловский ГОК» она спросила моё имя. Я назвался. «А меня Татьяна Ивановна», представилась она. Я довез ее до самой проходной, пожелал удачи и уехал.

Только сейчас, спустя почти неделю, я понял, почему мне хреново на душе – я не мог сделать для нее что-то большее, чем просто подвезти.


зы. к сожалению, эта история полностью документальная и в ней нет ни слова выдумки.