Линия Маннергейма, девятая глава

Надежда Залина
9
На Викиной кухне вовсю бурлила жизнь, несмотря на поздний час.  Вся обстановка квартиры не очень-то изменилась с тех давних пор, когда они учились в Университете.  Вообще-то квартира принадлежала не Вике, а ее хронически отсутствовавшему брату, который был не то спортсменом, не то еще кем-то, Лера так и не поняла толком.  Она и видела-то его лишь один раз, но о той встрече старалась не помнить.  Словно ее и не было вовсе. 
Когда приезжала Вика, обычно они заседали у Леры, благо Федор мотался по командировкам.  Или ходили на различные мероприятия и сборища, которые необходимо было посетить Вике.  Она всегда приезжала не просто так, а по делам агентства.  Перепробовав себя в разных качествах, от музыкально-театрального продюсера до политтехнолога, она в итоге остановилась на чистой рекламе.  Ее агентство, незаметное на фоне известных глыб, все же занимало свою нишу и приносило неплохой доход, позволяющий сводить концы с концами.  Многие петербургские фирмы, желающие выйти на московский рынок, обращались за рекламой именно в Викину контору, привлеченные сравнительно низкими по московским меркам расценками. 
Она не раз предлагала Лере стать кем-то вроде регионального представителя, но та только отмахивалась.
-    Какой из меня рекламщик, посмотри, - отговаривалась Лера, - полнейшее несоответствие профессии.  Я никого и никогда не могу убедить в чем-либо.  Вот тебя, например, хоть раз …
-    Дура ты, вот кто.  Не понимаешь своего счастья.  Другая с радостью бы ухватилась, а ты…  Уперлась в свое издательство.  Ладно бы, платили хорошо или что-то очень интересное было, а так …  В общем, дурой была, дурой и осталась.  Это неизлечимо.  И за что тебя люблю, сама не понимаю.
Эти риторические препирательства стали у них чем-то вроде своеобразного обряда.  Вика делала ритуальное предложение, и получала такой же отказ.  И обе понимали, что это всего лишь игра.  Но Лера знала, что подруга дает понять,  что на нее можно рассчитывать в случае чего.  Но случая подходящего не представлялось.
На этот раз они даже не вспомнили об этом.  Весь вечер разговоры крутились вокруг истории с убийством.  Она казалась все более пугающей. 
Суммировав знания, они принялись  выстраивать версии и продумывать дальнейшие действия.  Через некоторое время Лера не выдержала.
-    Я бы съела чего-нибудь, - сказала она, поглядывая на Вику, - у тебя как с едой дела обстоят?  А то от кофе и сигарет уже тошнит.
-    Никак.  Я же не питаюсь дома.  И вообще, я на диете.  Может, что-нибудь из консервов найдется, надо посмотреть.
Пока она рыскала по сусекам, Федор предложил сходить в ближайший магазин. 
-    Я и сам того.  Голодный.  Весь день некогда было.  Надо бы еще от телефона избавиться.
Когда он ушел, Вика принялась расспрашивать Леру, почему она живет в деревне и что у них с Федором – разрыв, или так, временные контры.  Лера вяло отвечала, что и сама не знает, да и не до того сейчас.
-    И почему ты никогда ничего не знаешь? Ты хоть в чем-то в своей жизни уверена? – возмутилась Вика.
-    Я уверена, что мне нужно жить в Ярви.  И в работе своей тоже.
-    И до чего тебя это довело?  Теперь скрываться приходится.  А если бы я не приехала?
-    Чего гадать.  Все есть, как есть.
-    Очень умная мысль, ничего не скажешь.  А главное – глубокая и оригинальная.
Лера вздрогнула, когда в квартиру позвонили.  Пока Вика впускала Федора, она тихонько прошмыгнула в ванную и заперлась там.  И вышла лишь только после того, как убедилась, что это свои.
После горячей еды сразу потянуло в сон.  Пока варили кофе, чтобы взбодриться, Федор стал что-то записывать в блокнот.
-    Ты чем занимаешься? – заинтересовалась Лера.
-    Стратегию разработываю.
; Какая, к бесу, стратегия? – взвилась Вика. - Ясно, что все это из-за квартиры. Родственникам не понравилось, что уплывают денежки, вот и разобрались они с этой твоей Лилией.
