В плену установок. Глава 8

Юлия Вебер
                1

Машина слегка покачивалась при езде.  Вокруг обочины дороги словно кипели в сиренево-лиловой пене цветущего цикория небольшие холмы  и лощины, среди которых нет- нет, да и скользила ухоженная, сплошь из новеньких, кирпичных домиков деревенька с золотым куполом голубоватой церквушки  или устремленной ввысь зеленоватой мечетью, увенчанной полумесяцем и звездой.  В динамиках пела однообразная бесконечная песня. Леночка,  поворочавшись, привалилась поудобнее к сиденью и затихла. Надюшка, утомленная однообразной качкой, вскоре тоже заснула. Езда навевала у Ники легкие текучие мысли,  они мелькали, не тревожа, не печаля, как разноцветные пятна за стеклами машины, вселяя умиротворение и спокойствие.

В Малиновку приехали засветло. Залаяла, выскочив из будки, радостно метнувшаяся  к воротам, Багира. Испуганно шарахнулись, громко протестуя отчаянным квохтаньем, в сторону от дороги куры. Неспешно выплыли из-за угла важные надутые индюки, остановились недалеко от крыльца и, скосив голову набок, недовольно затрясли красными наростами, замотали длинными серьгами на бороде. Заспешил от сарая навстречу гостям, вытирая руки об ветошь, здороваясь на ходу, Петрович. Показалась на крылечке в ярком фартуке, с подобранными под косынку волосами, уставшая Ядвига.

В течении дня она успела несколько раз покормить уток, гусей, индюков, собаку, переговорить, сидя на лавочке, с благообразной соседкой, бывшим педиатром, коротающей свою старость в покосившемся деревянном домике вместе с молчаливым, вечно занятым приусадебным хозяйством мужем о деревенских новостях, о погоде, колорадских жуках, напавших в этом году на картофель, похвалилась тем, что сегодня треть ведра этих тварей собрала и утопила в керосине, посетовала о том, как трудно сводить концы с концами пенсионерам: цены так и растут, что на рынке , что в магазине, и что пора уже мед качать, да муж что-то затягивает. А у самой нет уже ни сил, ни желания. Да и вообще пчёлы- сплошной убыток, то рамки купи, то вощину. И покупателей самой искать приходится, перекупщики-то все норовят обмануть, себе выгоду делают, мёд по дешевке покупают.

Посидела с часок   в подвале, проветрила сундуки: чего там только не было! Все с Севера вывезли, да в деревне не пригодилось пока. Но всё хранилось на случай. Вдруг пригодится:  книги, кастрюли, вещи, пальто, ковры, старая мебель.

И часа три потом хлопотала по хозяйству: мыла, перетирала посуду, начищала вилки и ложки, доставала из баночек грибочки собственного приготовления и прочую снедь, готовила свое излюбленное блюдо. Ей хотелось показать себя с лучшей стороны. Надо было бы пиццу испечь да  котлеты, жаркое, перцы фаршированные сделать. Да ладно, завтра этим с утра займется дочка, не вовремя её унесло в поселок к бабушке.

-Как доехали? Как самочувствие?- Ядвига спрятала руки под передник. Она стеснялась своих сморщенных, с обломанными ногтями и заусеницами рук. Завистливо посмотрела на наманикюренные, с какими-то немыслимыми радужными разводами ногти Ники, на ее длинные пальцы, унизанные золотыми колечками, на облегающий красный сарафан в белый горошек, на нитку огромных красных бусин на шее.

-Неплохо доехали, и самочувствие  хорошее,- улыбаясь и вглядываясь хозяйке в лицо, ответила Ника. - Надюшку вот только укачало, положить бы где-нибудь.
Она вопросительно посмотрела на Ядвигу.

-Это очень хорошо, очень хорошо,- слова были сказаны безразличным тоном. -Что на улице-то стоять, в дом проходите. Я там комнаты всем приготовила.

И первой шагнула в прихожую.

Безразличный тон резанул ухо, но Ника решила не обращать внимания на это. Мало ли чего. Может, просто человек устал.

Положив Надюшку на расстеленный диван, подперев сбоку подушкой: не дай Бог, упадет, Ника вышла на кухню к Ядвиге.

Кухонька была обставлена просто, без затей: мойка, газовая плита, обеденный уголок, стандартные  шкафчики с обилием заварочных чайников всевозможных размеров и расцветок. Трубы отопления обтянуты самоклеющейся пленкой с изображением зеленого плюща, микроволновка, кофемолка, кофеварка. Пара натюрмортов и расписных тарелок на оклеенных серо-голубыми обоями стенах. Яркие цветочные горшки с цветущей примулой на подоконниках.

-А вы как живёте?

- Без нетерпения и спешки. Всю жизнь мечтала об этом и теперь этим пользуюсь, - Ядвига приподнялась со стула, на котором сидела и перекуривала перед открытым окном.

- Да, садитесь же, садитесь. Я сейчас квасу на березовом соке налью.

Притушила в пепельнице окурок. Неторопливо, шаркая туфлями без задников, подошла к холодильнику, достала трехлитровую банку с мутноватой жидкостью, медленно принесла, медленно налила в красивый шестигранный стакан,  неторопливо поставила перед Никой, сидевшей за угловым столиком.

-Попробуйте.   
            
От холодного напитка заломило зубы. Ника поставила стакан на стол.

-Вкуснотища какая, только очень холодный. Первый раз в жизни такое пробую, даже и не представляла , что на березовом соке можно квас делать. Сами делаете?

Ядвига усмехнулась ее наивности:

-Кто ж еще делать-то будет? У нас тут ни супермаркетов, ни баров нет. Всё сами, всё своим трудом.
И она тяжело вздохнула.

Ника выглянула в окно. Слева высокий забор отгораживал огромный, заросший цветущей полынью и лебедой  двор от проезжей дороги. Справа сквозь ажурные металлические сварные ворота  было видно, как полого спускался вниз огород, переходя в поле. За полем начинался холмистый склон, поросший березняком и земляникой. От дома вела тропинка, к полю и холму.

-Я смотрю, у вас огород большой. И всё словно по линеечке , сразу видно, с учетом всех особенностей, высажено: и перчики, и огурчики, и помидоры, и кабачки, и всё остальное..

Ядвига гордилась своим огородом, и вольная или невольная похвала Ники пришлась ей по душе. От этого она сделалась необычайно любезной, и, улучив момент, повела Нику в огород,показывать парники, огород,рассказывая по ходу какие у неё помидоры, какая у нее клубника, какие у нее ягодники, какая баня, пасека, сарай.

-Вот тут  у меня образцово-показательная деляна. Под окнами, чтобы сразу всё видно было. Там-то за домом, где стена глухая и ворота, руки никак не доходят. Их-то всего две. А Анжелка дому не принадлежит, - вздыхая тяжело, говорила маменька Нике. -Она  вечно в бегах, то у нее –подруги, то –развлекательный центр, то к родственникам за пятьдесят  километров поедет, то по магазинам бегает. Всем ее жизнь принадлежит, всех ей увидеть надо, всем помочь, всегда всем она нужна, вся в делах и хлопотах.Всегда на виду и в компании. Правильно, чего дома-то сидеть, надо на людях быть, чтоб заметили.

-А как же семья?

-Семья-то у неё крепкая. Андрей никуда от неё не денется. Он приучен в достатке жить. Она вся в нас, как все Красулины - добытчица. Денег в пять раз больше его зарабатывает. Что ещё для счастья нужно?

