Человек, охраняющий небо
В одном высокогорном ауле жил да был старец по имени Георгий. Грузин, наверное. Жил он в ауле, но редко его там видели, потому что большее время своей жизни проводил он еще выше, в горах, на большой высоте. И спускаться в аул нужды у него не было — все необходимое для жизни ему приносили по труднопроходимой тропе раз в месяц, а то и реже. Чем он занимался, никто толком не знал, просто жил там, под небом. Говорили разное: и что птицами он увлекается хищными, такими, которые редко ниже гор спускаются, подобно ему самому, Георгию; и что он выводит какой-то редчайший сорт высокогорного винограда; и даже — что он выбрал жизнь отшельника, чтобы за всех, кто остался внизу, на земле, молить Бога, помогать им, грешным.
Последняя версия так понравилась какому-то заезжему умнику, что очень скоро разнеслась весть о том, что живет, мол, у самого пика горы старец – мудрец, который и лечит, и предсказывает, и советы бесценные дает в любой области жизни.
Молва разлетается по земле быстрее ветра — и вот уже родной аул Георгия принимает гостей со всего света. Каждый, кто болен, кто разорился, кого бросил муж, и кому просто самому лень подумать, как жить дальше, — все потянулись за помощью к мудрецу.
И Георгий не удивился — он и раньше советовал своим землякам, лечил их словом, сочувствовал так, что сам заболевал, а собеседник спускался с вершины обновленным и счастливым человеком. Он не удивился, он даже, кажется, ждал, что вот сейчас, когда его уже можно назвать взрослым столетним мужчиной (а ему уже, кстати, лет на двадцать больше), он должен передать все, что смог узнать сам, как можно большему количеству тех, кто остается жить на земле.
И теперь частенько пра-правнук Георгия приводил к нему на вершину по узкой, извилистой, очень тяжелой для преодоления, тропе гостя. И новый знакомец оставался с Георгием до самого вечера, пока солнце не спрячется за горизонтом. Иногда и на несколько дней задерживались в горах люди. О чем они говорили или молчали, что делали, не знал никто.
Каждый раз, когда сошедшего с гор, обновленного, свежего и здорового человека встречали сопровождающие его до аула родственники или друзья и спрашивали, как, мол, прошло все, о чем говорили, как тебя лечил мудрец, тот пожимал плечами и отвечал, улыбаясь: «Мы просто говорили. О жизни».
И не то, чтобы был какой-то секрет, мудрец не брал обет молчания с гостя, просто, вернувшись оттуда, с вершины, говорить уже было не о чем. Тем более, что болезни уходили, дела налаживались как-то сами собой, любовь настоящая возвращалась, ненастоящая забывалась и отслаивалась от души, как шелуха от грецкого ореха.
То тут, то там, на разных концах земли стали появляться рассказы людей, побывавших в гостях у мудреца Георгия. Эти рассказы кто-то развивал в соответствии со своим умом, щедростью души и фантазией. Кто-то преувеличивал способности и дар Георгия, кто-то, наоборот, умалял, не отягощая себя никакими подробностями.
Всегда найдется такой среди нас, кто желает обличить в глазах общественности непонятный факт, явление, развенчать миф о чужом таланте, даре, доброте. И просто есть такие люди, которых раздражает непонятное.
А потому, наконец, и в этой истории обнаружилась девушка, «спортсменка, комсомолка», популярная журналистка из столичного светского глянцевого журнала по имени Изольда. До нее дошли некоторые рассказы тех, кто был там, кто, якобы (так думала она), стал успешным, здоровым и счастливым. И она решила, во что бы то ни стало, подняться в горы, с тем, чтобы сделать уникальный репортаж о лже - мудреце и обманщике Георгии.
И Изольда, снарядившись видеокамерой, фотоаппаратом, диктофоном и другими журналистскими причиндалами, взяв в спутники своего, близкого во всех отношениях, бородатого, солидной наружности, коллегу с идеальной для него фамилией Базаров.
Они быстро добрались до аула, а, поскольку администрация в районе была предупреждена о таком важном визите, их уже ждали. Базарову пришлось остаться в селении, потому что проводник – младший Георгий наотрез отказался вести двоих неопытных, не знающих горы, людей. Да и Георгий старший всегда просил не приводить к нему больше одного незнакомца.
Когда, наконец, обессиленная Изольда увидела маленькую хижину Георгия и его самого, сидящего на камне и что-то мурлыкающего напевно, она уже не могла и думать о том, с какой целью забралась сюда, под самые небеса.
