К вечеру подул лёгкий ветерок, повеяло свежестью, и всё вокруг, точно встрепенувшись ото сна, ожило. Поднялась пожухлая на солнце трава, затрепетали тоненькие
березки и лиственницы, только пожелтевший мох и высохший ягель с виду были безжизненны. Они так же, как разогретая земля, просили живительной влаги.
Все лошади в новеньких недоуздках, отдающих желтым цветом в лучах вечернего солнца, стояли привязанными к городьбе. Лишь один светло-серый конь будто затерялся среди них. Он сиротливо жался к городьбе, при каждом шорохе нервно подергивая ушами.
— Ах, Шестёрка! А о тебе мы забыли,— остановился возле него Костя. — Стоишь тут тихонько и помалкиваешь, только ушами стрижёшь. — Он показал на цифру шесть, выстриженную в верхней части задней ноги. — Его так и зовут Шестёрка. Вообще, он конь послушный и работает неплохо.
Дубовик засмеялся. В его понимании шестёркой называли продажных людей, «закладывавших» своих. Таких он никогда не любил и старался обходить их стороной.
— Ну ты, Костя, шутник! Шестёрка, как меня учили в школе, слово женского рода, значит, имя бабское, а этот, насколько я понимаю, конь.
— Ну и что? — нисколько не удивился тот. — Я, думаю, он на нас не в обиде. Какая коню разница мужское у него имя или женское. В моем табуне три с лишним сотни лошадей - на всех нормальных имен не хватит. Вообще он очень хороший и крепкий конь, — повторил он, — почти как танковая броня. В связке передовиком ходит, геологов давно знает...
Шестёрка стоял тихо, будто прислушивался к тому, что о нем говорят. Неожиданно его всего, от копыт до хвоста, начало трясти мелкой дрожью. Костя протянул к нему руку, хотел успокоить, но разволновавшаяся лошадь резко дернулась и со всей силы боком шарахнулась о загородку загона. Та затрещала, но не сломалась. Шестёрка упёрся всеми четырьмя ногами, струной натянулась веревка, он снова дёрнулся, и опять крепкая льняная веревка и добротная городьба выдержали. Конь остался на месте. Со стороны могло показаться, что он проверяет их на прочность. Показав свою недюжинную силу и, по-видимому, убедившись в бессмысленности этого занятия, конь успокоился.
— Давно бы так, а то изображаешь тут из себя какого-то циркача. Я же знаю, что ты умный конь,— спокойно сказал Костя. Он снова осторожно протянул к нему руку, но, как только дотронулся до шеи, заросшей густой шерстью, конь судорожно вздрогнул. Только сейчас, переступив с ноги на ногу и как-то виновато отвернув голову, Шестёрка остался на месте. Быстро справившись с недоуздками, Костя облегченно вздохнул и подошел к Дубовику.
— Ну вот, теперь полный порядок, всех повязали. Немного погодя покормите, и пусть стоят до утра. Сейчас им нужно выстояться, так быстрее поймут, что пора работать. Утром попробуйте спутать и можете отпускать. Вообще приучать к путам их нужно с первого дня.
На следующее утро Дубовик спутал всех лошадей, а когда осталась одна пегая лошадка, позвал Антона.
— Теперь давай сам, я подержу. Не забыл, как узел вязать?
— Да вроде нет. В прошлом году я так наловчился, что могу даже ночью завязать.
— Ну и хорошо, потом будешь учить наших мужиков. Только сразу приготовь две палочки, чтобы потом путы можно было развязать. Сам знаешь, лошади их так затягивают, что хоть режь ножом. Вон у тебя под ногами сухая ветка, можно выстругать,— показал он парню, поняв его намерение идти к краю поляны, где росла одинокая лиственница. — Пару штук можешь сделать впрок, пригодятся, когда под руками ничего не будет.
