Девичье озеро

Людмила Придворова
Тайна девичьего озера
Долго  казалась легендой
Но наконец круг  сомкнулся,
Все ожидает решенье Вселенной…….

Много  на свете есть того, что вызывает у нас удивление и  что мы не в силах объяснить.
              Можем ли мы исправить чужие ошибки, которые были совершены задолго до нашего рождения?
             Несем ли мы ответственность за грехи наших предков и в силах  ли мы что-то  изменить?
 
 Фото:  http://www.old-church.ru/vspo/index.php?showtopic=2338

Много-много лет назад, в одной алтайской деревне жила красивая девушка Олеся Тюрина. Слава о её красоте разносилась по всему Алтаю. Деревня,  в которой она жила была небольшая – семьдесят дворов и одна мельница. В деревне жили работящие  и богопослушные люди, а сама деревня называлась  «Возвышенка», так как стояла она, в отличии от других деревень, на возвышенности.
В этой деревне один двор был очень зажиточным, именно его хозяева владели единственной в округе мельницей и давали работу всем, кто приходил наниматься к ним в работники. И носили они звучную фамилию Завьяловы.
Семья, где росла Олеся Тюрина была тоже знаменита. Отец её – Арсений  Тюрин, был знатный плотник, все деревенские дома были сделаны его умелыми,  золотыми руками. Особенно ему удавалось каждому дому придумать такие ставенки на окна, что повторения не было ни у кого. Каждый дом был особенным и неповторимым.
Кроме Олеси, детей  у Арсения и Марии не было. Девка была хоть и красивая, но характер у неё был бесовский, как что не по ней, так летели в клочья все и вся. Что только не делали родители, а она все равно вела себя, как будто ей вожжа  под хвост попала.
- Как с таким характером дочка будет жить на свете, - думала Мария и все время печалилась.
Вы не подумайте, Олеся не была злобной, просто ждать не умела и уж сильно себя любила, да так сильно, что никого вокруг не замечала. Мать и отца  не ставила ни во что,  и вообще хотела совсем иной жизни. Когда удавалось попасть с отцом на ярмарку, вот тогда глаза её загорались и душа просила веселья и радости. А отец так сильно любил свою дочь, что на все её выходки глаза-то и закрывал, уж шибко она была красивая. Каждый раз с ярмарки Арсений пустой возвращался, Олеся все деньги из него вытягивала – то сапожки у неё сносились, то платок другой хочется, то сарафан приглянулся так, аж мочи уже нету. Сердце старика таяло и Олеся получала все, чего её душа желала.
Шло время, с каждым днем она становилась все краше и краше. И вот однажды заметил её сын Силантия Завьялова, Степан. Степан  парень был видный, работы не боялся, хозяйство и мельницу держал в полном порядке. К наёмным работникам относился с уважением и вместе с ними работал от зари до зари. Было у Завьяловых еще и три дочери, в деревне все в работе пригождались  и девки у них тоже без работы не сидели. Ну и вот однажды, на проводах зимы, познакомились Олеся и  Степан поближе. Как только отец Степана это заметил, наотрез наказал сыну с ней  не встречаться, сказал, что девка она хоть и видная, но с таким характером только в лесу с волками жить, видно в детстве её волки выкрали, да молоком своим вскормили, иначе не знаю, откуда такая уродилась. Но, как говорится, сердцу не прикажешь и Степан стал ходить за Олесей, как  медведь на привязи, но делал это так, чтобы отец с матерью не дознались.
Олесе тоже уж больно нравился Степан, видный ведь парень, и по всему видно было, что любит её сильно. Да и Олеся  начала меняться: крутой нрав её присмирел, и была она с ним покладиста и мила. Если бы кто посмотрел на неё со стороны, никогда в жизни не поверили, что это Олеся. Она выполняла каждое его желание, не перечила ему и ждала каждый день встречи, как привязанная к нему была.
