Наш эшелон неторопливо бежал по казахстанской пустыне. Иногда подолгу стояли на разъездах, пропускали пассажирские поезда. Тогда мы выходили из вагонов и прогуливались вдоль эшелона. Вокруг все тот же привычный пейзаж: песок, несколько невзрачных казахских жилищ, верблюжья колючка, саксаул, верблюды… Первый день в основном спали и ели, да сидя за столом смотрели в открытую дверь вагона. На одной из станций замполит принес пачку газет, и те, кто не спал, принялись их читать.
На вторые сутки, поздно ночью проехали город Гурьев, мост через реку Урал и пересекли административную границу между Казахстаном и Россией. Утром миновали Астрахань, любовались сверкающими на солнце золотыми куполами соборов и церквей. Обилие зелени в дельте Волги радовало глаз.
Затем начались калмыцкие степи. Опять пустынный пейзаж, песок, верблюды. Три года назад, в 1978 году, я уже ехал на поезде по этой самой дороге. Тогда мы с папой, мамой и Мариной отправились к Черному морю, в Сочи. Разве мог я тогда представить себе, что через несколько лет буду здесь же проезжать в товарном вагоне воинского эшелона…
Наконец песчаная степь закончилась. Мы уже ехали по территории Дагестана. На какой-то небольшой станции стояли больше часа. Все вышли из вагонов и ходили вдоль эшелона, разминая затекшие ноги и спины. Под ногами была обычная черная земля, что казалось нам совершенно чем-то необычным и давно забытым. Ведь целый год, показавшийся нам вечностью, мы не видели ничего кроме песка. Я наклонился, потрогал руками землю и испытал какое-то странное чувство близости дома, хотя на самом деле до дома было очень далеко.
Последняя станция в Дагестане – Кизляр. На перроне продают черешню, абрикосы, но нам покупать фрукты было строжайше запрещено. Командиры опасались дизентерии, а что такое дизентерия всем нам было известно не понаслышке.
Дальше мы уже ехали по территории Чечни, иногда останавливаясь на небольших станциях. Я хорошо помнил, как проезжал здесь тремя годами ранее. Тогда мы ехали через Гудермес и Грозный, а теперь после Гудермеса наш эшелон повернул на север, в Ставропольский край. Никто из нас тогда и представить себе не мог, что спустя полтора десятка лет здесь будут идти ожесточенные бои, и названия этих населенных пунктов мы не раз услышим в сводках боевых действий.
На восьмые сутки, оставив позади северный Кавказ, мы уже ехали по территории Ростовской области. Такое длительное путешествие в пассажирском поезде наверняка было бы крайне утомительным, но нам, солдатам, казалось, что можем ехать в этом товарном вагоне еще сколько угодно. Ни тебе нарядов, ни строевой подготовки, лежи себе полеживай или смотри в дверь вагона на проносящиеся мимо пейзажи. Прямо-таки по известной солдатской поговорке: солдат спит, а служба идет…
Чем дольше мы ехали, тем все более тревожила меня одна мысль. Я никак не мог купить конверт и написать письмо домой. На станциях нам было строжайше запрещено отходить от эшелона. А ведь мои родные уже наверняка обеспокоены долгим отсутствием писем от меня. Впоследствии я узнал, что на самом деле все было даже несколько хуже. Особенно всех встревожило то, что посылка, отправленная к дню моего рождения, вдруг вернулась домой с надписью «Адресат выбыл». Мама, конечно же, подумала, что меня отправили в Афганистан, на войну.
Тем временем наш эшелон остановился на станции поселка Орловский, и вскоре мы поняли, что это и есть место нашего назначения. Разгрузились мы довольно быстро. Все машины нашего взвода выстроились в колонну и ждали команды отправиться в путь. Вскоре пришел майор и сообщил, что наш взвод будет стоять лагерем вместе с третьим взводом вблизи одного из хуторов, а вся рота будет базироваться недалеко от поселка.
Прозвучала команда «По машинам!». Я запрыгнул в машину к Иноземцеву, и колонна медленно двинулась по пыльной дороге. Примерно через час мы проехали хутор из нескольких красивых кирпичных домиков с черепичными крышами и остановились километрах в двух от него. Поблизости проходила прямая, как стрела, искусственно посаженная лесополоса из одинаковых деревьев метров трех или четырех высотой. Вокруг простиралась безбрежная степь, покрытая иссохшей травой. Неподалеку виднелись столбы линии электропередач.
До наступления темноты мы разгрузили машины с хозяйственным имуществом взвода, установили большую солдатскую палатку и поставили в ней кровати. Для командира и прапорщиков поставили палатку меньших размеров. После ужина объявили отбой.
Утром мы продолжили обустройство лагеря. Приехали сельские электрики и протянули кабель от линии электропередач. Из сборных металлических щитов мы собрали кухню и поставили под навесом несколько столов. Часть водителей на машинах уже отправились на работу возить зерно. Остальные занимались оборудованием автопарка: вбивали в землю металлические столбики и натягивали колючую проволоку.
Вечером майор принес пачку почтовых конвертов и сказал нам местный адрес: Ростовская область, Орловский район, хутор Широкий, ОАБ 1364. Я попросил у кого-то из ребят лист бумаги и, наконец, написал письмо домой.
Рядом с нашими палатками расположился третий взвод. В палатке их командира и прапорщиков поселился неожиданно приехавший замполит роты. Такому соседству не были рады ни офицеры, ни солдаты. Замполит – невысокий худощавый капитан с топорщившимися в разные стороны усами и несколько туповатым взглядом, внимательно наблюдал за проведением всех работ. Он лично руководил установкой палатки, исполнявшей функции ленинской комнаты. В ней мы поставили пару столов, табуретки, а замполит принес кипу газет. Дня через два там поставили небольшой черно-белый телевизор. Его откуда-то привез наш майор. Он же дал мне сломанную комнатную антенну, моток телевизионного кабеля и спросил, смогу ли я наладить телевизор. Я сказал, что смогу и принялся за дело. С помощью подручных средств подремонтировал антенну, приделал ее к длинному шесту, установил его у палатки, протянул кабель, приделал штекер, и теперь можно было смотреть телевизор.
Рядом с кухней стоял небольшой металлический сарайчик, где хранилось имущество нашего взвода. Как-то раз мы складывали туда привезенные майором коробки с тушенкой. Здесь же был замполит. Майор заглянул в стоявшую в углу, коробку и вдруг спросил:
- Маркин, а ты фотографировать умеешь? Фотографии делать..?
- Умею…, - растерянно ответил я, никак не ожидая такого вопроса.
- Ну, тогда принимай технику! – и майор извлек из коробки фотоаппарат ФЭД-2 и протянул мне. – Дроздов этим занимался, а больше никто и не умеет. Здесь и увеличитель и бумага и химикаты… Все, что надо.
- А когда можно будет фотографировать? – недоверчиво спросил я, открывая футляр фотоаппарата.
- Да хоть сегодня, - ответил майор и взглянул на замполита.
- Да, Маркин, фотографируй, но смотри, чтобы все были одеты по форме, пуговицы застегнуты, ремни подтянуты, в общем…, чтобы на солдат Советской Армии были похожи, а не на партизан, - нахмурив брови, произнес замполит. – Я буду контролировать.
Он важно окинул нас взглядом, пригладил усы и удалился.
- В общем, так, Маркин, - сказал майор, провожая взглядом замполита. – Фотографируй, но только чтобы фотографии всем достались. Чтобы у всех осталась память о «целине». И старайся не попадаться на глаза замполиту…
Я понимающе кивнул и заглянул в коробку. Там действительно было все: увеличитель, пленка, фотобачок, красная лампа, ванночки… Я был ужасно рад. Долгое время я никак не мог сфотографироваться и отправить домой свою фотографию, а теперь вдруг получил в свое полное распоряжение фотоаппарат вместе со всеми принадлежностями. Теперь я мог совершенно свободно фотографировать и делать сколько угодно фотографий. В тот же день я вставил в фотоаппарат пленку и сделал свои первые снимки на «целине».
