Дух шамана. Часть 1

Мадали
     Когда схлынули воды Потопа, вызванные таянием Великого Льда, открылись земные просторы, и с гор  Алтая увидели уцелевшие люди то, как велик окружающий мир. Открылись степи для кочевников и поля для пахарей, светлые реки понесли свои воды для орошения, зелёные леса наполнились дичью и ягодой, даже в пустынях  зацвели чудесные цветы… Обрадованные прекращением цепи ужасных бедствий, начавшихся с падения Хвостатой Звезды, люди вновь обрели Любовь и Веру, мягкий свет которых озарил их души. Тучнел скот на горных пастбищах, рождались дети, еды было вдоволь, и даже старцы, давно переступившие рубеж человеческого века, не желали уходить, наслаждаясь здоровьем потомков и счастливой старостью.

    Но так же, как ушедший Великий Лёд оставил в напоминание о себе снежные шапки на вершинах гор и бездонные холодные озёра, так и остались среди рода человеческого Посвященные, носители прежнего знания, сохранённого с незапамятных времён. Знающие прошлое, могущие влиять на настоящее и предвидеть будущее, они звались шаманами и исподволь наставляли людей на верный путь, продолжая хранить сокровенные познания давно ушедших времён.  А край гор и ледников так и остался в сознании людском как «Адам-Алтай» – Отец мой Алтай…

                ***

«Ушед от царя-антихриста и слуг его, добрёл я до здешних гор, за коими, сказывают знающие люди, открывается путь в Божий край – Беловодье, землю обетованную, необтоптанную, где вера наша цветёт во всей её чистоте и благодати. Не снося мерзостей никонианских и оберегая веру древлеправославную, бежал я с острога в места сии, убив до смерти стража и здесь быв смущён диаволом. Усердно молясь и постясь, в трудах и лишеньях отринул я наущения бесовские, одначе в бореньях сих пошатнулась вера моя, и возопил я: «Коли так силён Князь Тьмы, отчего Бог допущает бытие его? Отчего не есть всё – одна лишь благодать Божия, мир и благоволение без козней лукаваго?» И открылось мне откровение, изошедшее от здешняго духа языческаго: «Несть зла без добра, яко несть ночи без дня, любови без ненависти, жизни без смерти. И борение вечное сил сих и есть сущность бытия, и только сам человек волен в выборе своём.» Града настоящего не имею, а грядущего взыскую, решив посему, ухожу я  без борений в лоно новой для себя веры, коя народу здешнему от веку присуща и чей дух снизошёл и в меня. Знамением мне явился также Елень небесный, что пришёл к келье моей и ел с рук моих. К сему остаюсь смиренный раб Божий именем Феоктист Добромилов сын  Нежданов. Рукопись сию оставляю в келье, дабы кто прочёл и ведал о том, что со мной сталось и каких тягот испытать довелось мне истины ради»

                ***

Когда стар стал Медведь-зайсан, решили звери собрать совет – кому новым старостой быть? И так судились-рядились и эдак, да никак не решили. Красива Лисица, да хитра, хороша Росомаха, да кривонога, силён Волк, да кровожаден, могуч Cарлык, да умом обижен. Уж разъезжаться собрались, ничего не решив, да прискакал тут Олень – стройный красавец с рогами, бархатом обёрнутыми, с глазами, сурьмой подведёнными.

- Быть тебе, Олень, зайсаном после меня! – порешил Медведь, да Лиса-завистница и тут не сдержалась:

- Это он сейчас хорош, когда травами накормлен да ключевой водой вспоен, а каков он весной! Комол – рога под кедром валяются, тощ – шею плетью перешибить можно, ободран как калмыцкая юрта, ветром ущелья с ног сшибить можно!

Не смог Олень ответить, жгучие слёзы обиды прожгли щёки. Потому-то у оленя и до сей поры блестит слеза в глазах, а под глазами глубокие впадины.

Но поднебесные горы и быстрые реки по-прежнему привечают Оленя и за это зовутся они "Килемдилю-Алтай" – Алтай Милосердный...

