Вика Савельева, я люблю тебя!

Вика Савельева, я люблю тебя!
Вика Савельева – это я.
Мне исполнилось тридцать девять лет, и я решила отпраздновать эту знаменательную дату.- все-таки последний раз тридцать лет, хоть и с девяткой….
Надо сказать, что я, вполне успешная дама, возглавляю фирму «Экология быта». Да, да, кроме экологии глобального значения, существует, оказывается, ещё экология личная, семейная. Человеческая, одним словом. И мне пришлось столкнуться с этим в полном объёме.
Но об этом чуть позже, если можно…
Любовное признание на бетонном заборе появилось много лет назад. Мы учились в восьмом классе. Никто не знал, кто это написал, знала одна я. Написал Серёжка Молчанов, которого сразу же переименовали в Молчалина и не из любви к Грибоедовскому герою. Просто Серёжка действительно был молчун, каких мало. Почему знала я? Трудно сказать. Он смотрел на меня, не как все. Я, кстати не была самой красивой девочкой в классе. Я была независимой. За мной никто не бегал, ибо я не красилась, не кокетничала и не строила мальчикам глазки. Как ни странно, я любила учиться, и это неплохо у меня получалось. Дружить особо ни с кем не дружила. Единственная моя подружка училась в другой школе, из которой мне пришлось уйти – мы получили квартиру на другом конце города.
В новой школе встретили меня спокойно, даже как-то не заинтересованно. Будто я вообще никакая. Я считала себя вполне симпатичной, но видимо, это мнение в классе было единственным. Держалась я приветливо и отстранённо. Интерес ко мне появился, когда я выиграла школьную шахматную олимпиаду. Но я отнеслась к этому равнодушно. Ну, выиграла и что? Подумаешь, достижение, какое! Это и озадачило классную общественность.
Потом появилась надпись на заборе. Граждане зашептались. Я не реагировала. Но, проходя мимо этого забора, внутренне ликовала: есть человек, который обо мне думает! И даже думает, что любит! Это, признаться, завораживало. И вот тогда я стала более пристально смотреть на себя в зеркало.
Оглядываясь назад, я посылаю тысячу благодарностей милому моему Молчалину. Если это был, конечно, он, о чем, кстати, я так и не узнала окончательно. Да это и неважно. Важно другое. Всю жизнь я вспоминаю эти слова, и они согревают меня, придают сил и уверенности в себе.
Итак, я – бизнес-вумен. Закончив Менделеевский Институт, факультет экологии, защитив диссертацию и поменяв пару невнятных мест работы, я поняла, что своего коня должна запрягать сама. На плодотворные мысли меня навело белое эмалированное ведро с водой на даче, которое через сутки становилось рыжим. Отмывая ежедневно ведро уксусом, я всерьёз задумалась над тем, а что же мы пьём? И что творит в нашем организме эта ржавчина? Проработав вопрос, я нашла японскую фирму, предлагавшую современные фильтры для очистки грунтовой воды.
Вечером я кликнула через забор соседа. Соседа звали Виктор. Мы слегка дружили. Он окончил театральное училище, однако с карьерой что-то не заладилось, и Виктор пребывал в состоянии перманентных раздумий.
- Сосед, - сказала я ему, - а, сосед! Дело есть. Чем мучиться художественно, давай рискнём на ниве бизнеса. Может, получится, а?
- Заходи, - сказал сосед, и я озвучила идею.
Идею требовалось подтвердить экспериментально, училась я хорошо, много конспектировала и помнила, что «практика – критерий истины».
На следующий день я принесла пару электродов на шнуре с вилкой.
Сосед заучивал какую-то роль, которой ему никто, разумеется, не даст.
- Кончай, Ромео, - решительно сказала я.
«Ромео» поднял на меня затуманенные глаза.
- Всё, артист, - продолжала я, - давай чистый стакан с водой и обратись весь во внимание. Мы начинаем новую жизнь.
Я опустила электроды в стакан и воткнула штепсель в розетку. Вода сначала пошла пузырями, а потом вывалила приличный рыжий осадок.
- Что это? – не поверил глазам Артист.
- Вникаешь? – поинтересовалась я, - это то, что мы пьём, - ржавчина называется. По- научному – гидроксид железа. Вот тебе и «быть или не быть», Гамлет несчастный!
