Однажды Алёнка увидела у подружки хомячков. Ей так понравились эти зверьки, что она мне не давала покоя: купи да купи! Как-то я был в командировке в Ростове. Ехали мы на "Рафике". На обратном пути, когда мы проезжали мимо зоомагазина, я вспомнил просьбу дочери и попросил шофёра остановиться.
В магазине с острым запахом зверинца было множество аквариумов и птичьих клеток, а в уголке стоял сухой аквариум, в котором дно было устлано ватой. Там копошились хомячки. Я заплатил два пятьдесят, и продавщица протянула мне небольшую картонную коробочку.
- Держите!
Потом пинцетом взяла одного хомячка и пихнула в коробку. Я накрыл его крышкой, а она перетянула коробку черной резинкой, какими девушки перевязывают "конский хвост" на голове. Коробку я положил в деревянный ящик с тяжелой крышкой, слегка приоткрыв, чтобы проходил воздух.
Часа через полтора мы приехали домой. Я вытащил коробку и обнаружил, что она в нескольких местах прогрызена, а из одной дыры торчала голова с перерезанной ноздрёй. Весь хомячок был в крови. Оказалось, что он грыз коробку, пытаясь выбраться из темницы, и порезал нос об одну из скрепок, которыми была скреплена коробка.
Алёнка радовалась хомячку и жалела его. Да и как было не радоваться! Пушистый рыжий зверек с белыми пятнышками, с острыми, торчащими, как у рака, черными глазками, такой неугомонный - от него нельзя было оторваться.
Теперь встал вопрос, где ему жить. Для начала мы посадили его в широкое ведро, подстелили травы, набросали хлеба. Но зверёк всё время беспокойно тянулся вверх, царапал стенки ведра и не хотел есть.
Пришлось попросить у соседа клетку из-под птиц, которых когда-то держал его сын, который теперь служит в армии. Теперь зверька было хорошо видно. Клетка была просторная. Между прутиками можно было подавать корм.
Так он прожил несколько дней. Алёнкины подруги гурьбой приходили к клетке и, окружив её, любовались зверьком, пока Алёнка не сообрази¬ла вынести его на улицу "погулять". Когда она опустила хомячка на землю, он сначала испуганно расставил лапки, словно боясь упасть, тщательно обнюхивал землю, потом быстро побежал и стал рыть нору в грядке.
После этой прогулки зверька словно подменили. Он стал отчаянно грызть клетку. Почти ничего не ел и только грыз, грыз, грыз.
Однажды утром мы проснулись и не обнаружили хомячка в клетке. При этом было не понятно, как он выбрался, так как дверца клетки была закрыта. Стали искать. Его выдал шорох и шипение в дальней комнате под шифоньером. Вытащили его. Усы у него были в паутине, сам он топорщился, шипел и кусался. Мы снова посадили его в клетку. Он сразу же бросился грызть её. Грыз он её как-то особенно. Подгрызал планку в том месте, куда был воткнут прутик, а потом захватывал прутик зубами и тащил вверх, пытаясь выдернуть его из планки. Наконец, ему это удалось, и он вылез из клетки у нас на глазах. Пришлось укрепить прутики.
На другой день хомячок снова исчез из клетки. Нигде под мебелью его не было. Мы стояли в коридоре, глядя на пустую клетку. Вдруг со старого шкафа сверху что-то свалилось на стиральную машину. Это был хомячок, он ползал поверх шкафа. Скраю лежала картонка. Когда он залез на неё, она перевернулась, и он упал. Но как он мог взобраться на шкаф высотой два метра с гладкими стенками?
Вскоре и это выяснилось. Через пару дней, когда он снова исчез, мы сразу стали искать его на шкафу, но обнаружили не сверху. Он висел, зажатый между шкафом и стенкой. Когда я тронул его линейкой, он полез вверх. В этом узком пространстве, которое на толщину двух пальцев отделяло шкаф от стены, он свободно помещался, упёршись лапками, зависал и не падал. Так он лазил на шкаф.
Так мы радовались проказам хомячка, хотя они не всегда были безобидны. Однажды он залез в старый плащ, который висел на вешалке, касаясь пола. Он залез внутрь плаща внизу, а вылез вверху, прогрызя дырку.
Мы уже не пугались, когда не находили его в клетке. Но что же делать с ним дальше? Унести в степь к его родичам или купить ему пару? Так мы думали-думали, совещались, ничего не придумали. Но хомячок, видимо, тоже не дремал и всё время искал выхода из плена и одиночества.
Когда он исчез в очередной раз, мы особенно не беспокоились, лишь старались аккуратно ходить по комнатам, чтобы не наступить на него, когда он, весь в паутине, сердито шипя, как старичок, вылезет из-под шкафа или кровати. Но прошел день, другой, третий, мы забеспокоились. Все поиски оказались безрезультатными. Хомячка нигде не было. Мы обследовали всю мебель снизу и сверху, заглядывал и даже внутрь в надежде, что он прогрыз дырку снизу и где-нибудь спит. Всё напрасно. Прошла неделя, другая, третья. Мы решили, что он убежал через открытую дверь во двор. А там его могла съесть кошка, задушить собака.