; Какая им выгода? – задал справедливый вопрос Федор. - Хозяйка не изменила решения.  Квартира им не достанется.  Они должны были с Лерой разбираться.
; Да не стала бы я в этой квартире жить! – взволнованно встряла в разговор Лера. - Ни за что!  Я бы отказалась от нее, пусть забирают.
; Вот глупенькие, им сразу надо было к тебе обратиться.  Они ж не знали, с кем имеют дело.  И не понадобилось бы идти на такие крайности, - ответила Вика. - А что касается выгоды, ты не совсем прав.  Подозрение упало на Леру, ее посадят, а квартира к ним отойдет.  По наследству.
; Как посадят? – возмутилась Лера. - Я ни при чем!
; Почему тогда сбежала?  Пошла бы в милицию, и дело с концом.  Они разберутся, кто при чем, а кто нет, - отбила удар Вика.
; Испугалась.  И потом я же не знала еще, что это за квартира такая, и почему ее мне оставили.
; А теперь, значит, знаешь?
; Предположить могу.  Раз она была знакома с дедом …
; И заметь, не просто знакома, а даже жила у вас, - влез в разговор Федор, - это ведь что-то значит.  Не все, кого он лечил, у вас дома бывали, правда?
; Я не помню, чтобы еще кто-то проживал у нас.  Но я мелкая была, могла и не знать.  Зачем она в бывшую нашу квартиру поехала жить? – спросила Лера. - Случайность  или нет?
; Так, - снова полез за блокнотом Федор, - надо еще выяснить, когда она туда переехала.
; А меня, знаете, что волнует, - сказала Вика, - почему она решила подарить квартиру тебе только месяц назад?  Или она совсем недавно вселилась или тогда что-то произошло.  Я так думаю, родственники на нее наехали. 
; Тебе уже, похоже, все ясно, в отличие от нас? – не удержался от колкости Федор.
; А что там еще может быть?  Квартира не из дешевых.  Ты говоришь, что не стала бы там жить.  Так и не надо.  Могла бы продать и дело с концом. 
; Не стала бы я такого делать.  И денег этих не взяла бы никогда.
; Смотрите, какая бескорыстная!  Тебе что, деньги не нужны?
; Не в этом дело.  Я не смогла бы, понимаешь?  Мне бы они ничего хорошего  не принесли.
; Откуда такая уверенность?  Деньги – они есть просто бумажки, и никакой магической силой не обладают.  Так что хватит пургу гнать,  - высказал свои соображения Федор. - Давайте решим, что делать, мне еще до дому добраться надо.  Слушай, я и забыл совсем, мосты уже разводят или нет?
Никто не помнил.  Федор засобирался.  Вика даже предложила ему остаться, если что.  Лера удивленно посмотрела на них обоих.  Надо же, друг друга не выносят, а тут  спелись. Единомышленники, да и только.  Уже в дверях Федор вспомнил:
; Надо бы узнать, кто это тебя видел в пятницу в доме.  Помнишь соседей? 
; Не особенно.  Разве что из двадцатой, рядом с нашей.  Она еще с мамой училась,  тоже врач.  Ирина … Леонидовна, по-моему. 
; Надо с ней поговорить, - сказал Федор, вытаскивая блокнот. - Так, поискать родственников, это я попробую по своим каналам, еще с соседкой поговорить и знакомых этой твоей Лилии расспросить.  Должны же быть у нее знакомые.
; Давайте распределим, кто куда, - предложила Вика, - а Лере надо дома посидеть.
; Почему?
; Не задавай глупых вопросов.  Где-то тут книжка должна быть, очень интересная.  Специально для тебя.  Сиди и внимательно изучай.
; Что еще за книжка?
; Уголовный кодекс называется. 
После ухода Федора Вика подергала себя за волосы и с выражением блаженства сдернула парик.  Потом тряхнула собственной шевелюрой точно такого же оттенка и с наслаждением принялась массировать голову.
; Намучилась, сил нет.
; А я думала, ты прическу сменила.  Вик, а зачем все это, ведь он практически не отличается от того, что у тебя на голове.  В смысле, что с париком, что без него – почти одно и то же.
; Вот именно.  Эксклюзивная вещь.  Из моих волос сделан.