-Кому - что,- безропотно согласилась Ника. -Кому-то только денег достаточно.
Она задумчиво посмотрела на Ядвигу. Та многозначительно заметила:

-Это только в пословице говорится, что  « С милым рай в шалаше». А в жизни, если муж с положением и средствами, то любовь необязательна. Её ведь ни в холодильник, ни на сберкнижку не положишь.

Ника опустила глаза, что-то неприятное шевельнулось в районе живота, она сорвала травинку и стала вертеть ее в руках:

-Действительно. Сколько людей- столько и мнений. Любовь ни в холодильник, ни на сберкнижку не положишь. Материи разные.

Ядвиге  почему-то казалось, что Ника с ней играет словами, как кошка с мышкой. Она в запале произнесла:

-Мы с Родионом- люди простые, деревенские. В рассуждения только по существу пускаемся. Одной любовью сейчас сыт не будешь. Всем деньги нужны, особенно молодым. Мы всё мечтали  с Родионом о том, что дети вырастут, станут другими, умными, добрыми. Все хотели,  чтобы мы детям вроде друзей были. И воспитывали соответственно. Я им и теперь предлагаю свою помощь, себя со своим большим жизненным опытом. Настаиваю, чтобы все было правильно, как я в школе учила, а они хоть бы хны. Легкомысленны. Сами по себе живут, о нас вспоминают только тогда, когда деньги у них заканчиваются. И кто их им кроме родителей даст? И сколько им не дай- все мало. Не дети, а бездонная бочка.  Оно и понятно. «Без барашка в бумажке» в институте делать нечего. Еще, когда Анжела училась, мы с этим обирательством столкнулись. Всё теперь в институтах за деньги: зачёт получить- так коробку конфет и бутылку вина в презент преподавателю дать надо, на экзамен не только столы накрыть для комиссии, но и в зачетку что-нибудь положить надо, иначе выше «тройки» не поставят. Да не мне Вам рассказывать... бабушка ведь, поди рассказывала, как в институте на студентах наживаются?

И хотя Ника с любопытством ожидала, чем закончится подобное многословие, и что же все-таки скрывается за всем этим потоком слов, ответить она не успела. Растерялась. А Ядвига  тем временем поспешила к Петровичу, позвавшему их  с крыльца.
 
Вскоре на столе  уже дымилась домашняя лапша  с куриными потрохами, стояли тарелочки с маринованными грибами, однокалиберными солёными огурчиками, с хрусткой квашеной капустой, посыпанной моченной брусникой, подрумяненными в духовке кусочками ароматного мяса. Петрович аккуратно взял за горлышко пузатую бутылку с домашней вишневой наливкой, не торопясь, распечатал, разлил по стопочкам:

-Давайте  перед началом беседы по старому обычаю чарочку пропустим.
Выразительно оглядел всех домочадцев, сидевших за столом, с удовольствием выпил, крякнув, посмотрел на Нику:

- Ну, рассказывай.

-О чем?- спокойно спросила Ника, ставя неполную стопку на стол. Ей не понравилась слишком сладкая наливка.

Петрович недовольно крякнул:

-Как о чем? Чем в городе живите, чем занимаетесь?

-Да собственно, как всегда: быт, ребенок, двое студентов,-пожала плечами Ника.

-Ну, да. Ну, да,- неопределенно , словно в задумчивости, произнес Петрович:

-Действительно , какие в городе дела? Вот Ядвига –человек у меня ответственный. Ей за весь день, не то что прилечь, присесть некогда, целыми днями на огороде: и живность накормить надо, и траву прополоть, и полить, и за пчёлами присмотреть. На себя уже и времени не хватает. Всё для пользы семьи, для приумножения достатка. Верно, жена, я говорю?

-Верно, верно,- Ядвига уже колдовала над чайником, смешивала только ей известные травки.- Кроме меня никто с хозяйством не справится. Целыми днями, как белка в колесе кручусь, иной раз даже приготовить себе не успеваю. Сухомятничаю, пока ты с вахты не приедешь. А как приедешь, так у меня еще работы прибавляется: тебя накормить, постирать.

Ника удивленно посмотрела в сторону Ядвиги. Что такое жизнь в деревне Ника знала не понаслышке: детство она провела в степном поселке, а отрочество и юность в дальневосточной деревеньке. Семья была многодетной, и хозяйство было крепкое, зажиточное : и куры,  и утки, и коровы, и свиньи, и кролики, и сорок соток земли, не считая ягодника. И все успевали: и сена заготовить, и траву прополоть, и варенье сварить, и корову подоить, и на речке позагорать, и на левый берег на катере прокатиться , на песчаных плёсах рыбу половить, и за грибами, ягодами и прочими дикоросами в тайгу  сходить, и природой полюбоваться : на восходы, закаты, звезды, и в кино , и в театр, и  в цирк , и в музеи в город съездить, а про порядок в доме и говорить нечего. Все всегда на своем месте было.   Ника вздохнула, вспомнив свои любимые дачные восемь соток, и выглянула в окно. Заросший полынью и лебедой  двор  всколыхнул какие-то неприятные чувства. На дачном участке Ники всегда был порядок, от которого каждое воскресенье ломило спину, и гудели руки.

А Алёшка тем временем, сидя напротив Ники, искоса посматривал на родителей и дивился переменам, произошедшим с ними за последние четыре месяца. За столом Родион и Ядвига были необычайно радушны, хлебосольны, являли собой пример добродетели и порядочности, разыгрывали дружную и любящую чету: заботливого, хозяйственного отца и предупредительную, ласковую, трудолюбивую мать. Его так и подмывало сказать какую-нибудь гадость. Правда, какую, он еще не придумал. Перехватив взгляд Ники, он довольно ухмыльнулся и стал незаметно от маменьки и папеньки перекладывать из её тарелки в свою сочные кусочки жареного  мяса, которое она принципиально не ела по причине поста.
 
 2

-Дед-то мой травником был. До революции частную аптеку держал, а в тысяча девятьсот восемнадцатом году ее отобрали и отдали губернскому отделу. Медицина-то тогда тоже земской была, бедных и неимущих бесплатно лечили. В поселке фельдшер был, так народ не к нему, а к деду моему ходил, он ведь и вывихи вправлять умел и мозги, умел вазелин из нефти делать и мази по бабкиным рецептам. А бабка славно роды принимала, и от всяких женских хворей и немочей избавляла… Через год после того, как лавки аптечной дед лишился,тиф начался в округе, а следом холера пришла… Фельдшер-то и умер. А дед- ничего, выжил. И семерых детишек, чьи родители во время эпидемии померли, выходил, травками отпоил и приёмышами своими сделал. Детей-то своих у них с бабкой не было: либо мертвыми рождались, либо в младенчестве помирали от «родимчика». Дед-то к знахарю сильному в лес ездил, тот и научил, что делать, чтобы свои дети родились. Они с бабкой чётко все сделали. Дед все сына хотел, чтобы умения свои по наследству передать, но Бог им двух дочек послал. А приемные сыновья все в первый год войны погибли, только Микола без вести пропал.

Ядвига неторопливо сполоснула в красном тазике голову, вылила воду на себя, неспешно обмоталась махровым полотенцем. Ника резко привстав, едва одолела головокружение, потерла ладонями виски. Заметив ее полуобморочность, Ядвига  тихонько сказала:

-Посидим в холодке немножко, торопиться нам некуда, а баня с непривычки коварной может оказаться. Попейте кваску, охолонитесь. А я перекурю пока.