                ***

- Вашбродь, так что позвольте доложить: тут штабс-ротмистр Брёвен-Дров с командой прибыли, коней привязывают, я наказал самовар да оленину утрешнюю греть. Во дворе стол готов, извольте спуститься!

 - Ипатов, ну что ты за человек, я ведь тысячу раз разъяснял: фамилия штабс-ротмистра  Брейтендорф! Ну-ка, по слогам Брей-тен-дорф! Ты ведь грамотный, вон какие письма домой пишешь, а до сих пор выговорить не можешь. Учишь тебя, учишь… А, к примеру, у Залюшенки денщик по-латыни шпарит, как завзятый римлянин, Цицерона декламирует, хоть и не к месту, а всё ж умным смотрится… А, любезный Густав Карлович, моё Вам нижайшее! Здравия желаю! Как добрались? Что нового в Томске?

- Викентий, я Вас приветствую в богоспасаемой глуши, право слово, в чудесном месте квартируете! Горы, реки, камни, а воздух! Даже суровая душа под мундиром как-то так по-лермонтовски зашевелилась…

- Вы правы, воздух необычайный, нечто подобное я разве что в Кисловодской станице ощущал, эдакий подъём и парение…

- Но, дорогой мой, служба-с! Служба превыше всего! Копатов, поди прочь! Итак, подпоручик, перейдём к делу. Получено распоряжение о разгоне здешних язычников, препятствующих крещению и вливанию инородцев в лоно государственной церкви. Первосвященник отец Макарий сказал: «надобно разогнать проповедующих лжеучение и не повинующихся властям». Словом, в Усть-Кане уже собралась довольно могучая рать с дубинками и ружьями. Народное возмущение должно быть поддержано властями, а посему мы выступили эдаким сопровождением, не мешающим волеизъявлению народа. Относительно до Вашего поста распоряжений покамест не поступило, однако вынужден попросить Вас о необходимости следовать с нашим отрядом и в случае неповиновения инородцев  действовать согласно моих распоряжений, то есть решительно и твёрдо, без, простите, присущей Вам сентиментальности… С утра выступаем.

-  Густав Карлович, милейший, да чем же здешние шаманы так насолили? Живут в горах, непротивление у них прямо-таки в толстовском духе, народу помогают, а насчёт перемены веры, так народ здешний так рассуждает: «коли русский Бог всеблаг, он и с моими уживётся. Ведь не станет гость выгонять хозяев?» И, знаете, есть в этом нечто такое… Да, совсем забыл! Шаманы здешние не только в физическом теле присутствуют, но и в иных ипостасях пребывают. Выписал я из Питера фотографический аппарат и запечатлевал красоты здешних мест. И, верите ли, на иных снимках проявлялось некое видение. Вроде пара, дымки эдакой, но ясно различались лицо и все эти принадлежности для камлания – бубен, колотушка, шапка остроконечная…

- Видал я таких умельцев, в цирке один "иноземный барон в полумаске" всё в "волшебном фонаре" себя показывал - и коня он на руках держит, и слона, "и осла его и вола его...". И так натурально, что бабы всхлипывали "И как махинищу такую поднимат-от?" Ан, окзалось, перевернул, подлец, карточку и всего делов...

- Но, позвольте, Густав Карлович, здесь иное...

- Викентий, право, я утомлён. Эти горные перевалы… Вы не против, если мы договорим уже в дороге?

- Да, пожалуй. Вижу, Ваши молодцы уже и палатки разбили. Отдыхайте, а там поглядим…

                --------------
- Вашбродь, подпоручик нынче ночью пропали!

- Пфуй, шайзе! Ты что ли, как там тебя, Лопатов?

- Ипатов, вашбродь!

- Кто пропал? Куда пропал?

- Как ночью ушедши, так и не вернулись!

- Ферфлюхт унд цугенахт!  Что ты мелешь!

-  Как ушли заполночь, так и нет досе! А караульный – Хабибуллин, по-русски не бельмес, одно талдычит: «Ушла барина, мине сказала – ухожу, Закирка, шаман типерь буду» и окромя того ничего более!

- Поднять всех, прочесать, найти живым или мёртвым! Шнеллер, сволочи!