Так длилось несколько месяцев. Никто не знает,  как оно там у них было, но только Олеся  после этих встреч стала тяжелая. Сообщила она об этом Степану, а он сразу стал чернее тучи – и отца с матерью он боялся ослушаться, да и просто стало ему страшно, так страшно, что немыслимо было передать. Стал наш Степан сам не свой, - не понимал, что делает, избегал встречи с Олесей, а при случайной встрече в амбаре, так и вообще прогнал Олесю с глаз долой.
- Что решил от меня так просто отделаться? – кричала Олеся. – Позабавился  и все!
- Ты чего, дура, надрываешься, чего позоришь себя на всю деревню? -тихонько  говорил Степан.
- А, ты рот мне не затыкай, мне теперь позора бояться нечего, уж нечего терять! – говорила Олеся. – Пусть все знают, какой ты на самом деле!
- Шла бы ты, Олеся, к отцу с матерью! Не люба ты мне больше, как бельмо в глазу! Как увижу,  бежать мне от тебя хочется! Али решила ребенком меня к себе привязать? Я про эти ваши бабьи штучки много чего слыхал!
- А ребенок, ну не первая ты такая и чай не последняя, а если тебе девичья честь мешает, вон озеро – иди, утопись и грех свой скроешь! Вон в деревне, сколько девок молодых, не хуже тебя по стати и красоте, я какую из них захочу, ту своей женой и сделаю, а мож с кем и так как с тобой позабавлюсь. А женюсь только на той, кого отец с матерью в жены мне выберут! – вытирая пот, но все еще хорохорясь, сказал Степан и пошел домой.
Олеся осталась стоять одна посередине амбара. Она дождалась вечера, подкараулила Силантия, отца Степана, и все ему рассказала. Силантий даже ухом не повел:
- Ты девка, сама дров наломала, сама и разбирай! И сына моего сюда не приплетай, не мог он меня ослушаться и с тобой связаться, не мог!
- Ты девка видная, с тобой любой деревенский парень мог согрешить, да и, судя по всему, на шею-то сама бросаешься, ни стыда у тебя ни совести! Шла бы ты лучше подобру-поздорову отселе, а то я сейчас собак на тебя спущу, в деревне видала сколько девок ходит, уж ты не переживай, мы своему сыну пару сумеем подыскать! А твоя видно доля теперь такая, горе мыкать, ехала бы ты из деревни, чтобы отца с матерью не позорить на старости лет, а я тебе денег дам, а? - предложил Силантий.
- Ты что же это спокойствие себе купить хочешь? – грозно, но как-то устало спросила Олеся и, видя, что понимания здесь ожидать нечего, развернувшись, пошла вдоль забора.
- Иди от сюда, бесстыжая! - кричал ей  вдогонку Силантий. 
Олеся бежала вдоль  забора  Завьяловых и ей казалось, что земля уходит из под её ног. Её мутило и ком, который стоял  в горле, совсем не давал дышать, вдруг она услышала чей-то голос за забором.
- Леся, Леся, да подожди ты, оголтелая! Это я,  Антонина, мать Степана, я все слышала, - говорила женщина. – Ты бы к Горбуну сходила, он тебе в твоей бабьей беде поможет. Вот тебе денежка, пойди к нему, доченька, как мать тебя прошу, пожалей сыночка моего, чего люди-то добрые про нас говорить будут. А так никто ничего не узнает, прошу тебя. Вот, в платочке, все,  что долгие годы копила на черный день, не губи ты нас и себя не позорь. Ты девка видная, молодая, здоровая, еще будет у тебя счастье.  У меня у самой три девки на выдани, я как никто тебя понимаю, мне бы за ними уследить, дело-то оно не хитрое, - говорила Антонина.