И неторопливо вышла в предбанник. Ника выскочила следом из горячей парной. Удобно усевшись на широкой скамье, потягивая холодный березовый квас, Ядвига продолжила свой рассказ:

-Маменька моя сразу после войны замуж за  своего начальника вышла. Похоронка на него в апреле сорок четвертого пришла. Мать его и умерла сразу  от разрыва сердца : думала, что сына бомбой разорвало. А его землей в воронке засыпало и ранило тяжело, двое суток без сознания пролежал. Ногу оторвало,снаряд таким горячим был, что ровненько так рану оплавил. А потом наши в наступление пошли,  и санитарка, щупленькая , как воробышек, его с поля боя на себе вынесла. А папенька мой крупный был, под метр девяносто, крепкий, жилистый…

Он потом полтора года по госпиталям мыкался: четыре операции на руку  перенес, контуженный сильно был, да и ногу назад ему врачи пришить не могли. Вот по инвалидности и списали.

Вздохнув тяжело, Ядвига встретилась глазами с Никой, и, потянувшись всем телом, до хруста в лопатках, заметила:

-Жалостливая у меня маменька была. Библиотекарем в школе работала, а папеньку директором  партия туда поставила. Я до шестнадцати лет себя Марией считала, и подруги меня так звали, и все родственники. А пошла паспорт получать, оказалось, что Ядвига. Папенька меня так  в честь спасительницы-медсестры назвал. Поревела-поревела и стала в одночасье Ядвигой. Деваться-то некуда. Раньше дети отцов чтили. Уважали. Не то, что сейчас.

-Странно жизнь человеческая складывается. Предполагаешь одно, получаешь другое,- Ника, словно не услышала последней фразы Ядвиги.- Я вот в забайкальской степи родилась. Среди бурят в детстве жила, а потом оказалось, что прабабка моя знатного рода. Дядьку ее в девятнадцатом веке в кандалах в Сибирь, по приказу царскому на рудники отправили за политику. А тетка следом из Польши, с пятилетней племянницей-сиротой поехала. Предпочла мужа всей остальной родне. Хотя тоже отца своего чтила.

-А как же русской бабе без мужика прожить? Хоть на край света отправишься, коли любишь. Как я в свое время за Родей.

И Ядвига неторопливо, словно разговаривая сама с собой, стала вспоминать свою юность:

-Мы тогда в Михайловке жили. Я с парнем из соседней деревни дружила, нравился он мне сильно, я все  мечтала, что замуж за него пойду. Только как –то раз пошли мы в эту самую деревню с подругой на танцы . Смотрю, а он с другой уже танцует, на меня не смотрит, с ней за ручку весь вечер ходит, в шейку целует. Меня всю от обиды прямо затрясло. Ну, думаю, побегаешь еще ты за мной. Ушла я одна в деревню, чтоб никто слез моих не видел. А в следующее воскресенье подруга моя с братом на танцы пошла и меня с собой позвала. Брат только с армии вернулся. Вот я с ним и закадрила. Света мне всячески пособничала, через три месяца свадьбу и  сыграли. Родиону двадцать один исполнилось, а мне уже двадцать шесть на тот момент было. Мать его меня сразу невзлюбила. Она из Федоровки, а там все чувашей не любят, что-то прадеды наши сто пятьдесят лет назад не поделили, вот они и ненавидят нас всех до сих пор. А моя матушка Родиона сразу признала. Еще в женихах когда ходил, она с ним на крылечке бутыль самогона выпила. А потом мне сказала, чтоб я за Родиона  держалась: парень он- хороший, во хмелю не буен. И если под  себя его воспитаю, буду в скором времени, как сыр в масле кататься. Он ради детей на все пойдет. Подсказала мне, что и как сделать, чтобы свадьбу сыграть. Стали мы у свекрови жить. Света тоже в этот год за городского студента замуж вышла и  в город укатила. В воскресенье да на праздники только с ней и встречались. А как  девчонки наши в один месяц родились, мы два месяца у свекрови под одной крышей жили. Родион-то вечерами дома не сидел, все по друзьям-товарищам неженатым ходил. Меня на свои гулянки никогда не брал, говорил, что я –старая, и дома больше пользы принесу, если матери помогать буду. Выпивать потихонечку стал. Мы со Светой думали, что после окончания техникума он переменится, перебесится, повзрослеет.

Ядвига внезапно замолчала, приоткрыла дверь в парную, сразу потянуло влажным теплом и распаренным березовым веником:

-Пусть немного протянет. А мы потом еще немножко попаримся, торопиться-то некуда, мы последние.

-Ну, и квасок у Вас, будто колотого льда накидали,- Ника смаковала настоянный на травах и меду квас. Короткие глотки холодной жидкости, словно проступали у нее на щеках нежной розовостью, остужая разгоряченную кровь.  Тело ей казалось невесомым, воздушным, словно сотканным из неги . Она  с непонятным чувством слушала поскрипывающий, как лодочные уключины голос Ядвиги, обволакивающий ее сознание, словно сахарная вата палочку.

 -Комнату нам в общежитии дали, Анжелика в садик пошла, а  Родя все поздно приходит. Как-то я на рубашке следы помады у него нашла, как кошка в него вцепилась, всего исцарапала, но он так и не сознался. Тут Света приезжает из города и говорит, что в Северном стройку комсомольскую начинают, туда энергетики и учителя требуются. Еле-еле Родиона  уговорила в райком сходить, я-то к тому времени по возрасту уже из комсомола вышла. Приехали в Северный, квартиру в новом доме получили сразу. Только оказия вот какая вышла: в жилконторе там парень мой бывший начальником работал. Родя как про это узнал, так его совсем переклинило, пришел: глаза белые, пьяный весь и давай меня на весь дом честить, всех моих родственников, особенно матушку поминать нехорошими словами. Насилу его успокоила,  но пить он стал с той поры часто. Однако я его быстро приструнять научилась. Придет домой, не угодит мне чем-нибудь, я как прикрикну на него. Дверями захлопаю, вещи соберу и за дверь выставлю, и из квартиры гнать начинаю. Мне ведь ее, как учителю дали. «Все!- кричу ему:- Не буду жить с тобой, к партком пойду, найдут там на тебя управу... Разведусь с тобой. Я денег столько же, сколько и ты зарабатываю, моя дочка с голоду не опухнет.»

Он Анжелику поцелует, и за дверь, как ошпаренный выскочит. А я по своей натуре -отходчивая, добрая, через полчаса оленины нажарю, выйду на площадку, а он там на ящике овощном сидит, трубочку свою покуривает, почти трезвый. Сяду рядышком: «И охота тебе на лестнице сидеть, соседей веселить? Пойдем в квартиру». Вещи его заберу, по местам всё разложу, оленину на стол поставлю, посидим- повечерничаем, чаек с вареньем попьем, зато такая ночь потом у нас сладкая. Так вот и жили четыре года.

А потом жизнь моя в одночасье изменилась. Вернулся как-то Родион с вахты, подошел ко мне и говорит:

-Слушай мать внимательно, роди-ка ты мне сына, а то ведь помру скоро, и фамилию свою оставить будет некому.

Я сначала возмущаться стала, на дыбы встала:

-О каком сыне речь может идти, если ты третий год пьешь не просыхая?

А он подошел, пальцы в кулак сжал и как ударит меня из-за всех сил. У меня в глазах сразу потемнело, чувствую только, что из носа что-то как потекло.. А он навис надо мной и как зашипит прямо в ухо:

-Ну, смотри, мать, если ты рожать не хочешь, то другая с удовольствием от меня родит. И не одного, а целую роту,- повернулся и,  дверью хлопнув, вышел из комнаты.