Как только был обустроен автопарк, все наши водители на машинах каждый день отправлялись возить зерно. Возвращались они с наступлением темноты, а многие уже поздним вечером. Я состоял в бригаде поточной линии, которая начинала свою работу с возвращения машин в автопарк. Мы должны были осмотреть каждую машину, устранить неисправности, чтобы к утру она была готова к выезду. Мне показали, где у машин проходит проводка, и вскоре я уже сам прозванивал провода, зачищал контакты или менял лампочки. Кроме меня на поточной линии работали еще пять солдат младшего призыва и сержант. С одним парнем как-то сразу подружились. Невысокий, белобрысый, с круглым детским лицом, по фамилии Петров, но все называли его Петрухой. Как оказалось, он хорошо играл на гитаре и пел.
К нашей всеобщей радости замполит покинул наш лагерь и перебрался в поселок, туда, где базировалась рота. Теперь он появлялся у нас крайне редко.
Жизнь в нашем лагере вошла в привычную колею. Ночью мы работали, а днем, до обеда, отсыпались. Потом иногда помогали на кухне рубить дрова, занимались мелкими хозяйственными работами, а за одно и фотографировались. Довольно скоро первая пленка закончилась, и я занялся ее проявлением. На следующий день, вечером, я сказал прапорщику, что хотел бы напечатать фотографии. Макарыч открыл металлический сарайчик и предложил расположиться там. Внутри было достаточно темно. Я позвал Петруху в помощники, развел химикаты, собрал увеличитель, и мы начали печатать фотографии.
К началу работы поточной линии мы не успели закончить, но никто не стал возражать против того, чтобы я продолжил заниматься фотографиями. Петруху отправили на работу, а его место занял Иноземцев, вернувшийся на своей машине с работы.
На следующий день, когда фотографии просохли, я раздал каждому по нескольку штук. Все были очень довольны, а мой авторитет значительно укрепился.
Где-то в начале августа произошел неприятный случай. Один наш водитель недалеко от хутора сбил местного мотоциклиста. Семнадцатилетний парень гонял по дороге и выскочил перед самой машиной, а водитель не сумел сразу остановить тяжелую машину. К счастью, парню очень повезло: отделался лишь ушибами. Командир роты и наш майор постарались всячески загладить этот инцидент. Наши механики починили мотоцикл, а майор ездил на хутор, к матери парня, предлагал любую помощь по хозяйству.
Через несколько дней майор сказал мне, что у той женщины сломался телевизор и надо бы съездить, посмотреть, в чем дело. Я сказал, что наверно смог бы починить телевизор или, во всяком случае, найти неисправность, но у меня ведь нет даже вольтметра, чтобы померить напряжение. Однако мои доводы показались майору неубедительными, мы сели в машину и поехали на хутор. Хозяйка и ее сын были дома. Парень открыл калитку, и мы прошли через сад с фруктовыми деревьями к дому. На пороге добротно построенного кирпичного дома с черепичной крышей нас встретила хозяйка. Майор сказал, что привез специалиста по телевизорам. Часа через три он собирался за мной заехать, но если я вдруг управлюсь раньше, то он разрешил мне идти в лагерь пешком.
Телевизор был довольно старый, черно-белый, ламповый. Из инструментов у меня были отвертки, небольшой ножичек и плоскогубцы. Я открыл заднюю крышку телевизора и принялся все тщательно осматривать. Сын хозяйки сидел рядом и наблюдал за моими действиями. Предохранители были целыми, но вскоре я обнаружил подгоревшую и даже треснувшую лампу. Я спросил у парня, есть ли дома какие-нибудь запасные лампы. Но никаких ламп не было. Я написал название лампы на бумажке и сказал хозяйке. Больше я ничего сделать не мог. На этом ремонт телевизора закончился. Время уже приближалось к обеду, и я решил возвращаться в лагерь. Но хозяйка – бойкая говорливая украинка – никак не желала меня отпускать. Она хотела угостить меня домашним обедом и уговаривала подождать полчасика. С кухни исходил такой аромат готовившегося борща, что я, недолго думая, согласился. Пока мы сидели с сыном хозяйки в комнате и разговаривали об армии, она накрыла на стол.
Когда все было готово, меня пригласили за стол. Полная тарелка настоящего украинского борща, деревенская сметана, ароматный хлеб, зелень… Пока я ел, хозяйка расспрашивала меня о родителях, о Челябинске, том, как мне служится. Когда тарелка опустела, она, несмотря на мои вялые возражения, налила еще борща. Я опустошил и вторую тарелку, а затем была картошка с мясом. По-завершении сытного обеда хозяйка налила мне огромную кружку молока. Я поблагодарил за угощение и, поглаживая переполненный живот, с трудом поднялся из-за стола. Я даже подумал, зачем же это я так наелся-то. Заметив мою неловкость, хозяйка предложила мне отдохнуть после сытного обеда и показала на диванчик в другой комнате. Я поспешно отказался и решил идти, невольно представив себе такую картину, когда неожиданно приехавший майор застал бы меня, объевшегося, спящим на диванчике…
Я пошел к выходу. Мой живот был настолько переполнен, что я даже не смог наклониться, чтобы надеть сапоги. Мне было ужасно неудобно перед хозяйкой. Наконец, изогнувшись боком, каким-то невероятным образом мне удалось надеть сапоги. Хозяйка проводила меня до калитки. Она сказала, что сегодня очень жарко, 36;. Я даже невольно удивился, потому что совершенно не ощущал жары и чувствовал себя прекрасно. Простившись с гостеприимной хозяйкой, я отправился по дорожке.
Хутор остался позади. Я не спеша шел по пыльной грунтовой проселочной дороге. Вскоре меня нагнала машина, и водитель из нашего взвода с удивлением поинтересовался, куда это я ходил. Я рассказал ему. Он ехал в сторону лагеря и предложил меня подвести, но я отказался. Я никуда не спешил и хотел просто пройтись пешком, растрясти сытный обед.
Вдали показались палатки нашего лагеря. Около кухни я увидел Макарыча, направился туда и первым делом доложил, что прибыл. Петруха и другие ребята сидели в палатке. Я пошел к ним и рассказал о своем визите на хутор.
В августе как-то незаметно наша поточная линия прекратила свое существование. Многие водители сами хотели обслуживать свои машины и следить за их состоянием. Водителей вполне можно было понять, ведь они, как никто другой знали свои машины. Но если вдруг случалась какая-то крупная поломка, тогда на помощь приходили ремонтники с поточной линии. Как-то раз на одном из грузовиков пришлось снимать коробку передач. Весила она более ста килограмм, и меня тоже позвали на помощь. Мы впятером вместе с водителем корячились, снимали ее, а затем снова устанавливали. Эта процедура отняла у нас столько сил, что как только коробка наконец-то встала на место, мы буквально повалились на землю без сил.
Иногда вечером, когда все водители возвращались с работы, мы разводили костер и садились вокруг него. Кроме Петрухи еще трое водителей хорошо играли на гитаре и очень неплохо пели. Иногда пели солдатские песни, но чаще всего звучали песни из репертуара «Машины времени».
В свободное время я решил учиться играть на гитаре и попросил Петруху показать мне несколько аккордов. Я зарисовал их к себе в блокнот и старательно разучивал. Петруха терпеливо слушал мое треньканье и подсказывал, как надо держать пальцы. Через несколько дней у меня стало что-то получаться. Здесь я услышал солдатскую песню «Прощанье с Байконуром». Я записал ее слова и аккорды и вскоре научился довольно сносно исполнять ее под гитару.
К середине августа уборка пшеницы в Ростовской области подошла к концу. Майор сказал, что в ближайшие дни начнем сворачивать лагерь и затем отправимся в Тюменскую область. Первое, что пришло мне в голову, когда я услышал эту новость, было то, что наш эшелон вполне может поехать через Челябинск. И хотя вероятность того была довольно высока, я постарался выбросить из головы эту мысль. Я никак не мог поверить в то, что мне удастся встретиться со своими родными.