; Зачем тебе парик из своих волос?  Я понимаю, когда что-то другое, а так …
; Сразу видно – не деловая ты женщина.  Объясняю: волосы у меня длинные, их помыть, уложить – тьму времени отнимает, и не всегда такая возможность есть.  А так, если что, парик на голову – и готово.  Вот еду я, например, в Питер на поезде.  Ты видела, чтобы там условия для укладки наблюдались?  И как же быть?  Платком все время заматываться, что ли?  А так выхожу я из поезда вся свежая и благоухающая, да еще и с красивой головой.  И все сразу к моим ногам штабелями складываются.
; Вика, - рассмеялась Лера, - ты неисправима.  Зачем тебе сейчас штабеля из мужчин?  Ты ведь замужем.
; Это никогда не помешает.  Мало ли что.  А потом, знаешь ли, приятно. 
; А муж не ревнует?
; Пусть поволнуется немного. Полезно. Он всегда должен знать, что я представляю ценность в глазах других мужчин.  От этого еще больше любить будет.  Вот ты, например, …
; А что я?
; Сколько помню, всегда была такой, как сейчас.
; В смысле?
; Одеваешься все время одинаково, и прическа почти одна и та же.  Ты бы хоть раз в жизни волосы, что ли, перекрасила.
; Спасибо, мне хватило.  Не помнишь, как ты меня в салон потащила?
 Еще в студенческие времена Вика как-то договорилась сделать прическу у известного в городе стилиста, тогда это еще было редкостью.  Она взяла за компанию и подругу, уговаривая ее привести наконец-то голову в порядок.  В салоне, который располагался почему-то на отшибе, они увидели занятное существо неопределенного пола и возраста, все в кудрях и рюшечках.  Существо едва взглянуло на них, закатило глаза и сказало, что головы у них проблемные.  Потом долго возилось с Викой, хищно выхватывая пряди ее роскошных светлых волос, а то, что осталось на голове, накрутило на какие-то замысловатые не то бигуди, не то палочки, и рукой позвало Леру. 
Та постеснялась отказаться и села, решив, что с ее короткой стрижкой ничего страшного сделать нельзя.  Она поплатилась за свое легкомыслие немедленно.  Стилист наголо обрил ей затылок, а оставшиеся впереди пряди разделил зигзагообразным пробором и выкрасил в разные цвета от ультрамарина до ярко-малинового. 
Когда Лера увидела это произведение искусства у себя на голове, просто потеряла дар речи от растерянности.  Зато Вика не сплоховала, как всегда.  Обнаружив на своей голове вместо роскошной шевелюры какие-то куцые кудельки неопределено-мышинного цвета, она моментально пришла в ярость.  Досталось и стилисту и салону.  Парикмахер оказался на удивление проворным и спрятался в подсобке, пока Вика буйствовала. 
Через некоторое время появилась администратор, дородная женщина, в сопровождении амбалистого мужика.  Они с легкой долей угрозы извинились перед девушками и предложили уладить все миром.  На безальтернативной, впрочем, основе.  В качестве компенсации морального ущерба была предложена смехотворная даже по тем временам сумма - или возможность бесплатно посетить салон еще раз. 
Еще раз?  Вика высказала все, что думает о салоне, но деньги взяла.  Потом Лере пришлось побриться наголо, а Вика единственный раз в жизни сделала короткую стрижку.  С тех пор Вика на дух не выносила модных стилистов, предпочитая проверенного мастера.  Еще она невзлюбила локоны и кудри.  Придавая своим светлым волосам различные оттенки, она всегда требовала прическу исключительно из прямых волос, разрешая варьировать лишь длину в пределах пяти сантиметров.
; Ты думаешь, я еще когда-нибудь соглашусь на такое? – засмеялась Лера, вспоминая свое хождение с лысой головой в холодное время года.
; Не обязательно так радикально.  Но попробовать что-то свеженькое, в разумных, разумеется, пределах, необходимо.  Вдруг краше станешь?
; Лучше, чем есть, не станешь.
; Ты не права.  Знаешь, скольким девушкам такие эксперименты помогли?  Мужчины же, они очень просто устроены.  Реагируют на все яркое и броское.  Если заметил тебя – половина, считай, уже сделана.  Все дальнейшее - дело техники.  Если правильный подход подобрать - все, он готов.  Пользуйся на здоровье.