                ****

    Испугался однажды барсук шума из-под земли. Позвал он всех когтистых зверей, живущих на Алтае:

- Кто-то страшный в моей норе, кто-то шумный, непонятный!

Испугались звери подземного шума.

– Твой это дом, Барсук, - сказал Медведь. – Ты и лезь первым!

Страшится Барсук, но ползёт. Глядь – а это Заяц храпит!

Засмеялись когтистые звери:

- Заяц! Всего лишь Заяц! Барсук Зайца испугался!

Стыдно стало Барсуку, что он на весь Алтай раскричался. Пнул он Зайца. Вскочил испуганный Заяц, а вокруг – лисы, волки, росомахи, рыси, медведи. Все когтистые звери собрались! С перепуга как прыгнет и ногами – Барсуку в лоб! Побелел от удара лоб у Барсука. Белый след от заячьих лап остался на щёках Барсука. А Медведь говорит:

- Белизне твоего лица даже Человек позавидует! Эх, жаль, не на меня Заяц прыгнул! Жаль, что не мне он лицо выбелил!

Так и остался Барсук с белой полосой на лбу и щеках. И везде в кедровых рощах, где можно встретить  Барсука, красивым считается его лицо – как чередование чёрной земли и белого снега, оттого и зовёт он родные места «Кюзеленду-Алтай» - Алтай Изящный…

                ****

- Абрамыч, что за вредные делу революции настроения?

- Видите ли, товарищ Андрей, когда я в Киевской типографии работал, там столько всего печаталось, конечно, и чепухи тоже, но было и рациональное зерно, Например, во всей этой мистике, охватившей общество в предреволюционные годы, я особо отметил духовную практику Востока, знаете, не столько ставший модным буддизм, а больше шаманизм, если позволительно такое выражение…

- Валяй, в нашем разговоре всё позволительно, лишь бы на пользу делу.

- Пожалуй, товарищ Андрей, я бы отметил особо специфику отношения шаманизма к двойственности человеческой натуры. Видите ли, в шаманской теологии два демиурга равно участвуют в творении мира. Притом чётко разграничить положительного и отрицательного творца невозможно, так как обе стороны свойственны противоречивой природе человека. И, знаете, мне даже стало казаться, что сквозь обыденность проступает какой-то иной мир, нечто такое…

- Это всё чистой воды идеализьм. Нет никаких богов, а на всё своя физическая линия. И ты, Абрамыч, прекрати мне эти пропаганды! Что я товарищу Круминьшу в губчека скажу? Мол, утратил ты революционную бдительность и подался в шаманы? Баста! Спать пора! Утро вечера, как говорится…

                ****

   В давние времена все птицы жили в далёких тёплых краях. А вместо птиц на Алтае щебетали горные реки. Заслыша щебет алтайских вод, захотели южные птицы узнать, что такого хорошего на Алтае? Приказал Беркут Синице разведать, полетела она, увидела тамошнюю красоту и забыла о цели своего прилёта. Но грозный Беркут прилетел во главе птичьего войска и спросил:

- Отчего не вернулась? Почему нас сюда не позвала?

-Великий Беркут! Я в этом суровом краю Весну вызываю такими словами: «Диль-кель! Диль-кель! Весна, приди! Весна, приди!" Подул тёплый ветер, Весна близка!. Диль-кель! Диль-кель!

И до сих  пор Синица раньше всех птиц начинает весеннюю песнь:
«Диль-кель! Диль-кель! Весна, приди! Весна, приди!" А за ней запевают и другие птицы. И приходит щедрая  Весна в горы, именуемые «Дяйалталу-Алтай» - Алтай Даровитый…

                ****

- Щербатый, гля, олени пожаловали! Зря, выходит, запороли вчера Счетовода, грех на душу взяли… Да и жилы в нём одни, хоть и пухлой на вид… Дай винтарь, я вон того отсюда завалю. Хорош бык, ай, хорош! Да что эта вохра оружие-то в таком беспорядке содержала. И мушка сбита и смазки негусто… Щербатый, ты куда? Куда, говорю! Стой, гад!

                ****

Перед осенним перелётом семь дней перекликались птицы на опушке:

- Все ли тут? Все ли тут?