Через несколько дней мы дружно принялись убирать ограждение автопарка, разбирать столовую, и загружать взводное имущество в машины. Из палаток убрали деревянные настилы, и кровати теперь стояли прямо на земле.
Вскоре от кухни остался лишь один полевой котел на колесах. На следующее утро мы должны были свернуть палатки, погрузить их в машины и ехать на погрузку на станцию. Но утром приехал замполит и сообщил, что эшелон еще не готов и погрузка откладывается дня на два. Эта новость стала для нас и для наших командиров полной неожиданностью. Продуктов у нас уже почти не было. Замполит сказал, что нам выдадут сухой паек, но только на один день.
Прошел день, настал второй. Мы называли друг друга туристами – целыми днями бездельничали, играли в волейбол, бренчали на гитарах, да еще помогали поварам, таскали сухие ветки из лесополосы. Продукты были на исходе. Майор отправился на машине в поселок, привез несколько буханок хлеба и пару ведер картошки. Потом он взял с собой нескольких солдат, и они привезли полмашины арбузов, чем очень нас порадовали. Все арбузы были спелые, только что с грядки. Каждому досталось по два или три арбуза.
В тот же день майор где-то раздобыл рыболовную сеть. К вечеру он вместе с прапорщиком и несколькими солдатами поехали на машине на речку. Вернулись они, когда было уже совсем темно, с богатым уловом – два ведра рыбы. Мы разожгли костер и до поздней ночи варили уху и жарили рыбу.
Наше вынужденное безделье несколько затянулось и уже стало надоедать, когда на четвертый день наконец-то пришел приказ сворачивать лагерь и отправляться на станцию. В один момент мы убрали палатки, погрузили их в машины и поехали.
На станции нас уже ждал эшелон. Сразу же началась погрузка. Машины с рампы заезжали на платформы, и мы крепили их прокаленной на огне толстой стальной проволокой за мосты. Поздно ночью погрузка была завершена, объявили отбой и мы улеглись спать в товарном вагоне на нарах.
Поезд тронулся. Позади осталась Ростовская область. Доехали до Волги и долго стояли в Волгограде. Вдали была хорошо видна огромная статуя «Родина-Мать».
Затем наш эшелон следовал вдоль Волги до Куйбышева (Самара). Один наш водитель был родом из Куйбышевской области. Он с волнением смотрел на знакомые ему места. Когда же мы проехали железнодорожный переезд, он всплеснул руками и закричал: «Вон там по этой самой дороге моя деревня! Тут два километра всего до нее!» Он пытался рассмотреть лица водителей машин, стоявших перед шлагбаумом на переезде в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. Но в считанные секунды наш поезд пересек переезд и помчался дальше, а он еще долго молча стоял и смотрел вдаль. Никто его ни о чем не спрашивал и не беспокоил. Все понимали, что происходит сейчас у него на душе.
В Куйбышеве мы остановились на последнем пути станции. Из-за товарных вагонов на соседних путях виднелось здание вокзала. Я вышел из вагона и прошелся вдоль состава. Мое внимание привлекли два солдата не из нашего взвода, одетых по форме, застегнутых на все пуговицы, в панамах. Они разговаривали с командиром роты и были явно чем-то взволнованы. Я подошел поближе узнать в чем дело. Оказалось, что оба солдата родом из Куйбышева. Они просили командира отпустить их на вокзал, хотя бы в сопровождении офицера, позвонить по телефону родным. Командир задумчиво окинул взглядом множество железнодорожных путей с товарными поездами, отделявшими наш эшелон от вокзала, и сказал, что пройти туда никак не возможно, да и неизвестно, сколько времени наш эшелон здесь простоит. К тому же на вокзале можно наткнуться на патруль, а это чревато большими неприятностями. Не желая больше утруждать себя этим вопросом, командир роты удалился в свой вагон.
Оба солдата вполне понимали сложившуюся ситуацию и, понурив головы, растерянно бродили вдоль эшелона, изредка поглядывая на недоступное здание вокзала. Мы все сочувственно смотрели на них, невольно представляя себя на их месте. Я подумал, что если вдруг эшелон после Куйбышева пойдет на Челябинск, то возможно и меня ждет такая же участь.
В Куйбышеве мы простояли чуть больше часа. Когда мы поехали дальше, уверенность моя в том, что эшелон идет на Челябинск, росла с каждым часом, но только я об этом пока никому не говорил. Когда же мы проехали без остановки Уфу, сомнения мои исчезли окончательно. Но, сосчитав по времени, во сколько же мы будем в Челябинске, если будем ехать так же быстро, я погрустнел: получалось часа в два или три ночи. Но вдруг вечером на одной из станций мы остановились надолго. Я хотел лишь одного: только чтобы простояли здесь как можно дольше. Когда я уснул, мы все еще стояли на той станции.
Утром, 27 августа, проснулся я рано, быстро спрыгнул с нар и первым делом посмотрел в приоткрытую дверь вагона. Светило яркое утреннее солнце, и синее небо закрывали легкие белые облачка. Наш поезд бежал среди Уральских гор. Вскоре сделали небольшую остановку на товарной станции Златоуста, затем немного постояли в Миассе. Вот показалось озеро Еловое с большим островом посередине. Вдали, на противоположном берегу в лучах солнца белело здание главного корпуса санатория, а левее виднелись крыши корпусов дома отдыха «Сосновая Горка». Восемь лет назад я вместе с сестрой Мариной и бабушкой жили там летом. На меня нахлынули приятные воспоминания о том времени, и сердце мое заколотилось… Я вдруг поймал себя на мысли, что никак не могу поверить в реальность всего происходящего. Мне казалось, что все это происходит во сне или на экране телевизора. В моем сознании никак не укладывалось, что через полтора часа, по воле судьбы, я вдруг окажусь в своем родном городе, которого не видел больше года. А ведь никто из моих родных даже и не подозревает, что я сейчас нахожусь совсем близко от них…
Мои товарищи уже все встали. По одному моему виду они поняли, что скоро Челябинск. Мы сели за стол и позавтракали. Когда проезжали какую-нибудь станцию, обязательно кто-нибудь спрашивал, долго ли еще ехать до Челябинска. Все смотрели на меня с пониманием и участием, и, вероятно, каждый пытался представить себя на моем месте.
Приближаясь к Челябинску, поезд замедлил ход и шел по каким-то обходным путям. Вдали, за товарными составами, я уже видел здание вокзала.
Ровно в девять часов утра наш эшелон остановился на последнем товарном пути железнодорожной станции Челябинска, прямо перед переходным мостом, ведущим из Ленинского района города прямо на вокзал. Я застегнулся на все пуговицы, надел ремень, панаму и спрыгнул на землю. За мной спрыгнул Иноземцев и еще несколько человек. Перед нами была зеленая лужайка с высокими тополями, за ней – автомагистраль «Меридиан», а дальше жилые дома Ленинского района. Чуть левее от нас, в тени тополей, стояли несколько небольших домиков, видимо относящихся к службам железной дороги.
Из офицерского вагона к нам спешил наш майор. Он удивленно посмотрел на меня и спросил:
- Что, Маркин, домой что ли приехал?
- Да, товарищ майор, домой, - ответил я. – Мне хотя бы по телефону позвонить маме на работу. Вон тот переходной мост идет прямо на вокзал.
- Гм…, на вокзал, говоришь…, - задумчиво произнес майор, оглядываясь по сторонам. – На вокзал-то нам нельзя.
- А долго стоять будем, не знаете? – спросил Иноземцев.
- Как только заменят наш электровоз на тепловоз, так и поедем дальше.
Майор внимательно посмотрел на те три небольших домика и сказал:
- Ну-ка, Маркин, пойдем, посмотрим, что там такое. Может быть, и повезет. Всем остальным оставаться здесь.
Мы быстро пошли к одному из домиков. Там находилась какая-то контора, и к моей большой радости на столе стоял телефон.
- Здравствуйте! – бодрым голосом произнес майор. – Можно ли воспользоваться вашим телефоном?
Сидевшие за столами женщины все разом посмотрели на бравого офицера и солдата в экзотической для этих мест панаме.