- То-то глаза у меня что-то жёлтые, - затревожился Гамлет, хватаясь за зеркало.
- Глаза у тебя пожелтели от мучительных раздумий, - высказала предположение я, а эта дрянь идёт в печень. Короче, берёмся за массовую просветительскую работу!
Кратко объяснив Артисту суть электролиза, и велев излагать всё это самым художественным образом, я оставила его переваривать впечатления.
Вдохновлённый на подвиги и не совсем равнодушный ко мне сосед, с усердием взялся за дело. Мы стали проводить в посёлке массовый эксперимент по эффективности очистки нашей дачной воды. Электролиз и никаких чудес! Даже кипяченая вода в электродах давала рыжую муть, не говоря уже о природной... После фильтрации через японский фильтр вода из колонки в тех же электродах оставалась девственно чистой. Дачники таращили изумлённые глаза и пребывали в тихом шоке от увиденного.
Тогда мы завели ещё и соседний посёлок. Короче, всполошив местное население, сумели продать вполне дорогие иностранные фильтры, и заработали первую кучу денег.
Вот на эти деньги и организовала я фирму «Экология быта». Сосед – Артист после недолгих раздумий стал моим компаньоном, а потом по совместительству – мужем. Этому в немалой степени способствовало и редкое совпадение имён.
- Слушай, - сказал он как-то, - Виктор и Виктория – это же имена победителей! До меня только сейчас доехало, что может дать наш союз!
И представьте, я действительно поверила в некоторую мистику, связанную с совпадением имён.
И понеслись наши поездки, встречи, презентации, эксперименты. И капали на счета всесильные денежки, радуя и сердце и глаз …
Мелькали торопливые ночи, наступали требовательные дни. Дни до краёв были заполнены встречами с людьми, новой литературой, новыми знакомствами и продажами, продажами…
А надпись на заборе не стерлась. Уж чем это было написано, не знаю, но забор красили, а она, надпись, всё равно проступала. И я летала мимо неё, радуясь, что где-то может быть, меня ещё помнят и любят…
Наше общее с мужем дело процветало. Мы продавали экологические матрацы для сна с особыми наполнителями, подушки, гарантировавшие крепкий сон, активаторы для воды, превращавшие, изуродованную металлическими трубами воду, в живую воду родников. Надо сказать, мне повезло с моим Артистом – он был говорлив. Обаятелен и говорлив художественно. Причём, говорлив по делу. Ему как-то хотелось верить. Словом, я была головой этого бизнеса, он – его паровозом.
По-прежнему разъезжали мы по дачным посёлкам, колдовали с электродами, пугали людей ржавчиной, убивающей печень, лечили радикулиты магнитными повязками, продавали матрацы с магнитными вставками, избавлявшими от всех болезней…
Одна известная артистка, которую перед премьерой разбил радикулит, вылечившись за пару ночей на магнитном матрасе, устроила нам шумную рекламу. Мы познакомились с нужными людьми, артистами, депутатами, людьми известными и не бедными. Нас передавали из рук в руки.
Новенькая японская машина легко возила нас теперь по загородному изобилью - народ западал на фильтры и активаторы, матрацы и эффектные банки с зелеными проростками ячменя, придававшими как бы молодость и силы. На роскошных лужайках жарились шашлыки, накрывались столы, поднимались тосты за Кудесников. Облегчающих жизнь. Украшающих жизнь.
Мы стали состоятельными людьми, побывали в других странах, обменивались опытом, горели идеями, расширяли связи. Организовали сетевой маркетинг. Прибыли стали расти.
В просторной загородной квартире, сменившей старое жильё, мы пышно отпраздновали «последнее» моё тридцатилетие. Нам щедро желали дальнейшего процветания, дальнейшей помощи людям, просвещения умов и уже не помню чего, но я начинала чувствовать себя мессией, и это мне не понравилось. Понравилось и очень – моему мужу - Артисту. С тех пор, иначе, как миссионером, несущим свет в умы и души людей, он себя не ощущал.
Теперь он говорил пространно и важно, куда делось прежнее милое его лукавство! Глаза загорались странно чужим светом, он выпрямлялся, голос его креп. Часто стал ссылаться на Господа. Короче, чуть ли не посланник Его на земле…
И вот однажды вечером сидели мы в красивом своём доме на красивом бежевом диване от стены до стены и смотрели на экран телевизора, тоже от стены до стены.