Младший Георгий – проводник и внук старца аккуратно выложил на траву амуницию журналистки, поприветствовал деда, показал, улыбаясь, на девушку, которая пыталась восстановить нормальное дыхание, объяснил что-то на своем, непонятном для Изольды, языке и, поговорив немного с дедом, распрощался и поспешил удалиться по той же тропе.
— Здравствуйте! — наконец отдышалась девушка и встала навстречу выходящему уже из хижины старику.
— Здра - вствуй, дочка, все понимаю, толко русский плохо говорю, — старик подошел, подал руку, — вах, вах, устал дэвушка, бедный.
— Ах, мы еще и плохо говорим по-русски! Что и требовалось доказать, — съязвила тихо, под нос, Изольда. Да… Вы знаете, Георгий, я — журналистка, как вам, наверное, ваш родственник объяснил.
— Объясниль, объясниль, — кивал, хитро щурясь, старик.
— Так вот… я тут недолго вас буду мучить, если позволите, — Изольда вертела головой по сторонам, — так страшно тут у вас, так высоко! Не представляю, как вы тут живете, — продолжала она свои рассуждения, — вам не страшно? Хотя, на что не пойдешь, ради того, чтобы заработать для внуков на таких вот, как…
— Зачем заработать? — искренне не понял Георгий, — я ничего не заработаль, мнэ ничего не надо, дочка.
Обменявшись еще парой незначительных вопросов – ответов, Изольда настроила камеру и фотоаппарат и принялась делать снимки. От видов, которые открылись перед объективом, она каждый щелчок сопровождала очередным «вау!» или «ох ты!»
Наконец, окончательно успокоившись и отдохнув от восхождения сюда, на самый пик горы, она вернулась к хижине, присела на камень рядом с Георгием. Предупредив старика, что разговор будет записываться, она встрепенулась, как-то сосредоточенно задумалась и предложила:
— Поскольку, как оказалось, вы еще и плохо говорите по-русски, а я вашего языка не знаю вовсе, да и еще потому, что мои подозрения относительно вашего целительства и ясновидения, похоже, имеют право на жизнь, я думаю, самой лучшей формой начала интервью будет ну… некий блиц – опрос, согласны? — Она подняла глаза и запнулась — старик, усмехаясь в бороду, внимательно разглядывал Изольду, явно не понимая ни слова из произнесенной только что ею речи.
— Ну, в общем, дедушка Георгий, я вам буду задавать вопросы, а вы на них отвечайте только «да» или «нет», договорились? — смущенно слегка изложила Изольда всю предыдущую тираду.
Старик послушно кивнул, и она начала в быстром темпе:
— У вас есть высшее образование?
— Нэт.
— Вы обладаете какими-нибудь специальными медицинскими познаниями? Ну, может быть, вас учили медицине не в институте, а частным образом?
— Hэт.
— Можете ли вы утверждать, что владеете гипнозом, экстрасенсорикой, магией..?
— Нэ-эт! — Георгий, скорее всего, и слов-то таких не знал, но после некоторых раздумий свое отрицание сказал с уверенностью, догадавшись, о чем идет речь.
— Вы слышали о таком событии в нашей истории, как Отечественная война?
— Да… — он ответил сразу, снял с головы свою шапку, пригладил волосы, погрустнел.
— Может быть, вы воевали? — Обнаружилась Изольда. Она как-то не подумала даже о том, что этот глубокий старик мог участвовать и не в одной войне прошлого столетия.
Георгий встал и медленно ушел в хижину. Пока Изольда думала, что бы это значило, он вернулся с бутылкой вина и двумя стаканами из темно-коричневого стекла. Присел на свой камень, откупорил уже початую когда-то бутылку, разлил по бокалам вино цвета переспелой вишни, подал Изольде ее порцию вместе с ответом “да”.
— Вам приходилось убивать на войне?
Старик, по всему было видно, ждал этого вопроса. Он не задумался, он просто ушел мыслями куда-то далеко, далеко. Наконец, после по-театральному шикарной, многозначительной паузы, встал, вздохнул и ответил:
— Да.
Изольда почувствовала себя священником, принимающим покаяние.
— Вы верите в Бога?
Вопрос этот просто просился теперь сам. Георгий ответил «да», посмотрев в небо так, будто перед кем-то извинялся, просил прощения.
— Вы знаете, что такое любовь? Вы любили?