 Тут я и испугалась по- настоящему. С одной стороны- бабе почти сорок, как рожать в этом возрасте, а с другой стороны Родиона терять жалко, ведь точно к другой уйдет .И кому я нужна буду в сорок лет, и как мне на одну зарплату Анжелику еще лет десять тащить. Проревела белугой всю ночь, но думаю, хоть выгоду какую-то поимею.    Прихожу утром на кухню, он сидит кофе пьет. Стала тихонечко возле двери, глаз не поднимаю.

Спрашивает:

-Ну и чего ты ,женушка разлюбезная, за ночь надумала?

-Сына родить тебе собираюсь.

-Ну, садись рядом, условия наши обговаривать будем. Чего хочешь?

-Чтобы сын здоровым родился, хочу, чтобы ты пить на год перестал. Почистился, всю дрянь из себя вывел,- и в глаза ему пристально так смотрю.

Крякнул он, но год на диетах всяких сидели. Насчет вахты не знаю, пил он там или не пил, но  дома молодцом держался, только курил много. Да кто на Севере не курит-то? А в отпуск на материк поехали. Я маменьке про наш с Родей уговор и рассказала. Промолчала она тогда, повздыхала, но травки для Родиона какие-то дала и топор с ключом старым под кровать положить  велела. Вот через месяц я и забеременела Алешкой. Тяжело носила, а роды еще тяжелее были, я ведь опять на материк приехала, побоялась на Севере-то рожать. Но все равно перервалась вся, и кости тазовые все мне вывихнуло. Пока врачи мной занимались, ребенок криком исходил, грыжу себе большую накричал. Крупный он был и беспокойный. Я после родов пластом долго лежала. Так его отец, бабка и Анжелика купали, поили, пеленали и под сиську мне подсовывали. Он ведь у нас почти год в пеленках жил. Туго пеленали, боялись, что уши себе оторвет или глаза выцарапает. Такой он беспокойный был и настырный. Да таким, собственно, говоря и остался.

Оживленная, полная впечатлений, заскочила в предбанник  Лика.  Чмокнула  мамуську в щёчку, торопливо разделась, шмыгнула в парную.

Ядвига осторожно, словно скатывая несуществующие катышки с кожи, потерла переносицу носа и виски, тихо сказала :

 -Я всегда раньше все про всех знала. А теперь ни Анжелика, ни Алёшка ничего мне не рассказывают о своей жизни. Приходится делать вид, что понимаю и смысл, и значение всего, что в их жизни происходит, что  признаю и одобряю их решения. А объяснять мне что-то  они считают неуместным и даже лишним для меня. Вот и приходится самой только догадываться, домысливать. Самой до правды докапываться.

-И как, получается?- улыбнувшись уголками рта, спросила Ника.

-Что получается?- Ядвига настороженно из-подлобья глянула на Нику.

-До правды докапываться!- Ника открыто смотрела в глаза Ядвиге.

-Трудно. Но получается. За тридцать лет работы в школе я научилась виновников вычислять,- Ядвига отвела взгляд, приподнялась с лавочки, неторопливо налила квасу, прошла в парную, плеснула  на каменку.

 Зашипели, затрещали камни, словно пара грецких орехов , сжатых сильной рукой. Взметнулся пар белым облаком к потолку, запахло медом и травами. Закрыв за собой дверь, и блаженно потянувшись, Ядвига заметила:

-И вообще, всё кругом- один обман , всё кругом – сплошное зло. Одни враги и завистники... И все вокруг морочат голову: и политики, и книги, и телевидение, и радио, и экстрасенсы, и деточки любимые. Правда, лишь в том, чтобы  с нас что-то поиметь.

- А по-моему, докапываться до правды долго и утомительно. Проще  жить по принципу: нет правых и нет виноватых. Есть просто положение вещей. Есть взаимоотношения. Либо нравственные, либо безнравственные,- Ника поплотнее завернулась в махровую простынь.

-Я  вот всю жизнь в школе работала. Завучем была, даже директора во время его болезни и отпусков  замещала. Никто слову моему никогда не перечил ни в школе, ни дома.
Обиженно вздохнув, Ядвига ворчливо продолжила:

-Всех в строгости держала, никому слова плохого не сказала. Обо всех переживала. Страсти-то – высокие на Севере, то просто низменные, корыстные, то вполне человеческие. Вот у нас учитель черчения как- то не сдержался в конце учебного года. В запой ушел,  побил жену. Мы его уж стыдили-стыдили  на профсоюзном собрании. Вошли в положение. И чтоб семью не разрушать, и кадры сохранить, путевку дали в санаторий на Чёрном море. Надо было, чтоб нервы он свои подлечил, а то ненароком вместо жены на детей в школе бросаться начнет.

-Странная позиция была у вас, как у завуча школы:пьяницу и дебошира премировать.

-Чего же странного? Кадры сохранять надо, иначе кто уроки вести будет. А то, что он дома творит – это не наши проблемы. Всяк имеет право жить так, как ему нравится. Главное, сор из избы не выносить. А то, что люди подумают.

-Шила в мешке не утаишь.

Ядвига Николаевна поморщилась.

-А чего таить-то? Посёлок маленький. Я всё про всех знала. Как скажу - так люди и делали. Не то, что теперь.

-Люди теперь не такие, другие, свободные.

-То-то и оно, что свободные, совсем распустились, строгости  нет, все ходят быть добренькими за чужой счет. Вот смертную казнь зачем-то отменили. Подонок какой-то жизни порядочного человека лишил, а  общество о гуманности вопит, предлагает ему камеру и пожизненное существование за счет нас, налогоплательщиков. А мы все это еще и терпеть должны.

  -А у племени майори обычай есть: если кто-то кого-то убил, то семья убитого берет себе на жительство взамен убитого кого-нибудь из близких родственников убийцы. Своеобразного заместителя.

-Так они же народы примитивные, неразвитые. Сами подумайте, куда чувство ненависти-то к убийце денешь?

-Туда же куда и чувство любви,- неопределенно ответила Ника, в раздумье опуская глаза к полу.

 3

Пока Ядвига утром кормила кур, ходила на огород за зеленью и огурцами, Лена по ее просьбе порезала хлеб, колбасу, сыр, расставила тарелки на кухонном столе, дожарила омлет с кабачками, налила в плошку молока для котенка Тишки, пригласила к столу  с решимостью хозяйки всех обитателей.

-Садитесь завтракать, я за вами за всеми поухаживаю. Правда, красиво?- она протянула мужу  тарелку с омлетом, в которую положила пару ломтиков, поджаренной до нежной хрусткости докторской колбасы, посыпав все это мелко порезанной зеленью.

-Правда, правда, -Алёшка с удовольствием взял тарелку из ее рук.- Садись, быстро рядом, а то маменька обидится, что ты ее без работы оставляешь.

-Главное, в чужом доме посуду мыть не надо, а то муж гулять будет, -заметила с набитым ртом Анжела.

-А разве мне этот дом чужой?- округлив глаза, спросила Леночка.

-Да нашенская ты, нашенская. Это Анжела так тебя подначивает,- поспешил успокоить ее Петрович. -Хотя... ты и Ника из другой среды обитания. Городские. Не деревенские. Поди, с какой стороны к  корове подойти не знаете.

-Зря ты так, Петрович, - Ника оторвалась на мгновение от Надюшки, которой скармливала абрикосовое пюре со сливками.- Хоть  ты меня городской и считаешь, но и корову подоить, и траву скосить, и огород прополоть, и курицу ощипать я и сейчас смогу.
Алёшка с удивлением посмотрел на нее, растянул губы в улыбке, подмигнул бате левым глазом:

-Ну, вот Ника, сама напросилась. Видишь, у нас во дворе трава выше меня вымахала. Батя тебе косу после завтрака даст, покажешь на что способна.