Антон вытащил из ножен, болтавшихся на широком офицерском ремне, узкий охотничий нож, заточенный с одной стороны, и срезал четыре короткие палочки толщиной с палец. Подравняв края, поперек каждой по центру прорезал канавку. На средней жерди городьбы были развешаны новые брезентовые ремни, нарезанные из переносок для чемоданов, купленные накануне в поселковом магазине.
От веревочных пут Дубовик решил отказаться. Грубая льняная веревка, намокая, становилась как трос, и до крови натирала лошадиные ноги. Чаще других страдали молодые лошади, которых только пригнали из табуна. Привыкшие к свободе, кони без привычки спотыкались и даже падали. Сообразив, что свобода кончилась, они медленно семенили вслед за другими, мелко, насколько хватала веревка, перебирая ногами. И только через некоторое время начинали передвигаться прыжками на обе ноги. Поначалу прыжки получались не синхронными, но постепенно дело шло на лад. Лошади, привыкшие к путам, могли пройти за ночь добрый десяток километров.
Антон выбрал самые длинные путы и, размахивая ими, как веревкой, пошел к фигурному столбу-сэргэ*, стоявшему прямо в центре небольшого загона-ловушки, к которому был привязан Элэмэс.
«Какой-то он трусоватый, дрожит, будто на морозе, — подойдя ближе, подумал он. — Не понимает, что ничего плохого я ему не сделаю. Надо как-то его успокоить. А как?
— Дружок, ну что ты трясешься? — сказал он, как можно спокойней. — Я тебя спутаю и отпущу на свободу. После этого ходи себе на здоровье.
Слова парня на коня не подействовали, тот по-прежнему нервничал.
— Э-э, зачем ты машешь руками? — крикнул Дубовик, погрозив Антону пальцем. — Ты его испугаешь. К лошадям надо подходить как можно спокойней, они и так нас боятся. Думают, что мы сделаем что-нибудь плохое.
Однако, несмотря на все старания Антона, Элэмэс ничего хорошего не ждал. Тяжело дыша и раздувая ноздри, заходил вокруг столба.
— Вот дикарь! — отступил в сторону парень, — не хочет, чтобы я ему ноги связывал. А зря!
Дубовик про себя посмеялся, подумав, каким же надо быть ненормальным, чтобы
добровольно потерять свободу.
— Антоша, он же не глупый, все понимает. Придется путать так. Давай, я подержу, а ты потихоньку начинай. Подходи всегда с одной и той же стороны, — поучал его Александр, — лучше всего с левой и несколько сзади, да так, чтобы лошадь тебя видела, а главное, чтобы не достала задней ногой, если вдруг решится ударить. Спереди, прямо в лоб, тоже никогда не заходи — испугаешь.
Дубовик взял под уздцы дергавшегося Элэмэса и подтянул голову вплотную к столбу. Тот попытался вырваться, но, поняв, что ничего не получится, быстро успокоился.
— Давно бы так, — тихо сказал Дубовик. — Можешь смело начинать, теперь он никуда не денется.
Антон наклонился и полез под лошадь. Почувствовав неладное, Элэмэс забеспокоился сильней и стал топтаться на месте. Кое-как парень набросил ремень на одну переднюю ногу и попытался завязать тем хитрым якутским узлом, каким здесь путали лошадей. С трудом затянул узел на одной ноге, но не рассчитал длину ремня, поэтому его не хватило на вторую ногу, а когда наконец завязал, то забыл вставить палочку и вместо того, чтобы ослабить петлю, зачем-то полностью развязал. Пришлось начинать сначала. Элэмэс успокоился, его волнение выдавало только тяжелое дыхание да
легкая дрожь. Время от времени он дер¬гал ногами, мешая путать. Желая проверить, сумеет ли Ан¬тон его стреножить, Дубовик не вмешивался, и казалось - его тут нет. На какое-то мгновение он расслабил руку. Конь будто этого ждал: резко дернув головой, вырвался и пошел по кругу. Антон не успел даже сообразить, что ему предпринять, как от сильного удара в голову отлетел назад. В глазах помутилось, тело стало ватным.