Из-за забора высунулась рука с платочком, Олеся сама не понимала, зачем она его взяла. Она шла и даже не понимала, куда она идет и что делает. Разум её помутился, злость застилала ей глаза, не ведала она чего делает. Так она шла, шла, и пришла в самую чащу леса. Оглядевшись, она увидела, что стоит перед домом Горбуна, и не сомневалась ни минуты в том, нужно ли заходить.
Она постучала. Незапертая дверь легко открылась сама, в избушке сидел маленький старичок с горбом на спине.
- Добрый вечер! Я хотела попросить у Вас зелье для своего пса, старый он стал, нюх совсем потерял, да и глаза ничего не видят, не поднимается рука его убить, дайте такого зелья, чтобы он его выпил и уснул, только чтобы не мучился. – сходу придумывая, сказала Олеся.
Старик посмотрел на Олесю – на ней, как говорится, лица не было.
- А точно ли ты решила от него избавиться, тварь все-таки божья, может пусть доживет, сколько ему господь отмерил?
- Нет, нет уж больше сил на него смотреть! – резко ответила Олеся.
- А, псина-то большая? – спросил горбун.
- Огромная, - ответила Олеся. – Чего ты все выспрашиваешь, я же к тебе не даром пришла зелье просить, вот у меня и деньги есть.
Она достала платок и все деньги, какие были в нем, рассыпались по разным углам. От неожиданности они оба вздрогнули, казалось, что просто дернул Олесю за руку кто-то невидимый. Старик засуетился, Олесю пробил пот, губы пересохли.
- Вот, бери, разбавишь это все в миске для еды, только смотри сама руками не трогай и размешай хорошо – смерть будет тихой и легкой, - с какой-то немыслимой грустью сказал старик и посмотрел Олесе прямо в душу.
- А может ну его, пусть живет? - спросил с надеждой старик.
- Кто? – переспросила Олеся.
- Да пёс твой! Нихай,  жизни радуется, - сказал старик. – А я тебе как-нибудь по-другому помогу, - продолжал он.
- Вот еще! – ответила Олеся и дернула пузырек из рук старика. – Деньги вон по всей хате у тебя рассыпались, - сказала она.
- Да не стоит оно таких денег, - грустно ответил старик.
- Мне эти деньги тоже не нужны! – сказала Олеся и хлопнула дверью прямо перед носом старика.
Старик тяжело вздохнул и пошел к своей кровати.
Олеся пришла домой и легла спать, но уснуть она всю ноченьку не могла, все думала, думала и надумала. Проснувшись на следующее утро, она повеселела, прибралась в доме и наметила с девчатами ночью идти прыгать через костер. Это была ночь на Ивана Купала. Вечером она взяла крынку с квасом, размешала там зелье и спрятала в кустах, на том месте, где планировала остаться со Степаном наедине. Там же она спрятала покрывало. Задумала Олеся пригласить Степана на последний разговор, провести с ним последнюю ночку, а потом хотела сама выпить кваску. Так решила Олеся, что не  сможет  больше жить без Степана и свет ей больше не мил, суженного своего она прощает и уйдет в мир иной по доброй воле. Проснется утром Степан, а Олеся-то уже далеко, далеко в другом мире. Решила она покинуть этот мир с чистым сердцем, не хотела доставлять никому беспокойства, но хотела в последние минуты быть рядом с возлюбленным своим, слышать его голос, уснуть в его руках навсегда.  На том сердце её и успокоилось.
Настала ночь на Ивана Купала, все  незамужние девушки отправились на святочные гулянья. Они надели красивые  сарафаны, наплели венков и бросали их в реку. Затем они водили хороводы, пели и прыгали через костер.
Олеся прыгать через костер не стала, отозвала Степана в сторону и не спеша повела к тому месту, где спрятала свою крынку и покрывало. Они отошли подальше от всех. Так и не дойдя до озера, расположились на пригорке среди берез, и долго обо всем разговаривали. Степан смотрел на Олесю – ему хотелось её обнять, прижать к себе и пожалеть, как маленькую девочку.