Петрович недовольно посмотрел на сына:

-Ты,сватья,  уж его словоблуда не принимай всерьез. Он косу-то сам никогда в руках не держал, не знает что такое.

-Зато я Петрович знаю, и от слов своих не отказываюсь. Тащи косу из сарая. Так уж и быть, покажу зятю мастер-класс.

***
Ника отвернулась, взмахнула косой, и вся мгновенно погрузилась в работу. Взмах, шаг вперед, взмах, шаг вперед, полуоборот головы. Руки-ноги молодо округлены, плечи прямые, ни согбенности, ни полноты нет. Стройная, девичья фигурка в ярко-красном горошистом сарафане.

Ника снова  по-мужски сильно взмахнула косой, высокая трава легла ровным рядком прямо перед ее ногами, она остановилась, поправила зачем-то скошенную траву грабельками , приделанными к  косе, отерла тыльной стороной ладони испарину со лба, посмотрела на Ал1шку:

-Хочешь попробовать.

Он лениво подошел, осторожно взял косу, примерился, взмахнул. Вжикнув, коса срезала неровную полоску травы. С непонятной обидой для себя, Алёшка перехватил насмешливый взгляд Ники. Торопливо сунул ей косу обратно в руки:

-Не мужское это дело. У тебя лучше получается. А я лучше на озеро с Леночкой съезжу. Покупаемся.

И он быстрыми шагами направился в дом. Ника пожала неопределенно плечами, обвела глазами заросший пустырь возле дома, и не торопясь, начала его выкашивать.

Закончив работу, Ника аккуратно оттерла сухой тряпкой лезвие косы, прислонила ее к стене сарая.

Краем глаза Ядвига наблюдала за Никой. Ей хотелось знать какую власть она имеет в семье ее сына, как относится к зятю. Есть такой способ разговорить, и Ядвига всегда им в школе пользовалась. Говорить начинала задушевно, откровенно. Но о малом. О ничтожном. Не представляющем для нее ценности. Если так  чуть-чуть поговорить с другим, глядишь и выложит   человек все, что на душе у него лежит.  Что ж, пусть будет и сейчас так. Даже малая Никина  откровенность тоже ведь на пользу и ей, Ядвиге, и Алёшке пойдет. Главное- не сокровенное. Главное-то оно –только кажется другим главным, душевным, зато  на миг, на время сблизит её и Нику. И  этого достаточно.

Ядвига подошла сзади, перевесила косу под навес, присела на лавочку возле бочки с водой.

Ника села рядом.

 -Леночка очень пришлась нам всем по душе.- произнося эти слова, Ядвига широко улыбнулась.

 Ника удивленно подняла брови, и посмотрев пристально на Ядвигу, заметила:

-Алёшка тоже парень не промах.

-Я сама не один десяток детей воспитала,- с горячностью в голосе перебила её  Ядвига.- Знаю, каков мой сын, не надо мне про него рассказывать. И вообще, я всё про своего сына знаю. У меня всегда совершенно неопровержимые сведения о нём. Он ведь старается по каждому поводу со мной посоветоваться. Разве Вы сами не видите, что он старается по каждому поводу со мной советоваться?

Ника тоже улыбнулась,она знала цену « неопровержимым сведениям» и с любопытством посмотрела на Ядвигу. Ну, раз хочется той поиграть в откровенность-то отчего бы и ей, Нике, не поиграть.

-Не знаю, поймёте ли Вы меня правильно, -Ника неторопливо пожевала травинку, зажатую в левом углу рта.

-Я пойму, - заторопилась с ответом Ядвига. -Я пойму всё правильно, так, как мне надо,- она особенно подчеркнула голосом последние два слова.

-В том и дело, что мы с Вами понимаем только так, как нам надо,  а не так они это понимают...

Ядвига  пытливо посмотрела на Нику.

-Я сына своего, как открытую книжку читаю и о всех его переживаниях  и волнениях знаю.

-Почему Вы сына постоянно контролируете? Он ведь давно уже взрослый.

-Да разве, Ника, я его контролирую?- Ядвига привстала с лавочки и стоя, сыпала скороговоркой:

- Пусть живет, как знает. Только пусть всегда помнит, что у него мы есть: его родители. Мы его родили, мы его воспитали, мы за него ответственность перед людьми несем.  И мы всегда ему на помощь придем, деньгами ли, советом, но поможем - пусть только скажет, что ему надо...

Ника тяжело вздохнула и с силой сцепила пальцы рук:

-А что ему надо?

-Денег, Ника, денег! Сколько  денег не дай- все мало. Дети-то мои, как бездонная бочка... Алёшка, вон пыль в глаза пускать любит и воображает тут из себя… А что он без наших денег? Так, пустое место. Разве не так?

Ника неопределенно покачала головой и погладила по шее подбежавшую к ней  Багиру.

Не дождавшись Никиного ответа, Ядвига вставая с лавочки, обиженно сказала:

-Да мы привыкли к тому, что нам прямо на вопросы не отвечают. Мы –люди доверчивые, всему верим, а нашей добротой все пользуются. Взять хотя бы соседку, Алевтину, молоко так и норовит вчерашнее подкинуть, а не парное.

 4

Алёшка внимательно наблюдал за Никой в деревне. Ему нравилось ее слушать, хотя он и не всегда понимал смысла ее бесед. Она делилась впечатлениями о фильмах, музыке, размышляла о чем-то вслух, пускалась в задушевные рассказы о юности. Ее воспоминания были яркими и красочными. Ника была открыта для него, ему казалось, что она шла по жизни легко и непринужденно, и ни разу не встречала на своем пути горя, боли и утрат.

В чем-то он даже завидовал ей. Ника часто вспоминала свое детство и оно казалось Алёшке счастливым и радостным. Иногда его злила ее заносчивость и самоуверенность в том, что она считала себя умным и чудесным существом. Еще бы...Ведь ее всевозможные тетушки, дядюшки, кузины, кузены, знакомые находили ее прелестным ребенком, часто гуляли с ней по степи, потакали выборочно ее капризам, подолгу возились с ней, играли во всевозможные игры..  И ещё Алёшку раздражало то, что Ника верила в Бога и в каждом человеке видела образ Божий. По его понятиям Ника была идеалисткой и фаталисткой одновременно.

Он наблюдал за ней, когда она любовалась закатами и восходами солнца, наслаждалась шелестом листьев и журчанием ручья под старой ветлой возле тети Асиного огорода, восторгалась ночным небом и пением птиц. Ему нравилось смотреть, как она вышивает бисером Леночкин сарафан, как порхает  вместе с пальцами тонкая иголка с золоченным ушком, как искрятся-переливаются на подоле яркие многоцветные бабочки над цветущим  чертополохом. Алёшку удивляло ее усердие и кропотливая работа, он искренне не понимал, зачем ей нужно заниматься этой вышивкой, портить глаза.

Его поражала реакция Багиры, когда Ника передвигалась по двору, собака начинала вилять хвостом и ластится к ней. Алёшку удивляла Ника, подходящая к горлопанящим индюкам и безбоязненно гладящая их по голове. Поражали индюки, менявшие в ее присутствии ярко-алый цвет своих наростов сначала на синий, а потом на белый.