Сознание он не потерял и, когда пришёл в себя, увидел голубое небо с проплывающими пушистыми облаками. Как стая белоснежных лебедей, они летели высоко-высоко. Он медленно встал на колени, обхватил голову обеими руками. Пальцы правой руки стали липкими. К нему подскочил Дубовик.
— Антон, как ты? — наклонился он к парню. — Потерпи немного, я в палатку. Сейчас…
Когда он подбежал с перевязочным пакетом, тот стоял на коленях в той же позе, в какой его оставил и, казалось, ни на что не реагирует. Александр осмотрел рану и стал подталкивать парня.
— Вставай, я тебя перевяжу. Ну, давай! Надо себя пересилить, потом будет легче.
Покачиваясь, Антон поднялся. Голова гудела, ноги дрожали в коленях. Дубовик
виток за витком стал накладывать бинты. Глядя на него, можно было подумать, что этим делом он занимается всю жизнь.
— Ну вот, теперь тебе должно быть полегче, — закончив перевязку, он придирчиво осмотрел пострадавшего. С забинтованной головой тот стал похож на раненого бойца, которого вернули к жизни заботливые руки санинструктора. — Я думаю, ничего страшного, заживет как на собаке. Это я виноват, прозевал. Прости!
— Что ты, я сам, — выдавил из себя Антон, постепенно приходя в себя. — Долго копался, надо было пооперативней. Не рассчитал длину...
Путать одичавших лошадей - непростое занятие, но опытные коневоды, постоянно работающие с животными, с этим справляются без проблем.
— Прозевал я его, прозевал, — казнил себя Александр за допущенную оплошность, из-за которой пострадал коллега, — а он меня пас, ждал походящего момента. Ну и хитер же этот Элэмэс! Кто бы мог подумать, что такое случится. Идти-то сам можешь или поддержать?
От помощи Антон отказался.
— Ну, тогда пойдем в палатку. Немного передохнешь, потом я тебя отведу в больницу.
* * *
В поселковую больницу Антон пошел один. Сначала он даже не хотел о ней слышать. Говорил, что ничего страшного не случилось, болячка сама заживёт, однако никакие отговорки парня не помогли: Дубовик стоял на своём.
— Прикинь, вдруг у тебя сотрясение мозга. Ты представляешь, какие могут быть последствия? На перегоне тебе станет плохо, что мы будем делать? Вертолёт вызывать? Не смейся, пожалуйста, перегон - это тебе не шутки, в тайге может случиться что угодно, поэтому надо всё предусмотреть. Ты думаешь только о себе, а ведь ты здесь не один — у нас коллектив. И в нем каждый в ответе за всех, а все за одного. Мы делаем одно общее дело... Короче, давай не будем разводить базар, разговор закончен, — будто подводя черту, сказал он строго. — Давай бери ноги в руки и дуй в больницу. Раз по-хорошему не понимаешь, поступим так - пока не принесешь справку от врача, лучше не показывайся.
Возле длинного дома с застекленной верандой, огороженного зеленым штакетником, Антон проходил не раз, но никогда не думал, что ему, здоровому и сильному, потребуется медицинская помощь. В коридоре в нос ударил больничный запах. Перед ним был целый ряд дверей. Он посмотрел по сторонам и даже растерялся. Его окликнули:
— Молодой человек, вы кого ищете?
Антон повернулся. Сзади стояла высокая молодая женщина в распахнутом белом халате. Из-под белоснежной медицинской шапочки выбилась светлая прядка волос, свисавшая прямо на щеку.
Узнав, что ему нужна справка, она пригласила в кабинет. Здесь было светло. В оба окна весело заглядывало солнце. На подоконнике стояли цветы.
