ТУР
(декабрь 1418 год)
Изабо делала вид, что молится, хотя сумбур в её голове не шел ни в какое сравнение с тем душевным умиротворением, которое требовалось для молитвы. Что-то бессвязно бормоча, она то и дело оглядывалась на вход небольшой церквушки, где стоял, подпирая стену исповедальни, её тюремщик - рыцарь Дюпюи.
«Пропади ты пропадом!», - увязала свои мысли королева в единственную осмысленную фразу и подняла глаза на распятие. Лик Иисуса показался ей суровым, как будто он знал, какое святотатство здесь готовилось. Но, содрогнувшись внутренне, Изабо упрямо тряхнула головой. Разве не святотатством было запирать королеву Франции в грязном запущенном замке и грозить ей судом и расправой?! Разве не святотатство, что принцесса Мари, герцогиня Баварская - без пяти минут жена английского короля - едва ли не на коленях упрашивала ничтожного дворянчика Дюпюи о милости, в которой не отказывают даже самой грязной крестьянке: всего лишь иметь возможность молиться и посещать мессу?!
В другое время Изабо ни за что не позволила бы дочери унижаться, но сейчас было не до гордости. Она и сама уже почти пять месяцев улыбалась всем своим тюремщикам - от Дюпюи до последнего солдата - и была тиха, кротка, смиренна…
С того дня, как ей сообщили, что шевалье де Бурдона зашили в мешок и утопили в Сене, королева жила только одним – она придумывала достойную казнь Бернару д'Арманьяк. Но картины - одна страшней другой - сменялись в её голове, не принося никакого удовлетворения, потому что для этого злодея всё казалось мало!
Почти месяц она провела мысленно графа колесуя, четвертуя и прожаривая, пока в один прекрасный день мрачный слуга, приносивший ей еду, не обронил рядом с миской мелко свернутую записку.
С того дня жизнь Изабо полностью переменилась.
Она потребовала немедленного свидания с дочерью, о которой до сих пор почти не вспоминала, а когда Мари вошла, бросилась ей на шею со слезами и осыпала поцелуями, чего в отношении своих детей не делала уже давно. «Я хочу замолить свои грехи ради тебя, моя милая!» - был основной мотив их беседы. И уже на следующий день юная принцесса, которая ни в чем не провинилась и узницей не считалась, стала просить Дюпюи дать ей охрану, чтобы съездить в аббатство Мармутье, расположенное неподалеку.
Потом она стала проситься съездить в это святое место вместе с матерью, а когда Дюпюи отказал, принцесса повела настоящую осаду по всем правилам воинского искусства, беря измором упрямую душу тюремщика.
Само собой, Дюпюи скоро сдался. Во-первых, Мари как-никак была дочерью его короля, а, во-вторых, он справедливо рассудил, что месса и молитва занятия вполне безобидные, в отношении же Изабо так и вовсе полезные. «Пусть отмолит все свои прегрешения», - с усмешкой заявил он остальной охране, усаживаясь в седло, чтобы сопровождать королеву с дочерью в Мормутье.
Жаль, что в этот момент Дюпюи не смог увидеть, какой ненавистью сверкнули глаза его узницы. «Я тебя самого заставлю каяться!», - прошипела сквозь зубы Изабо. Но Мари испуганно накрыла её ладонь своей, и королева, проглотив ненависть, опустила взор со всем смирением, на которое была способна…
Письмо, полученное ею, было от Жана Бургундского. Довольно сухо, но уверенно герцог сообщал, что план освобождения Изабо у него уже готов, надежные люди собраны в Шартре, и нужно только сообщить им о численности и оснащенности гарнизона, присланного в Тур для надзора за королевой. Сведения удобней всего было оставлять в аббатстве Мармутье, ради чего её величество позволила дочери унизиться до просьб, и сама теперь унижалась, лелея в душе сладкую мысль о том, как поквитается со всеми после освобождения.
Несколько невинных поездок к мессе, во время которых ничего предосудительного не случилось, совершенно усыпили бдительность Дюпюи. Последние дни он уже не всегда сам сопровождал королеву, посылая вместо себя то одного офицера, то другого, а те и вовсе несли службу спустя рукава: какого подвоха можно ждать рыцарям от десятка слабых женщин? Тут очень кстати общую картину дополнили фрейлины принцессы Мари, из которых в план освобождения посвящены были две-три особо доверенные. Остальные же постоянно имели вид напуганный, что льстило тюремщикам и позволяло еще уверенней думать, будто королева окончательно сломлена и о побеге не помышляет.