-Ты, Ника, ведьма! Тебя сжечь надо!- кричал он ей, отбиваясь от  индюков, которые вытягивали в каком-то благоговении шеи перед Никой пять минут назад, а теперь  вдруг набрасывались на него, когда он хотел пройти по двору, и ожесточенно принимались его щипать.
-Точно, Алёшка , ведьма. Еще и глаза у меня  зеленые! -Ника смотрела весело, чуть насмешливо, в ее глазах прыгали веселые задорные огоньки, и выражение их от этого постоянно менялось:

- Только сейчас не времена инквизиции. А поведение моё наука вполне объясняет,- и подхватив ведро с водой, она вприпрыжку бежала к сараю. Анютка бросалась за ней. А Алёшка спешил скрыться в доме, спасаясь от разъяренных индюков.

Его удивляло то, что Ника была на короткой ноге с Леночкой, со Славкой, Тамаркой, с соседями, с бабушкой, с папенькой и даже Анжела подолгу могла о чем-то с ней разговаривать. И племянница, упорно избегающая общения со всеми родственниками, гоношистая, ершистая Аня тянулась к ней, а Ника, как взрослой рассказывала ей о травах, о силе, которую даёт им полнолуние, о камнях, о металлах, о бестолковых светлячках тучами, круживших вечерами возле уличного фонаря.

Лёпс невольно вспоминал свое детство, рассказы маменьки, сестры, бабушек и тетушек, невольно сравнивал их с Никой.   Ему нравилось наблюдать за ней вечерами, когда она укладывала Надюшку в постель и начинала певуче и увлекательно рассказывать малышке сказки или напевать нехитрые колыбельные песенки. В ее глазах появлялись отблески тихого женского счастья и душевного умиротворения, лицо озарялось нежной улыбкой.

Лёпсу никогда в детстве не рассказывали сказок, и теперь он внимательно слушал Нику. Её голос- не очень сильный, звучал  то весело, то грустно, то душевно, то ласково, то нежно. Он завораживал Лёпса, нежно убаюкивал, будил воображение.

Закрывал глаза Алёшку, и вот уже топала в мохнатых тапочках по комнате в темноте волшебная ночь- сказка. Бродил где-то между креслами недовольный любопытный медвежонок, которому не спалось полярной зимой, и который искал вместе со своими друзьями: зайчонком и маленьким мышонком под снегом  маленький волшебный цветик- семицветик, выполняющий желания.

Бежали вприпрыжку разноцветные мышата, принося для Надюшки из волшебной страны разноцветные ведерки с разноцветным молочком  от разноцветных коровок.

Неслышно  заглядывал в комнату и залазил в приоткрытую форточку со своим чемоданчиком потешный толстячок Вилли-Т илле , а потом долго порхал, как махаон над детской кроваткой на своих волшебных крылышках, посыпая Надюшку и его, Алёшку, волшебной пыльцой.
Алёшка слушал с удовольствием ее сказки, мысли путались в его голове, растворялись в темноте, рассыпались лунным пепельными светом  и он, улыбаясь, засыпал, убаюканный  тихим ритмичным голосом Ники.
Его неплохо в детстве одевали, правда, иногда забывали покормить и подолгу не обращали никакого на него внимания. Да и некому было, кроме сестры. Маменька работой была занята, а папенька месяц проводил на вахте, а месяц за рыбалкой, за охотой, за выпивкой и особой нежностью к детям не отличался. Главное, чтобы все было как у людей: сыты, обуты, одеты.

Но  Алёшке теперь  почему-то казалось, что он  для своей сестрицы долгое время был живой игрушкой.

Иногда Анжелика возилась с ним  часами, меняла пеленки, ползунки, соску в рот засовывала, иногда песенки незатейливые пела про медвежонка, у которого отобрали маму, а его самого отправили на Большую землюна большом вертолете и посадили там в зоопарк.

Иногда сестра забывала про него и не подходила к нему целыми днями, могла не обращать никакого внимания на его надрывный плач.

А один раз вообще что учудила...Дело на материке было. Маменька стирку затеяла, а Анжелику с ним,  двухмесячным, в коляске погулять возле дома отправила. Она покатала минут пять возле дома, усыпила его, чтобы  ее играм не мешал, вместе с подружками впихнула в разросшиеся кусты сирени под балконами и пошла  с подружками на другой конец деревни. Алешка проснувшись, кричал часа три, люди все на работе были, во дворе и квартирах пусто.   
 
Маменька слышала, но внимания не придала, мало ли чей ребенок орет, пока не надумала пойти нерадивую чью-то мамашу приструнить. Тут-то в кустах и обнаружила сына своего- подкидыша. Сразу и  свидетели, и доброжелатели нашлись, такое ей пришлось от людей из-за беспечности его сестрицы выслушать.

Анжелика-то после захода солнца домой только пришла, глаза мокрые, заикается. Уж ей и от маменьки шлангом, и от папеньки ремнем, и от соседок языкастых досталось. Больше Алёшку она нигде не бросала и не оставляла одного.

На дворе неспешно сгущались сумерки. Спускалась над полями теплая ночь с большими рясными звездами. Узкая полоска светилась у самого краешка горизонта, черным рисунком на ней выделялся лесок. Ника сидела возле баньки на ступеньках. Алёшка неслышно подкрался сзади и резко чмокнул губами у нее над ухом... Она вздрогнула, обернувшись, шлепнула Алешку чуть выше колена :

-Так заикой оставить можно. Придурок!

-Ну, ну…  сидишь тут - кого ждешь? Кому свидание назначила?- Он уселся рядом, достал сигареты.

- Только не тебе. Мне и одной здесь хорошо. Ни комаров, ни мошки- и главное, тепло. А ты чего тусуешься здесь? Подсматриваешь, как я в бане моюсь?

-Да нет, просто все телевизор смотрят, а Леночка спать легла с Надюшкой. За тебя переживает, где тебя носит… Я и отправился на твои поиски.

-Нашел?- она пристально посмотрела на Алёшку.-Теперь можешь быть свободен.

-Вот еще, -недовольно фыркнул Алёшка. -Я на своем огороде и никто мной не имеет права тут командовать.

Ника встала, он дернул её за подол сарафана:

-Да не кусаюсь я ... Посиди немного рядом, поговорим, чем будем еще неделю в деревне заниматься.

-Да я бы завтра с удовольствием уехала в город. От моей помощи твои родственники отказываются. А слоняться из угла в угол, сам знаешь, я не привыкла...

 Она снова присела  на ступеньки.

Алёшка сорвал травинку:

-Ну, ну. Знаешь, какая обида у папеньки с маменькой будет. Только приехали- уже уезжаем.

Алёшка изловчился и провел травинкой у неё по шее, Ника  резко дернулась, пытаясь смахнуть воображаемое насекомое. Он рассмеялся:

-Боишься?

-Вообще-то я не из пугливых.

-Так я тебе и поверил. У всякого человека есть страх. Только одни его сразу показывают, а другие пытаются скрыть. Кто-то людей боится, кто-то темноты. Поэтому  важно узнать чего боится другой.

- И зачем тебе это надо?- она с любопытством посмотрела на Алёшку.- Неужели приятно в чужих страхах ковыряться?

-Глупая, ты, Ника. Если человек боится, то его страх  имеет над ним власть. А если  я знаю про его страх, то получаю власть над этим человеком. Ясно?

Она улыбнулась:

-Интересно, каким образом мой страх поможет тебе получить надо мной власть?

-Так значит, ты тоже чего-то боишься?- довольно усмехнулся алёшка.

- Говорят, что не боятся только дураки... Я пауков боюсь... очень сильно,- Ника доверчиво  посмотрела ему в глаза. -Меня в лагере летнем мальчишки напугали, когда на линейке стояли. Кто-то банку с пауками на меня высыпал, они как лапками все перебирать стали, я и завизжала на весь стадион. Пацаны сами не рады были, извинялись долго… и трогательно... А мы с девчонками крик на «бис» потом то в палате, то в столовой выдавали. Прикольно было…

- Против страха сильнее всего действует страх. Ты теперь меня бояться будешь, я твоими страхами буду управлять. Вот я с Анькой пойду сегодня пауков ловить, чтобы вопли твои послушать! Может, мне повезет , и ты заикаться начнешь!- ядовито заметил он.