- Знаешь, - сказал мне мой Артист, сказал так значительно и вдохновенно, - знаешь, Викуся, а мы с тобой действительно миссионеры, мы несём людям знания и свет…
Я внимательно посмотрела на мужа, и мне показалось, что я увидела его впервые. Передо мной сидел пополневший самодовольный мужчина, плавящийся в лучах собственной значимости. Ухоженная бородка, уверенно раскинутые руки, убедительный животик. И выражение глаз… Такое, знаете ли, победное выражение превосходства над непросвещённым человеческим стадом.
- Боже, - вдруг подумала я, - и это мой муж!
Я смотрела, и с глаз моих медленно сползала пелена. Пелена охоты за деньгами, опьяняющий азарт убеждения, уговаривания, доказательств, экспериментов, художественного вранья, в оправе красивых слов и сверкающих взглядов. Это хорошо умел делать мой муж, и меня стало порой корёжить от его краснобайства и тупой уверенности. Которых, кстати, уже  не было у меня. Ибо по большому счёту не были мы профессионалами, медиками, например, – мы были менеджерами по продажам. Правда, я обладала некоторыми знаниями, которых не было у моего мужа, неудавшегося артиста. Но там были импозантная внешность и редкое владение словом.
У меня вдруг болезненно защемило сердце.
– Мне скоро сорок лет, - грустно подумала я, - а что я имею, кроме денег и этого резонёра? Была ли в моей жизни любовь? И можно ли назвать любовью этот деловой союз днем и деловое взаимодействие по ночам. Захватывало ли у тебя дыхание, Вика Савельева? Знаешь ли ты, что такое слёзы от острого наслаждения любимым мужчиной. Читала в книгах? Молодец. А известно ли тебе чувство гордости за любимого мужчину, чувство гордой радости от того, что это твой, именно твой муж! Что он лучше, умнее, красивее и достойнее всех остальных мужчин? Для тебя. И желаннее.… О, нет-нет, ни слова о желании. Это тоже из каких-то романов, из чьих-то выдумок. А у тебя жизнь реальная. С заданной целью. И ты идёшь по этой прямой. Люди улыбаются тебе: Здравствуйте, Виктория Сергеевна, здравствуйте, дорогая, рады вас видеть. Присаживайтесь, голубушка, чем порадуете ещё? А супруг ваш, в здравии? Приезжайте в выходные, устроим пикничок, погода благоприятственная. Да приезжайте без машины, ну что вы, право! Посидим от души, выпьем, шашлычок наладим. Пообщаемся, о новинках расскажете. Уж больно хорошо это получается у Виктор Василича вашего. Друзья к нам подъедут, родственники, устроим просветительское мероприятие с шашлычком, а! Приятное, так сказать, с полезным. А вот и супруга моя.
Полинка! Смотри, какой гость у нас! 
- О, Викочка, как я рада вас видеть, - чмок-чмок, - какие у вас прелестные духи? Париж, Италия? Ну, вы всегда элегантны, дорогая! А супруг ваш…
Я смотрела на супруга задумчиво. Вальяжного супруга перед экраном домашнего кинотеатра. Вальяжного и важного. И такого пустого в красивой придуманной игре. Заиграться до такой степени, чтобы уверовать в некую свою избранность. Я усмехнулась. Сняла с плеча тяжелую его руку.
- А ведь были, наверное, у него и другие женщины, - подумалось мне. Но мысль пришла и ушла, не оставив следа.
- Мне это безразлично,- с ужасом поняла я.
Едва осилив бессонную ночь, я отправилась на родные места, к старой квартире. Остановилась перед знакомым забором. Надпись отчётливо просвечивала сквозь сизую краску. Шёл мелкий дождь, но я не чувствовала влаги на своих волосах и лице. Мне казалось, что я плачу.
- Виктория! – вдруг услышала я, как сквозь сон, - Вика, это ты?
Я обернулась в недоумении. Передо мной стоял седой юноша с яркими голубыми глазами. На юноше был короткий серый плащ и небрежно повязанный голубой шарф. Всё, вместе с глазами и сединой, производило сильное впечатление.