Один глухарь в кедровой роще сидит, шишки лущит, никуда не торопится.

Прилетел к нему тетерев:

- По поручению Беркута прибыл я спросить – почему не торопишься ты в южные края? Скоро наступят холода, неуютно станет птице.

- Зря не болтай! Не к спеху лететь в далёкие страны, тут ещё столько орехов осталось! Перед дорогой поесть не мешало.

Не стали птицы ждать, сбились в стаи и полетели.

А Глухарь наелся и на опушку, к месту сбора. Но нет никого на опушке, только голые ветви, первым снегом присыпанные.

- Горе мне, горе! – заплакал Глухарь. – Один я в лесу зимовать остался!

Покраснели от горьких слёз брови у Глухаря. И поныне у всей его родни броваи красные, как зимняя рябина, И зимует он один там, где раскинулся «Кату-Алтай» - Суровый Алтай…               

                ****

- Ох, хорошо гостей привечаешь! Стол богатый, обслуга вышколенная, как в лучших местах Союза! Ты только не обижайся, я всё запомнить не могу – как величать-то?

- Аргымай Юдуевич. Да Вы закусывайте!

- Ар… Юрг... ну, будешь Алексей Юрьевич, пока освоюсь. Прям Гагарин, только наоборот. Вот ты, небось, думаешь, почему первым назначили местного, а вторым меня прислали? А это, я тебе скажу, и есть развитие национальных кадров в строгом соответствии  с политикой партии. Кстати, о кадровой политике. Егерь мой, скажу я тебе, человечек непростой…Он же в СМЕРШе приводящим в исполнение служил, т-с-с-с-! Когда его приставили, я личное дело перелистал и мигом к руководству. А там мне – сказано, будет у тебя работать, значит, будет! Есть соображения, а потому всякие там мысли запрячь поглубже! Вот и приходится брать его с собой… Давай, ещё одну за руководство! Ох, вкусна оленина! Нут-ко, погромче сделай! «Вернись, лесной олень, по моему хотенью….». Красивая песня, но идеологически невыдержанная, а потому вредная. Что это за «умчи меня в свою страну»? Страна у нас одна! И потом, если вслушаться, то звучит как «умчи меня в свою страну, а Ленин…» Мол, умчи, а Ленин пусть остаётся, так что ли?  Ну да ладно, мне сейчас другое интересует – куда это егерь-то запропастился? Третий час – ни слуху, ни духу…

                ****

    Давным-давно, рассказывают старые люди, на земле неведомо откуда появилось чудище - семиглавый Дельбеген. Обликом он был, как человек, только на плечах семь голов имел. Когда одна голова ела, другая пела, третья спала, четвертая смеялась, пятая плакала, шестая зевала, седьмая разговаривала. Потом они менялись. Та, что ела, пела. Та, что пела, спала. Та, что спала, зевала. Та, что зевала смеялась. Та, что смеялась, плакала. Та, что разговаривала, ела. Та, что плакала, разговаривала. Поэтому Дельбеген никогда сытым не был, ни во сне, ни в отдыхе не нуждался. У Дельбегена была большая секира с широким острым лезвием, с которой он на всех охотился. Пожирал Дельбеген все живое - зверей и птиц, коров и овец, лошадей и коз. Но больше всего нравилось чудовищу человеческое мясо. За людьми Дельбеген постоянно охотился. Как придет в какую-либо местность, где люди живут, не уйдет, пока все стойбище не опустошит. А сразиться с ним никто не решался - слишком ужасен был вид семиголового Дельбегена. Кто убежать не успеет, или схорониться в недоступном месте, попадал в его ненасытную утробу. Так ходило чудовище по земле и на ней все меньше и меньше людей оставалось, исчезали звери и птицы, сокращались некогда бесчисленные стада скота. Видят люди, что если не унять Дельбегена, то вскорости всем погибель придет. Стали думать, кто им помочь сможет, кто их от семиглавого ненасытного чудовища избавит. Решили обратиться к главным небесным светилам - Солнцу и Луне. Мольбы людей о помощи со временем дошли и до Солнца и Луны, обратили они свои взоры на землю и увидели повсюду страшные опустошения, которые Дельбеген произвел. Стало совсем мало в лесах и полях живности. Поредели стада домашнего скота. На местах, где раньше люди во множестве жили, только пустые юрты стояли, ни над одной дымок от очага не курился. Поняли Солнце и Луна, что всем живым существам на земле очень плохо приходится. Если не унять Дельбегена, не освободить от него землю, то скоро превратится земля в мертвую пустыню, ничего живого на ней не останется. Стали думать, как избавить людей от семиглавого чудовища. Решили взять его на небо, чтобы он под их присмотром находился, никому больше вредить не мог. А для этого кому-нибудь из них нужно было на землю спуститься. Стали думать, кому людям на помощь идти.