-Только крестовиков у вас в деревне таких нет, как на Дальнем Востоке водятся.  А вопли я и так тебе выдам , даже ждать не придется долго. Только сам, смотри, заикой не останься,- Ника встала со ступенек, сжала поднятые над головой руки в кулаки и ее душераздирающий крик мгновенно привел всех окрестных собак в неистовый лай.

У Алёшки от неожиданности внутри всё похолодело, внезапно перехватило дыхание, засосало под ложечкой. От испуга сердце чуть не выскочило из груди.

-Ну что, испугался?- Ника села рядом.

Алёшка не видел ее лица. По необъяснимой причине он не мог теперь поднять на нее глаз, но  ему казалась, что она пристально вглядывается в его, и как всегда улыбается уголками губ.

- Кажется, ты влип , Лёпс, по первое число. И это не ты, а я управляю твоими страхами. Твой страх моими страхами кормится.

Алёшка судорожно сглотнул. Противно царапнуло в пересушенном горле. Хрипло, непривычным для себя голосом он тихо, словно в трансе произнес:

-Да... я тоже боюсь. Боюсь быть брошенным и ненужным. Мне пять лет было, когда мы в Москве с батей и Анжелой в «Детский мир» зашли. Я помню, что мы ходили по большому зеркальному помещению, а потом я увидел большой-пребольшой самосвал, с красным кузовом и жёлтой кабиной. Я стоял и смотрел на него. А они, сволочи такие, меня потеряли.

Он тяжело вздохнул, его большие, бархатные, черные глаза посмотрели на Нику с особой гипнотической проницательностью.

- Маменька до сих пор про это не знает. Даже если сейчас узнает- порвет батю с Анжелой, как Тузик грелку. А я с тех пор больших магазинов боюсь. До сих пор все ясно помню. Как в ролике. Я стою, смотрю на красно-желтый самосвал. А он вдруг становится черно-белым. И все вокруг внезапно  замирает и останавливается. Один я- живой. А потом все разом словно увеличилось в размерах, самосвал в два раза больше меня стал, все ожило, зашевелилось, задвигалось, завертелось  с бешеной скоростью. А я- маленький, крохотный, стою в центре всего этого и леденею от ужаса, что они меня потеряли. Анжела сказала, что я просто стоял посреди магазина и даже слезинки не выдавил из себя, потому, что не понял, что потерялся. Только это не я потерялся, а они меня потеряли и искали очень-очень долго.

Ника не отрываясь, с сочувствием смотрела ему в глаза. Немного помедлив, с силой провела ладонью по своему лицу. Ей показалось, что она стянула с лица какую-то липкую паутину. Задумавшись, она подняла глаза к небу и неожиданно для себя тихо произнесла:

-Знаешь, Алёшка, это было давно. Там был маленький испуганный мальчик, а здесь на ступеньках, рядом со мной сидит взрослый парень. Посмотри лучше на небо. Вот оно- неизменное, необъятное, древнее. Тысячелетиями смотрит на нас звездными глазами, завораживает, притягивае . Смотришь на него  и забываешь о суетности жизни, словно наполняешься изнутри покоем и смирением. Понимаешь, что ты- даже не звезда, а так, крохотная искорка. Хотя на пасмурном небе одинокая искорка очень даже привлекает внимание.

-Да не злопамятный я , Ника, просто память у меня хорошая.
Тяжело вздохнув, Ника заметила:

-Только, Алёшка,знай: то, что не забывается, то обычно и не прощается.
Алёшка встал со ступенек, щёлкнул уличным выключателем. Яркий свет залил крылечко и поленницу, стер с неба древние созвездия.Он  обернувшись к Нике,и не то спросил,  не то поставил перед фактом:

-С утра на местную Тихвинку со мной поедешь. А сейчас иди в дом, или ты хочешь мне в бане спинку потереть?

Вздернув плечами, Ника  звонко произнесла:

-Ой, Алёшка, умоляю… Иди сам… От твоей прыщавой спины меня в бане стошнит , уже подташнивать начало. Бе!-  И Нийя  быстро сунула два пальца в рот.

Алёшка поспешил хлопнуть дверью предбанника.

 5

На лице  Ядвиги лежала печать пережитых страданий и неимоверной усталости. Жизнь на Севере  состарила ее преждевременно. Мысли все крутились. Она не пыталась остановить череду воспоминаний, напротив,  она вытягивала из потаенных глубин своей души все, что когда-то хотела забыть. Ядвига вспоминала эпизодические отрывки из своей  жизни.

Каждое воскресенье на Севере  она мечтала только о том, чтобы как следует выспаться, но  каждое воскресное утром  просыпалась либо от грохота кастрюль или звяканья посуды, когда  муж готовил завтрак, либо от грохота музыки в комнате сына. Она  с раздражением кричала им из спальни , чтобы они ей не мешали и дали выспаться, а в ответ слышала эгоистичные высказывания о том, что если  человеку спать хочется, то его хоть пушками буди-то не разбудишь.

Ядвига  почему-то вспомнила, как не сдержавшись, выскочила , хлопнув дверью в спальню, расшвыряла все тарелки и кастрюли по кухне…А  потом ее  весь день  всю трясло от возмущения и обиды, выбивало из привычной колеи.

Родион взял на себя некоторые обязанности по дому, доставал продукты, привозил с реки рыбу, из тундры- оленей, варил нехитрые обеды и ужины, но постоянно ворчал. Она завидовала мужу, ему жилось проще и легче, у него все четко : месяц- вахта, месяц- дома. На вахте смену отработал- и отдыхай. Вся жизнь регламентирована и упорядочена. И ответственности меньше, чем у нее.

А ей нужно было выполнять одновременно множество крупных и мелких дел, обо всем помнить, ничего не выпускать из виду, встречаться и договариваться со множеством коллег, от которых зависит успех школы, причем всегда ее поджимали сроки, приходилось контролировать или делать за них их работу, вертелась, как белка в колесе... Домой она приходила измученная.

Да и дома она не могла отдохнуть как следует и отвлечься от работы- надо было проверять тетради, писать очередные планы, готовить ужин для себя и детей, стирать, убирать, гладить. Все не клеилось.

Здоровье сильно пошатнулось, когда Анжелика замуж вышла. Уставать Ядвига быстрее стала, голову обручем стягивало, руки и ноги у доски затекали. Уроки тяжело шли. Уже в начале урока Ядвига  с нетерпением ждала его конца. Мелькнула в памяти яркая картинка, как она на последнем уроке потеряла нить разговора, забыла о чем говорила с ребятами, думала не о поэзии серебряного века, а о том, где взять денег на новый костюм Лёпсу. Последние уроки вообще сидя приходилось вести, казалось, что круглосуточно, даже во сне ее преследуют слабость, чувство разбитости, раздражительность, недовольство  собой и всеми вокруг. Грызла по весне тоска, наваливалась  безъисходность,  мечталось «скорее бы лето, отпуск - и в Гагры к солнышку, к теплому морю».

Но лето было самым трудным периодом ее жизни. И нынешнее не было исключением,хотя уже и не жила она на Севере. Ядвига расслабленно потянулась в кресле, а мысли все крутились и крутились, но теперь уже вокруг насущного, сегодняшнего.