- Молчалин…, - еле вымолвила я чужими губами, всматриваясь и боясь ошибиться. –  Может это сон, а, Молчалин? Ну не молчи же ты, молчун несчастный!
Он улыбался, этот голубоглазый злодей!
- Здравствуй, Вика, милая! – сказал он, раскрывая руки, - ну, здравствуй, любовь моя!
Я упала в эти распахнутые руки, я уткнулась влажным  лицом (дождь, слёзы?) в серый плащ, и он вытер голубым шарфом мокрые мои глаза.
- Где ты был, Серёжка, - затараторила я, - ну, где ты был всё это время? Почему ты такой седой? Ну, почему ты никогда не давал о себе знать, Молчалин! – стучала я кулачком в плащ. А он стоял, не отпуская меня. Смотрел сверху вниз (Боже, как вымахал!), смотрел сияющими глазами. И молчал.
- Ты по-прежнему здесь живёшь? – продолжала сыпать я вопросами.
- Знаешь, - сказал он, наконец, севшим немного голосом, - а пойдём, посидим где-нибудь! Не стоять же так под дождём.… Хоть и приятно очень, знаешь ли, - засмеялся он.
Мы сидели в каком-то кафе, и, видит Бог, я не помнила, как и куда он меня привёл. Я смотрела на седой ёжик волос, загорелое молодое лицо, на светлый джемпер, облегавший мускулистую грудь. Я узнавала и не узнавала его. Был он тогда худ и светловолос. И невысок. Я вспоминала, как танцевали мы на выпускном, и он засмеялся на мой вопрос: это ты написал на заборе, Серёжка? Засмеялся и промолчал. Он же Молчалин!  Но мы танцевали, и Боже, как хорошо мне было в его руках. А он улыбался и смотрел особенным своим взглядом. Не таким, как все.… Но за мной активно бегал тогда настырный футболист Борька Зайцев. Тип, между прочим, очень востребованный противоположным полом нашей и не только нашей школы. Зайцев, которого я называла «Слишком много мускулов и слишком мало нервов». Зайцев, который закончил Инфизкульт и затерялся где-то на бескрайних футбольных просторах. Говорили, что,  то ли он уехал потом за бугор, то ли спился где-то. Но я, занятая по горло своим бизнесом, редко общалась с одноклассниками и мало, что знала об их судьбах.
Седой юноша сидел напротив, улыбаясь. Я только сейчас разглядела мелкие морщинки возле глаз, но неожиданная красота взрослого его облика поразила меня.
- Ранняя седина у нас в роду, - сказал он, не переставая улыбаться, я привык. Но ты стала очень красивой, Вика Савельева, пожалуй, недаром я влюбился в тебя в восьмом классе. Как ты живёшь, Вика, милая, чем занимаешься?
Мы пили абхазское вино «Амра», и я не пила ничего более вкусного. Это сильно отличалось от испано-португальских изысков, столь любимых моим артистом – мужем.
Как я живу? - медленно переспросила я, - и в голове завертелась суматошная  и странная моя жизнь. С немилым мужем и ставшим не милым делом.
- Я – продавец, - выдавила я из себя. Дипломированный продавец. Бизнес-леди. Продаю иностранное барахло, под видом панацеи…
- Покупают? – осторожно спросил он.
- Не будем об этом, Серёжка, - тихо попросила я, - расскажи лучше о себе.
Мы сидели в полумраке кафе, я не могла отвести взгляда от седого ёжика и ярких глаз. Сергей увлечённо рассказывал о своей работе в России и за рубежом. Я поняла, что занимался он программным обеспечением каких-то крупных биохимических разработок, недавно вернулся из Калифорнии и временно пребывает в родной стране. Я не могла отвести глаз от красивых рук с бокалом и замирала, когда он начинал смотреть на меня тем, особенным взглядом…
- Семья? – спросила я не без трепета.
- Семья в Штатах, - коротко ответил он.
Потом он проводил меня до моей машины, всё у того же забора.
- Это - в силе? - спросила я у надписи, вдохновлённая «Амрой».
- Это мы обсудим с тобой обязательно, - серьёзно сказал Молчалин, коснувшись губами моей щеки. Если ты дашь, конечно, свой телефон, - засмеялся он.
Я приехала домой в странном состоянии. С перевёрнутой душой.