Мы смирились с пропажей хомячка и стали забывать его. Как-то бабушка Люба, вылезая из погреба, который находился на веранде, сказала:
- Никогда у нас в погребе не водились мыши, а теперь видишь...- и показала несколько картофелин, обгрызенных мелкими зубами.
- Надо поставить мышеловку,- ответил я безразлично. Теперь надо где-то в сарае искать мышеловку. Мне не хотелось, и я спросил у матери:
- Может, это просто порча?
Но нет, на картофелине был свежий след зубов. И вдруг меня осенило:
- А хомячки едят картошку? - спросил я у матери.
- Ты думаешь, он там?
- Не знаю, но если он там, то есть ему всё равно нечего, кроме овощей.
Но это всё были предположения. Я несколько раз лазил в погреб, но хомячка не обнаружил. На всякий случал я достал на работе в агрогруппе, где хлебную массу закладывают в опытную молотилку, колосков, положил их в жёсткий кулёк из-под фотобумаги и закрыл его, высунув один колосок наполовину. Если хомячок там, то он съест один колосок и начнёт грызть кулёк, чтобы достать другие, кулёк будет хрустеть, и мы услышим. Дыра в полу, ведущая в погреб, или, как бабушка её называет, "ляда", закрывалась деревянной решеткой, сквозь которую можно было видеть всё.
Мы часто подходили к решётке в надежде увидеть хомячка, но он не появлялся. Однажды поздно вечером, когда все легли спать, а Алёнка уже видела десятый сон, я, задремав в кресле с "Литературной газетой" в руках, услышал через открытые двери из коридора чёткий хруст. Что это? Я тихонько подошёл к "ляде" и прильнул ухом к решётке. В ночной тишине кулёк хрустел на весь дом. Я тихонько зажёг свет в погребе. Возле кулька сидел наш герой. Он перестал грызть и жмурился на свет своими рачьими глазками. Я пошёл и разбудил Алёнку. Мы сидели перед погребом и смотрели на хомячка. Он был всё такой же маленький, только щёки у него были со всех сторон раздуты.
- Папа, поймай его,- попросила Алёнка.
Я осторожно снял решетку. Хомячок поднял голову. Как только я поставил ногу на лестницу, он кинулся бежать. Бежал суетливо и тяжело, и скрылся под пустой перевернутой кверху дном кадушкой. Я спустился в погреб. Так вот где ты прячешься! Сейчас мы тебя достанем. Кадушка стояла на камнях, между которыми был ход. Я осторожно поднял кадушку, но хомячка там не было. А где же он? Под кадушкой была нарыта куча земли, а в углу погреба небольшая норка. Я взял палочку, поширял в неё. Она была глубокая. Вот где он построил себе жилище.
Так как впереди была зима, уносить хомячка в степь было уже поздно, да и поймать мне его не удавалось, мы решили оставить его на зиму в погребе. Так и прожил он там всю зиму.
Мы подкармливали его колосками, сухариками и прочим. Он уже не сильно пугался, когда мы смотрели на него сверху, но все-таки убегал, когда спускались в погреб.
Подошла весна. Кругом журчали ручьи, лопались почки, пели птицы. Жалко было, что наш зверёк так и будет пленником сидеть в подземелье.
Но как его поймать? Я решил сделать заслонку, чтобы перекрыть ход под кадушку. Взял кусок тяжелой доски, подвязал к нему бечёвку и вывел наверх. Дощечку поставил между кирпичами наискось так, чтобы хомячок мог выходить. Потом я потянул за бечевку, дощечка выровняется и закроет ход. Когда хомячок вышел обедать, я осторожно потянул за бечёвку, но дощечка застряла, я потянул сильнее, она загремела. Хомячок услышал и бегом побежал под дощечкой в нору.
Я поправил дощечку, порепетировал. Теперь она срабатывала безотказно. Но сколько я ни заглядывал в погреб, хомячок не выходил. И только через две недели я услышал знакомое шуршание в погребе. Осторожно включил в погребе свет, потянул за бечёвку и опустил дощечку. Когда я спустился, хомячок заметался. Но вход был закрыт. Он кинулся в один угол, в другой - деваться некуда. Я схватил его руками. За это время он совсем одичал: вырывался, царапался, пищал, выплёвывая изо рта зерно. То-то у него такие щёки толстые. Видимо, живя в погребе, он полностью перешёл на дикий режим. Находя колоски, он набивал зерном щёки и таскал его в нору. Потому-то его так редко и можно было увидеть! Может, быть, в норе у него был целый склад припасов.
Я посадил хомячка в ведро. Он суетился, пытался вылезти, щурясь от непривычного света.
Посовещавшись с Алёнкой, мы решили отнести его в живой уголок парка. Когда мы туда пришли и обратились к смотрительнице, она весело сказала:
- О! Где ж он раньше был? Тут его невеста ждет.
В стеклянном террариуме действительно сидела белая зверушка. Она и впрямь была похожа на невесту. Хотя в зверинце было довольно грязно, самочка каким-то чудом сохранила в чистоте свою белоснежную шубку, которая теперь смотрелась, как свадебный наряд.
Когда Алёнка посадила нашего хомячка в террариум, бросив туда и колоски, зверьки настороженно приблизились, обнюхали друг друга, потом дружно захрустели колосками, приветливо поглядывая друг на друга.
Мы посмотрели на них ещё некоторое время и пошли домой. Нам было и грустно, и радостно.