— Какую вам справку? — застегивая на ходу халат, остановилась она возле письменного стола. У нее были большие карие глаза, тонко подведенные брови и прямой носик.
Не отрывая глаз от женщины, Антон с трудом начал:
— Доктор, понимаете, меня начальник не допускает на перегон. Мне…
— Извините, что-то я вас не пойму. — Она улыбнулась, брови дернулись вверх. — Вы, кажется, геолог, будете у нас получать лошадей?
— Да, да, — неловко переминаясь с ноги на ногу, ответил парень. — Уже получили. А как вы узнали, что я геолог? — удивился он, но вспомнил, что в небольших населенных пунктах все знают друг друга.
— Интуиция. Чужие приезжают к нам не так часто, а своих я знаю, — будто угадав его мысли, сказала врач.
Улыбка не сходила с ее лица, и от этого она показалась знакомой.
«Где же я ее видел? — мелькнула мысль. — Определенно мы где-то встречались. А может, она на кого-то похожа?»
— Так для чего вам справка? — спросила она деловым тоном, и Антон спустился на землю.
— Понимаете, меня лошадь ударила по голове. Вот начальник ...
Узнав, с чем он пришел, она мгновенно преобразилась и стала торопить.
— Садитесь сюда и показывайте, что там. Почему же вы сразу не сказали? С такими вещами не шутят. Причем тут справка? У нас ЧП районного масштаба, а вы молчите.
Когда Антон снял шапочку, на бинтах, которыми была основательно перемотана голова, она увидела запекшееся пятно крови.
— Сознание не теряли?
— Кажется, нет. Кроме болевого шока я ничего не почувствовал. Да и тот прошёл довольно быстро. Осталась только обида на самого себя, что так долго копался и забыл об осторожности.
— Теперь обижайся не обижайся, а дело сделано. Сейчас обработаем рану и поставим противостолбнячный укол.
Антон попытался отшутиться, сказал это ему ни к чему. Врач его остановила:
— Сидите спокойно, вы мне мешаете. А волосы придется постричь.
— Может, не надо? — увидев, что она готовится ставить укол, дернулся парень.
Врач была неумолима, и, несмотря на его протесты, от своего не отступила.
— Терпите, терпите, — приговаривала она, осматривая рану пострадавшего. —Укол, конечно, больной, зато теперь вы застрахованы от поражения нервной системы и даже от летального исхода, который наступает при заражении.
Ему было приятно прикосновение ее рук. От халата доктора пахло лекарствами и духами. Неожиданно Антон подпрыгнул.
— Больно?
— Да я...
— Сейчас я закончу. Еще немного потерпите.
«О, бог ты мой, так она же похожа на Надежду! Правда, овал лица немного не такой, но те же глаза, нос и главное - улыбка. Никогда бы не подумал, что такую красивую женщину можно встретить почти на краю света. Надо бы узнать, как зовут. А, впрочем, зачем? Она, наверное, замужем».
Сердце Антона трепетно билось, а на душе был такой простор, что невольно хотелось взлететь. Забыв о своей болячке, он ловил каждое слово женщины, от прикосновения ее рук замирал.
— Рану я обработала. Но вам необходимо остаться до утра. Нужно понаблюдать. У меня есть подозрения на сотрясение мозга.
Оставаться в больнице Антон не собирался, о чем прямо сказал врачу и вдобавок привел «кучу» всяких доводов. Однако это не помогло.
— После стационара будете приходить на перевязку. К вашему счастью удар пришелся по касательной. До свадьбы заживет. Только под лошадиное копыто голову больше не подставляйте. В следующий раз может так случиться, что я уже не помогу. — Она ещё раз осмотрела перебинтованную голову, поправила завязки бинта.
— Шапочку лучше не надевайте, лишний раз рану тревожить не надо. Пойдемте, я провожу вас в палату.
— Мне бы ещё справку, — встав, просительно сказал Антон.
_____________
* Сэргэ – коновязь (якутск.).