Из гостиной раздавался смех. Муж оживлённо беседовал с дамой, небрежно сидящей на диване.
- Наша соседка, - представил улыбающийся Артист. Соседка впечатляла формами и обилием косметических средств.
- Ирина Пална, - продолжал Артист, - очень интересуется нашей продукцией.
Помада и красное платье Ирины Палны резко контрастировали с зеленым ячменем в структурированной воде. Зелёную смесь восхищённо прихлёбывали кровавые губы
- Это что-то! – кокетливо чирикала соседка, - я в полном восторге.
Стол был продуманно уставлен экологической едой в экологической посуде. Сухофрукты, орехи, бокалы с зелёной водой, сухое чилийское вино, овсяное печенье. На огромном диване были разложены магнитные матрацы, наматрасники, подушки, пояса, стельки и прочая фигня. Лоб мужа лоснился от возбуждения, движения были продуманны и легки.
Артист был при исполнении…
Меня затошнило. Я извинилась, сославшись на усталость и головную боль. Я ушла в свою комнату и легла. Закрыла глаза. Перед глазами возникли крупные руки и твердые губы Молчалина. Я представила, как он целует женщину этими губами. У меня закружилась голова.
- Господи, как же ты мне нужен, Серёжка, - плакала я.
Кажется, я задремала. Открыла глаза  на воркующее – Вику-уся!
«Палны», слава Богу, в квартире уже не было, муж деловито прибирал на диване и столе.
- Новая соседка, - сказал он с придыханием, и глаза его сияли, - оч-чень не бедная!
Я молчаливо пила свой чай. Мне было всё равно.
Жизнь продолжалась, я несколько поубавила активности. Взяла, так сказать, тайм-аут.  Я мучительно ждала звонка, я молила о звонке все стоящие в доме образа и иконы. Я с отчаянием и мольбой смотрела в серое небо…
Сергей не звонил.
Я купила путёвку и улетела на Мальдивы. Жила там на практически необитаемом острове. Из бунгало сразу бросалась в океан. Дышала его мощью. Ходила босиком по бархатному песку. Спала и ела. Мне никто не был нужен.
Вернулась через неделю, никого не ставя в известность. Из кухни раздавались звуки пения и стук молотка. Это было любимым хобби мужа. Он всегда что-то сооружал, какие-то полочки, этажерочки, шкафчики. Вот и сейчас рукодельный муж, напевая, создавал очередной шедевр – авторский столик имени себя. Незабвенное дачное прошлое периодически давало о себе знать.
- Ах, мой милый Августин, Августин, Августин,
- Ах, мой милый Августин, всё прошло, прошло…
- Привет, Августин! – поздоровалась я, возникая на пороге, - Бог в помощь! С мебелью проблемы?
- – Вику-уся! – воссиял Августин, - приехала! А у нас тут, знаешь, такие дела…
Про дела я слушать категорически не хотела. Но пришлось.
Выяснилось, что та самая известная актриса, чудодейственно излеченная когда-то от радикулита, не забыла моего велеречивого мужа. Произвёл он на неё впечатление. Продолжая опыты с магнитами и ячменём, она узнала в очередном разговоре о его театральном образовании. И стала нажимать на сохранившиеся чудом болевые точки.
Артист затрепетал, потеряв сон и покой. На одну чашу весов были положены деньги с накатанной дорожной колеёй, на другую -  слава и известность в возможном будущем.
Перетянуло второе.
Патронируемый известной артисткой, мой Августин отправился в Театр. И началось…. Мечты о ролях, возможность влезть в сериалы. Поклонницы и цветы. Возможность стать Лицом. Узнаваемым Лицом.
Про фильтры и наматрасники думать больше не хотелось и не моглось. Артист стал приходить домой с папками сценариев и текстами ролей. – Бу-бу-бу, - доносилось теперь из его комнаты.
Пришло время, я была приглашена на премьеру.
И мне понравилось! Спектакль получился, Виктор был в ударе. Поднаторевший в рекламных кампаниях, он был выразителен, убедителен и изящен. С известной артисткой они составляли эффектную театральную пару. Их долго не отпускали со сцены.
Я тепло поздравила мужа. У меня даже слёзы выступили на глазах. Я преподнесла ему цветы. Поцеловала.
– Не ожидала, - только и сказала я.