- Нужно тебе пойти на землю, Солнце, - говорит Луна. - Ты старше и сильнее меня.

      Согласилось Солнце и стало по небосклону к земле спускаться. Едва с места тронулось, начало к земле приближаться, наступила везде страшная жара. Реки и озера пересыхали, моря и океаны мелели. Травы на лугах пожухли и выгорели, в лесах пожары начались. Даже скалы начали плавиться под нестерпимо жаркими лучами небесного светила. Вся земля покрылась пеплом к золой, дым от пожарищ небо закрыл. Звери и птицы, домашний скот от жажды я бескормицы погибали, в пламени пожаров гибли. Людям тоже плохо пришлось. Уцелели только те, кто в глубоких пещерах успели спрятатся. Видит Солнце, что вместо помощи новые беды всему живому на земле несет, остановилось. Потом снова свое место на небосклоне заняло. Говорит Луне:

- Ничего у меня не получилось. Дельбеген жив остался, а всему живому худо пришлось. Попытайся ты на землю опуститься, избавь землю от семиглавого чудища.   
   Пришлось Луне на Землю спускаться. Решили они, что холодный свет Луны живым существам не повредит. Да не все так просто было. Чем ниже Луна спускалась, тем холоднее на земле становилось. Моря и океаны толстым льдом покрылись, реки и озера до самого дна промерзли. Вся земля снегом покрылась, пришли на землю трескучие морозы. Птицы на лету замерзали и ледяными комочками на землю падали. Зверей даже теплый мех от холода не спасал. Забились они в глубокие норы, но и там от холода коченели, едва в них жизнь теплилась. От холодов стволы деревьев с треском лопались. Люди одели меховые одежды, сидели в юртах, день и ночь большой огонь в очагах держали, дров не жалели. Хоть и топили они много, но все равно от холода постоянно дрожали. Огромная Луна, приблизившись к Земле, остановилась. Подумала, если на землю ляжет, то все живое погубит. Повернулась боком и стала на ребро, чтобы окончательно землю не заморозить. Огляделась вокруг себя Луна, чтобы Дельбегена найти, с собой его на небо забрать. В это время Дельбеген на склоне высокой горы находился. Когда Луна стала на землю спускаться, он в лесу ягоды черемухи рвал, в большую корзину складывал. Полакомиться сладким после человечины захотелось. Подкатилась Луна к горе, на которой Дельбеген был, и говорит ему, чтобы он с нею на небо поднимался. Только семиглавое чудовище не захотело с земли на небо уходить. Рассердилась Луна, что Дельбеген ей подчиняться не хочет. Схватила за шиворот и хотела с собой унести. Дельбеген стал сопротивляться. Крепко-накрепко вцепился в ствол черемухи. Не смогла Луна его от дерева оторвать. Тогда дернула Луна посильнее и вырвала черемуху из земли вместе с корнями. Так и подняла Дельбегена на небо вместе с черемухой, которую он из рук не выпускал. Когда на свое место на небе стала, проглотила она непокорного Дельбегена. С тех пор он у нее в Чреве находится. Если приглядишься внимательно в полнолуние, то увидишь, что на светлом лике Луны Дельбеген с секирой, вцепившийся в ствол черемухи,. просвечивает.
     Не успокоился Дельбеген. Хочет он на землю снова опуститься, поэтому постоянно с Луной воюет. День и ночь без устали машет острой секирой, от Луны кусок за куском отрубает. Поэтому круглый лик Луны день ото дня истончается, превращается в узкий. серп. Когда Дельбеген освобождается из чрева Луны, снова на землю опуститься хочет, обретает Луна былую силу и снова круглой становится, чудище в себя заглатывает. Все же изредка удается Дельбегену Луну одолеть. Тогда наступает лунное затмение. Когда Дельбеген над Луной верх берет, люди из домов выходят, начинают стучать в медные тазики, железные котлы и сковороды, собакам уши крутят, чтобы они громко выли, детей заставляли плакать, из ружей стреляют. Громко кричат: "Отпусти Луну! Отпусти Луну! Не одолеть тебе ее!"Дельбеген пугается и силы его иссякают. Освободившаяся Луна глотает его, и он остается в ее чреве. и будет продолжаться битва между Луной и семиглавым чудовищем Дельбегеном до скончания века. А мир, над которым идёт это вечное сражение, и поныне зовётся «Айлу-Кунду Алтай» - Алтай Луны и Солнца…

