Поля зрения сместились, а рваные джинсы, пахнущие пивом, свисали на наших ногах, а ноги свешивались с гранита, который уже остыл ночью, и под нами была Нева.
Два пьяных мента прошлёпали по мостовой, и фары большегрузного автомобиля вырвали из тьмы их кепки. Грузовик прострекотал за виадук и исчез. Ночь сглотнула его, как кошка. В небесах было ветрено.
-Зачем нам уже это пиво? - спрашивал я. - Видишь, оно совсем проливается...
Она ничего не отвечала мне - она умирала, и только смотрела вверх, на свет от фонаря, на мои глаза.
Но что я мог теперь поделать?!
Время не оседлаешь, шакал мира сего становится у каждого перекрёстка, неотвратимое не перетереть.
Чудовищность того, что через несколько нанизанных на трамвайные провода мгновений её не станет, почему-то не отрезвляла меня. Я видел её платье цвета домашнего вина - оно уже почти лежало как неестественно-ненужная, чья-то не её вещь. Умирающее платье и страх осени, страх воды внизу.
-Послушай, - говорил я ей - Ничего не изменится, и я не уйду отсюда. Потому что я буду сидеть до рассвета, а быть может, и дальше, и, быть может, к концу какого-то дня получится, что ничего не случилось, и мы встанем и пойдём отсюда на метро. Ведь может же такое быть?!
Мы не могли плакать, а в волнах были маленькие рыбы и смотрели на нас. Эти маленькие рыбы были дети или уже внуки тех рыб, которых мы угощали шампанским, гуляя по заливу не в этом году, не в это время. Гуляя по заливу в прошлом. Мы просто говорили: "Угощайтесь шампанским, маленькие рыбы!" Мы думали, что природа может лучше разделить какое-либо счастье, чем любой из людей.
И вот, теперь, в небе зажигалась первая утренняя звезда. А на моих коленях, в остывающем организме, таял последний ночной вздох. На проспекте уже просыпались звуки. Вздох и звезда. Я подумал о том, где заканчиваются одни явления и начинаются другие.
Кондуктор же разбудил меня, ткнув в плечо.
-Не проспи работу!
Действительно, за окнами уже начинался кирпичный забор родного предприятия.
Я потёр веки и оглядел салон автобуса: злые безжизненные лица.