— Да-а-а… — ответ был таким щедрым и честным, что сразу даже представилось, каким мужем, любимым, любовником мог быть этот красивый и сейчас старик. Изольда даже покраснела, как ей показалось, — от Георгия и сейчас исходил невероятной силы мужской дух, обаяние силы и мужественности.
— Вы смотрите телевизор, слушаете радио, читаете газеты?
— Нэт! — Георгий развел руки в стороны, демонстрируя отсутствие всяких проявлений цивилизации, как будто хотел доказать, что других источников информации, кроме гор, неба, солнца и ветра у него не имеется, — Нэт, дочка, нэт.
— Вот! Я, можно сказать, и получила ответы, которые и без того мне были известны, — Изольда разочарованно смотрела на старика, — У вас нет связи с миром, кроме того, что изредка к вам поднимается из аула ваш пра-правнук, тоже уже немолодой и, как я понимаю, не очень образованный человек, и приносит какую-то еду и новую информацию о ваших земляках. У вас нет никакого образования, тем более, нет знаний из медицины, вы — не пророк или ясновидец, не гипнотизер. Так как же вы можете исцелять, помогать в ведении бизнеса, как тут некоторые расписывают, лечить нервные расстройства, утешать потерявших веру или любовь и всякое такое..?
— Нэт, нэт, я ничего такого нэ могу, дочка, — улыбался хитро Георгий. Я человэк гор, я — Георгий, сын Божий, и все. Старик я. Простой человэк, дочка.
— Отчего же раструбили на всю страну, что вы — мудрец? Ну, это — самая малая и самая милая характеристика. Мудрец!!! Как может человек, который всю свою жизнь проводит вот тут, — теперь она уже развела руками полупрезрительно в стороны, — указывать другим, как нужно жить?! Вы же — один, отшельник, беглец! Вы не живете в обществе и не может знать априори, как оно, по крайней мере, современное общество, устроено?! Денег вы не берете — хоть это радует, иначе было бы совсем все понятно и грустно. Слава вам не нужна — куда вам ее девать тут? — Изольда опять извиняюще обернулась к вершине, — Странно все. Странно и непонятно.
Она выключила диктофон, отложила тетрадь и ручку, которой делала какие-то быстрые каракули – заметки. И уже «не для прессы» спросила:
— А где вы воду берете, куда, извините, в туалет ходите?
— А! Вот и пойдем сейчас за водой, ручей там, — Георгий показал куда-то вдаль, принес из своей хатки огромный кувшин, и они отправились к ручью по другой уже тропе, не по той, которая привела сюда гостью.
Сейчас, в поезде, сидя у окна и чувствуя щекой холод от толстого и мутного стекла, Изольда думала. Разговаривать почему-то совсем не хотелось, а назойливый Базаров все не унимался:
— Нет, ну ты мне-то собираешься вообще что-нибудь рассказать?! Деловая! Ехала разобралачать мудреца – шарлатана, кучу всего понаснимала, записала, а как спустилась оттуда с гор, как будто тебя кто-то по башке шахнул! Чего молчишь все? Молчит она! Улыбается! Нервы подлечила, что ли, вместо того, чтобы репортаж готовить? Что ты там так долго делала?
— Базаров, отлипни, а? — тихо и спокойно ответила Изольда и опять нырнула в воспоминания.
Георгий – внук не пришел за ней вечером, и она была этому даже рада. Они со стариком просидели у ручья, кажется, вечность. Тишина, даже днем такая тишина, — это что-то из области нереальности! Облака, кажется, возникают из ниоткуда, разрезают горы, расставаясь на какую-то минуту, а затем опять соединяются, сливаясь, обнимаясь, и плывут дальше по каким-то своим делам. Огромные хищные птицы летают совсем рядом, как домашние, земные вороны, — здесь их дом, и здесь они тебе позволяют быть гостем. Они не страшные, какими кажутся там, внизу, когда ты случайно увидишь стрелой пролетевшую в дальней и высокой выси птицу – хищника. Здесь они – свои, здесь им нечего бояться. И они так похожи на Георгия.
Закат в горах — повод художнику стать гениальным, потому что видеть горы отсюда и не смочь запечатлеть — для этого нужно сильно постараться! Пока Изольда распахнутыми от восторга глазами смотрела закат, ночь наступила так неожиданно, будто кто-то подошел и щелкнул выключателем, отрезал электричество.