- Вообще-то, это служебный телефон, - сердито ответила одна из женщин.
- Извините, пожалуйста, но мы с этого эшелона, проездом. Мой солдат родом из Челябинска и хотел бы позвонить матери.
- Ну хорошо, пусть позвонит, - смягчившись, ответила она.
Трясущимися от волнения руками я поднял трубку и стал набирать 77-14-93. Этот мамин рабочий телефон я помнил наизусть с детства. Гудки… «Только бы мама работала сегодня в первую смену», - думал я. На другом конце провода ответили.
- Позовите, пожалуйста, Маркину Валентину Петровну, - сказал я дрогнувшим голосом.
Небольшая пауза и из трубки послышался мамин голос:
- Алло, я слушаю.
У меня комок подступил к горлу. Пару секунд я не мог вымолвить ни слова.
- Мама! – наконец крикнул я.
На другом конце провода тишина. Я вдруг сообразил, насколько там мама ошеломлена. Она, быть может, даже и не узнала мой голос.
- Мама! Это я, Вова. Я в Челябинске, на вокзале! – наконец, овладев, собой, крикнул я. - Наш эшелон стоит на последнем пути!
- Ой, Вова! – переполненная изумлением и радостью воскликнула мама. – Сколько простоите?
- Наверно, час, а может и два, не знаю…
- Жди! Сейчас приедем!
Я положил трубку. Майор, видимо удивленный коротким разговором, вопросительно посмотрел на меня.
- Сказала, сейчас приедут, - несколько растерянно пояснил я. – Только я… я не сказал, что буду ждать у переходного моста.
- Так звони еще раз! Давай скорее! – майор схватил трубку телефона. – Какой номер?
Я назвал номер. Он тут же его набрал и протянул мне трубку. Я попросил пригласить Валентину Петровну. Женский голос ответил, что она только что вышла. Я объяснил, что звонит ее сын, что нахожусь проездом на вокзале и буду ждать у переходного моста. Женщина воскликнула «Ой!» и сказала, что сейчас попробует разыскать ее по внутреннему телефону. Я положил трубку.
Мы поблагодарили женщин и вышли на улицу.
От волнения у меня все еще дрожали руки. Мы с майором направились к переходному мосту и стали ждать. Я думал, что мама с папой пойдут со стороны вокзала, и все поглядывал на мост. Но вскоре мое внимание привлек оранжевый «Жигуленок», несущийся по «Меридиану». Он лихо затормозил у самого переходного моста и внутри, к своему удивлению, я вдруг увидел улыбающихся маму и папу. Они вышли из машины и бросились мне навстречу. Мама обняла меня. Следом за ней папа. Радость, слезы, поцелуи… Люди, спускавшиеся и поднимавшиеся по ступенькам переходного моста, останавливались, оглядывались на воинский эшелон, задумчиво смотрели на солдата в экзотической панаме и выгоревшей на солнце форме, наблюдали нашу радостную встречу и, наверно, радовались за нас.
Я спросил, а где же Марина. Как оказалось, когда мама прибежала домой, Марина уже уехала к бабе Нине и деду Пете. Мне было очень обидно, что не удастся увидеть свою сестру.
Майор нам сказал, чтобы мы находились недалеко от вагона. Мы расположились на стволе поваленного дерева на лужайке под тополями. Я рассказывал о своей службе, наконец-то сказал, что служу на Байконуре, ведь в письмах об этом писать было нельзя.
Мама спросила, откуда я звонил по телефону. У нее вдруг возникла идея позвонить соседям бабы Нины и передать, что мы сидим на вокзале. Быть может, Марина успеет приехать до ухода эшелона. Мама побежала в тот самый домик, откуда я звонил, и вскоре радостная вернулась. Ей удалось дозвониться, и через полчаса я увидел свою сестру и бабу Нину.
Мои товарищи то и дело издали поглядывал на нас и, наверно, вспоминали своих родных. Примерно через час к составу прицепили тепловоз. Вскоре прозвучала команда «По вагонам!», и мы подошли к вагону. На глазах у всех своих товарищей на прощанье я обнял своих родных, попросил передать привет своей любимой бабушке, нянчившейся со мной с пеленок, и деду Пете. Мы расставались как-то легко, без надрыва и слез, по всей видимости из-за того, что сама эта наша встреча была настолько неожиданна и невероятна, что, наверное, каждому из нас казалась затянувшимся счастливым сном, который должен был вот-вот закончиться.
Эшелон медленно тронулся. Я передал ребятам сумки с продуктами и сам запрыгнул в вагон. Я стоял опершись на деревянный брус посередине дверного проема и махал рукой. Все ребята участливо смотрели на меня и на моих родных. Кто-то крикнул: «Сними панаму, панамой помаши!» Я сорвал с головы панаму и замахал ей. Все мои родные махали мне в ответ.
Эшелон набирал ход. Наш вагон проехал под переходным мостом, и мои родные исчезли из виду. Я еще несколько минут стоял и смотрел в их сторону. Удивительная череда событий сложилась воедино и помогла нам встретиться. Сработало то невероятное везение, которое иногда случается с людьми. Так повезло тогда мне одному из всего эшелона.
Я выложил на стол все, что было в сумках, и угостил ребят. Мы проехали за заводом ЧТЗ, а затем между Первым и Вторым озером. Вдали виднелись девятиэтажные дома и пятиэтажки района ЧТЗ. Там, за ними, мой дом, моя школа и все, что было связано с моим детством…
Челябинск остался позади. Вечером миновали Каменск-Уральский и повернули на Тюмень. Следующим утром остановились в Тюмени. Мы думали, что это и есть пункт нашего назначения, но нам сказали, что будем ехать еще часа два.
Вскоре наш эшелон остановился на станции районного центра Голышманово. Сразу началась разгрузка. Действовали мы уверенно, слаженно и все прошло без задержек и происшествий.
Майор сказал, что наш взвод будет стоять отдельно в какой-то небольшой деревне. Вся рота расположится в поселке, километрах в двадцати от той деревни.
Когда все наши машины были готовы к маршу, мы тронулись в путь. В отличие от относительно хороших дорог Ростовской области местные грунтовые дороги с ухабами и колеей были в ужасном состоянии. Асфальтового покрытия почти что не было совсем. Хорошо еще, что стояла теплая сухая погода. Наши водители с ужасом думали, что же будет, когда начнутся дожди. И хотя около половины машин нашего взвода были армейские грузовики ЗиЛ-157 – с тремя ведущими мостами, практически, вездеходы, однако далеко не новые, и к тому же их техническое состояние вызывало большие опасения. Другие грузовики были ЗиЛ-130 - только с задним ведущим мостом. Когда дороги развезет, на таких машинах будет проехать крайне сложно. Только один наш водитель не волновался по этому поводу. Его мощный армейский грузовик ЗиЛ-131 с тремя ведущими мостами и подкачкой колес способен был пройти по любым дорогам.
Часа через полтора мы добрались до нужной нам деревни. Майор встретился с местным председателем и потом рассказал нам, что разместят нас в новом, только что построенном деревянном доме, чем, конечно же, нас порадовал. С наступлением холодной осени как-то совсем не хотелось жить в палатках.
Дом оказался большой, просторный, с застекленной верандой. На кухне была сложенная из кирпича печка. Мы поставили свои двухъярусные кровати в двух комнатах и вполне все разместились. Электричество было подведено, но ни водопровода, ни канализации не было. Во дворе был деревянный сарай, где можно было хранить дрова, а рядом с ним – туалет (типа сортир). У сарая мы поставили свой умывальник.
Майор и прапорщики расположились в соседнем доме, который был чуть поменьше. Во дворе между домами мы установили кухню, ту самую, из металлических щитов, что была у нас в Ростовской области.
Автопарк расположился на окраине деревни, неподалеку от березовой рощицы. Окружающая местность была настолько похожа на Челябинскую область, что порой казалось, будто я оказался в тех местах, куда во время учебы в техникуме мы выезжали на картошку.