Все эти подробности аккуратнейшим образом были записаны и переданы герцогу Бургундскому. И оставалось только ждать…
Внезапно с улицы донесся какой-то шум.
Женщины, бормочущие молитвы, замолчали, стали переглядываться, завертели головами. И только Изабо, сжав до синевы ладони, оставалась неподвижной.
Дюпюи, который на свою беду приехал сегодня сам, вышел наружу.
- Что тут такое?!
Какой-то солдат, бледный от страха, подбежал к нему, тыча рукой в сторону дороги.
- Там бургундцы, мессир!
- Что?!!! Откуда?!
- Взгляните сами!
Дюпюи не пришлось долго приглядываться. В холодном декабрьском свете красные бургундские кресты выделялись на одеждах далеких всадников, как кровавые раны.
- Всех к оружию! – коротко приказал он и, еле сдерживаясь чтобы не бежать, вернулся в церковь.
Королева все еще молилась.
- Извольте следовать за мной, мадам, - сказал рыцарь.
По его знаку два оруженосца вежливо, но настойчиво принялись сгонять к выходу мечущихся в панике фрейлин принцессы.
Дюпюи рассчитывал вывести дам через дверь в боковом приделе и, под прикрытием своих людей, отступить с ними в Тур. Еще существовала слабая надежда на то, что бургундский отряд оказался здесь случайно, по какому-то глупому недосмотру. Но, когда Изабо встала и повернула к нему лицо, у тюремщика не осталось сомнений - он совершил огромную ошибку, позволив ей отмаливать свои грехи.
- Даже не надейся, что я помогу тебе спастись, - холодно процедила королева.
Не отрывая злых глаз от этого ненавистного лица, Дюпюи громко крикнул:
- Стража!
Ещё двое солдат, торопливо крестясь и оглядываясь, вбежали и замерли на пороге.
- Я вынужден буду увести вас силой, мадам.
Эти слова перекрыли даже поскуливания фрейлин, которые и без того были до смерти напуганы, а теперь и вовсе уставились на происходящее с таким видом, словно наступал конец света.
На какое-то короткое мгновение глаза Изабо потемнели от страха. Но голоса с улицы зазвучали громче и злее, послышались первые вскрики – видимо, бургундцы уже добрались и вступили в бой, и королева, отступив на шаг, демонстративно взялась за решетку клироса одной рукой, а другую вскинула к суровому лику Христа.
- Богом клянусь, ты заберешь меня отсюда только мертвую!
Дюпюи не знал, что ему делать. Очень медленно он положил ладонь на рукоять своего меча, но достать его не решался. По лицу Изабо расползлась злая улыбка.
- Только обнажи его, и будешь проклят вовеки, - прошипела она.
- Оторвите её от решетки, - приказал Дюпюи солдатам.
Принцесса Мари с криком прижалась к матери, то ли стараясь защитить, то ли ища защиты, но Изабо придавила её к решетке своим телом, вцепившись в прутья уже не одной рукой, а двумя, и отчаянно закричала:
- Я все еще ваша королева! Вы не смеете ко мне прикасаться!
- Что было можно де Бурдону, то можно и моим солдатам! – заорал в ответ Дюпюи.
Он сам шагнул было к королеве, но тут в церковь вбежало сразу несколько человек. Кровавые кресты на их одежде теперь казались размазанными от пятен и потеков настоящей крови. Мечи у всех были обнажены и тоже окровавлены, а впереди всех, вопреки ожиданию, Изабо увидела не герцога Жана, а бургундского дворянина Гектора де Савез.
Прижав локтем к боку свой меч, он перекрестился, чем подал пример остальным, потом быстро оценил обстановку. Королева и её дочь, словно распятые на решетке клироса, были все же живы и здоровы. Истошно визжащие фрейлины сбились в беспорядочную кучу – кто упав, кто присев, кто прижавшись к стене - и создали суматохи много больше, чем можно было от них ожидать. Под этим благодатным прикрытием, Дюпюи вместе со своими двумя солдатами постарался скрыться за дверью бокового придела. Но Савез даже не подумал их преследовать.
- Мадам, - сказал он королеве почтительно, хотя и с легкой усмешкой, - можете отпустить эту решетку. Его светлость герцог Бургундский ждет вас снаружи, чтобы почтительно проводить в Шартр. Отныне вы свободны.