Приехала с Севера со своим семейством Анжелика, наведался Алёшка, теперь уже вместе  с женой, внучкой и сватьей. С одной стороны, если бы не гости, она бы давно умерла. Когда они приезжают, волей-неволей приходится двигаться, вроде,  и ноги болеть перестают, и боль в пояснице уходит, и головная  боль проходит. Все при ней, все на ее глазах. А с другой стороны, жизни-то нормальной нет, уклад весь рушится. Ни Алёшка, ни его жена в руки не даются, ничего о себе не рассказывают, советов не слушают, сын даже огрызаться научился.Анжелика тоже с внучкой из- под влияния уходят, своими делами занимаются. Ее не очень-то чтят, даже Петрович и тот время от времени пытается бунтовать: это не так, то не так . И каждое слово Ники вносит сумятицу  в размеренную, спокойную жизнь Ядвиги, нарушает устанавливаемые ей обычаи и этикеты.
Ядвига снова поворочалась в кресле, тяжело вздохнула. Весь ее день при домашних был расписан: подъем, живность , огород, кое-какая еда, послеобеденный двух-трех часовой сон. Она всячески подчеркивала при домашних свою строгую жизнь, не приветствовала для себя свободного времяпровождения.  И уставала, сильно  уставала от собственной  актерской игры, уставала до сердечных болей.

Чтобы жизнь шла по старому руслу, Ядвиге приходилось всю неделю что-то изобретать, что-то придумывать, плести мелкие интриги, прятать свои чувства  за внешней прилипчивой внимательностью, за выверенной профессией интонацией голоса, гримасами удивления, негодования,  и только, оставаясь одна  на огороде, она давала волю своей затаенной обиде и гневу.

А сегодня уже с утра, с каждым часом ей все труднее и труднее давалась выбранная роль. Это наполняло ее ощущением собственной слабости и уязвимости. Понимание рождало желчную зависть и глухую озлобленность. Ядвига весь вечер, и всю ночь думала, сопоставляла, размышляла, жалела себя, и утром не вытерпев, бросила в сенцах сыну:

- Ты только посмотри на нее, цаца какая, занята только болтовней да тряпками. К труду никакому не приучена, ручки-то холенные, наманикюренные. Такими не только в огороде колупаться, посуду-то мыть неудобно.

-Но ведь моет же дома,- слабо огрызнулся Алёшка. Его раздражала привычка матери сортировать людей по одной только ей понятным признакам. Она легко навешивала  ярлыки «этот- алкоголик»,  «этот жене неверный», «эта легкого поведения», « этот- вор и стяжатель», «эта- цаца», «эта- лентяйка», «эта привыкла задаром чужой хлеб есть», «этот только за счет своей жены живет».

-Само ее поведение с самого начала неуважительно по отношению к тебе, сыночек. Это же надо было в  шесть часов утра, без телефонного звонка заявиться к тебе домой, к тебе, к незнакомому ей человеку, вместо того, чтобы поехать к бабушке. Заявиться, разбудить, вытащить из постели и еще при этом иронизировать над твоим внешним видом. Никакой почтительности, никакого уважения, никакой этики!  Воспитанные, порядочные люди так не поступают. И ты ей хочешь доверить воспитание своего ребенка? Ты представить себе не пробовал, чему она его может научить?

Алёшка передернул плечами, насупил брови так, как обычно делал ее отец в минуты раздражения и густым баском произнёс:

-Короче, маменька, у нас свои планы на день: мы собрались  на нашу местную Тихвинку с Леной, Никой и Надюшкой съездить. Так что,  занимайся своими делами или, если  хочешь,  поехали с нами... Анжелаа тоже с Аней к своей свекрови поедет. Что-то Андрей у них задержался, третий день картошку пропалывает.

Он глянул на маменьку неуступчиво строго из-подо лба,  и словно холодком вокруг Ядвиги потянуло, и не посмела она возразить ему, обиделась от его строгости, в себе замкнулась. Вот тебе и взгляд тяжеленный, и слово повелительное, весь  в деда пошел. С характером  сыночек, ничего не скажешь.

Проводив машину взглядом, Ядвига направилась домой, тяжело  плюхнулась в кресло и попыталась отвлечься: включила телевизор. В голове снова пчелами зароились мысли, она не могла сосредоточиться на любимом сериале. Кадры, эпизоды и лица актеров просто мелькали у неё перед глазами. Она вслушивалась в разговоры героев, но тут же забывала то, о чём они говорили. Это только усиливало раздражение. Ядвига чувствовала себя усталой,вспомнилось, что ночью ей плохо спалось:болели натруженные суставы.

Чтобы не оставаться в доме с Леночкой, Никой и Надюшкой, ей вчера пришлось весь день провести на огороде, таская тяжелые ведра с водой. Всякий раз, проходя от бочки с водой к огороду, она видела в окошке Нику, склонившуюся над вышивкой, разложенной на подоконнике. Она невольно сравнивала свой тяжелый труд на огороде с бестолковой работой Ники. Сидит в холодке, нанизывает, не торопясь, бисеринку за бисеринкой, да еще и мурлычет себе что-то под нос. И чего бы не помурлыкать. Попробовала бы так, как она, Ядвига, потягать по два ведра, сначала из одной бочки, потом из другой, а затем из третьей.

После сериала Ядвига почувствовала себя немного отдохнувшей, хотя и гудело у неё  в голове, темнело перед глазами, и ноги казались ватными. Ей даже показалось, что она поспала с полчасика. Взгляд Ядвиги приковался к стрелкам часов. Как медленно тянется время. Боль в ногах утихала, когда она осторожно начала смазывать колени камфорным маслом.

Ядвига поставила на плиту вариться бульон, почистила картошку, порезала овощи, приготовила тесто и мелко-мелко порезала лапшу. Блюдо хоть и не слишком изысканное, но питательное. Да и что можно еще приготовить на такую ораву? Метнула курицу из бульона в плиту, чтоб подрумянилась, снова уселась на кресло, хоть немножко надо почитать, чтобы не разучиться нормальному человеческому языку. А то по телевизору только рекламы да сериалы показывают. Настенные часы глуховато, с хриплым ворчанием отбили семь часов вечера. Прихватив эмалированное ведро, Ядвига пошла к соседке.

Через десять минут поставила ведро с крупными  краснобокими яблоками на пол, привычно промокнула кончиками головного платка выступивший на лбу пот, зажгла свет и стала торопливо накрывать  на стол, выставляя на него хлеб, сыр, жареную курицу, салат, деревенскую лапшу.

Вернувшиеся домочадцы нашли ее спокойной и уравновешенной.

- Вы уж без меня тут время скоротайте, поужинайте,-  она проговорила громко, с чуть угодливой просительностью. И тут же торопливо добавила своим обычным голосом: -Некогда мне с вами рассиживаться. День для работы моей короткий оказался. У меня еще индюки не кормлены.

Загнав кур и индюков в сарай, Ядвига неторопливо насыпала им пшена, пошла в баньку, неспешно затопила печь. Пламя хватило сразу сухие, заранее натесанные щепки и некрупные поленья, загудело хищновато. Села Ядвига на крылечке, закурила с наслаждением, из предбанника тянуло сухим теплом засушенных трав и березовыми вениками.

-Помощь нужна, Ядвига Николаевна?- Ника хотела присесть рядом с Ядвигой, но не решилась, только облокотилась о перила.

Ядвига вздрогнула от неожиданности, выронили сигарету в траву:

-Напугали Вы меня, Ника, подошли неслышно. Я тут на минутку присела, расслабилась. Хотела  мысли свои в порядок привести, дома ведь некогда. Все дела, дела.

-Да, дел в деревне немеряно.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