                ****

- Плесни ещё, какой там у нас по счёту? Утро почти, всю ночь, считай, просидели. В общем, служба была лёгкая – агитотряд, мотайся себе, кино крути, песенки, гимны, раздавай муку, сахар, керосин там, где трубопровод недалеко, листовки, книжки всяческие, игрушки, да агитируй дехкан за народную власть, интернациональную дружбу и пролетарскую солидарность, а сложившим оружие духам обещай прощение и братские объятия. Ну я с творческим подходцем, с цитатами из Хафиза, Руми, Рудаки, из «Шести веков славы персидской поэзии», на неизвестное им Восьмое марта заливался про родинку, за которую и Самарканд и Бухару…Женщины за дувалами слушали, а то! Я ж на полную мощь вещал, такое эхо с гор отзывалось! Игрушки, ну какие игрушки? «Сделано в СССР»… Разворачиваемся, а они палками сгребают наши подарки, обливают тем самым керосином и поджигают. Корчатся в огне Пятачок, Три поросёнка и Хрюша…Со свиньями к мусульманам, каково? А знаешь, я как-то и не задумывался. Я ж городской, даже столичный, мне хоть змею под соусом предложи – сожру, только чтобы красиво сервированную. А там – строго, «харам»! А нам – лишь бы «галочку» в отчёте, типа, были, провели работу с населением, выдали… Когда к нам нового лейтенанта прислали, тот ужаснулся: «Да ладно другие, особенно прапорщик Остапчук, но Вы, как же Вы не понимаете местную специфику, Вы ведь сами из родственной культурной среды!» Он из «пиджаков» был, москвич, тоже с восточного факультета, ко всем на Вы… Да какая там «родственная среда»!  И водка и прочее давно уже «местная специфика» и в порядке вещей… Умница был, всю работу перестроил, организовал по-новому, с местными долгие разговоры вёл, даже откопал там какого-то малоизвестного поэта 18-го века и всё строчил по ночам… Это ж, говорит, открытие, там, говорит, такая глубина этической и философской мысли, какую нечасто встретишь. Я ему – мол, на диссертацию уже набрали? Он отмахивается. Главное, сказал, не оформление научной работы, а радость исследователя и первооткрывателя! Записи свои везде возил с собой, как минутка свободная – перечитывает, переписывает. Меня отрядил читать им «Тысячу и одну ночь» по переводу ат-Табризи, бачатам нравилось… Радуются, галдят вокруг, лезут… Га чумазых мордашках белозубые улыбки блестят...Понимаю теперь, что берёг он меня, дурака, на допросы не брал, отсылал по делу и не по делу, а на опасные переговоры вообще выдумывал причины, чтобы я не ездил…То комсомольские отчёты, то всякой чушью "Боевой листок" заполнять. "Будни Н-ского агитотряда"...  Ну вот, договорились с Хайдаром о прекращении огня и покатили с колонной в другие места. А за Четырнадцатым ручей прямо на дорогу льёт и всё время обваливает. Вот там-то они нас и встретили… Говорили, сами «Чёрные аисты» пожаловали. Им-то перемирия на фиг не нужны, им воевать с кафирами положено, а кто не воюет – предатель и достоин кары, вот они и нагрянули… Нашу агитку, думаю, приняли за штабную машину. Хотя только слепой бы не увидел, что она вся расписана лозунгами о дружбе, как барбухайка сурами… Сгорел лейтенант и все его записи…
Я с десантурой рванул в кишлак. Ну, тут сам знаешь, как оно бывало…Полоснул очередью от души через дверь, гранату швырнул. Ну и на кой чёрт мне надо было туда заглядывать? Бежал бы дальше… А там… Колыбель совсем как наша, даже орнаменты ясно так разглядел, несмотря на пыль и темноту, обереги всякие, эти – от сглаза, эти – от голода, эти – от злого чужака… Женщина молодая, совсем девчонка, у них в четырнадцать замуж выдают,  дети… Младший, видно, ещё ходить не начал. Оба в белых таких тюбетеечках, сетчатых, вязаных... Я подумал было – целы, глаза открыты, огромные такие и все – на меня, да потом эту кашу увидал... И на стенах… И главное – дудочки. Пластмассовые дудочки, те самые, что мы раздавали, пока один полкан из «почасовиков» – «на ловлю счастья и чинов» – не вообразил вдруг, что ими можно сигнал подать, а потому запретил - какой там "сигнал", ты же видели их японские рации и немецкие передатчики! - и оставшиеся с собой в вертолёте увёз… У обоих в руках эти дудочки… Знаешь, когда пацаны про своих ПЕРВЫХ рассказывали, я думал – всё правильно, это – враг, это – в бою, без этого никак. Но тогда не до того было… Развернулся и дальше… После этого я на боевые попросился, уважили… Им такие нужны - мотивированные. Мстители народные.. Обмарал я память командира местью этой... Потом как у всех – госпиталь и всё такое… И вот недавно прихожу домой, а у нас в связи с возрождением национального духа вспомнили о всякой там внешней атрибутике, традициях и тэдэ, так вот жена и обрядила сынишек в тюбетейки вязаные… Белые…Смотри,  говорит, как им идёт…Как я удержался – не помню… Каждую ночь теперь приходят… Решил к однополчанину на Алтай съездить. Доехал до Рубцовска, полдня на границе проторчали… Граница!!! Между нами - граница! Мне сразу Пяндж всомнился... Не доехал я до однополчанина, сошёл не знаю где, да и на попутках сюда… Вот они, посмотри…. Олени, говоришь? Глаза огромные  и все на меня… Совсем молодая, один постарше, другой ещё спотыкается… 