; А мне такие мужчины не нравятся.  Которые реагируют только на внешний блеск.  И не мне одной, думаю.
; Это ты с жиру бесишься.  Знаешь, сколько женщин готовы хоть какого-нибудь завалящего мужичка подцепить?  А они все одинаковые.  Мужики, в смысле. 
; Не все. 
; Думаешь, Федор полюбил тебя за прекрасную душу?  Фигушки!  На внешность твою он клюнул, скажешь, нет?
; Нет!
; А вот и да!  Просто он ошибся.
; Как это?
; А так, что твой внешний вид не соответствует тому, что внутри.
; Это как?
; Примерь мой парик.
; Зачем?
; Для наглядности.
Вика водрузила белокурое произведение парикмахерского искусства Лере на голову и стала сосредоточенно прилаживать его половчее.  Провозившись несколько минут, она отправила Леру к зеркалу посмотреть, что получилось.  Лера глянула на себя и не поняла, кого она видит.  С другой стороны зеркала находился кто угодно, только не она.  Удивленно вглядываясь в свое отражение, она пыталась отыскать знакомые черты.  Эта блондинка в зеркале с растерянным взглядом и слишком загорелым лицом ей была незнакома.  Неужели это я, спрашивала себя она, пытаясь рассмотреть отражение, неужели я – такая?  Черты лица проступили ярче под ослепительно белым цветом волос, но они казались не такими четкими, как обычно, а как-то смягчились.  Эта девушка в зеркале казалась такой неприкаянной и глупой, что Лера, не выдержав, сдернула парик.  Теперь она наконец-то смогла опознать себя.
; Ну, что, - заговорила вертевшаяся рядом Вика, - поняла?
; Ты хочешь сказать, что я – безвольное существо, глупая блондиночка, что ли? 
; Не смей при мне обижать блондинок!  И почему принято считать, что все блондинки – непроходимые мечтательные дуры, а брюнетки – темпераментные, задорные и умные.  Посмотри на нас, к примеру.
; Какая же ты блондинка! – возразила Лера. - Ты настоящая белокурая бестия.  Мы тут книгу о Германии делали, там про таких, как ты, много написано.  Так что не все светловолосые оказываются блондинками.
; Ага, и не все темноволосые – брюнетками.  Точно.  Вот ты, например …
; А что я?
; Где твоя энергия, напор, темперамент, в конце концов!  Должно же хоть что-то быть!
; А почему именно такой набор качеств?  По внешности вообще нельзя судить о человеке.  Это неправильно.
; Да что ты говоришь?  Вот, скажи, почему ты не можешь просто радоваться жизни и получать от нее удовольствие?  Ведь тело затем и дано, чтобы все можно было понюхать, потрогать, попробовать.
; Ты забыла еще про зрение и слух.
; Не придирайся, ты же понимаешь, что я хочу сказать.  Тебе подарили жизнь - радуйся и пользуйся.  А ты все ждешь чего-то. Сама хоть понимаешь, что пытаешься найти?
; Определения точно дать не смогу.  Пока это где-то на уровне чувств. Не этих, пяти органов, о которых ты говорила, а каких-то других, глубинных, что ли.  Хочется понять, зачем мы рождаемся, для чего живем. По большому счету.  Зачем мы… нужны, если хочешь.  Ведь зачем-то нужны.  Не можем же мы быть просто белковой формой жизни.  Тогда все как-то бессмысленно.  А в природе не бывает бессмысленных вещей.
; Так ты Бога ищешь, – поняла Вика по-своему. - Сходила бы в церковь, и дело с концом.  Они бы тебе быстренько объяснили и про мироздание и про смысл жизни.
; Бог и церковь – не одно и то же.  Мне нужно что-то другое, понимаешь?  Вот у тебя бывает такое чувство, что ты когда-то знал что-то, что-то очень важное.  А потом раз – и забыл.  Напрочь.
; Бывает. Вот у меня завтра встреча важная с клиентами, а я о ней напрочь забыла.
; Не хочешь - давай не будем говорить.  Ты сама спросила, а я просто пытаюсь ответить.  Как могу.  Извини, я не философ, мне сложно оперировать отвлеченными категориями.  Как чувствую, так и говорю.