Обустроились мы на новом месте очень быстро. Уборка пшеницы уже шла полным ходом, и на второй день большинство наших водителей отправились возить зерно. О работе поточной линии уже даже никто и не говорил. Те ребята авторемонтники младшего призыва вместе с сержантом теперь занимались в основном ночной охраной автопарка. В необходимости такой меры предосторожности мы убедились в первую же ночь, когда кто-то из местных пробрался на территорию нашего автопарка и слил бензин с одной из машин.
В автопарк я ходил очень редко и в основном занимался хозяйственными делами возле дома: рубил дрова, приносил воду из колодца, а когда было много картошки, помогал поварам ее чистить. В свободное время я фотографировал и печатал фотографии. В доме была небольшая темная комнатка, и я занял ее под фотолабораторию. Закрыв хорошо дверь, я даже днем мог проявлять пленку или печатать фотографии.
На первой же неделе несколько машин ЗиЛ-130 сломались. В ожидании запчастей из местной МТС они теперь стояли в автопарке. Только у одной из машин была серьезная поломка в двигателе. Майор привозил авторемонтника из Голышманова, и тот сказал, что машину надо отбуксировать в районный центр и там ждать, когда поступят двигатели. Водителем этой машины был солдат моего призыва, Сейдалиев Тёрэй, туркмен по национальности. Чтобы не коверкали его труднопроизносимое имя, он сказал нам, что мы можем его называть просто Толиком. По-русски он говорил хорошо, был родом из поселка, расположенного в погранзоне на советско-иранской границе. Теперь его машина стояла в автопарке, а он днем часто бывал возле дома. Мы как-то быстро с ним подружились, и иногда он помогал мне делать фотографии.
Меня очень удивляло, что четверо наших узбеков относились к Сейдалиеву если и не враждебно, то по крайней мере не дружелюбно. Все они были выходцами из сельской местности и всегда держались вместе. Толик пытался говорить с ними по-туркменски, но те его не понимали, впрочем, так же, как и он не понимал их, когда они говорили по-узбекски. Видимо, это непонимание и вызывало у узбеков настороженность по отношению к Толику. Они никогда не называли его по имени, а обращались к нему не иначе, как: «Эй, туркмен». Да и у него не было желания заводить дружбу с узбеками.
Наша повседневная жизнь заметно отличалась от жизни в Ростовской области. Уборка урожая вошла в завершающую стадию, и о дисциплине уже никто особо не заботился. Офицеры и прапорщики основной части нашей роты, стоявшей в большом поселке, вечерам частенько выпивали. Местный председатель совхоза иногда устраивал для офицеров пьянки с местными девицами. Как рассказывали наши водители, для командира роты, подполковника, и для замполита устраивались отдельные банкеты. Наш майор иногда тоже приезжал изрядно подвыпившим. В нашем взводе особенно страдал этим прапорщик Новиков, отвечающий за техническую часть. Однажды майор вернулся домой почти трезвым и застал прапорщика едва державшимся на ногах. Был страшный скандал. Майор орал так, что было слышно на улице. Он пригрозил прапорщику, что выгонит его с «целины». С тех пор Новиков стал побаиваться майора и старался как можно реже попадаться ему на глаза.
Пожалуй, единственным, среди офицеров и прапорщиков, кто не пил вообще, был наш прапорщик «Макарыч». Кто-то из солдат, служивших с ним в одной части, говорил, что несколько лет назад прапорщик был на «целине» и, изрядно выпив, угодил под колеса машины, едва не погиб, однако отделался довольно легко. С тех пор он дал зарок не притрагиваться к спиртному и строго его соблюдал. За это все относились к нему с пониманием и очень уважали.
«Макарыч» строго следил за тем, чтобы не было пьянства среди солдат. Случалось, что иногда водители привозили вечером бутылку водки, но выпивали как-то незаметно, по-тихому. Никто сильно не напивался, и утром все отправлялись на работу.
В середине сентября похолодало, начались дожди. Нам выдали теплое обмундирование, бушлаты и зимние шапки.
Дрова теперь были сырыми и требовалось немало времени, чтобы растопить печку в доме или разжечь огонь под котлом на кухне. Как-то раз, когда я безуспешно пытался разжечь огонь под котлом, Петруха сказал, что можно плеснуть на дрова бензин. Он сходил в автопарк и принес небольшую канистру с бензином. Я нашел старую металлическую кружку, налил в нее бензин и плеснул на дрова. Петруха бросил туда горящую спичку, и пламя разгорелось. Мы были очень рады, и теперь проблема сырых дров нас больше не волновала. Правда, однажды по собственной глупости я чуть было не получил ожег. Рядом с сараем, под навесом, стояла металлическая печка, на которой обычно подогревали воду для мытья и стирки. Моросил дождь, дрова были совершенно сырые, и разжечь их без бензина было просто невозможно. Я плеснул побольше бензина, бросил спичку, и огонь моментально вспыхнул. Дрова окутались серо-белым паром, исходящим из сырой древесины. Очень скоро бензин выгорел, и пламя стало затухать. Недолго думая, я налил полкружки бензина, надел на руку толстую солдатскую рукавицу, и вылил бензин в печку. Дальше все произошло в одно мгновение. Попав в печку, бензин вспыхнул, пламя по струе взметнулось к кружке, которая тут же вспыхнула. Вспыхнула и рукавица, слегка намоченная бензином. Среагировал я мгновенно: резко махнул рукой и сбросил горящую рукавицу вместе с кружкой на мокрую траву. Петруха и еще кто-то из солдат, раскрыв рты, остолбенело смотрели на меня. Я вдруг подумал, что если рукавица сгорит, то получу нахлобучку от «Макарыча», и бросился ее тушить сапогами. Рукавицу удалось спасти. Больше ни я, никто другой не подливал бензина в горящую печку.
С наступлением осенней распутицы ездить по местным грунтовым дорогам стало небезопасно. Один наш ЗиЛ-130 слетел со скользкой дороги в кювет и лег на бок. К счастью, водитель не пострадал. Вскоре еще один ЗиЛ-130 оказался в кювете. Вытаскивать его отправился самый мощный наш вездеход ЗиЛ-131. На место происшествия поехали прапорщик Новиков и еще двое водителей. ЗиЛ-130 стоял в кювете, зарывшись задними колесами в грязь. Его зацепили тросом и стали вытаскивать на дорогу. Вездеход надсадно ревел, но машина никак не шла. Вдруг трос лопнул и со страшной силой ударил о верх кабины ЗиЛ-130, за рулем которого сидел сам прапорщик Новиков. Удар был такой силы, что на кабине осталась вмятина. Попади конец троса чуть ниже, и лобовое стекло разбилось бы вдребезги, а прапорщику едва бы удалось уцелеть.
После долгих усилий машину наконец-то вытащили на дорогу. В тот же день приказом командира роты до особого распоряжения было запрещено выезжать всем машинам с одним ведущим мостом. Пока шли дожди, на работу отправлялись только ЗиЛ-157 и ЗиЛ-131. Остальные водители сидели в автопарке или бесцельно слонялись возле дома.
Как-то раз в поселке, где стояла рота, произошел неприятный инцидент. Тогда там работали несколько бригад строителей чеченцев. По договору с местным руководством они хорошо и быстро строили жилые деревянные дома и хозяйственные постройки. По выходным в поселковом клубе устраивались танцы. Туда приходили и местные жители, и прапорщики нашей роты, и строители чеченцы. Поздно вечером один прапорщик сцепился с чеченцем и сильно его побил. Когда остальные чеченцы прибежали на выручку своему товарищу, они увидели, как прапорщик запрыгнул в кабину машины и уехал. По приметам им было лишь известно, что тот был усатым. Чеченцы принялись разыскивать прапорщика, чтобы ему отомстить. Это были не простые угрозы, его просто могли прирезать. Командир роты, узнав о грозящей прапорщику опасности, приказал ему сбрить усы и не высовываться из дома. Чеченцы даже расспрашивали солдат о прапорщике, но те отвечали, что прапорщика того не знают и что он, наверно, был из другой части.