Началась другая жизнь. Мужа теперь я видела редко, он пропадал в театре и на съёмках. Сбылась голубая его мечта – позвали в сериал! Я радовалась за него, оставшись наедине с магнитным барахлом, фильтрами и зеленым ячменём.
Сергей не звонил.
Мне было плохо, и я поехала к месту старой квартиры. Но как же там всё изменилось! Напористая стройка снесла практически весь микрорайон. Я судорожно искала бетонный забор. Забора не было. Стояли рабочие бытовки, возносились краны, зиял котлован…
Забора не было!  И надписи соответственно – тоже.
Что-то сломалось в моей душе. Ушла часть жизни. Ушло то, что грело меня долгие годы.  «Вика Савельева, я люблю тебя!»  Где написать это? Как восстановить? Как услышать?  Отчаяние затопило меня..
- Молчали-ин! – горестно взывала я к небу. – Ну, где же ты, Молчалин?
Я приехала домой в пустую квартиру. Мой Артист был на съёмках. Всё, как обычно…
Зазвонил телефон, и я судорожно бросилась к трубке.
- Виктория? – раздалось в ушах, - нам нужно с вами встретиться, Виктория, - неторопливо заговорил в трубке уверенный мужской голос. – Речь идёт о дальнейшем развитии вашего бизнеса и возможности…
- Я вам перезвоню, - коротко сказала я.
Прошёл месяц, и я, наконец, удостоилась чести лицезреть мужа – артиста. Съёмки, проходившие где-то на Вологодчине, закончились, и мне было предъявлено загорелое и осунувшееся лицо. Что-то в этом лице было не так.
- Всё в порядке? – спросила я за чаем.
- Д-да, - поперхнулся печеньем муж, - а вообще-то нам надо поговорить, Виктория.
Смена «Викуси» на Викторию хорошего не предвещала, и я приготовилась к тому, чего давно ожидала втайне.
- Барышня? – деловито вопросила я.
- Любовь, - обиженно ответил муж.
- Это прекрасно, - заключила я.
Мы спокойно и долго обсуждали изменения в нашей жизни. Виктор не претендовал на бизнес, я – на хоромы. Мы разъехались чинно и благопристойно. Он остался при диване от стены до стены, с таким же телевизором, я съехала на дачу, оставшуюся, как и я, сиротой после смерти мамы.
Соседняя дача была продана Артистом уже давно. Там жили теперь энтузиасты сельскохозяйственных работ - гудели электропилы, электрокосилки и электрокопалки. Пришлось вставить пластиковые окна. У меня были деньги – муж не претендовал на мои счета, и я купила в городе двухкомнатную квартиру.
Началась другая жизнь. Была она лучше, или хуже, не могу судить. Просто она была другой. В этой жизни было много хлопот и внутренней пустоты. Острого желания перемен и безразличия к своему делу. Отсутствие мужского тепла и равнодушие к посторонним мужским взглядам. Однажды я пристально рассмотрела себя в зеркале и поняла, что нужно меняться – вид был какой-то, измождённый что ли…
Короче, вид женщины, не согретой мужскими руками.
Я стояла на пороге своего сорокалетия. Стояла одна. Без мужа, детей, родителей и любви. В обнимку с осточертевшим бизнесом. Я не знала, как мне жить дальше и где взять силы, чтобы жить дальше.
Но видимо, так бывает всегда.
Когда ты загнана в тупик и не видишь выхода.
Когда душа обожжена отсутствием любви и несбывшимися надеждами.
Когда в эту душу медленно вползают безразличие и тоска.
Когда даже чёртов зазнавшийся Артист со своей Лялькой не вспомнит, не позвонит и не спросит - Как ты? 
А ты ничего уже и не ждёшь…
И вот тогда раздался звонок.
Я только что проснулась и не сразу сообразила, где валяется моя трубка.
Я даже выругалась про себя, что за идиот звонит мне в эту воскресную рань.
Я не могла попасть в рукава халата, в кармане которого заливалась трубка.
И тусклым утренним голосом я сказала в трубку: Алё…
- Здравствуй, Вика, - отозвалась трубка смутно знакомым голосом.
– Я люблю тебя, Вика Савельева…
Я, наконец, в Москве, Вика, милая…
Теперь - навсегда.