; Я пошутила.  Но все равно не понимаю.  О чем можно было забыть?
; Ну, как бы тебе сказать, словно ты знал когда-то тайну какую-то, сокровенную, а потом забыл.  Но ощущение, что ты, нет, … не ощущение, а что-то такое, как воспоминание об этой самой тайне все время тебя мучает.  И кажется, что ты живешь для того, чтобы вспомнить о том, что забыл.  И понять, почему об этом не помнишь.  Неужели у тебя никогда не бывает такого?
; Невозможно жить этим постоянно.  Ну, задумаешься иногда … А жизнь – она такая интересная.  В ней много еще чего есть.
; Я не говорю, что только этим и занимаюсь.  Когда переехала в дедовский дом, там так хорошо, тишина кругом, красота.  Как-то располагает к мыслям о чем-то, не сиюминутном. Я осенью приехала, настроение – хуже некуда, еще с Федором поцапались, в общем, тоска смертная.  Ходила, по окрестностям  гуляла.  Вышла на озеро.  Помнишь озеро, мы там купались еще?
; Я за корягу какую-то как зацепилась, так кровищи из меня вытекло немерено.  До сих пор шрам остался. А так, ничего, мирное себе озеро.  И что же ты там увидела? 
; Отвлекись на минуточку от шрама своего и представь: октябрь, отчаянно-зеленая трава, из последних сил держится, но уже тронутая чем-то таким, желтым.  Ты никогда не замечала, что этот цвет, такой лимонно-зеленый, он бывает как раз у травы осенью.  Грустный очень цвет.  И необыкновенно красивый.  Особенно под осенним солнцем.
; Ты никак в поэты собираешься?
; Поэзия – это другое совсем.  Так вот.  Озеро и сосны вокруг.  И солнце в них заблудилось, в деревьях этих.  И вода, как зеркало, в ней сосны отражаются, и облака и солнце.  Смотришь – словно в мир какой-то другой. 
; Так это просто игра света и тени.  Иллюзия нашего восприятия.
; И тебе кажется, все так просто?  А почему наши глаза так устроены, чтобы мы могли это видеть?  Если это и иллюзия, то зачем-то же дано нам ее увидеть.  И воспринять, как красоту.  Вот я когда смотрела на это озеро, поняла, что это и есть та самая красота, которая мир спасет.  Есть в ней что-то такое …  Не знаю … Дух захватывает.  И поняла, что вот за эту красоту и умереть не страшно.  Даже за честь почтешь.  Я бы это озеро защищала до последних сил.  Понятно, почему финны там линию Маннергейма построили.  И почему стояли насмерть за эти места.  И почему до сих пор по ним тоскуют.  Я бы тоже тосковала.
; Нечего было войну проигрывать.  И потом, мы ведь прорвали эту линию, или я чего-то не помню?
; Да, мы сделали невозможное.  Знаменитая неприступная линия Маннергейма была уничтожена.  А места эти себе взяли.  В качестве трофея.  Но пожила я там и теперь все думаю – зачем?  Зачем нам вся эта красота, если мы только и можем, что разрушать? 
; Насчет какой-то особенной красоты, это ты, положим, загнула.  Была я в Финляндии, она вся из таких мест состоит, как Карельский перешеек.  Так что - озером больше, озером меньше - разница невелика.  А нам границы надо отодвигать было, так что все правильно и по-честному.
; Ты давно была на Карельском перешейке?
; Еще в студенческие годы.
; А мне пришлось поездить эти полгода.  Знаешь, какая там разруха и помойка, страшно смотреть.  Нельзя такую красоту в разрухе содержать.  Это противоестественно.  Вот взяли мы себе Карельский перешеек, а зачем он нам нужен, не знаем.  Полигоны всякие там устраиваем, да свалки.  «Пикник на обочине» Стругацких помнишь?  Ну, фильм «Сталкер»?  Так это же именно там, на Карельском перешейке все происходит.  Зона существует.  Это реальное место, а не вымысел, понимаешь?  Вот во что мы превратили красоту.  В Зону. 
; Так, может, нам назад его отдать?  Вот финны обрадуются!