Однажды вечером мы с ребятами сидели возле дома, когда вдруг увидели как к дому, в котором жили майор и прапорщики, подъезжает трактор «Беларусь» с открытой кабиной. На нем каким-то образом уместились человек пять или шесть чеченцев. Возле дома стояли два наших водителя и на вопрос: «что им тут надо?» чеченцы ответили, что приехали зарезать вашего прапорщика. У каждого из них был нож. В доме находился один подвыпивший прапорщик Новиков. Наши водители стали объяснять, что это совсем не тот прапорщик, которого они ищут, но чеченцы, бесцеремонно оттолкнув наших водителей, быстро прошли в дом. Мы вскочили и тоже все побежали к дому. В тот же самый момент подъехала машина с нашим майором. Он буквально ворвался в дом и потребовал от чеченцев объяснить, почему те без приглашения вошли в его дом. Через минуту все они поспешно вышли на улицу, уселись на свой трактор и уехали.
В самом конце сентября было приказано направить дней на десять семь или восемь машин нашего взвода в деревню Черемшанка, расположенную километрах в пятидесяти к югу от нашей деревни. Возглавил это выездное подразделение сам наш майор. Командир роты по просьбе замполита включил еще в состав группы комсорга роты – прапорщика. Многие наши водители изъявляли желание поехать. Наконец майор объявил тех, кто отправится в Черемшанку. Это были водители машин ЗиЛ-157 и ЗиЛ-131. Кроме того майор сказал, что еще берет с собой меня и Петруху. Нам предстоит охранять машины в местном автопарке и заниматься хозяйственными работами. Это сообщение нас порадовало. Признаться, всем нам уже изрядно поднадоело торчать здесь возле дома.
Наконец мы отправились в путь. Погода была холодная и отвратительная. Моросил мелкий дождь, который потом перешел в снег. Наша колонна медленно двигалась по раскисшей грунтовой дороге. Иногда на повороте машину заносило и водителю с трудом удавалось удерживать ее на дороге.
Часа через полтора мы остановились в небольшой деревеньке. У одной из машин что-то сломалось. Около часа водители ковырялись в моторе. В кабинах ЗиЛ-157 печки работали плохо, и было холодно. Я вышел из машины походить и погреться, но шел снег, дул холодный ветер, и я вновь залез в кабину. Наконец, неисправность устранили, и мы поехали дальше.
Добрались до Черемшанки без особых происшествий. Нас встретил какой-то местный начальник и первым делом повел в деревенскую столовую, где мы очень хорошо пообедали. Потом машины сразу же отправились что-то перевозить. Майор тоже поехал вместе с ними на ЗиЛ-131. А мы с Петрухой и прапорщик-комсорг отправились в дом, где нам предстояло жить все это время. Одноэтажный деревянный домик представлял собой что-то вроде гостиницы. Вероятно, здесь обычно проживали приезжие сезонные работники и водители. В доме было две комнаты – одна большая, там стояло штук десять кроватей, другая – маленькая, там с трудом умещалось две кровати и шкаф. Майор и прапорщик разместились в маленькой комнате, а мы, солдаты – в большой.
Вместе с прапорщиком мы осмотрели во дворе небольшой сарайчик. Там лежали дрова. Рядом с сараем стояла деревянная баня, весьма обветшалая. Стекло в небольшом окошечке было разбито, и внутри было так же холодно, как и на улице. Мы с Петрухой взяли по нескольку поленьев и отнесли в дом, чтобы растопить печку.
Вечером, после ужина, майор отправил меня в местный автопарк дежурить всю ночь. Все наши машины уже стояли там. У ворот меня встретил деревенский сторож, невысокий седой старичок. Уже почти совсем стемнело. Мы с ним прошли вдоль стоявших в ряд наших машин, посмотрели трактора, другую технику и, поеживаясь от холодного ветра, пошли в сторожку. Там было тепло. Сторож подбросил дров в раскаленную печку, и мы уселись на табуретки возле стола. Ему было любопытно поговорить с приезжим человеком, а тем более с солдатом. Я рассказывал о службе, но только то, что можно было рассказать незнакомому человеку. Сторожа интересовало, как мы живем в большом городе Челябинске, расспрашивал меня о моих родных. Особенно поразил его рассказ о встрече с моими родными. Когда я рассказал, что встретился не только с мамой и папой, но еще и удалось дождаться сестру и бабушку, сторож вдруг посмотрел на меня с явным недоверием. Он, несомненно, подумал, что здесь-то я уж точно приврал, не может быть, чтобы все сложилось так удачно. Поймав его недоверчивый взгляд, я вдруг на какое-то мгновенье даже сам усомнился, а было ли это на самом деле, не приснилась ли мне наша встреча... Но нет, никакой это не сон, все это было…
Еще несколько раз мы со сторожем выходили на улицу и делали обход техники. Часов в пять утра, сидя на табуретках и прислонившись к стене, мы оба сладко задремали.
Примерно в начале восьмого пришли наши ребята и майор, а я отправился в столовую на завтрак. Потом я пошел к дому. Петруха был там. Я рассказал ему как прошло ночное дежурство, а затем улегся на кровать и проспал почти до обеда.
Следующую ночь дежурить в автопарке предстояло Петрухе. Вечером после ужина майор отправил его в автопарк и сам куда-то уехал. Мы с ребятами растопили печку и, сидя на кроватях, пели под гитару песни. Прапорщик лежал на кровати в своей комнате и что-то читал.
Вскоре все улеглись спать. Майора и водителя, что его возил, все еще не было. Среди ночи я вдруг проснулся от шума за окном. Послышался шум машины и чьи-то голоса. Один, несомненно, был наш майор. Он яростно кого-то отчитывал. Проснулись еще несколько человек, кто-то выглянул в окно. Вскоре входная дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился майор. Он в буквальном смысле кого-то тащил за шиворот. В комнате включили свет, из маленькой комнаты выбежал прапорщик. По раскрасневшемуся, разгневанному лицу майора было понятно, что он изрядно выпивши. Тот, кого он тащил за шиворот, оказался Петруха. И без того маленький ростом, перепуганный и сжавшийся в комок, он казался в два раза ниже майора. Петруха всячески пытался вывернуться, убежать, спрятаться, но всякий раз могучая рука майора настигала его и хватала за шиворот. Совершенно ошалев от такого зрелища, мы молча сидели на кроватях и наблюдали за происходящим. Майор без особого труда, словно щенка, затащил Петруху в маленькую комнату и громогласно объяснил прапорщику, что произошло. Как оказалось, майор заявился в автопарк и застал Петруху спящим. В то самое время возле наших машин притаился кто-то из деревенских с канистрой и сливал бензин. Задержать воришку не удалось: тот ловко перелез через забор и скрылся в ночи. И тогда весь гнев подвыпившего майора обрушился на Петруху…
Рассказывая все это, майор отвлекся и выпустил Петруху из рук. Тот с перепугу забился под кровать. Майор вновь вспомнил, как Петруха спал в автопарке, а в это время с наших машин сливали бензин. В порыве гнева он наклонился и выволок Петруху. Затем, схватив его за грудки, поднял на одной руке и едва не выбил им хлипкую оконную раму. Прапорщик бросился успокаивать его. Наконец, майор несколько поостыл и выпустил несчастного Петруху.
Вдруг он вспомнил, что наши машины в автопарке стоят без охраны, и, вновь распаляясь, громко спросил:
- А где у нас Маркин? Тоже спит, что ли?
- Нет, нет! Он здесь! – чуть ли не в один голос ответили все.
- Я здесь, товарищ майор,- сказал я, поспешно заходя в маленькую комнату.
- А, здесь…, гм…, - он буквально просверлил меня взглядом. – Молодец! Одевайся, едем в автопарк, будешь охранять машины до утра.
Я быстро оделся, и мы поехали в автопарк. Сторож был очень удивлен нашему появлению и как-то с опаской поглядывал на майора. Потом он мне сказал, что больно уж крутой у нас командир.