                ****

     Это в нынешние времена корова и конь друг друга не  замечают и едят спиной друг к другу. А была пора – роднёй считались. А всё потому, что копыта у обоих цельные были. Вот раз щедрым летом на зелёном лугу угощали они друг друга:

— Кушай, Тётушка Корова, актамыр-траву, она густа и сочна.

— Нет, Дядюшка Конь, для тебя она, ешь!

    Утомились друзья, спустились с горных пастбищ в долины.

—Умммыу, Дядюшка Конь, а что это лежит на земле и горит небывалым светом?   

А на дне тёмного оврага спало созвездие Улькер.

— Ырррршууу, пока спят звёзды, давай прибьём их к земле!

— Я их первая увидала, я и наступлю первая!

— Куда тебе, малы твои копыта, сил у тебя поменее моих!

       Не послушала Корова Коня и прыгнула. Всеми копытами наступила на созвездие. Очнулись звёзды, синим огнём запылали они среди гор Алтая. Треснули копыта Тётушки Коровы и сквозь трещину взвилось созвездие Улькер на самую середину неба.

 - Ё-хо-хо! – заржал Конь. – Да погляди на свои копыта! Раздвоены они как вилы, не то, что раньше! Не родня мы с тобой отныне!
С тех пор у коровьего племени раздвоенные копыта.

    А Улькер летом не видно с гор Алтая, ибо  прячется оно от копыт ни на небе, ни на земле. И только с самой высокой вершины самый зоркий шаман может разглядеть их в летнюю пору. И потому зовутся те места «Бийик Алтай»  - Высокий Алтай…

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