; Я отдала бы.  Нельзя нам было к такому прикасаться.  Рано еще, по-видимому.  Мы не готовы.
; Да ты у нас все готова отдать, а сама-то где жить тогда будешь?
; Я бы там осталась, если позволили.
; Ну-ну, думаешь, ты им очень-то нужна?
; Я бы норку вырыла и жила тихо, как зверушка.
; Ну, Белозерова, ты даешь!  Вы, питерские, странный народ.  С такими тараканами в голове – не дай бог. 
Это был их извечный спор о разнице между москвичами и петербуржцами.   Вика, коренная москвичка,  долго не могла привыкнуть к жизни в северной столице.  Город казался ей далекой провинцией, люди – слишком уж заторможенными,  словно осенние мухи.  Ее чересчур деятельная натура не находила понимания у окружающих, и это ее злило.  К тому же она была высокомерна и поглядывала на провинциалов с презрением.  Постепенно она разглядела и даже частично приняла своеобразную манеру жизни города на Неве.  Но стать до конца своей так и не смогла.  Да и не хотела.
Она считала, что Петербург создан не для жизни, а для расслабления.  Здесь хорошо отдыхать, потягивая вино и полеживая на диване, словно Обломов.  Можно и подумать о чем-то вечном в антураже белых ночей, полюбоваться городом, и послушать питерскую музыку да легенды и мифы, с любовью передаваемые из поколения в поколение. 
Но постоянно жить здесь нельзя.  Всю жизнь невозможно провести в расслабленном состоянии и сидеть, курить и ждать.  Надо же когда-то и делами заниматься, и деньги зарабатывать, проекты разные осуществлять, да и повеселиться по-русски, с размахом – тоже удовольствие.  Вике всегда было тесно в Питере, она начинала скучать по столичной жизни и рваться назад в Москву, словно чеховские героини.  Но когда  уставала, когда ей становилось тошно от всего и всех, – ехала именно в Петербург.  Он обладал странной способностью залечивать любые раны и прогонять всякие печали, ничего для этого не делая.  Достаточно было просто побродить по набережным, посидеть в кофейнях, покататься на теплоходе.  Этому в свое время научила ее Лера.  И это помогало Вике до сих пор. 
Поглядев на часы, они решили, что пора спать.  На завтрашний день у Вики было запланировано много разных дел.  Да и выглядеть ей хотелось хорошо.  Она никогда не позволяла себе выглядеть плохо.  Пока Вика проводила какие-то косметические процедуры для завтрашней «красоты», Лера решила отправить еще одно письмо Отшельнику.  Он, помимо нужной информации, попросил ее написать, что случилось.  Она все собиралась это сделать, но как-то за разговорами позабыла. 
В той комнате, где сейчас стоял компьютер, она когда-то жила.  Пытаясь описать все, что произошло за последний день, она все время отвлекалась.  Какие-то хаотичные воспоминания кружились рядом.  Они наплывали друг на друга и не давали возможности увидеть их по очереди, мелькали перед глазами, и не одно из них не задерживалась настолько, чтобы его можно было рассмотреть.  Почему-то припоминались разные незначительные события.
Лера отправила короткое послание.  Надо же, удивлялась она, столько всего произошло, а уместилось всего в нескольких строках.  И кто же такой этот Отшельник, и откуда он столько всего знает?  Он, наверное, очень умный, может, подскажет что-нибудь еще.  А то как-то плохо пока все складывается.  Вдруг эти самые родственники, о которых все толкует Вика, вовсе и ни при чем?  Что еще остается?  Случайность?  Напали в лесу на одинокую немолодую женщину, ограбить, например, хотели.  Но зачем она пошла туда, именно к доту?  Хотела меня увидеть, это точно, раз приехала к дому.  Но не успела.  И записки не оставила.  Кто-то помешал?  Вика, наверное, права.  Как всегда.  Все в жизни проще, чем она, Лера, придумывает.  Высший смысл какой-то.  Глупости сплошные и больше ничего.  И что ее понесло на такие разговоры?
Укладываясь спать, она долго еще не могла угомониться.  Воспоминания проникали  помимо ее воли, выглядывали из всех щелей комнаты, когда-то хорошо ей знакомой.  И она наконец-то смогла хоть что-то разглядеть.