На следующий день майор объявил, что теперь Петруха в наказание будет дежурить в автопарке каждую ночь. Мне он поручил заниматься хозяйственными делами в доме: рубить дрова, топить печку, носить воду…
Это меня вполне устраивало и даже обрадовало – дежурить в автопарке по ночам мне совсем не нравилось. Кормили нас по-прежнему в деревенской столовой. Местные поварихи готовили очень вкусно, и я вполне был доволен такой жизнью.
В первой половине октября погода наладилась. Дожди прекратились, днем светило солнце, а ночью температура опускалась до нуля. Каждый день наши водители возили зерно с деревенского тока в зернохранилище.
Как-то раз мы с Петрухой, пообедав, вышли из столовой. Тут стояло несколько наших машин, майор приехал на обед. Вдруг мы увидели армейский грузовик ЗиЛ-157, подъезжающий к столовой. Это была не наша машина, и судя по номерам, даже не из нашего батальона. Удивленно поглядывая на нас, из кабины вышли два солдата с черными погонами и эмблемами ракетных войск. Они сказали, что едут в какой-то поселок, но сбились с пути. Мы такого поселка не знали и сказали, что надо спросить у наших водителей или у местных. Я спросил, откуда они. Оказалось, что эти ребята здесь тоже на «целине», из отдельного автомобильного батальона с ракетного полигона Капустин Яр (в Астраханской области). Их отправили с грузом в командировку, а рота их базируется на юге Тюменской области. Мы сказали, что сами с Байконура, и радостно пожали друг другу руки. Тут из столовой вышли наши водители и майор. Кто-то из водителей знал, как проехать к тому населенному пункту, а майор договорился в столовой, чтобы ребят накормили.
В субботу вечером, как раз после ужина, в деревенском клубе показывали кино. Почти все наши водители уже вернулись с работы, майор был где-то в отъезде, и прапорщик-комсорг решил сводить нас на это культурное мероприятие. У нас отсутствовал один водитель. Прапорщик попытался выяснить, где же он. Кто-то из водителей довольно туманно объяснил, что тот немного задержался с местными ребятами и как только поставит машину в автопарк, так сразу придет в клуб. Немного подождав, мы во главе с прапорщиком, отправились в кино. Начался фильм, нашего водителя все не было, и прапорщик заметно волновался по этому поводу.
Примерно в середине фильма дверь в зал со скрипом отворилась. Яркий свет прорезал темноту заполненного до отказа зрительного зала, и в дверном проеме показался наш водитель. Нетвердым шагом, заметно покачиваясь из стороны в сторону, он вошел в зал и остановился, пытаясь рассмотреть кого-нибудь в темноте. Прапорщик и несколько водителей встали со своих мест и направились к нему. Деревенские жители оторвались от экрана и с интересом наблюдали за происходящим. Наш водитель был сильно пьян, с трудом держался на ногах, но, не смотря на это, был явно чем-то взволнован. Прапорщик вывел его из зала, и мы пошли за ними.
- Где же это ты так, родной? – снисходительно спросил прапорщик.
- Да…, ребята деревенские позвали…, - едва ворочая языком, ответил он.
- Хорошо, что майор сегодня поздно приедет, - окинув нас взглядом, произнес прапорщик. – Надо бы его увести в дом и спать уложить.
- Серега, а машина то твоя в автопарке? – спросил кто-то из водителей.
- М-м…, она…, - глубокомысленно промычал Серега и испуганно посмотрел на прапорщика, - она…, нет…, я ее потерял…
- Что?! – вскричал прапорщик. – Как потерял?! Где машина?!
- Да…, не знаю я…, не могу найти…, - едва не пустив слезу, пробормотал Серега.
Совершенно остолбенев, мы смотрели на него. Вероятно, каждый пытался представить себе, что же теперь будет за пропажу машины.
- Значит так! – выйдя из оцепенения, уверенно произнес прапорщик. – Надо бы узнать, где он был с деревенскими.
- Я знаю! – сказал один из водителей.
- Тогда мы с тобой бежим туда. Остальные…, уведите его домой, уложите спать. Ждите у дома. Если машину там не найдем, то будем продолжать поиски. Всем ясно?!
- Так точно, товарищ прапорщик! – ответили мы и направились к дому.
Минут через двадцать я услышал шум мотора, и к дому подъехал тот самый потерявшийся грузовик. Довольный, улыбающийся прапорщик рассказал, что машину нашли неподалеку от того места. Два деревенских парня сидели в ней и дожидались кого-нибудь из нас. Хорошо, что это происшествие так закончилось. Прапорщик заверил нас, что не будет ничего рассказывать майору.
Отправив машину в автопарк, все мы вместе с прапорщиком вновь пошли в клуб. Кино уже закончилось. К нам подошел заведующий клубом и сказал, что на сегодня у него еще намечены танцы, но что-то желающих нет, после кино все пошли по домам. Мы вместе с заведующим прошли в клуб. Там в небольшом зале, в углу на тумбочке стоял старый проигрыватель с одной колонкой. Рядом лежала куча пластинок. Завклубом посетовал на то, что деревенская молодежь почему-то не ходит на танцы; может быть аппаратура старая, может пластинки не те, а денег на новое оборудование не дают. Тут он вдруг вспомнил, что пару лет назад из районного центра прислали несколько электрогитар, ударную установку, усилитель, колонки; хотели создать при клубе ансамбль, так ведь не нашлось музыкантов в деревне. Среди нас были двое водителей, хорошо игравших на гитаре, и прапорщик спросил, где же сейчас вся эта аппаратура. Завклубом нашел ключ от небольшого складского помещения, и мы все пошли туда. Наши ребята извлекли из пыльных, затянутых паутиной чехлов электрогитары, включили усилитель. К немалому удивлению самого завклубом, вся аппаратура была в рабочем состоянии. Прапорщик сказал, что если немного порепитировать, то наши солдаты могли бы выступить здесь перед деревенскими жителями. Двое водителей и Петруха возьмут в руки гитары, а сам прапорщик сядет за ударную установку. Это идея так понравилась заведующему клубом, что он предложил завтра же начать репетиции.
Несколько дней подряд по вечерам, наши музыканты отправлялись в клуб. Приходили они довольные, вся техника работала хорошо. Прапорщик уже составил репертуар песен и на ближайшую субботу был запланирован концерт. Вся деревня с нетерпением ждала этого дня. Но этому событию состояться было не суждено.
В четверг, после ужина, я вернулся к дому. Смеркалось. На крыльцо вышел прапорщик.
- Я в клуб, - сказал он и направился к калитке.
Я кивнул и присел на скамейку у забора, прислушиваясь к шуму мотора приближающейся машины. Затормозивший возле калитки ЗиЛ-130 заставил прапорщика остановиться. Несколько опешив, он распахнул калитку и отступил на шаг. Из машины вышел подполковник – командир роты. Водрузив себе на голову фуражку и застегивая распахнутую шинель, нетвердым шагом, слегка покачиваясь, он прошел во двор. Удивленный неожиданным появлением командира роты, я вскочил со скамейки, поспешно подошел к поленнице дров и стал поправлять поленья.
- Товарищ подполковник, подразделение отдельного взвода… - вытянувшись и отдавая честь начал докладывать прапорщик.
- Где ваш майор! – резко оборвал его подполковник.
- Товарища майора здесь нет…, - на секунду замялся прапорщик, совершенно обескураженный внезапным появлением начальства.
- А где он?! – сурово взглянув на прапорщика, рявкнул подполковник и слегка покачнулся.
Тут я сообразил, что командир роты, мягко говоря, не совсем трезв.
- Товарищ майор сегодня осуществлял наблюдение за погрузкой машин, - быстро овладев собой, доложил прапорщик.
- Осуществлял наблюдение…, гм…, ну и где он сейчас?
- Скоро прибудет, - не моргнув глазом, ответил прапорщик.
Нахмурив брови, подполковник сердитым взглядом окинул двор. Я, стараясь не смотреть на командира роты, усердно поправлял дрова в поленнице. С трудом подавив икоту, он вновь взглянул на прапорщика.
- А где весь личный состав, комсорг!