Изабо опустила руки.
- Уберите меч, Савез, - велела она, - вы все-таки в церкви.
И пошла к выходу, прямая и величественная… Пожалуй, даже слишком величественная для человека, желавшего казаться спокойным.
Изнутри её всю трясло.
Как глупо она только что кричала и цеплялась за решетку! Может и лучше, что герцог Жан не утрудил себя личным её спасением, а прислал всего лишь Савеза. Но, увидев герцога на улице, Изабо порывисто бросилась к нему, не обращая внимания на валяющиеся повсюду трупы и ручьи крови. Ей нужно было пасть в чьи-то объятия, пусть даже и в такие…
- Ваше величество, - отстраненно поклонился Бургундец, приветствуя её и одновременно останавливая. – Рад видеть вас в добром здравии. Надеюсь, с её высочеством тоже все в порядке?
- Все замечательно, герцог, - нервно дернула плечом Изабо. – Мы вам благодарны. Но Савез упустил Дюпюи, а если это ничтожество доберется до Тура, сюда прискачет весь гарнизон!
Жан Бургундский, широко улыбнулся.
- Ну, что вы, что вы, королева, не волнуйтесь, никто не прискачет. Вот ваш Дюпюи… Не скажу, что живой и здоровый, но зато неподвижный.
И показал куда-то в сторону.
Там, из-за угла церквушки, двое солдат с красными крестами на груди как раз вытаскивали тело убитого рыцаря. Он так и не сумел убежать, напоровшись сразу на два меча за дверью бокового придела…
- Слишком легкая смерть для него, - пробормотала королева.
Она была немного обескуражена встречей. Герцог Жан мог бы проявить побольше сердечности - все-таки он спасал её из заточения, как рыцарь из какой-нибудь баллады. Но когда на пороге церкви появилась Мари со своими перепуганными фрейлинами, а на лице коротышки при виде её проступило явное удовлетворение, Изабо вдруг осенила догадка!
Шагнув к Бургундцу и понизив голос до еле слышного шепота, она спросила:
- Скажи, Жан, если бы я была одна, ты бы стал меня спасать?
Не глядя на неё, герцог пожал плечами.
- Разумеется. Ты прекрасно знаешь, что нужна мне как союзница, Изабо.
- Насколько я знаю, ты нашел себе нового союзника за Ла-Маншем.
- Не себе, а нам, - поправил герцог. – Скоро Монмут развяжет новую кампанию, и в стороне уже никто не останется… Между прочим, он дал твердое согласие жениться на твоей дочери, так что пусть вместе с ней заберет и всю Францию! Ты от смены короля ничего не потеряешь, зато получишь регентство, почет и свободу. А ты ведь очень хотела получить свободу, не так ли?
- Что же получишь ты?
- Суверенитет для Бургундии. Это моя свобода, Изабо. А еще Париж, как компенсацию за два изгнания. Неплохая цена, да? Я с ней согласился. И ты тоже соглашайся. Война унесет много мужчин, а ты стареешь… Прежней жизни больше не будет. Хочешь, принимай такую правду и оставайся со мной, не хочешь – путь до Тура свободен. Но принцессу Мари я забираю.
- Ты жесток…
- Я бесстрашен. И у меня есть цель. Быть моим союзником скоро станет очень выгодно, дорогая кузина. Поэтому не прогадай. В обмен готов выполнить любое твое желание.
Изабо плотно запахнула плащ, словно только теперь почувствовала уличный холод. Её глаза ничего не выражали.
- Так что? - Спросил герцог. - Желания у твоего величества еще остались?
Глядя ему в лицо, королева выговорила глухо и раздельно:
- Когда Париж станет твой, обещай, что не убьешь Арманьяка сразу.
- Изволь, клянусь…
Жан Бургундский хотел произнести это тем обычным насмешливым тоном, которым всегда говорил с Изабо наедине, но почему-то не смог. Её взгляд был теперь взглядом совсем другой женщины
- Так мы вместе? – спросил он на всякий случай.
Изабо кивнула.
Брезгливо подобрав край мехового плаща, она переступила через кровь под ногами и пошла навстречу дочери.
Теперь и навсегда она была сама по себе – германская принцесса Изабелла, которая с этой минуты точно знала, за что и как она погубит Францию.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/06/13/1219