Никаких познаний в физике и в устройстве Вселенной не может хватить, чтобы почувствовать небо. Как ни будь уверена в том, что до него не ближе, чем оттуда, с земли, а руки сами тянутся в попытке потрогать звезды. Вот, они совсем рядом! И они не над тобой, а вокруг тебя, везде: и сверху, и рядом.
Изольда закрыла глаза и сразу вспомнила похожее ощущение. Когда-то она на большой скорости долго ехала по трассе, одна. И был сильный-пресильный снегопад. Огромные хлопья неслись в лобовое стекло с такой скоростью, что стало сначала страшно, потом опасно из-за плохой видимости, а потом просто захотелось спать — так умиротворяюще действовало ощущение, что летишь в космосе, рассекая скопления мелких и ярких звезд Млечного пути. И она остановилась, припарковалась у обочины и стала ждать, когда прекратится эта красота. Ехать в таком опьянении просто нельзя, опасно.
А сейчас страшно не было, сейчас было легко так, что даже тело собственное казалось невесомым. Рядом тихонько что-то без слов, одной только спокойной молочной мелодией, пел Георгий. Они не разговаривали, они оба были в колдовской власти неба. И прыть, любопытство всякое профессиональное ушло куда-то, испарилось, как ненужная и даже абсурдная вещь. И спрашивать не хотелось, и чтобы тебя кто-то сейчас вдруг прервал словом, жестом, вопросом, тоже не хотелось, даже не представлялось.
А потом был рассвет, и они говорили. О чем, Изольда не помнит. Она помнит, что плакала, а Георгий и не утешал. Просто слушал и смотрел в глаза так, что все ответы читались сами.
И сейчас даже прикосновения еще недавно обожаемого и умного Базарова казались неприятными и лишними. Она не слышала, как он ее подначивает и психует, а думала о том, что поездка в горы будет началом конца этой аномальной и никому ненужной связи. Еще вчера она думала, прощаясь с ним перед подъемом в горы, что надо поговорить серьезно — вот уже восемь лет спит с ней, завтракает и ужинает у нее на кухне, а ни мычит, ни телится, пора брать быка за рога. И да, как прав Георгий, что болезни идут из больной души, что лечить начинать надо душу — кажется мигрень ее не беспокоит уже вторые сутки, как обычно в эти, кризисные дни. И брата надо простить — он ведь не видел это, ее небо. Может, даже свозить его в следующее лето к мудрецу, теперь ее хорошему знакомому дедушке Георгию…
Георгий на прощание подарил какой-то камень. Не ценный, просто камушек — гладыш из ручья. Но он так греет, она держит его в ладони и уже невероятно грустит по старику, который охраняет небо.
— Да она ненормальная! Сами спрашивайте! — Базаров отбивался от коллег, которые все пытались разговорить Изольду, просматривая фотографии в ее компьютере, — Какой он, какой он? Я знаю?! У нее спрашивайте! Она, как дура, за всю дорогу ни словом не обмолвилась, сидит, лыбится! Счастливая, типа. Блаженная! О! Точно — Изольда блаженная! Принимайте!
— Изольда, ну, котик… давай, рассказывай! Ну, хоть пару слов, начти хоть, а потом… — Светка, новенькая фотокорреспондентка, не могла уняться, ахая при каждом новом снимке, — Боже, какая красота! Боже! А небо-о-о-о…
— Изольда, прекращай тут медитировать, — вмешался, наконец, шеф, — Ты самое главное обоснуй — почему этот Георгий, который живет в хибаре в горах, не моется по-человечески, не читает, ни черта про жизнь нашу не знает… почему он — мудрец, как ты подтверждаешь, я слышал, а я… а мы, образованно – цивилизованные, опытные — нет. Он что, особенный, уникальный какой-то? В чем дело-то? Как начальник уже спрашиваю, не молчи!
— А дело в… — Изольда встала, взяла чайник и пошла за водой, на ходу ответив устало, — дело в этих двух тысячах метров.
— Каких еще метров, не понял? — шеф переспросил за всю компанию.
— В двух тысячах метров от нас до него. Он просто ровно на две тысячи метров ближе к небу. Он прожил каждый этот метр, чтобы подняться туда, где живут мудрецы. А у каждого из нас они еще впереди, эти метры.
— Да-а-а… случай тяжелый, — Базаров нервно пошел на выход, — Без бутылки не разберешься. Идиотка какая-то. Мудрец, мудрец… Не понимаю.