- Личный состав отдыхает. Три человека в клубе на репетиции.
- На какой еще репетиции?! – прямо-таки вскипел подполковник.
- Товарищ подполковник, - как бы оправдываясь, быстро заговорил прапорщик, чувствуя что, подлил масла в огонь. – В клубе есть музыкальные инструменты, а наши ребята хорошо играют и поют… И в качестве проведения культурно-массового мероприятия мы хотели выступить с концертом в клубе в субботу. Для деревни это будет большое событие…
- Какой еще концерт, прапорщик! – заорал подполковник. – Совсем здесь распустились..! Концерт…, культурно-массовое мероприятие…, придумали…, самодеятельность, понимаешь ли..! Да я покажу вам мероприятие! Завтра работы ваши здесь заканчиваются! Пусть майор свяжется со мной по телефону! Завтра же чтобы духу вашего здесь не было! Вам ясно, прапорщик! А то концерт, понимаешь ли...!
Командир роты сел в машину и уехал. Прапорщик потоптался в нерешительности у калитки и посмотрел на меня.
- Похоже, концерта не будет, - задумчиво произнес он.
- Так что же, завтра уезжаем? – спросил я.
Прапорщик лишь поморщился в ответ, плюнул с досады и пошел в клуб.
Майор приехал поздно ночью, тоже пьяный. Прапорщик доложил ему о появлении здесь подполковника. Утром майор ходил к председателю, звонил по телефону командиру роты. Пришел он сердитый и приказал нам немедленно собираться.
Деревенские, с нетерпением ждавшие нашего концерта, были очень расстроены. Заведующий клубом приходил к майору и спрашивал, нельзя ли нам задержаться хотя бы на день. Но приказ есть приказ, и мы в тот же день покинули гостеприимную Черемшанку.
Дороги были в неплохом состоянии, и мы добрались до своей деревни без особых приключений. Встретились со своими товарищами, с которыми не виделись почти две недели. Макарыч сообщил, что нас тут дожидаются письма из дома. Это была самая радостная новость. Я получил сразу два письма - из дома и от деды Пети. Вечером я написал ответ и отнес письма на местную почту.
Погода стояла осенняя, переменчивая. Иногда было солнечно, а иногда шел снег. По ночам температура опускалась ниже нуля, и тогда вода в нашем умывальнике покрывалась корочкой льда.
Как-то раз я отправился в автопарк навестить Петруху. Он сидел в кунге у печки и что-то читал. На скамейке лежали несколько журналов «Наука и жизнь». Обрадованный такой находке, я уселся на скамейку и стал их просматривать. В одном из журналов я нашел статью ученого-океанолога о его работе на научно-исследовательском судне во время экспедиции в Тихом океане. Эта статья произвела на меня такое сильное впечатление, что мне захотелось после армии поступить в институт и стать океанологом. Далекие экспедиции, исследование океана, коралловые острова и дальние страны… Это ведь как раз то, о чем я мечтал с детства. Дня три я только об этом и думал, несколько раз перечитывал статью в журнале. До конца службы оставалось уже не так много времени и мне иногда приходилось задумываться над тем, а что же делать дальше, после того, как вернусь домой. Я представлял себе, что меня ожидает работа на Радиозаводе или поступление в ЧПИ и продолжение учебы по полученной в техникуме специальности. Но, по правде сказать, ни то ни другое меня никак не вдохновляло. Теперь же у меня появилась цель, как мне казалось, вполне реальная. Я еще не знал, в каких учебных заведениях можно получить специальность океанолога, и хотел в скором времени разузнать об этом поподробнее.
Уборка урожая подходила к концу. В двадцатых числа октября мы стали готовиться к отъезду. Наконец стала известна точная дата нашего отъезда. Накануне вечером майор построил нас во дворе и подвел итоги нашей работы на «целине». В конце он объявил, что за хорошую работу и образцовое поведение около десяти человек из нашего взвода будут поощрены. Я оказался в списке представленных на повышение звания. Теперь я буду ефрейтором. Кроме того, я оказался и во втором списке представленных на отпуск. Это сообщение очень меня порадовало. Все соответствующие документы о поощрениях мы получим по возвращении на Байконур и предоставим их в свою часть.
Настал день нашего отъезда. Мы погрузили все наше солдатское имущество в машины и поехали на железнодорожную станцию Голышманово. Эшелон уже был готов, и погрузка не заняла у нас много времени. Вместо товарных вагонов для нас были подготовлены несколько пассажирских вагонов. Мы заняли свои места и в тот же вечер тронулись в путь.
Через день мы вновь проезжали Челябинск. Но на этот раз наш эшелон остановился где-то на товарной станции среди товарных составов. Я пытался рассмотреть, где вокзал, но так его и не увидел. Мы даже из вагонов не выходили. Почти сразу вместо тепловоза прицепили электровоз, и эшелон отправился дальше. Как ни странно, но у меня не было никакого сожаления, что родной город остался позади. Ведь моя встреча с родными уже состоялась, а, кроме того, я заработал отпуск и надеялся в ближайшем будущем вновь побывать в своем родном городе.
Эшелон наш шел быстро, без длительных остановок на полустанках. Вот уже и Казахстан, бескрайние пустынные равнины. Снова увидев песок, верблюдов и казахские юрты мы все как-то приуныли. До сознания каждого из нас вдруг дошло, что мы снова возвращаемся туда, в край выжженной солнцем пустыни, в свою часть, к строго установленному распорядку дня, уставу и нарядам. Успокаивало лишь то, что служить мне оставалось всего полгода. К тому же в свою казарму я вернусь «дедом» и служба уже не будет такой, как год назад.
Наконец вдали показались огромные антенны космической связи, и вскоре наш эшелон остановился на станции Тюра-Там. Из вагонов нас не выпускали, шла проверка всего состава. Затем эшелон повернул на внутреннюю железнодорожную линию космодрома. Проехав мимо 2-й площадки, мы остановились на пустыре и стояли часа два или три. Здесь нам наконец-то разрешили выйти из вагонов. Наше внимание привлекли высокие металлические конструкции вдали. Там шло сооружение какой-то новой стартовой площадки. Позднее я узнал, что это был стартовый комплекс «Энергия – Буран».
Проехав еще немного, наш эшелон прибыл на 43-ю площадку. Мы знали, что это была «боевая» площадка, где собирали и испытывали межконтинентальные ракеты. Неподалеку стояло здание монтажно-испытательного корпуса. Где-то здесь, на боевом дежурстве, в шахтах, стояли ракеты. Через определенные промежутки времени проводились контрольные запуски ракеты без ядерной боеголовки. Она улетала на восток, за тысячи километров и поражала цель на Камчатке или в Тихом океане. Если запуск был осуществлен успешно, то ракеты подобного класса на всех ракетных базах страны продолжали нести боевое дежурство, если же запуск был неудачным, ракеты заменялись на новые.
Разгрузились мы быстро. Машины поставили на специально оборудованную стоянку, а солдат разместили в большом ангаре. Здесь уже находились вернувшиеся за день до нас «целинники» из других рот. Мы будем находиться здесь до тех пор, пока за нами не приедут из своих частей.
Только мы разместились, как вдруг, обернувшись, я увидел Сергея Носова. Он разговаривал с Иноземцевым. Увидев меня, он был крайне изумлен. Он ведь не знал, что в последний момент вместо Дроздова на «целину» поехал я. Мы радостно пожали друг другу руки и еще долго разговаривали, рассказывая о своих приключениях. Их эшелон тоже проезжал Челябинск, но было это поздно ночью. Стояли они где-то на товарных путях, далеко от вокзала, и встретиться со своими родными Сергею не довелось. Отпуск он тоже заработал, и мы уже думали о том, как, вернувшись в свою часть, после ноябрьских праздников вместе поедем в родной Челябинск.
На следующий день мы увидели, как подъехал автобус из нашей части. Майор вручил нам все документы на повышение звания и на отпуск и передал нас приехавшему за нами прапорщику. Мы простились с ребятами, с Макарычем, с майором, сели в автобус и поехали в свою часть.